Текст книги "Стратегическая необходимость"

Глава 6.

1.

Сперва из щели под замшелым валуном появилась миниатюрная, похожая на подростка, фигурка в короткой меховой куртке, лоснящихся черных штанах и треугольной шапке. Человечек осторожно вылез на свет, замер, будто бы принюхиваясь, и вдруг, воздев над головой руки, повалился лицом в мох. За секунду то того Ланкастер, прикусив от любопытства губу, увеличил разрешение – да, у карлика густая черная борода, значит, верно, не подросток, взрослый мужчина. Не взяли бы сюда юнцов… Коротышка еще бился головой о планету, а из дыры уже лезли его товарищи. У большинства из них Виктор разглядел подозрительно короткие меховые «свертки», и хмыкнул: вот так-так, ребята уже не с кремневками, нет, судя по компактности, это наверняка имперские излучатели. Но сейчас его интересовало не это.

В сотне метров от щели на мху лежали пятьдесят четыре изуродованных трупа. Они были выложены рядком, почти по ниточке – покрытые засохшей черной кровью, страшные: некоторые скрюченные смертью, некоторые с отсутствующими конечностями или головами, большинство же могли показаться просто уснувшими – если бы не жуткие раны и не кровь… За прошедшее время их не тронул ни один хищник, это выглядело немного странным, и Ланкастер вдруг подумал, что даже животные шарахаются от такого зрелища. Впрочем, аккуратно уложенные трупы давно уже стали излюбленным символом легиона «Мастерфокс». Вот только зверье об этом еще не знало.

– Получили, красавцы, подарочек? – поинтересовался Ланкастер и протянул руку к тлеющей в пепельнице сигаре.

Их было двенадцать – двенадцать мужчин, уже поднявшихся с колен и замерших возле страшного строя тех, кто недавно еще был их сыновьями и братьями. На лицах пришедших не было ни ужаса, ни боли – только искреннее, почти детское изумление. Некоторые растерянно озирались по сторонам, словно надеялись отыскать среди скал ненавистных убийц, впервые за все последнее время нанесших такой удар. Да, они привыкли уходить почти без потерь, и часто – с добычей. Ланкастер понимал: для них это действительно шок. Что ж, придется привыкать.

Один из аборигенов, стянув с головы конусовидную меховую шапку, что-то приказал, и остальные принялись стаскивать окоченевших мертвецов в кучу. Сложив из трупов нечто вроде кургана, бородачи разбрелись по окрестностям, собирая хворост. Скоро жуткая пирамида скрылась под слоем сухих веток. Такое же количество валежника вложили и меж тел… Тогда предводитель, наклонившись, принялся высекать огонь. Когда из-под хвороста потянуло дым, он выпрямился и, подняв руку, обратился к своим товарищам с речью.

– Жаль, я не могу услышать, что ты там мелешь, – ухмыльнулся Виктор. – Ничего, я тебе отвечу…

Погребальный костер горел долго. Ланкастер успел выпить чашку кофе, выкурить две сигары и начал терять терпение – они не уходили, все так же стояли, глядя на пламя. Наконец предводитель скорбно махнул рукой, и отряд скрылся в норе. Виктор отрубил проектор, развернулся вместе с креслом к окну и некоторое время бездумно пялился в голубое небо. На глазах у него из-за небольшого низкого облачка камнем вывалился огромный крылатый, привлеченный, очевидно, движением возле парка атмосферных машин, и с маху шарахнулся о жалящий купол силового поля. В уши Ланкастеру ударил отчаянный визг. Заработав крыльями, оглушенный хищник, петляя, помчался прочь от непонятного места.

– Все вы такие, – зевнул он. – Пока по башке не получите, ничего понимать не хотите.

Возле парка еще раздавались раскаты хохота – очевидно, солдатам понравилось представление.

– Командир, – это был вызов Рауфа, ушедшего с геологами в очередную экспедицию, и Виктор ответил тотчас же:

– Здесь командир. Что у вас?

– Полевая база закончила программу, начинаем сворачиваться.

– Понял. По плану.

Собственно, в этих двух экспедиционных выходах, прошедших после той проклятой ночи, он никаких эксцессов и не ждал, понимая, что пока бородачи не выяснят причину исчезновения большого «молодежного» отряда, никто в горах не дернется. Теперь же… Ланкастер куснул губу. Теперь или – или. Еще какое-то время явно ничего не случится – они будут идти домой, потом обсуждать увиденное, наверное, проводить какие-то свои ритуалы, совещаться с представителями других кланов. Возможно, неделя с сегодняшнего дня. Возможно, больше. Вряд ли они остановятся, не та все-таки фактура. Значит, либо будет удар всеми возможными силами, либо довольно долгое затишье, а потом опять набеги. Виктор был уверен в первом. Гибель своих мальчишек они спишут на случайность или, что вероятнее, неопытность. Решат, что те забыли о маскировке, бросились под организованный огонь и не смогли уйти. Такой вывод напрашивался сам собой. Если Барталан был прав, – а похоже, что это именно так, значит, самоуверенные юнцы просто не выдержали экзамен. Итак: прекрасно. Пусть приходят мудрые седобородые воины, мы покажем им, на что способен легион, воевавший без малого десятилетие.

А потом – что ж, хитрый рыжий лис с огромными, заходящими аж за нижнюю челюсть, клыками, изображенный на знамени легиона, начнет свою охоту. Берегитесь, крысы!

– Господин генерал… – на сей раз это был дежурный адъютант. – На связи командир зенитчиков полковник Томор.

– Слушаю, Антал. У вас что-то стряслось?

– Все в порядке, господин генерал. Дело в том, что мой повар заколол поросенка, и мы как раз собираемся его жарить. Я позволю себе наглость пригласить вас на ужин.

– Погодите, Антал – какого, к чертям поросенка? Откуда тут поросенок?! Вы что, развели в дивизионе свинарник?

– Я всегда держу в расположении животных, – без тени смущения ответил Томор. – Мы же здесь не на два дня, верно ведь?

– С ума сойти, – фыркнул Ланкастер. – Ладно, я скоро буду. Смотрите, без меня не начинайте.

«Дурдом, – подумал он, нащупывая в шкафу кожаную „полигонную“ куртку. – Свинарник в боевой части. Проклятье, чем они еще там занимаются?»

– Когда прилетит Рауф, – сказал он адъютанту, – пусть пишет отчет как положено. Я у Томора. Да, и проследи, чтобы офицеры, прилетевшие с позиции, не остались, как в прошлый раз, без обеда! А то Шнеерсон мне заявил, что ему ничего не докладывали.

– Слушаюсь! – выпучил глаза дежурный, решительно не понимая, как повар мог забыть приготовить на штабных. Он не знал, что старый Джо очень не любил выбрасывать несъеденные порции.

Выбравшись из барака, Виктор прикинул время и решительно свернул направо, где под прочным бетонным навесом всегда ждал командирский транспортер – легкая шестиколесная амфибия со спаренной лазерной установкой на коробчатой подвижной ноге за спиной водителя. Ланкастер не глядя хлопнул ладонью по пусковому сенсору и вырулил к желтой дорожке. Когда он проезжал мимо нарядной оградки танкового парка, ему показалось, что за деревьями, на дороге, ведущей к казино, мелькнула фигурка Эрики Бонго.

«Что там, гм, Сугивара? – подумал генерал, провожая ее глазами. – Уже шестеро суток… впрочем, дело может оказаться не слишком быстрым!»

Вскоре он притормозил возле знакомого полосатого поста. Вышедший навстречу мастер-унтер-офицер вскинул к виску два пальца и, пригнувшись поближе, спросил:

– Прикажете проводить, ваша милость?

– А как ты бросишь пост? – полюбопытствовал Виктор.

– Я не один, – унтер даже удивился.

– Хитрец твой комдив, – хмыкнул Ланкастер. – Иди служи, мастер, я уж сам доеду. Или они не в штабе?

– На задах, господин генерал. Вы увидите, когда мимо рощи поедете.

Ланкастер сделал большие глаза и снял ногу с тормоза. Все оказалось в точности так, как и было сказано: дымок он увидел еще объезжая рощу – за желтым блоком, на аккуратно выметенной лужайке суетились трое в таких же, как у него, кожаных куртках. Руководил поросенком сам командир дивизиона, а двое других – флаг-майор и подполковник, – резали овощи на переносном столике.

– Давно я такого не видел, – сообщил Виктор, остановив машину на краю лужайки.

– Вы даже не охотились? – с улыбкой повернулся к нему Томор.

– У нас не было ни сил, ни времени. Специфика службы, знаете ли.

– Разрешите представить вам моих офицеров: начальник штаба подполковник Декстер и главный инженер флаг-майор Глушко.

– Весьма рад, джентльмены. О, проклятье, я же думал еще взять пива! Сейчас свяжусь…

– Не стоит, господин генерал. Наши склады забиты под завязку… Декс, пива командиру.

Ланкастер принял протянутую ему банку и присел на брезентовый стул в тени похожего на пальму деревца с ярко-розовой корой.

– Хорошо вы тут устроились. Кстати, а вы ведь нисколько не боитесь начальства, Томор…

– Зачем мне вас бояться? – рассмеялся полковник. – Бояться нужно дураков… вы-то ведь прекрасно понимаете, что мои свинки и овечки никак не скажутся на боеготовности дивизиона.

– У вас тут еще и овцы? О боже! Где же вы их держите?

– Места здесь хватает, а здешнюю траву они жрут за обе щеки. Правда, бедные овечки уж очень возбуждают драконов, но под куполом им ничего не страшно. Мои солдаты все время просят разрешить им пострелять по воздушным целям, но я помню, что есть приказ, запрещающий всякую охоту.

– Наши предшественники, насколько я знаю, тут уже поохотились на свою голову. Из-под купола лучше не вылезать. Кстати, Антал, что там у нас с Сугиварой?

– Сугивара как раз на боевом посту. Похоже, ему понравилось играть с учеными. С Эрикой он уже познакомился, так что скоро, наверное, будут первые результаты. А вам нужно поскорее?

– Ну, торопить его бесполезно, хотя, конечно, хотелось бы… через некоторое время мне придется принимать определенное решение, и Эрика могла бы очень помочь. Ситуация, конечно, дурацкая, согласитесь: у меня под носом имеется квалифицированный специалист, но я, тем не менее, не в состоянии просить его о помощи. Я, если быть честным, побаиваюсь последствий возможной ошибки. Потому что если ошибусь я, сюда пришлют другого, а уж он натворит такого, что о каком-либо умиротворении планеты придется забыть надолго.

Томор выпрямился и пристально посмотрел на генерала. Ланкастер выдержал его взгляд; тем не менее командир дивизиона не сказал ничего – он лишь качнул незаметно головой и снова вернулся к поросенку, уже подходившему на вертеле. Сбрызнув поросенка белым вином из высокой бутылки, что стояла рядом с ним, Томор втянул носом аппетитный запах и блаженно улыбнулся.

– Соусы готовы, Фил? – поинтересовался он, не оборачиваясь.

– Так точно! – отрапортовал главный инженер.

– Прекрасно. Господин генерал, вы не откажетесь от вина?

– Я начал с пива… но это, в общем-то не имеет значения. Что, ваш свин уже готов?

– Скоро можно будет садиться за стол. Расставьте салаты, господа офицеры. Кто знает, когда нам доведется попробовать такую чудную штуковину… последний раз я жарил поросенка еще на Бифорте, на тренировочной базе. Там была такая скука, что я, честно, говоря, с восторгом принял даже такое странное назначение, как Альдарен.

– Вы ожидали назначения на постоянную дислокацию?

– Ну, нам было объявлено, что дивизион скоро подчинят 140-му корпусу планетарной обороны, то есть – Сент-Илер. Недурное место, особенно для тех, у кого подрастают дети. Прекрасный климат, немногочисленное население и отличный старинный университет.

– Сент-Илер? Моя родина… хотя что до климата, то это как повезет. Если бы вас поставили на экватор, то многим, особенно уроженцам сухих миров, пришлось бы туговато. Близость огромного океана – дожди, которые могут идти неделями. Мой дядька, владеющий кое-какими плантациями, уверяет, что на привыкание уходит пару-тройку лет. Я вырос как раз в университетском центре, это умеренная полоса, там, да, неплохо: зимой редко бывает ниже плюс десяти.

– Мы, по сути, уже готовились… – Томор выложил поросенка на громадное глиняное блюдо и, запустив руку в небольшой бочоночек, обильно посыпал его ароматной смесью приправ. – Признайтесь честно: хотите ножку?

– Ой, нет, – не согласился Ланкастер, – вырежьте мне ребрышки. Сказать по совести, сам я готовить толком не умею, зато всегда уважал людей с кулинарными талантами. Наверное, ваша жена от вас без ума?

Томор внимательно посмотрел на узкое лезвие самодельного, с наборной рукояткой ножа.

– Вторая, – негромко сказал он. – Правда, она еще слишком молода. Первая погибла на Кассандане, когда я единственный раз промахнулся по десантирующемуся эшелону, – и всадил нож в поросячий бок.

Ланкастер покачал головой.

– Я часто думаю, насколько странно то, что мы совершенно не изменились, – произнес он, усаживаясь за стол.

– Что вы имеете в виду, милорд?

– Ну, смотрите: мы с вами сидим на планете, удаленной от нашей забытой прародины на десятки световых лет, вокруг нас – мощнейшая техника, способная уничтожить миллионы людей в считанные доли секунды. Уже тысячу лет мы бродим по космосу, становясь то умнее, то, наоборот, глупее на целые столетия – и вот мы с вами сидим здесь, в тени этих чудных, хотя и абсолютно чужих деревьев и, смешно сказать, жарим родного нашего поросенка. Как тысячи, десятки тысяч лет назад! Даже одеты мы с вами в такую же свиную кожу, как и тогда…

– Только бластер у вас на поясе не соответствует, – вдруг улыбнулся подполковник Декстер. – И коннектер на шее – тоже не из пепла тысячелетий.

– Бесспорно! Но внутри мы остались такими же. На кой черт носить пластик, если можно иметь одежду из натуральных материалов. Зачем гонять небезопасный антиграв, требующий волнового реактора, когда можно ездить на колесах с банальной фузионной турбиной, хоть и используется она уже лет восемьсот? Мы идем от простого к сложному, на этом построена вся наша цивилизация, но на первом месте все равно – всего лишь целесообразность, позволяющая нам ощущать полноту жизни без ненужных трат энергии. Ведь и предки наши, собираясь жарить дракона, не думали зажигать для этого лес.

– Динозавра, – машинально поправил Томор. – Хотя, кажется, ящеры вымерли раньше. А может, и нет. Кто сейчас знает? А изменения… знаете, я думаю, что тысячу лет назад наши предки никак не думали, что и мы, их далекие потомки, будем все так же воевать – даже, пожалуй, более жестоко и исступленно, чем они, убивавшие друг друга.

– Они не имели представления о законах конкуренции, – невесело улыбнулся Ланкастер. – А если и догадывались, то стремились их идеализировать. Вселенная казалась им величественной – но они не думали даже, насколько она ужасна. Мы сами, бродяги и авантюристы, столетиями бороздящие космос, долго надеялись, что вокруг нас действуют законы, изобретенные тысячи лет назад на маленькой голубой планетке! Но увы, оказалось, что слово «гуманность» действительно является всего лишь синонимом слова «человечность». Мы могли быть человечны – другим же, живущим по своим законам, само это понятие было чуждо. Войны с негуманоидами немного научили нас жизни, и все же мы до последнего верили, что те, кто похож на нас, те, кто способен нас понять, могут быть столь же человечны, как и мы. Дурацкая иллюзия!..

Полковник налил Виктору стакан белого, затем неторопливо выложил на его тарелку порцию салата и вдруг тяжело вздохнул. Ланкастер удивленно двинул бровями.

– Я вспомнил кое-что, – Томор поднял бокал. – Очень похожие вещи говорил мне один парень, с которым я познакомился во время своей госпитальной эпопеи на Кассандане. Мне, видите ли, здорово не повезло в одном деле, и в итоге я почти полгода странствовал по госпиталям. Ну, вот… на Кассандане я разговорился с одним офицером ССС, проходившим там реабилитацию после какого-то странного эпизода. Умный был парень – и его рассуждения поразительно походили на ваши. Он тоже считал, что нам, Человечеству, давно пора отказаться от сопливости и крушить любых врагов, хоть даже если они принадлежат к нашей же расе.

– Вот как? – заинтересовался Ланкастер. – Гм… откуда, говорите, был этот парень? Аналитик ССС? А из какой службы, не помните?

– Если я правильно его понял, он был в каком-то засекреченном диверсионном подразделении, где и получил свое. Что-то они делали на Окраине – что именно, он, конечно, не рассказывал.

Ланкастер не донес свой стакан до рта.

– Полевой офицер ССС?! Вы не ошиблись, полковник? В Сообществе нет полевых офицеров, там только клерки и агенты, но уж никакие не диверсанты! Если им нужна, как сами они говорят, «грубая сила», то используются спецкоманды Десанта, или флотские «синие львы».

– Нет-нет, генерал, я прекрасно все помню, он был именно из ССС – я и сам немного удивился. Что-то они там делали на Окраине, что-то совсем секретное, о таком маме не рассказывают.

Ланкастер глотнул, – и на секунду ему показалось, что легкое вино обожгло горло. Немыслимо. Он сразу вспомнил относительно недавний разговор с сенатором Сомовым, его смех по поводу недогадливости генералов… значит, некий Генри Шер, в ту пору всего лишь начальник отдела, самостоятельно создал подразделение, способное вычислить и захватить живьем одного, а скорее всего, нескольких «воспитателей» – задача сама по себе невероятно сложная, для этого нужны специально подготовленные люди, а откуда их взять, соблюдая при этом такой режим секретности, что об операции не узнал решительно никто, кроме крайне узкого круга «молодых псов». Да как, черт его подери? «Мастерфокс» формировали и тренировали в условиях полного «вакуума», и то слухи о нем расползлись во все стороны. Значит, Шер – или кто-то еще, – смог не только установить беспрецедентный режим, но и добраться до старинных методик «легионов рыжих лис», по которым готовили его легион. Если это и впрямь так, значит, верны давние слухи о таинственных «черных фондах» и рассуждения о том, что ССС много лет служит не Конфедерации, а самому себе, превратившись в загадочный орден с непонятными целями и стремлениями!

– На Окраине происходило много такого, о чем не очень-то расскажешь. Кое-где Флот строил ложные базы – но потом опять-таки говорили, что это пока они ложные, а вот после войны… для чего, спрашивается? Некоторые операции Флота в удаленных от старых метрополий районах выглядели совершенно дикими и бессмысленными, поэтому о них стараются не говорить даже сейчас: публике трудновато объяснить суть отвлекающих маневров, которые обернулись большими победами за десятки световых лет. У нас, ведь, сами понимаете – люди, видевшие войну с уровня капитана или майора, уже ринулись писать ее историю в подробностях и с картинками. А кому охота читать потом, что честно заработанные тобой медали получены, оказывается, за бессмысленные и идиотские сражения? Так что пока лучше действительно помолчать. Пройдет время, улягутся страсти, диссертанты выкопают миллионы мемуаров, которые, как вы понимаете, сейчас пишутся со всех ног, и история сама рассудит, что было правильно, а что нет. Тогда, возможно, кто-нибудь защитится и по моему несчастному легиону, который барахтался в жутком дерьмище, а получил в итоге «общественное порицание». Годы, они рассудят, Антал. И может быть, ваши промахи и ошибки не будут казаться историкам такими ужасными, как сейчас он кажутся вам. Просто… как бы это поточнее сформулировать… уйдет личное. Профессия историка требует хладнокровия, вы согласны? А уж когда дело дойдет до этой, н а ш е й с в а м и войны, беспристрастность потребуется юным диссертантам в полной мере, ибо нагадили мы, если честно, порядочно.

– Вы очень хорошо сказали, милорд, – нашей с вами. Да, она навсегда останется нашей войной, нашей и ничьей иной. Сколько поколений людей прожили свои жизни – хорошо ли, плохо ли, неважно – ни разу не увидев врага в прицеле? А нас встряхнуло и перемешало. И внуки выживших… они будут помнить.

– Они, Антал, не будут помнить то отупение, которое все мы ощутили, услышав о мире. Знаете, мне почти сразу сказали: держать никого нельзя, но и формировать заново тебя никто не станет, дальше есть полиция и жандармерия, ты ненужен, чтобы не сказать опасен со своими головорезами, вкусившими человечинки – поэтому если уйдет тридцать процентов состава, то все. И я, гм… ну, в общем я не произносил никаких речей, ничего такого, просто объявил – все желающие подают рапорт, и – до свиданья. Ушло, Антал, двенадцать процентов. Двенадцать! Мы отупели от бесконечных скачек по пустыням и беготни по джунглям, нам до смерти будут сниться подожженные нами городки и фермы, но – в мирной жизни большинству из нас делать просто нечего. Вы представляете себе провинциального жандармского лейтенанта, который вчера еще жег людей? А ведь людей, Антал, в этом-то и весь ужас!

– Свихнувшиеся были? – деловито поинтересовался Томор.

– Нет. Вы не представляете, как нас готовили. Сохранились очень старые методики, еще имперские, специально для работы в Айоранских мирах. Они не во всем подходили, кое-что переделывалось прямо на ходу, кое-что просто выбрасывалось, но наши шефы уже немного представляли себе, с чем именно нам придется столкнуться. Предотвратить заразу они не могли, а для пресечения ее распространения, нужен был особый легион… хотя скажу честно, я не очень понимал, на что я иду, принимая свое странное назначение. Я был ученым, сидел в кабинетах, рылся в архивах, и мои темы были довольно далеки от предложенной. Полевой опыт у меня, конечно, был, я ведь один из немногих, кто действительно повоевал еще до всего этого. Лезли наши маршалы куда их не звали, гм-м… наверное, все это вместе взятое и сыграло свою роль.

– Но ведь сейчас у вас, кажется, полный состав? Значит, вас все-таки пополнили до штатной численности?

– Да, в основном молодыми, проходившими подготовку по специальной контрдиверсионной и охранной программе. Ну, впрочем, им вряд ли предстоит заниматься тем, чем занимались мы. Война, слава богу, позади, значит, в своем традиционном виде «Мастерфокс» уже не нужен. Пусть пока учатся.

– Я вижу, – негромко рассмеялся Томор. – Кто-то у вас там действительно учится…

– Что вы имеете в виду? – не понял Ланкастер.

– Дело в том что я, как человек стреляный, не всегда доверяю инструкциям. По инструкции у меня, как положено, «готовность два», но я держу такую, знаете, «полтора» – один из сканеров у меня работает постоянно. И вот мои операторы уже несколько раз со смехом докладывали, что над базой ходит какая-то легкая машина, класса, очевидно, «Спринтер», причем заход на посадку удается ей через раз. Иногда нормально, с первой попытки, а иногда промахивается, и снова на круг. Наверное, это ваши инструкторы тренируют пилотов-атмосферников?

– Но у меня нет ни «Спринтеров», ни вообще легкой техники, – фыркнул Ланкастер. – На кой бы черт, у нас только беспилотные «глаза»-разведчики. Все катера – классов «Сигма» и тяжелые, «кашалоты». Наверное, это геологи носятся. Вот дьявол, неужели они все-таки нарушают запрет и летают на охоту? Спасибо, Антал, я с ними разберусь – хватит с меня трупов, еще не хватало, чтобы эти умники опять вляпались в историю. Сами знаете, кому придется отвечать за их шуточки.

– Ну, с меня, к счастью, взятки гладки – не всегда хорошо быть большим начальником. Да что мы сидим, в самом деле? Вам не нравится вино? Декс, принеси-ка тот ящик, что стоит в подсобке!

2.

Легендарных альдаренских прирученных птиц, «небесных скакунов», так поразивших еще имперских исследователей, Ланкастер видел впервые. Согласно отчетам, сейчас они использовались гораздо реже, чем в прежние времена. Причина этого оставалась тайной, – то ли аборигены действительно разучились выращивать и дрессировать птенцов, то ли самих крылатых стало куда меньше. Сейчас огромный силуэт грациозно планировал на темном фоне лесистых гор, лишь изредка взмахивая широкими крыльями с белой полосой у основания. На шее живого самолета, в прямоугольной плетеной корзине, виднелись два человечка в характерных конических шапках.

– Высота у них небольшая, – задумчиво проговорил Ланкастер, не отрывая глаз от экрана.

– Похоже, они идут по рельефу, – заметил Барталан. – То вверх, то вниз. Может, этот коршун ловит восходящие потоки?

– Скорее всего. Раф, ты хотел бы прокатиться на этаком птенчике?

– Упаси боже, командир. Меня сейчас другое интересует – а куда, собственно, они собрались?

Барталан шустро поскреб ухо.

– Насколько я вижу их курс, скоро покажется долина реки, которую они называют Менк. Вдоль берегов полно поселений, среди них два крупных, по несколько тысяч домов. Я думаю, в каком-то из этих городов их ждут. Или же наоборот, они несут какую-то весть. Потому и птицы…

– Ты не догадываешься, какую именно? – Виктор саркастично поднял брови.

Начальник разведки хмыкнул. Еще бы он не догадывался! Сейчас ему самому было очень интересно – прав он насчет «экзамена для юных» или нет. Пока выходило, что да. Но дальше… В целом рассуждения Барталана почти во всем совпадали с командирскими, он не соглашался с ним лишь в одном – Ариель полагал, что теперь аборигены затаятся надолго. Через какое-то время набеги начнутся опять, но будет это не завтра и даже, пожалуй, не через месяц. Наиболее крупный отряд из всех, когда-либо нападавших на геологов, выбитый до последнего человека! Такое испугает даже самых отчаянных. Раньше они шли на определенный риск, прекрасно зная, что в самом худшем случае потеряют одного, может быть, двоих – зато, весьма возможно, вернутся с добычей. Теперь же, после этакого показательного разгрома, о добыче не может идти и речи.

Горы тем временем становились все ниже. На миг Ланкастеру показалось, что внизу мелькнула узкая дорога, идущая меж гор по лесной просеке. Через минуту на экране действительно показалась река – довольно широкая, она густо-синей лентой ползла среди ставших скалистыми возвышенностей. Долина становилась все шире, появились неровные квадратики полей, редкие еще домишки. Птица пошла на снижение, и вот за поворотом реки неожиданно открылся город – сверху он казался неряшливым скопищем коричневых прямоугольников, прилепившихся к речному берегу на несколько километров вниз.

Видимо, небесного скакуна заметили. Люди, сновавшие по узким, невероятно кривым улочкам, начали махать руками, на одной из серых островерхих башен, что стояла прямо у воды, взвилось белое полотнище. Птица, управляемая своими седоками, сделала круг, и все, сидящие в кабинете, увидели, как она, опустив вниз длинные лапы с цепкими когтистыми пальцами, уселась на плоской крыше большого пятиугольного здания, выстроенного впритык к белому меловому холму, нависавшему над рекой. «Пилоты» шустро выбрались из своей кибитки – а навстречу им из распахнувшегося в крыше люка уже спешили встречающие. Некоторые тащили какие-то корзины: их поставили перед гнутым желтым клювом птицы, и она тотчас принялась кормиться, выклевывая из корзин большие желтые шары.

– Понятно… – протянул Ланкастер и повернулся к своим офицерам. – Так, что у нас со следующими выходами?

– Дальше смотреть не будем? – обиженно спросил Барталан.

– Дальше смотреть нечего, они ушли рассказывать друзьям о своем горе. Или ты думаешь, что орбитер может заглянуть под крышу?

– Выходов сейчас два, – с готовностью начал докладывать Рауф, – обе площадки полностью обследованы. Одна совершенно безопасна, там нет ни намека на щели или пещеры – мы облазили все на пять километров вокруг. Вторая хуже, там горы, но зато высоко, почти пять тысяч. На такой высоте нападений еще не было. Видимо, их подземная паутина так высоко не поднимается.

– Первый – послезавтра? – уточнил Ланкастер.

– Так точно. По планам геологов, данная разведка недолгая, они говорят, что им потребуется менее двух суток. Точнее, конечно, сказать нельзя.

– Кто идет на первую площадку?

– Кертес и Лемфордер. Второй взвод Волверстона, и первый на резерве.

– Отставить Кертеса. Пойдешь ты.

Рауф удивленно поднял брови, но ничего не сказал, лишь вскинул привычно руку к виску.

– Катер должен быть замаскирован. Зайдешь к атмосферникам и возьмешь у них лучшего оператора-наблюдателя. Днем сканер должен шарить по небу постоянно.

– Понял. Вы думаете?..

– Я не думаю, Раф. Я кое-что предполагаю. Например, я предполагаю, что дело зашло куда дальше, чем мне хотелось. Но менять решение я не стану. Я тоже упрямый… всё, свободны. К завтрашнему утру – письменные доклады.

Офицеры вышли из кабинета. Ланкастер размял пальцы, вытащил из кармана кителя сигару и, не спеша ее разжигать, откинулся на спинку зафиксированного транскресла. В его поблескивающих глазах медленно разгорались злые темные огоньки.

В тот момент, когда он поднес наконец к сигаре зажигалку, флаг-майор Чечель приложил к замку своего кабинета пластинку ключа, и бронированная белая дверь нехотя сдвинулась в сторону.

– Заходи, болезный, – позвал он стоящего рядом с ним Рафаэля Рауфа.

Рауф уселся в кресло возле окна и посмотрел на врача – Моня, небрежно сбросив с плеч китель, возился в шкафу. Чечель был похож на приплясывающего воробья: такой же резковатый во всей своей пластике, миниатюрный и немного взъерошенный. Вот он повернулся, держа в руке бутылку с коньяком, небрежно поставил ее на стол и отошел к холодильной камере, где всегда хранил закуску.

– Ты знаешь, – позвал его Рауф, – ты помнишь майора Зайдлица?

– Ну, – резко повернулся Чечель. – Ты о чем?

– Да вот… – Рауф вдруг провалился в кресле, так, словно он стал намного тяжелее. – Ты помнишь, что шеф тогда уехал в командировку?

– Да, я много чего помню…. И Зайдлиц – что же?

– А то, что похоронки тогда писал я.

– Раф, ты…

– Что – ты? Что, мудило?

– Ничего, хватит… пей.

– Я – что?! Я выпью… но ты всоси, начмед, я, писал похоронки, я!!!

– Тебя, начальник штаба, нужно просто увольнять по профнепригодности. Ты же психопат. Это я тебе говорю как врач.

– Нет, ты никак не можешь понять, о чем я говорю. У Зайдлица остался только сын – жена и родители погибли. Понимаешь, когда пишешь похоронку жене, это одно, а тут – сыну-подростку. И как я напишу ему, что его отца убили мало того, что в спину, так ведь не чудище инопланетное, а – человек! Понимаешь, Моня, человек! А сын должен расти в убежденности, что отец его пал как герой на поле боя с коварным и, м-мм… безжалостным противником. Нет так, скажешь?

Рауф налил почти полный стакан коньяка и вбил его в себя одним махом, словно кол вколачивал. Вернул стакан на стол, долго вздохнул и потер веки. Чечель смотрел на него, прищурясь.

– Я понимаю тебя, – негромко произнес он.

– Ты циник, Моня, – в голосе начальника штаба была обреченность.

– Я врач.

– Нет. Не только… а вот я… понимаешь, в какой-то момент я перестал понимать цели, преследуемые нашим обожаемым шефом. По сути, я не могу больше с ним работать. Знаешь, почему? А потому, что мне стало казаться, что никаких целей у него, кажется, и нет. Он просто работает, как механизм, который завели еще на первом курсе Академии и настроили таким образом, чтобы железяка стала самосовершенствующейся системой. Сообществом кристаллов и шестеренок – или чего там еще у него внутри. И сейчас он совершенен, как абсолют. Он не просто выполняет свою работу, он делает ее с предельно возможной точностью и минимальными потерями на трение или сопротивление сигнала.