Электронная библиотека » Алексей Борисов » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Алтарь Святовита"


  • Текст добавлен: 17 февраля 2021, 14:21


Автор книги: Алексей Борисов


Жанр: Историческая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Доски он привез струганые, очень хорошего качества. Гладкие! Как зад у твоей жены, ― рассказывал портовый чиновник одному из собравшихся зевак.

– То, наверно, не его жена была. Гы, гы, гы, ― засмеялся сосед слушателя, ― у Марты зад как печеное яблоко.

– За своей крысой смотри. У Марты зад как зад.

Под шумок, чуть не переросший в драку, купец нанял возок и отправился в магистратуру к своему знакомому ратману[19]19
  Советник городского судьи.


[Закрыть]
― шельмецу и непревзойденному выпивохе Шульцу. Повозка проскочила спорящих между собой людей и, обрызгав водой из лужицы стоящего у обочины старика-паломника, покатила к городским воротам.

Абсолютно седой, в рубище, с огромным деревянным крестом на шее, сгорбленный юродивый смотрел красными воспаленными глазами на кеч и не мог оторвать взгляда от стоящего у причала судна. Паломник с недавнего времени каждый день приходил к пристани. Иногда его подкармливали, но чаще просто насмехались, когда просили рассказать о дьяволе, слыша в ответ скороговорку из одного слова. Вот только сегодня потерянная память начала потихоньку возвращаться к нему. Корабль напоминал что-то знакомое, из его прошлой жизни, когда он был другим, не таким как сейчас.

– Марта, это моя Марта, ― прошептал старик, услышав имя женщины, о прелестях которой невдалеке шел спор. ― Как ты похорошела.

– Эй, убогий! Что ты там сказал? ― раздался вопрос ревнивого мужа из толпы.

– Я не убогий! ― рявкнул паломник. – Меня зовут Рудольф!

– Опа, да вы посмотрите на него. Да, Тилл, если даже такой оборванец знает твою Марту, то дело совсем дрянь. Сочувствую. Пошли отсюда, ничего интересного мы больше не увидим.

Зеваки, потеряв всякий интерес, обошли старика и направились к таверне, весело провести время. Когда начнется разгрузка судна, их позовут, а пока ― можно и сил набраться, горло промочить.

Рудольф подошел к носу судна, погладил рукой по швартовому канату, наслаждаясь упругостью сизалевых волокон, с удивлением провел еще раз, после чего понюхал его и фыркнул. С обыденностью в голосе, словно всю жизнь провел возле веревок на крутильне, он спросил у вахтенного:

– Какой странный канат, из чего сделан?

Ничего не понявший Ваня Лопухин, впервые за плаванье получивший столь ответственный пост, растерялся и позвал Сулева. Тот немецкую речь понимал, но ответить на вопрос не смог, в результате чего метнулся в рубку в поисках дяди княжны. Спустя несколько минут сын Игната вернулся обратно и сообщил паломнику ответ.

– Из листьев агавы. Дерево это в Африке растет.

– Это где?

– А я откуда знаю? Где-то в той стороне, за землями египетскими, ― юноша показал рукой на юг, ― говорят, люди там черные как ночь, маврами зовутся.

– Так вы издалека, ― Рудольф облегченно вздохнул и тут же с просьбой в голосе добавил: ― Можно мне с вами?

– Не, из Самолвы мы, что с той стороны озера. Шел бы ты своей дорогой, божий человек, а то батька ругаться будет, чужаков пускать не велено.

– А где это Самолва? ― не унимался паломник. ― Я с вами хочу.

В этот момент Игнат вышел на палубу в сопровождении Соболька, щеголявшего в новой робе. В руках самолвинца была удочка, ― родственники хотели половить рыбки, пока позволяло время.

– Ба-ать! Помоги! Тут немец ненормальный, ― позвал отца Сулев.

– Ну что за народ такой? Дай ему сухарь, пусть проваливает. Вот, смотри, ― уже обращаясь к свояку, сказал Игнат, ― блесна тут такая хитрая, а крючок железный. Леску потрогай, чуешь какая?

Соболек повертел блесну, рассмотрел крючок, покрутил между указательным и большим пальцами руки леску и только цокнул языком, когда Игнат продемонстрировал работу спиннинга. Буквально через несколько минут в руках рыбаков уже трепыхалась рыбина длиной с локоть. А испробовавший новую снасть Соболек умудрился выдернуть щуку, староватую, а посему непригодную для продажи. Ее и отдали паломнику, ссылаясь на отчетливое пятно в виде креста на голове. Вообще-то, Соболек и Игнат просто испугались. Перед рыбалкой дядя княжны рассказывал необыкновенные истории про щук, и как назло, именно похожая щука и попалась удачливым рыбакам. История была следующей.

В давние времена Бог создал щуку и назначил ее королевой среди рыб. А дабы она имела отличительный знак, так сказать, регалии, сопутствующие царственной особе, то на голове рыбы нарисовал крестик. Об этой затее пронюхал дьявол и стал отлавливать щук да затирать крест. Прошло некоторое время, и гулявший на берегу Бог повстречал дьявола. Завязался разговор, а Нечистый возьми да похвастайся, что создал новый вид рыб, в точности походящий по описанию на щук. Стали они созывать своих рыб, а Бог и говорит дьяволу: «У моих рыбин есть отличительный знак ― крест на голове». Нечистый усмехнулся, тайно радуясь своим козням: «А у моих креста нет», ― и принялся хлопать хвостом по воде, призывая своих, как он думал, щук. Вода вспенилась, но щуки приплыли лишь на призыв Господа, и все они были с крестиками. Посрамленный дьявол, скрипя зубами, ретировался. С тех пор в голове щуки действительно находится крестообразная кость.

Получивший подарки Рудольф немного успокоился, воспоминания снова стали расплывчатыми, и паломник поспешил к харчевне, украдкой поглядывая на судно. Только теперь он точно знал, что его прошлая жизнь была как-то связана с причалившим с утра кораблем.

В это время Воинот передавал письмо епископу Герману[20]20
  Hermann von Buxhöwden, епископ Дерпта с 1224–1248 гг. По другим источникам (например, Goetze, Taf. I, #3) приводят в качестве доказательства тот факт, что документально Герман, епископ Леаля и Дерпта, носил фамилию Апельдерн. Дело в том, что мать Альберта выходила замуж дважды, и вторым браком была замужем за Хогеро из деревни Аппельдерн. От двух браков она имела шестерых сыновей с разными родовыми именами. История не сохранила надежного документа, который помог бы установить, кто из них был кто.


[Закрыть]
. Энгельберт Тизенгаузенский, Гельмгольд Люнебургский, Иоган Даленский и родной брат епископа Теодорих, чьи предки через несколько столетий будут верой и правдой служить России, стояли рядом, в воинском облачении, сверля глазами барона. Посол Гюнтера выглядел бывалым воином. Уверенный и даже немного нагловатый, свысока смотрел на присутствующих, перебирая в левой руке четки, в точности как у покойного фон Зальца, о чем Теодорих поведал брату.

– Я приказал Гюнтеру Штауфену самому явиться ко мне. Где он? ― грозно спросил епископ.

– Да? – удивился Воинот. – В первый раз слышу. Мой господин может быть где угодно. Может, к отцу поехал в Равенну. Император потребовал привезти налоги с новой провинции.

– С какой такой провинции? ― смущенно переспросил Герман.

– Насколько я знаю, грамота скреплена печатью. Там все написано.

Епископ обратил внимание на имперскую печать и, переводя взгляд на брата, буркнул:

– Налоги за мой счет, как же, ― и, повысив голос, добавил: ― Земли на север от Пскова принадлежат нам! Только нам!

– Рим считает иначе. ― Воинот достал из сумочки две монеты и на раскрытой ладони показал Герману. Причем подошел настолько близко, что Энгельберт выхватил меч и занес руку над головой для удара.

Монеты епископу ничего не сказали. Он даже поначалу не понял, в чем смысл, и лишь присмотревшись, узрел различия, о чем тут же позабыл. То, что предназначалось для магистра Ордена святой Марии Тевтонского дома в Ливонии, ― не заинтересовало епископа Дерпта. Так совпало, что утром на почтового голубя напал ворон, и многие расценили это как знак свыше. Все были в ожидании чего-то нехорошего, а тут еще слова посланника Штауфена несколько запутали уже сложившуюся картину развития событий у Германа. В регионе появился новый игрок, которого быть не должно и в возможные совпадения он не верил. С этого момента отложенная из-за событий в Самолве поездка в Германию приобрела новый смысл. Альберт Зюрбер[21]21
  После смерти Альберта (I) Буксгевдена (Апельдерна) в 1229 г. бременский архиепископ, считая себя митрополитом Ливонии (т. к. первые епископы – Мейнгард, Бертольд, Альберт были посвящены в сан в Бремене), назначил ливонским епископом каноника бременской церкви Альберта Зюрбера. Но рижский соборный капитул избрал на это место священника из Магдебурга – Николая, который был утвержден папой в 1231 г.


[Закрыть]
, мутивший воду, пытаясь сместить архиепископа Николая и возглавить рижскую кафедру, вновь становился проходной пешкой, готовой перерасти в ферзя. И слова Воинота, по поводу мнения Рима, Герман воспринял как руководство к действию. Он нутром почуял, что ставка сделана на Зюрбера, и партия Николая, к которой он принадлежал, ― скоро развалится. Надо было искать выход. Ему не раз докладывали, что некоторые влиятельные кардиналы хотели бы от него избавиться, дай только повод. Впрочем, поводов было в достатке. Силенок не хватало.

– Я прочту письмо и завтра, возможно, напишу ответ. Барон Берлихинген, оставайтесь в городе и ждите моего зова.

– Как будет угодно, отец-епископ. Я буду ждать на корабле. ― Воинот поцеловал протянутую руку и удалился.

Герман раскрыл мелованный лист ватмана и стал жадно читать написанный каллиграфическим почерком текст, без единой помарки, словно по линейке, с заглавными буквами. Завитушки играли, дьявольски переливалась черная тушь, буква «С» подмигивала вверху наплывшей капелькой, как глаз. Выбеленный пергамент из какой-то новой породы овец немного смутил священника, но вида он не подал. Не до этого было. Епископу стало не по себе, дерзкое, нравоучительное письмо напоминало послание отца нашкодившему сыну.

«…В то время, пока я несу слово Христово варварским народам, обращая их в истинную веру, некоторые лжехристиане, прикрываясь именем Римской церкви, отцом-епископом Леаля и Дерпта, пытаются помешать нашему общему делу. Нечестивый рыцарь Рихтер, безбожник и колдун, с отрядом из тридцати язычников вторгся в провинцию Самолва и был пойман мною. Сей рыцарь будет передан апостольским легатам для свершения суда над ним и его покровителями, кои, по моему убеждению, непременно всплывут во время допроса».

– Каков ублюдок! Нет, так просто ты от меня не уйдешь. Пресвятая Дева, ну как мне ехать в Бремен, когда тут такое!? Этот гаденыш приведет сюда, если уже не привел, доминиканцев, и что дальше? Я тебя, Гельмгольд, спрашиваю. Теодорих! Да развергнутся небеса, пора вспомнить о твоей русской жене[22]22
  Теодорих был женат на одной из дочерей князя Псковского, Владимире. Стоит заметить, что дети полностью искупили грехи родителя, а в сентябре 1803 г. Федор Федорович Буксгевден стал военным губернатором в Риге. Епископ Герман как в воду смотрел.


[Закрыть]
. Отправляйся в Псков, набери отряд из ста человек, вербуй самых отпетых негодяев и поспеши на помощь нашим братьям в Ригу. Пусть славяне режут славян. Дай бог, Рига снова станет нашей.

Окружение Германа молчало. А что они могли ответить? Что им абсолютно наплевать, кто будет в Риге? Или что вытворяет Гюнтер в захудалой Самолве, от которой доход в жирное время пара пфеннигов? Это их ни в коей мере не касалось, каждый думал о своем лене. Килегунд[23]23
  Название административной единицы у древних куров.


[Закрыть]
по обоим берегам Виндавы было четырнадцать, и возможность присоединить к своей волости еще одну занимала их гораздо больше. Однако вслух вельможи сказали иное, то, что Герман хотел услышать.

– Надо опорочить барона. А ты, Герман, спасешь его, ― предложил Энгельберт.

– Продолжай, мысль интересная.

– В обмен на твою милость он отдаст прусских язычников назад, а зимой, когда озеро замерзнет, мы навестим Гюнтера в его логове.

План мероприятий по противостоянию внезапно вышедшей из подчинения области вскоре был принят. Оставалось немного потянуть с ответом и вовлечь Воинота в какой-нибудь скандал. Знал бы Герман, что когда посол говорил о налогах, то не очень он и лукавил. Серебро и драгоценные самоцветы действительно были отправлены Фридриху, но это были не налоги, а плата за землю вокруг базилики города Бари, где покоились мощи святителя Николая. Истинным покупателем был обозначен некий Иннокентий из Смоленска, собиравшийся открыть не то университет, не то театр. И если бы выяснилось, что Гюнтер оказывает посредничество Православной церкви в формировании форпоста веры за рубежом, то Дерптский епископ мог смело обвинить всех самолвинцев в ереси. А пока что магистрат отсчитывал «звонкую» монету за доски и ковры, купленные у будущего вероятного противника.

Шульц сгреб последние пятнадцать монет в свой кошель, сжал его в потной ладони и на секунду замер. Что-то было не так. Судорожно разжав руку, он вынул монетку и с легкостью согнул ее пальцами.

– Господи! Только не это.

– Что случилось, друг мой? ― спросил Игорь Васильевич.

– Беда. Несчастье на мою голову. Высыпай обратно серебро.

Купец, развязав объемистый мешок, высыпал монеты на стол и стал наблюдать, как ратман дрожащими руками проверяет только что отсчитанное серебро. Семьдесят три монеты оказались фальшивыми. Шульц перекрестился, прочитал про себя молитву и еще раз проверил наличность. Ошибки не было.

– Надо вернуть деньги обратно, я обожду с оплатой.

– Игорь Васильевич, ― чуть не хныча пролепетал Шульц, ― я же сам получал их. Вот этими руками. Кто мне поверит? Сам знаешь, чего мне стоило занять это место. Чертовы брактеаты[24]24
  Bractea (лат.) – жесть, Brakteat, Holfpfennig (нем.) – серебряная монета, чеканившаяся на тонком монетном кружке лишь с одной стороны (верхним штемпелем), так что рисунок на ней получался на аверсе выпуклым, а на реверсе – вогнутым. Эта монета появилась около 1130 г. в Германии, потом ее чеканили другие страны: Польша, Чехия, Венгрия, Дания и страны Скандинавского полуострова.


[Закрыть]
.

Шульц возненавидел казначея, настоятельно рекомендовавшего расплатиться с псковским купцом именно этими монетами. Это были те самые деньги, которые Грот отдал за прусских рабов. Популярностью брактеаты не пользовались, точного веса не имели, да и вообще, приобрели дурную славу в народе, благодаря чуть ли не ежегодному обмену на ярмарках с дисконтом. Тем не менее круг оборота фальшивых монет закончился, а, как известно, последний из этого круговорота всегда оказывается в проигрыше.

Немного посовещавшись, ратман и купец отправились к казначею, дабы утрясти возникшую ситуацию и решить ее миром. Но все вышло так, как предполагал Шульц ― деньги назад не приняли. Уверенные в своей правоте, пока дело не дошло до судебного разбирательства, приятели решили пожаловаться епископу. Обращались, так сказать, в последнюю инстанцию вертикали власти. Герман их выслушал, а когда узнал, что купец прибыл на корабле с Воинотом, чуть не подпрыгнул. Фальшивые монеты были изъяты, купленный товар арестован до выяснения обстоятельств, а Игорь Васильевич заключен под стражу.

Все дело было шито белыми нитками, но другого такого случая могло и не представиться. К пристани был направлен отряд кнехтов из личной стражи епископа для проверки судна на предмет обнаружения фальшивых монет. Для солидности отрядом командовал Энгельберт.

В два часа пополудни шестеро кнехтов стояли на причале, обдумывая как попасть на судно. Энгельберта с казначеем, безусловно, пропустили, а стражников ― нет. Воинот заявил, что судно его собственность, он здесь живет, а шарить по закромам в собственном доме ― не позволит никому. В доказательство его слов в сторону кнехтов ушкуйники направили два заряженных арбалета, установленных с левого борта кеча. Остальная команда в воинском облачении пряталась за рубкой и в случае атаки смогла бы дать отпор небольшому отряду стражи.

– Я еще раз, для тех, кто глухой, по-немецки повторяю, никаких фальшивых монет на судне нет! Есть только личные деньги моих людей, я за них отвечаю. Сможете в городе поймать за руку, ― нет вопросов. Купец и резаны с собой не имел, весь кошелек мытарю отдал, скажи мне, откуда у него фальшивки?

– Я того не ведаю, ― не стал возражать Энгельберт. ― Но у меня есть распоряжение епископа обыскать судно и арестовать фальшивомонетчиков. И я это сделаю, Господь свидетель.

– Что ж, тогда и я буду звать свидетелей, но не из твоих людей. Да хоть вон того монаха, с крестом на шее, что сюда идет. За ним как раз еще двое бюргеров тянутся. Троих видоков будет достаточно.

Вскоре приглашенные свидетели оказались на палубе возле грот-мачты. Рыцарь не стал проверять личные вещи экипажа, а с ходу предложил Воиноту показать свой кошель. Два золотых августала, абсолютно одинаковые с виду, легли на ладонь Энгельберта. Казначей прикоснуться не посмел, однако маленькими сальными глазенками пожирал блестящее на солнце золото.

– Одна из них фальшивая, вот эта, ― рыцарь указал пальцем на монету, где надпись была с сокращением, ― чеканщик недосмотрел, поленился.

Энгельберт никогда не сталкивался с золотыми августалами, предпочитая серебро. Да и отчеканено их было не так много. Посему и решил, что фальшивая та, на которой надпись короче.

– Я передаю указанную тобой монету для тщательного исследования, – заявил Воинот. – Только каким образом настоящее золото может оказаться фальшивым? Любой меняла с удовольствием отсыплет за нее серебро. А дабы она не пропала или не была подменена, предлагаю при свидетелях положить в мою шкатулку и опечатать.

– Согласен! – подтвердил Энгельберт. – Пусть будет так.

Павел принес бронзовую шкатулку в виде желудя, туда положили монету и ларчик закрыли миниатюрным ключом. После этого вещдок поместили в замшевый мешочек из-под специй, любезно предоставленный Снорри. Шнурок мешочка туго завязали и залили сургучом, на котором барон поставил печать своим перстнем.

Как только процедура была завершена, и мешочек был передан Энгельберту, Воинот отдал команду оруженосцу:

– Павел, седлай лошадей, мы едем к меняле.

– К какому меняле? Судья Дерпта сам разберется в фальшивке, ― вставил свое слово казначей.

– Интересно, а кто ж лучше разбирается в подлинности золота; меняла, ― который каждый день занимается этим, или судья, в чьи обязанности входит только следить за соблюдением закона? ― с издевкой спросил Берлихингер.

– Благородным людям не пристало обращаться к меняле, ― парировал Энгельберт.

– Сразу видно, что к Гробу Господа ты и близко не подходил. В Иерусалиме не считается зазорным пользоваться услугами менял.

Ливонский рыцарь хотел было ответить, но время и так поджимало, а посему просто махнул рукой.

– С меня хватит! Пусть решает епископ. Если потребуется, менялу вызовут в суд.

Воинот, Павел и Энгельберт поскакали к Герману, оставляя позади себя стражников и казначея. Видоки топали следом, надеясь на правоту хозяина судна, который в случае выигрыша дела как минимум выставит пиво, ну а в случае его проигрыша они смогут поведать приятелям о своем приключении. При любом раскладе свидетели оставались в прибытке. Едва процессия поднялась на холм и скрылась из вида, как к пристани подбежал запыхавшийся, с мокрым от пота пятном на груди мужчина, лет тридцати пяти. Он отдышался и, подойдя к сходням, с трудом переставляя ноги, спросил:

– Корабль из Самолвы?

– Да, ― ответил Снорри.

– Мне срочно надо переговорить со Снорри Стурлассоном или бароном Берлихингером. Я ратман Дерпта, Шульц.

Помощника судьи привели в рубку, усадили, дали напиться, после чего он поведал историю, которая расставила все на свои места. Игорь Васильевич томился в застенках монастыря, мерзавец-казначей, явно заинтересованный запутать следствие, ― на свободе, а Воинот как минимум под подозрением. Отдавая должное Шульцу, он сразу сказал, что купец пострадал из-за его невнимательности, отчего уважения к ратману прибавилось.

– Ты сам, непосредственно варишься в этой кухне, должен знать, как решаются подобные дела. Что в таких случаях делают? ― спросил я у ратмана.

– Да ничего сделать нельзя. Арест купца это предлог, для каких-то других, более высоких целей. Я же видел, как Герман поначалу отнесся к моему рассказу, а как только Игорь Васильевич ляпнул, что прибыл на корабле из Самолвы, то сразу переменил свое отношение. Мне кажется, епископ даже обрадовался.

– Понятно. А что делают, дабы освободить из-под стражи до суда? Залог там внести, либо поручительство написать?

– В принципе, ― ратман уставился на бочонок с сухим вином, снабженный краником, выпить ему больше не предлагали, и продолжил свою мысль на сухое горло: ― Можно внести двойную сумму от спорных денег, при условии, что уважаемое лицо приютит арестованного у себя, но против воли епископа никто не пойдет.

– А как же презумпция невиновности?

– Это только для знати, купец, если он не член гильдии, практически бесправен. Тут не Рим, даже не Ливония, ― это Дерптское епископство. Все, что можно, я сделаю. Нужно только серебро для судьи, гривны две, не более.

Пришлось задуматься и мне. Уголовное право в землях Дерптского епископства было весьма туманным. Свод документов в первую очередь касался знати, с ее многочисленными привилегиями, выданными в разное время, как правило, в угоду сложившейся политической обстановке. Но был один момент, который четко регламентировал, что лицо, уличенное в преступной деятельности, нанесшей ущерб, эквивалентный сумме не более трех марок, могло откупиться, внеся шесть марок. Даже если не вдаваться в подробности дела, а Игорь Васильевич был явно не виновен, то семьдесят три монетки никак не превышали трех марок, а точнее, составляли менее половины новгородской гривны. То есть, при умелой постановке вопроса, дело можно было решить одним махом. Купец признавал наличие у него фальшивых монет, полученных в результате торговой операции, соглашался выплатить штраф, а так как злого умысла в его намерениях не было (добровольная сдача фальшивок), то после оплаты был свободен как ветер. Моральная сторона судопроизводства и подлого поступка казначея откладывалась до лучших времен.

– Шульц, ты понимаешь, что Игорь Васильевич выгораживает тебя в ущерб самому себе?

– Да, господин Алексий, я это понимаю. Скажу больше, мы с ним старые приятели. Несколько лет назад он попал в одну неприятную историю, и тогда я ему здорово помог. А потом он помог мне. Так мы и подружились, но теперь я даже не знаю, как ему отплатить за его добро.

– Тебе не придется об этом думать. Когда-нибудь ты окажешь ответную услугу ему, а сейчас вот тебе восемь гривен, ― я открыл шкафчик в каюте, взял восемь брусочков серебра и выложил на стол перед Шульцем, ― сделай все что нужно, но купец должен быть на судне уже завтра, целым и невредимым.

– Уверен, этого будет достаточно, ― сказал ратман, пытаясь спрятать гривны в свой кошелек, но размер мешочка был явно маловат. ― Э-э… не помещаются.

– Вот, возьми этот.

– Ух ты! С тремя слонами! Да такой кошель есть только у жены Теодориха, брата епископа. Это ж предмет зависти. Многие женщины готовы сделать все что угодно, ради такого кошелька.

– Дарю. Кстати, пусть это будет нашим маленьким секретом.

– Господин Алексий, спасибо, да я да за такой подарок… да я сквозь стены пройду.

Через несколько минут ратман покинул судно, обычным путем, через дверь, не ломая перегородки каюты. Воинот же в это время ставил на место обнаглевшего епископа Германа. По его требованию был вызван меняла с торговой площади, и бременский ростовщик с недоумением крутил в руках золотой августал, не понимая, как выдать настоящую монету за фальшивку.

– Господин епископ, это самое настоящее золото и монета ничем не отличается от моих.

– Внимательнее смотри, надпись читай. Ничего не заметил? ― потребовал Герман.

– Это высшей марки августал, мне больше нечего сказать. ― Меняла возвратил монету епископу.

Герман взял монету, посмотрел на нее и понял, что это не то, на что он рассчитывал. Скудность нумизматических познаний Энгельберта была вопиющей, он привез совершенно другой, настоящий августал, от которого не было никакой пользы. Интрига развалилась.

– Идиот! Господи, меня окружает стадо баранов!

– Как скажете, господин, ― меняла согнулся в поклоне чуть ли не до пола.

– Да не ты, прочь с глаз моих! ― Епископ подошел к окну, прикрыл глаза и попытался успокоиться. ― Барон, ― произнес он максимально ледяным тоном, ― ответа Гюнтеру Штауфену не будет. Передай ему, что я хотел бы увидеть Рихтера у себя, дабы вершить суд здесь, в Дерпте.

Ближе к полудню следующего дня судья города, не раздумывая, вынес смертный приговор Игорю Васильевичу. Все имущество купца подлежало конфискации, а сама казнь переносилась на ближайшее воскресенье. Сидевшие в зале заседания приглашенные купцы недовольно поворчали, мол, если дела и дальше пойдут так, то лучше вовсе отказаться от монет.

– Как же так? ― крикнул купец из Риги. ― Он только потрогал их. Уважаемый судья, подскажите, как нам отличать фальшивые монеты от настоящих, если их даже в руках держать невозможно?

Но судья уже не слушал возгласы из зала, он сам прекрасно понимал, что его решение несправедливо, однако противиться воле епископа не посмел, приступая к рассмотрению следующего дела, касающегося долей наследства дочерей вдовушки, вышедшей на прошлой неделе замуж. Единственное, что он сделал, так это подмигнул своему помощнику Шульцу. Ратман тайный знак уловил и показал Игорю Васильевичу большой палец руки.

Когда псковского купца выводили из зала заседаний, в коридоре стражник, пока никто не видел, втолкнул его в комнатку и, указав пальцем на сверток с одеждой, тихим голосом сказал:

– Быстро переодеться.

Даже в самых захудалых мясных лавках он никогда не ощущал ничего подобного: это был запах смерти и разложения. Такой смрад носился над скотобойней, когда в запальчивости не успевали прочистить желоб для стока крови и она выплескивалась в навоз. Преодолевая себя, купец сделал шаг вперед. Лохмотья были грязны, отвратительно пахли, но он проворно скинул меховую жилетку, рубаху, сапоги, а затем, плюнув на все, стащил порты с лампасами. Как только переодевание было завершено, из комнатки уже вывели оборванца-навозника. Через пару шагов Игоря Васильевича завели в какой-то чулан, где томился абсолютно голый человек, прикованный к стене с окровавленным ртом и повязкой на глазах.

– Это Каспер. Убийца и насильник. Он нас не слышит. Теперь, он ― это ты, ― стражник бросил сверток с одеждой купца на пол и тихим голосом продолжил: ― Запомни, тебя звать Саелас, возьмешь бадью с нечистотами и отправляйся к реке. Справа от пристани выльешь дерьмо и оставишь кадку там. Соболек тебя уже ждет на лодке. Да поможет тебе Господь, только не торопись.

Игорь Васильевич перекинул ремень бадьи через плечо, с трудом поднял ее и, надвинув капюшон на глаза, неспешной походкой побрел в сторону проема полуоткрытой двери, сквозь щель которой пробивался поток света, освещавший парящую в воздухе пыль.

Пройдя внутренний двор, купец вышел с левой стороны площади и, обогнув пару деревянных домов, услышал недовольный голос подвыпившего бюргера:

– Снова Саелас дерьмо поволок. Сколько раз я тебе говорил не ходить этой дорогой? Сейчас я тебя искупаю в твоей бадье.

– Оставь его в покое, ― послышался другой голос, ― не каждый день нам перепадает хорошее вино. Станешь его макать, да сам вымажешься. А нам потом с тобой тут сидеть да нюхать.

– Тебе повезло, Счастливчик[25]25
  Саелас, означает «счастливый». Древнее германское имя.


[Закрыть]
, – выдал подвыпивший бюргер и сплюнул на землю. – Но в следующий раз не обессудь, искупаю.

Уже через час, вымытый, в чистой одежде псковчанин сидел в каюте кеча и восстанавливал потраченные нервы медовухой, слушая анекдоты, рассказываемые дядей самолвинской княжны. Не каждый день тебе зачитывают смертный приговор, может, оттого и шла медуха как кисель. Настоящий же Саелас отсыпался в своей каморке, положив под голову относительно новую рубаху, холщовые штаны и почти не ношенные карбатины. Пустая фляга валялась рядом, а девица легкого поведения давно уже убежала. Золотарю снились сны, где он гулял по полю, усеянному цветами, вдыхая ароматы медовицы и чабреца, недоступные ему в настоящей жизни. Травма головы, полученная в детстве, лишила его обоняния. Видение было прекрасно, и Саелас улыбался, шмыгая носом во сне.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации