Электронная библиотека » Алексей Бородкин » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Персиковый сад"


  • Текст добавлен: 10 января 2018, 14:00


Автор книги: Алексей Бородкин


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Часть 1. Возвращение

Перрон успокоился и притих. Михай Андреевич оглянулся из одного конца в другой – никого. Только вдалеке, почти неразличимый в сумерках, поблёскивал фонарик путейца. Выдохнули тормоза состава, захлопнулись двери, свет в вагонах схлопывался лампочка за лампочкой – поездам тоже нужен отдых.

Михай Андреевич воздел глаза к небу и увидел первую звезду. Венера – надежда пастухов и заблудших путников. "Надо бы поспешать", – подумал с лёгкой тревогой.

Михай Андреевич вышел на площадь перед вокзалами и оробел. Он совершенно позабыл, какая она – Москва. Стоял и чувствовал себя одиноким (таковым он, в сущности, и являлся), никому не нужным. Из зеркальной витрины уставилось тоскливое отражение. Взгляд съехал вниз, к измятым брюкам и поношенным ботинкам. "Ничего, Амихай, довольствуйся малым".

В гастрономе на углу купил бутылку вина "Красное крепкое" за рупь двадцать две. Купил лишь только по одной причине: за прилавком стояла крепкая черноволосая женщина с большими глазами и характерным носом с горбинкой. "Нельзя утверждать, что она еврейка, – подумал Михай, принимая бутыль, – однако верить можно. Верою силён человек".

Москва. Москва открывалась решительно иная, совсем не та из которой Михай Андреевич уезжал тридцать лет назад. Не та молоденькая кокотка с задорным дерзким характером, в шляпке "клош" и в чулках со стрелкой. Теперь это была роскошная красавица, незнакомка в шиншилях, чужая и неприступная, как Измаил. Предстояло немножко подружиться… О нет! О дружбе Амихай и не мечтал, он всего лишь надеялся отыскать маленький, укромный уголок, незаметный, такой, чтобы Третий Рим не отторг своего нового жителя.

Пристроиться, прижиться, найти возможности быть. Просто быть.

На небе вспыхнула ещё одна звезда, следом ещё. В сквере под пыльными тополями Михай увидал скамейку о двух бетонных тумбах и понял, что этот Новый Год он встретит здесь. Из дорожного чемоданчика достал ермолку (более напоминающую тюбетейку), и прямоугольник белой ткани – талес. Кисточки на этом покрывале давно истрепались, а цветные линии выгорели и почти исчезли. "Но ты-то понимаешь, – Михай кольнул взглядом небо, – не в красоте линий дело. Важно, что у человека здесь", – коснулся груди.

Расстелил "Советский спорт", установил на него блюдце. Из жестяной баночки налил мёд, порезал яблоко. Приготовился.

– Хорошего года тебе, Амихай, – пожелал самому себе. – Года сладкого!

После этих слов следовало помолиться. Михай сделал строгое, слегка отрешенное лицо, покрыл голову талесом и сложил руки…

В уши проникал шум тополиных листьев, где-то цвиркнул потревоженный воробей. Молитва не шла. В голове крутились срамные мысли о том, что ночи теперь прохладные, что застудить поясницу проще простого. "Или схлопотать пневмонию, будь она не ладна! Да и спать на лавке, равно как пёс шелудивый не пристало… Ох! О чём я думаю? Господи избавь меня от мыслей суетных…" Михай вздохнул так глубоко и печально, как вздыхал разве что Моисей, принимая на себя хлопоты за весь род иудейский.

В честь великого праздника, или вняв сердечной молитве (не той, что была произнесена, но той, что толклась в душе), или по какой-то иной, никому не известной, причине, Господь ответил своему рабу. От угла дома оторвался бумажный листок, его подхватило ветром, кубарем несколько раз перевернуло и принесло к ногам Михая.

"Сдаётся комната", – крупно написано в заголовке. Далее шел адрес (чуть меньшими буквами). Внизу мелко и нудно были перечислены требования к претенденту – эту часть Михай пропустил. Не потому, что поленился читать, а потому что знал – всё происходит не так, как планируют люди, а потому глупо обращать внимание на их запросы.

Адрес показался смутно знакомым, во всяком случае, переулок располагался в центре… неподалёку. Это обстоятельство подтолкнуло Михая Андреевича свернуть "стол" и продолжить свой путь. "Если Господь делает намёки, – рассуждал человек, – почему я должен их игнорировать? Разве я самый бестолковый на земле?"

И переулок, и дом отыскались на удивление быстро. Всего дважды Михаю пришлось возвращаться назад, один раз его заочно обматерили из подворотни, и однажды облаяла собака. Два последних происшествия можно считать одной неприятностью, ибо грех сквернословия един для всякой живой твари.

Вот дом, вот парадное. Михай вошел в тёмное чумное пространство и, нащупывая ногой ступени и касаясь рукой стены, поднялся на второй этаж. Дверь также обнаружилась на ощупь, ибо на втором этаже электрическая лампочка отсутствовала. Пальцы коснулись прохладного прямоугольника, Михай опознал в нём медную табличку, очевидно с фамилией хозяина, и счёл это вторым благим знаком. Он загадал, что если не переломает в темноте ног, и не скатится кубарем, то дело обязательно сладится. Остаться невредимым стало первым добрым знаком.

Часть 2. Наука

В окна жутко дуло. Через щели проникал хулиганистый уличный ветер и разгуливал по лаборатории без малейшего зазрения совести. Вести наблюдения в таких условиях было невыносимо: тропические жабы страдали, третьего дня издох нежный жемчужный аспид, тритоны жались друг к другу и дрожали, как безработные негры. С некоторым даже облегчением, Николай Альбертович (заведующий лабораторией, профессор) подумал, что всё окончилось. Лабораторию закрывали.

"И, слава богу! И очень хорошо! Прекрасно! Гори оно синем пламенем! Если вздумают продолжать эксперименты, пусть это делают без меня! Умываю руки!" В то утро раздражало всё. Включая любимого (и единственного) ученика.

Профессор прищурился, посмотрел на лысеющую макушку тридцатидвухлетнего недотёпы, спросил демоническим тоном:

– Что?

Ученик сидел за письменным столом, старательно переписывал конспекты.

– Персиковские труды перекатываешь? – продолжил учитель, не меняя интонации. – Таким способом надеешься оставить след в науке? – Глаза профессора сузились в змеиные стрелки. – Не получится! Нет-с!

Профессор взял последний исписанный лист, мгновенно пробежал глазами.

– Так и есть! "Эмбриология пип", двадцать седьмой год, автор Персиков Владимир Ипатьевич. – Профессор потряс листочком, как обличительной скрижалью: – Сколько ты будешь позорить имя своего великого тёзки? А? Я хочу знать!

Ладонь профессора с грохотом опустилась на стол. Стопка бумаги покачнулась, будто сомневаясь, следует ли ей рассыпаться по полу, или уровень гнева для этого недостаточен.

Щёки Вовы Аспиранцева покрылись пятнами, глаза заволокло слезою. В сущности, это был добрый старательный учёный. Он щепетильно вёл записи, планомерно продвигался в экспериментах вперёд… до самого провала. Ему не хватало самой малости: чутья (этого божественного поводыря) и толики авантюризма. А именно эти качества отличают одарённого учёного от ремесленника-подёнщика.

Увидев слёзы, учитель смягчился.

– Ну… будет тебе, Владимир! – профессор погладил ученика по плечу. – Я вспылил, прости. А впрочем, теперь это не имеет значения. Нашу лабораторию закрывают. Н-да-с! Формулировка самая тривиальная: "За недостатком финансирования". Фью-ить! – профессор сделал рукой жест, напоминающий движенье женских ног в кордебалете.


Вдоль стен стояли аквариумы, в них обитали подопытные земноводные. Присутствовали весьма занятные экземпляры. Профессор с тоской посмотрел на пятнистого древолаза, которого он добыл с огромным трудом и нервами.

– Ставку зарезали подчистую! Меня на пенсию, тебя…

Только в это мгновение профессор сообразил, что для Владимира Аспиранцева это катастрофа. Малоприспособленный учёный всю свою жизнь существовал за счёт голых гадов. И решительно ничего не умеет, кроме как наблюдать и делать записи.

"Ничего! Жизнь научит! – убедил себя профессор. – Он ещё молод. Разовьётся в полноценный организм".

Учитель хмыкнул и посоветовал ученику взять отпуск.

– Поезжай-ка ты в Крым.

– Зачем? – уточнил Аспиранцев.

– Во-первых, отдохнёшь, а во-вторых, переждёшь эту кутерьму. Они, – профессор категорически взмахнул указательным пальцем и ткнул им в потолок, – полагают, что государство может существовать без зоологии! – Голос понизился до шепота: – Так вот это – заблуждение!

Аспиранцев согласно потряс головою, и походил в этот момент на старую лошадь, которая услышала о живодёрне и согласна на всё, лишь только бы только отодвинуть от себя это слово. Володя спросил о земноводных, об оборудовании, о книгах – профессор махнул рукой: "Никому это не нужно. Гадов, вероятно, усыпят газом, а книги… бери, если что-то необходимо. Спишем… как-нибудь".

Заметив волнение в глазах ученика, профессор спросил, не собирается ли Володя продолжать исследования? На что получил высокопарный ответ, что Аспиранцев останется учёным до гробовой доски. И даже дальше!

– Не торопитесь с этим, голубчик! – уважительно откликнулся профессор. – Гробовые доски и прочая метафизика… В загробный мир не бывает опозданий.

И разрешил взять цейсовский микроскоп, под его личную ответственность.

Аспиранцев поблагодарил, собрал стопку книг, перевязал их бечевой. В деревянный ящик из-под винных бутылок, одолженный в гастрономе, уложил микроскоп и личные вещи. Уже из дверей, прощаясь, спросил о бюсте Павлова, что стоял на тумбочке у центрифуги.

– Бери, – махнул рукой профессор. – Один чёрт всё прахом пойдёт! А тебе он нужнее… продашь в трудную минуту.

Профессор сказал, что такой бюст на блошином рынке непременно дадут трёшницу. Непременно!


Дальнейшая судьба Аспиранцева сложилась точно так, как и предполагал профессор. Володя перетащил домой (он жил один в трёхкомнатной квартире по Чистому переулку) банки с подопытными жабами, настроил свет и подогрев. Квартира имела замечательно-герметические окна, а потому сквозняки не беспокоили живность. Около трёх месяцев он продолжал наблюдения и даже вскрыл двух вульгарных жаб, потом неожиданно для себя обнаружил, что деньги кончились, а источников пополнения нет. После трёх дней голодных раздумий, Аспиранцев решил сдавать одну из комнат, а чтобы пополнить обеденные суммы сегодня же продать бюст великого физиолога.

Бюст стоял высоко, на шкафу, поглядывал на происходящее хмуро, словно бы осуждая.

Володя потянулся, встал на цыпочки, зацепил фигурку пальцами… очевидно сделал это неловко, поскольку Павлов выскользнул из рук, мелькнул в воздухе белым штрихом и, как торпеда, врубился в паркет.

Сердце Володи замерло, он приготовился к "смерти" Павлова вдребезги. Однако физиолог оказался крепче, чем это можно было предположить. Его черепная коробка выдержала падение, и повреждён оказался лишь только нижний уголок бюста – он отвалился. Из образовавшейся пробоины выкатилась желтая бумажка…

"Дорогой мой, Пётр Степанович!" – Почерк Персикова Володя узнал моментально. Также он сообразил, что Пётр Степанович не кто иной, как профессор Иванов – друг и коллега Персикова.

Аспиранцев почесал затылок, хмыкнул, заглянул на оборотную сторону бумажки и вернулся к тексту:

"Ежели вы читаете это письмо, значит, всё окончилось плохо. – В комнате буквально звучал скрипучий персиковский голос: – А чего ещё можно ожидать от этих неучей? Только краха! Вероятнее всего я погиб. Оно и к лучшему: истреблять последствия неумелых деяний Рокка я не намерен. А впрочем, к делу. Вас, вероятно, терзает загадка красного луча и мучает вопрос, почему вы не можете его получить. Я прав, уважаемый коллега? Хе-хе! Голубчик, не обижайтесь на старика, я открою секрет! Всё дело в дефекте! Именно в дефекте! Линза должна иметь небольшой дефект строго определённой геометрии! В этом весь фокус!"

Аспиранцев отставил от себя записку и восторженно прошептал: "Удивительно! Какой потрясающий дефект!" Колени ритмически дрожали. Володя подбежал к окну, распахнул его, глубоко вдохнул. Через минуту захлопнул раму. Прошел по комнате, присел, вновь вскочил на ноги. Аспиранцева переполняла загадка. Он надел жилетку и даже не заметил, что сделал это шиворот навыворот.

Далее в записке Персиков подробно описывал какого рода дефект должна иметь линза и как именно он должен быть расположен на основной плоскости. Рукою профессора был нарисован чертёж со всеми геометрическими размерами и подробностями.

"Именно это и формирует известный вам, Пётр Степанович, луч!" – уверяла записка.

В финале Персиков несколько строк посвятил саркастическим высказываниям об уровне знаний теперешних студентов и их "порочному энтузиазму". Из чего выводилась закономерность, что следующее поколение учёных будет представлять собой "чёрт знает что!"

"По счастию нам, Пётр Степанович, не доведётся наблюдать этих безобразий. Пусть разбирается Совнарком!"

Оканчивалось письмо на печальной, ниспадающей ноте. Персиков сожалел, что не увидит более Иванова, что брыжейка огненной пипы так и останется недоисследованной, "и вообще жаль, что так быстро все окончилось".

Аспиранцева прошибла слеза. Он долго тёр платком глаза, сморкался и чувствовал душевное томление, будто внутри него зародился эмбрион чего-то нового и пока непонятного, но очень-очень важного. Наконец, к Аспиранцеву пришла мысль, что "уж коли Судьба – он невольно подстраивался под высокий штиль письма – доверила мне эту тайну, я должен грамотно ею распорядиться. Не хуже адресата Петра Степановича Иванова".


Бюст Павлова был обтёрт и начищен до блеска зубным порошком, завёрнут в ветошь и снесён на блошиный рынок, где после кровавого и ожесточённого торга принёс Аспиранцеву семь рублей с четвертью.

"Очень даже неплохо! – подумал Володя. – Виват, Наука!"

Эти деньги позволили купить большую слегка потёртую линзу (тут же на рынке, у старьёвщика), три килограмма перловой крупы посредственного качества и фрагмент сливочного масла (оказавшегося маргарином).

Несколько последующих дней ушло на изготовление лабораторной установки. Несмотря на подробные чертежи, оказалось совсем непросто нанести на линзу дефект требуемой формы и глубины. Много времени отняла полировка стекла – за этим трудоёмким процессом в голову пробралась крамольная мыслишка:

"А не забросить ли эту затею? Первый раз кончилось плохо, так и во второй раз пойдёт кувырком…"

Усилием воли Аспиранцев отогнал от себя эту мысль и продолжил работы.

Наконец, всё было готово. Володя ввернул электрическую лампу нужной мощности, зажмурился и щёлкнул выключателем…

Часть 3. Встреча

«Однако, какой гнусный запах, – подумал Михай Андреевич, переступая порог квартиры. – Немудрено, что желающих подселиться до сих пор не нашлось».

Михай Андреевич осторожно "ощупал" хозяина взглядом. Молодой, житейски не устроенный, не женатый – все эти качества легко прочитывал намётанный взгляд. "При этом, вне всяких сомнений, порядочный человек". Михай любил интеллигентных людей: "С ними есть о чём поговорить".

– Вы платить вперёд станете? – уточнил Аспиранцев, подгоняя события. – Мне бы желательно вперёд. Хотя бы аванс. Небольшой.

Желудок молодого учёного нескромно заурчал, выдавая причину тяги своего хозяина к денежным знакам. Михай Андреевич мысленно прикинул имеющуюся наличность – хватало дней на пять-шесть непрерывного проживания. Не больше. Однако постоялец решил не вдаваться в такие интимные подробности.

– Скорее да, чем нет, – ответил уклончиво.

Аспиранцев воспринял эти слова оптимистически и показал жильцу его комнату. Провёл краткую экскурсию по местам общего пользования, описал принципы поведения в квартире: "Посторонних не водить. Не курить без необходимости. Соблюдать чистоту и…" – Аспиранцев запнулся и покраснел. Он впервые сдавал жильё, а потому не выработал стратегию поведения и не знал, каких неприятностей ждать от съёмщика. Михай Андреевич внимательно слушал, склонив голову на бок, как птичка, согласно кивал и всячески выказывал готовность соблюдать любые правила совместного проживания.

Неожиданно спросил:

– Вы вино пьёте?

Аспиранцев ответил вопросом:

– А что?

– Сегодня Рош Ха-Шана, – сказал Михай Андреевич. – Еврейский Новый год.

– Ну… – растерялся Аспиранцев, и, сомневаясь, согласился: – Коли так… милости прошу. Ничего не поделаешь.

Прошли на кухню. Аспиранцев достал из шкафа тарелки и чашки, хотел предложить перловку, но постеснялся: "Вдруг она не кошерная?" Михай Андреевич мигом расположился, налил в пиалы мёду, яблоко порезал на дольки.

– Хорошо бы гранат… Понимаете, Владимир, в гранате много косточек, он плодовитый. Это хороший знак. Нету у вас граната? Случайно?

Граната у Аспиранцева не нашлось. Ни случайно, ни систематически.

Володя проверил на свет чистоту стаканов, выставил их в один ряд с бутылкой. Нервно забарабанил пальцами – Новый год в сентябре был для него в диковинку.

Пригубили. Михай Андреевич сказал, что нужно бы пить вино сделанное евреями, но это не главное. Главное, что есть крыша над головой и хороший человек рядом. Михай Андреевич надел на голову кипу, Аспиранцев положил на темя кепку-блинчик. От вина мысли стали лёгкими и весёлыми. Мир вокруг задвигался и закружился в быстром танце.

"А чего? – подумал не без гордости Аспиранцев. – Всё не так мрачно. Подумаешь, перловка! Потерплю пару месяцев, а потом… потом…"

Что именно произойдёт через пару месяцев, Володя не знал, он не заглядывал в будущее так далеко. Быть может это к лучшему, ибо даже самые смелые его предположения не описали бы произошедших событий.


– А я луч жизни изобрёл! – похвастался Аспиранцев. – Уникальная штука.

– Луч жизни? – изумился Михай Андреевич. – Что это?

– Пошли, покажу!

"Коллеги" отправились в лабораторию. Аспиранцев показал лампу и линзу, включил ток – линза разложила спектр на составляющие, чуть вбок отклонилась длинная и острая красная пика.

– Вот он! – гордо заявил Аспиранцев. – Луч жизни!

За окном прогудела машина. Ясное небо заполонили звёзды, ветерок гулял в макушках деревьев, а в комнате негромко гудело электричество. Михай Андреевич заворожено смотрел на алое лезвие.

– Правда, красавец? – спросил Аспиранцев.

Он поведал об изумительных свойствах луча и о том, как он влияет на протоплазму и на всю яйцеклетку в целом. Сказал, что лягушачья икра развивается втрое быстрее, а головастики отличаются удивительной живучестью и активностью:

– Они просто чертята какие то!

В ответ Михай Андреевич сдержано восхитился, пальцем коснулся линзы, заглянул в предложенный микроскоп, и даже из вежливости покрутил кремальеру, подстраивая фокус. Впрочем, смотрел он невнимательно, раздумывая о своём. Интуиция (этот божественный проводник!) подсказывала, что из чудаковатого учёного и его луча может получиться что-то особенное: "Вот только понять бы, что именно?"

– А что будет, – осторожно осведомился Михай, – если лучом посветить на… кожу?

Аспиранцев пожал плечами и ответил, что эпителий разрастается, но это бесполезное побочное свойство:

– Я работаю в перчатках. Не беспокойтесь.

– А другие человеческие… ткани? – назойливо спросил Михай Андреевич. – Что будет с ними?

– Не понимаю, к чему вы клоните, – Аспиранцев потёр лоб и передёрнул плечом. – Любые ткани пустятся в рост. Я же говорю, это луч жизни.

Эфирная, бестелесная и почти неосязаемая идея обретала первичные формы. Осторожно, чтобы не спугнуть эту "фею", Михай Андреевич осведомился о практическом применении луча:

– Для чего вы его изобрели? – вкрадчиво спросил он.

Аспиранцев моментально помрачнел. Буркнул, что вопрос "граничит с идиотизмом", что "наука развивается ради науки", и что он, наконец, не стал бы сдавать комнату, если бы нашел лучу хоть какое-то практическое применение.

Михай Андреевич незамедлительно извинился, сказал, что не хотел обидеть учёного и предложил вернуться на кухню, к вину.

Отпив из стакана, Аспиранцев с горечью в голосе поведал о закрытии лаборатории и даже признался, что луч уже когда-то существовал:

– Его изобрёл не я. Его открыл Персиков. Помните в двадцать восьмом? В Москве тогда случились неприятности? Это из-за луча!

Михай Андреевич не помнил. В те годы судьба забросила его на самый край страны – на Камчатку, он осваивал ловлю краба.

– Так что вы думаете, Владимир? – спросил Михай Андреевич. – Быть может, стоит попробовать?

Учёный пожал плечами, он не понимал о чём идёт речь. Однако ответил, что попробовать, конечно, можно, вот только едва ли получится что-то толковое:

– Луч ещё малоизучен. И боюсь… бесполезен.

– Не говорите так, коллега! – горячо воскликнул Михай.

Слово "коллега" укололо Аспиранцева, он нахохлился и посмотрел на жильца вопросительно, тот сделал вид, что не понимает упрёка и продолжил:

– Подумайте сами, если из ничего возникает что-то, значит, это "что-то" можно продать.

– Вы думаете?

– Уверен, – бодро ответил Михай Андреевич. – Давайте поступим так: вы изучайте луч, а я займусь практической стороной вопроса.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> 1
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации