Текст книги "Эхо иллюзорных надежд"

Эхо иллюзорных надежд
Алексей Брайдербик

© Алексей Брайдербик, 2017

ISBN 978-5-4485-2147-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Детские площадки

Я – строитель, руки даны мне, чтобы создавать детские площадки. Мои знания и опыт помогают воплотить инженерную мысль для всеобщего блага. Я строитель – художник и мастер своего дела. И, как любой художник, вкладываю в свои произведения душу.

Я бы хотел, чтобы создаваемые мной творения существовали вечно! С каким благоговением я любуюсь совершенством и великолепием результатов работы. Я бы мог им посвятить поэму или песню.

Я работаю в бригаде. Мы не просто люди, связанные общим делом и желанием что-либо построить, – мы братья, семья. Мы стоим горой друг за друга. Мы работаем слаженно, где-то на подсознательном уровне общаясь между собой. Я чувствую их, они чувствуют меня.

Наше виртуозное обращение со строительными материалами подобно искусной игре на музыкальных инструментах. Мы создаем из хаоса порядок – всего несколько вещей.

Для меня многие люди – чужаки, почему я должен тратить свое время на тех, кто в моей жизни больше не появится? А я знаю, что так и будет, потому что умею избавляться от прошлого. Я не привык жить надеждами и ожиданиями второго шанса или возможности начать всё с чистого листа. Это глупо, ведь если уверен, что бессмысленно возвращать былое, то нужно заново строить личную жизнь.

Я человек категоричный и ни в чём не терплю неопределенности. Люди, как известно, с годами не меняются – они лишь становятся еще более наглыми… Я имею в виду, что попытка вновь сойтись нередко оказывается либо поспешностью либо просто ошибкой.

Впрочем, я не вижу в этом вселенской трагедии, по-моему, нужно просто уметь расставаться так, чтобы не испытывать обиды, и при этом понимать, что вот теперь-то всё будет замечательно

Мой племянник сказал: «Есть порода людей, которые никогда не сидят на месте, им плохо быть рядом с кем-то, и еще хуже жить в одиночестве, потому-то они не то возвращаются навсегда, не то приходят только на время. Они не могут ни отпустить свою вторую половинку, ни дать ей нормальной семьи».

Не стоит искать причину чего бы то ни было, если никогда не существовало предпосылок для возникновения этого – временами некоторые события наступают сами по себе.

Мы все строители, только кто-то возводит детские площадки, а кто-то создает собственную реальность. Но как площадки, так и реальность – это лишь часть материала, который использует время, когда вылепливает нашу жизнь.

Я – дом

И вот посетило меня видение, и оно было не из тех лет, которых я не помнил, и не из тех мгновений, которые мне не суждено пережить. Мое видение – взгляд со стороны.

Я превратился в дом, крышей я касался неба, своим фундаментом я зарылся в почву. Окнами я созерцал все стороны света и только вглубь себя я не мог заглянуть. А ведь внутри меня было так много интересного – лестничные пролеты и площадки, квартиры и комнаты. Меня населяли люди, и каждый из них мог бы нашептать много интересных и поучительных историй.

Я не безвольный и молчаливый материал, не сооружение, которое просто стоит на одном месте. Я – обитель для тех, кто любил и страдал, встречался и расставался. Я – цитадель для семей. Но не оберег от краха любви.

Я – дом и способен говорить с жильцами, но кто поймет мой язык, кто ответит на мои вопросы? А ведь все вещи ждут, когда с ними заведут беседу.

Днем по моему чреву струится полутьма, а ночью всё затапливает свет, но как днем, так и ночью лишь тишина не тревожит.

Я не смерть и не жизнь, а только существование.

Факт того, что я – дом.

Мысли

Мысль первая

Его уверенность и убежденность в своей правоте подобна горам, и никакие материальные субстанции мира – ни огонь, ни воздух, ни вода, и даже ни земля – не в силах ее сокрушить. Я думаю, что только время может сломать его уверенность, и наконец избавить от сомнительных и исковерканных идеалов и убеждений. Он видит всё – но на самом деле его глаза закрыты.

Впрочем, действительность и рассчитана на слепых, ведь кто слеп – тот безволен.

Все слова, которыми я стреляю, как стрелами, отскакивают от твердой породы его мировоззрения. А вообще, зачем я что-то ему доказываю?

Мысль вторая

Вот мое откровение: если от чьих-то берегов дует ветер угроз в нашу сторону, мы обязаны восстать огненной стеной. Разумеется, тут никто нас не осудит, а только посочувствуют и чем-нибудь помогут. Но если это наши берега дышат угрозой, то в таком случае я обязан дезертировать – в этом я вижу свой великий долг. Правды в наших действиях нет и быть по определению не может.

А как же осуждение со стороны других? Мне всё равно, я с ними связан так же, как вода с огнем. Я прекрасно проживу с грехом, которого нет, предательством, которого я никогда совершал, и моралью, неизвестной никому, кроме меня.

Мысль третья

Схватить мир за горло и сказать ему:

– В моих силах умертвить тебя!

Истиной пробиться сквозь крепостные стены заблуждений. Примерить роли ученика и учителя – вот цель моей жизни. Но обстоятельства набрасывают аркан мне на шею. Уж тяжело сглотнуть, и не сделать вдоха. Моя ноша – груда камней несчастий и проблем. Под ней трещат и ломаются кости мои. Большее внутри большего, и меньшее внутри меньшего. А может, мне всего-то и надо – не дать миру шанса жить.

Мысль четвертая (вольная тема)

Мы все – фрагменты бытия. Но не вещи и не предметы, не события и не явления времени и пространства. Мы – больше всего этого. Скажи, одолевало ли тебя когда-нибудь желание не быть ролевой моделью для людей? Ведь как сложно не ошибаться и с гордым выражением лица нести на плечах бремя совершенства и идеала!

Да, сложно это всё. Я стою за спинами людей, но мне не скрыться от их оценок. Можно закрыть глаза, отвернуться, но с мыслями ты ничего не сделаешь, ты просто будешь мучить себя ими.

Мы все как один глупы, а нашим заблуждениям нет ни конца, ни края.

Мысль пятая

В своих снах мы – боги. В своих мечтах мы – всего лишь люди, стремящиеся сломать в себе количественные и качественные границы умений и талантов. В своей реальности мы рабы. Наши попытки чередовать сны с мечтами и реальностью, а реальность с мечтами и снами не меняют положения вещей и заставляют продолжать это бесполезное занятие.

Пустоши мира

Кто-то из моих знакомых сказал, что для того чтобы противостоять нашим врагам, у нас есть силы, их даже больше, чем мы думаем, просто враги не дают нам возможности в полной мере проявить весь скрытый в нас потенциал. Но если мы идем против воли собственных родителей, то мы неизбежно так или иначе, рано или поздно будем делать то, чего от нас хотят.

Мы вырываемся из-под родительского контроля, поскольку уверены, что наши руки могут справиться с любой житейской проблемой. Подобную уверенность в нас вселяет наш возраст, и кажущаяся просвещенность во многих вопросах, и сознательность, которой в действительности у нас нет в достаточном количестве.

Излишний родительский контроль проявляется не только в желании везде и во всём направлять своего ребенка, но и в стремлении создать у него уверенность, что он сам не сумеет обойтись без их контроля. Родительский контроль часто может стать крайностью, ослепляющей как родителей, так и детей: ни первые, ни вторые не замечают, что лишают друг друга возможности осознать собственные заблуждения.

Недавно мне приснился сон, причем настолько яркий и реалистичный, что можно было бы подумать, будто это и не сон вовсе, а реальность, которую я переживал.

Я стоял в толпе людей, весь обмотанный цепями, мои руки сковывали кандалы, шею сдавливал ошейник с шипами, и только ноги были свободны. Однако я не чувствовал ни тяжести цепей, ни ошейника. Зато ногами я передвигал с большим трудом. Я пытался идти, прикладывал усилия для этого, и мне удавалось менять свое положение в пространстве. Люди, окружавшие меня, медленно расступались, намечая мне путь. Я чувствовал себя основой космоса, хозяином положения, хоть и с ограничениями и трудностями. Я шел и когда, наконец, оказался вне толпы, цепи и ошейник на мне порвалась и с громким лязгом упали на землю.

У меня за спиной выросли большие белоснежные крылья, я несколько раз я взмахнул ими и взмыл в небо. Сначала я превратился в искру пламени, потом в шар света, раздвоился, рассыпался, но всё равно продолжал подниматься над землей, людьми, цепями.

И тут я проснулся…

Мне кажется, мой сон – это предсказание грядущей перемены в жизни.

…До́ма у меня всё сложно, и в родных местах я не могу найти покоя. Я как ветер, дующий в знакомые и неизведанные дали. Судьба часто сводит разных людей. Для чего? Может быть, чтобы они могли помочь друг другу? Судьба никого и никогда не посвящает в свои планы.

Мысленно я бываю во множестве разных мест и везде я путешественник, залетная птица. Я постигаю их законы, нравы и обычаи, а затем ухожу куда глаза глядят. Я меняю много домов и много мест, и о каждом могу сказать и хорошее, и плохое.

По сравнению с громадой мира всё кажется мне ничтожно малым. Я всё чаще и чаще прислушиваюсь к тишине пустошей мира. Она царит везде и занимает мои мысли.

Что я делаю в такие минуты?

Просто устало ложусь на траву и, закрыв глаза, глубоко вдыхаю и шумно выдыхаю. Страшно существовать в мире, состоящем из бесконечного неба и не менее бесконечной земли.

Пребывать посреди пустошей мира – не мое призвание и не моя задача. Чтобы не испугаться пустошей мира, не чувствовать себя одиноким – всего-то и нужно представить, что рядом присутствует кто-то еще. Вообразить ничтожность своего положения на земле и неизбежность быть проигнорированным вселенскими процессами – неприятно и удручающе. Сколько ни пытайся бороться с пустошами мира и как ни старайся заполнить их собой – всё равно ничего не получится. Протоптать путь по ним и разгрести руками землю – еще полдела, сохранить результат – вот задача так задача.

Сколько слов было мной произнесено, а сколько мыслей высказано! Меня так обычно увлекает это занятие, что я практически не замечаю однообразия пустошей мира вокруг. Я смотрю на людей и вижу себя в них, можно было бы подумать, что они – мое отражение. Возможно всё, недаром говорят, что у каждого человека на земле есть своя вторая половинка, человек родной по душе, чувствам. Однако не всем дано встретится с ним.

В последнее время я чувствую себя таким вымотанным. Может, тому виной погода?

Корень моего одиночества – пустоши мира.

Миниатюра, сочиненная днем

К храму ночи приводит нас наша усталость. В обители из света дня мы лепим из глины статую собственных достижений – по ней мы определяем размеры наших умений, возможностей и сил.

От рождения и всю жизнь вплоть до старости и смерти доводим эту статую до совершенства – сглаживаем, добавляем одни детали либо убираем другие. Но всё равно излишняя угловатость, недопустимые диспропорции и неистребимая неуклюжесть наших движений не позволяют добиться идеального результата. Того самого, о котором можно было бы сказать: «Да, пожалуй, теперь меньше всего заметны несовершенства моих долгих и упорных трудов».

На прошлой неделе я был на музыкальном шоу. Там было несколько десятков зрителей. Шоу длилось долго. Оно отличалось особой, какой-то мучительной неторопливостью, вялым музыкальным сопровождением, тягучими, раздражающими монотонностью песнями. Это сильно утомило меня. Я ожидал нечто такое, что не заставляло бы меня постоянно думать о скуке и о том, что мне все труднее и труднее оставаться в кресле.

– Мне надоело здесь сидеть, – как оказалось, вслух, хотя и негромко, произнес я.

– Так встань и уйди, зачем сидеть, – отозвался парень, сидевший рядом со мной.

Я посмотрел на него.

– А вдруг остальные обидятся? – возразил я.

– Кто именно? – уточнил мой сосед. – Люди, которых ты никогда прежде не видел и встретился с ними только сейчас?

– Хотя бы они, – сказал я. – А подумают участники шоу? Как я им объясню свой уход? А они обязательно спросит, они, как нарочно, не проигнорирует: хотя они не смотрят на меня постоянно, это не значит, что мои движения останутся незамеченными.

– Тогда наберись терпения и дожидайся окончания.

– Не могу, ей-богу не могу!

– И что же делать?

– Не знаю.

– Тогда незаметно поерзай либо пару раз привстань и снова сядь. Вот и о скуке забудешь.

Вдруг парень громко чихнул, а я решил больше не ходить на шоу, которые тянутся так долго и вдобавок ко всему заставляют опасаться последствий ухода.

Версии

Я вышел из аптеки, завернул за угол, и вдруг передо мной возникли три мои версии, три точные копии моей человеческой внешности – те три формы, которые я обычно принимаю, когда чего-то не понимаю и удивляюсь, возмущаюсь, но соглашаюсь, и тело выдает мое отношение к происходящему.

Моя первая версия улыбнулась мне, вторая кивнула в знак приветствия, а третья ничего не сделала, она просто стояла и смотрела на меня.

– Я всегда говорю «Почему же? Разве?», даже когда это не требуется, – сказала первая версия.

– Я постоянно отвечаю «Как же так, но впрочем…», – откликнулась вторая версия меня. – Удивляться и мириться с тем, что удивляет – это подчас сбивает с толку и раздражает какой-то своей относительностью.

– А вот я только подмигиваю и восклицаю, – с радостью заявила третья. – Вот только я не позволяю никому и никогда добиться чего-то большего.

– Вы явились, чтобы меня о чем-то предупредить? У меня ничего не получится. Пусть, я привык к неудачам. Но я надеюсь, что всё будет хорошо.

Первая версия меня сказала:

– Почему же? Разве?

Вторая добавила:

– Как же так? Но впрочем…

Третья версия ободряюще подмигнула мне и нарисовала в воздухе указательным пальцем восклицательный знак.

Мы вчетвером одновременно обняли сами себя, а я подумал: «Нам следует теперь как-то попрощаться?»

Наши ангелы
(о противоречии)

Когда ангел прилетает к человеку, то задает ему один и тот же вопрос: «Хочешь ли ты, человек, чтобы я – ангел – стал твоим защитником, верным и преданным другом?»

Человек всегда без промедления и раздумий отвечает: «Да, конечно!».

Они обнимаются, а потом ангел становится невидимым. О его присутствии напоминает легкое колыхание лепестков на цветах в безветренную погоду или солнечным блик на стекле. Если же человек попадает в беду, ангел непременно откликается на его зов.

У меня с моим ангелом было так же. Мой ангел был красивым и статным.

Я относился к нему как к брату. Мы с ним бродили по земле. Находили приют в разных городах и странах. Однако всегда возвращались в мои родные края. В ночной темноте я освещал перед ним своей любовью, дружбой и преданностью весь мир. Днем я следовал за ним – тенью его больших белоснежных крыльев. Он указывал путь к тому, что делало меня добрым и благочестивым.

Иногда случалось так, что моя душа и человеческая сущность рассыпались на части. Так всегда бывает с людьми, когда они не знают, как поступить: много вариантов – и много исходов. Мы вместе находили правильное решение, и я вновь становился целым – самим собой. К слову, мой ангел также не раз находился на распутье.

Я брал его за руку. Он обнимал меня своим крылом.

Когда я спал, он был моим сном. Когда я бодрствовал, ангел был моей явью. Я был в ответе перед ним даже в большей степени, чем он передо мной, поскольку боялся сделать что-нибудь такое, что могло бы его обидеть. Кто знает, возможно, я, не замечая того, и совершал какие-нибудь поступки, огорчавшие моего ангела, только он молчал об этом.

Мы с ангелом проводили вместе много времени и ни о какой разлуке даже не помышляли. Не страшна разлука, пока знаешь, что можешь противопоставить ей желание быть вместе. А время шло, но мы не обращали на это внимания. Мой ангел хранитель – лучший из друзей. И в танце под мерцанием далеких галактик кружилась наша с ним дружба.

Всякая трагедия – это потрясение устоев, а наше существование – лишь незначительное препятствие на пути ее неотвратимой и всегда катастрофической воли.

Трагедия вошла в мою жизнь…

…Меня и еще несколько человек пригласили на открытие новой семинарской школы. Мы находились в здании. Возможно, крыша не выдержала тяжести стоявших на ней массивных крестов – я еще в первый раз увидев их на крыше здания, спросил себя: «Разве одного креста недостаточно?». Или может, архитектор ошибся в расчетах или рабочие – при строительстве. В чем бы ни была причина, крыша школы обрушилась. Мы оказались погребены под завалом.

Мы бы умерли, если бы не наши ангелы хранители. Мой ангел был среди других, но держался позади остальных. Ангелы слышали наши мысленные мольбы о помощи. Нам не надо озвучивать собственные просьбы, достаточно, не произнося ни звука, кричать в небеса из собственных душ.

Всех спасли – и это благо. А вот меня такая удача обошла стороной. Мои травмы были серьезными, и я уже собирался распрощаться с этим миром. Тогда мой Ангел, почувствовав это, совершил удивительный поступок – он пожертвовал своим бессмертием, вечностью ради моей столь короткой и столь хрупкой жизни. Смерть отступила – тьма и забвение ушли.

Я выжил, а мой Ангел умер.

И что потом? Меня захватила и долго не отпускала злость от того, что я потерял своего Ангела, она затмила мою боль, горечь и печаль. Впрочем, мне кто-то сказал, что моя злость – это и есть оборотная сторона боли, горечи, печали. Просто не всегда и не каждый переживает их так, как это должно быть, по нашему мнению. Моя злость – это внешне искаженная боль, горечь и печаль. Мне плохо.

Обратная сторона моей злости – отчаяние от понимания того, что у других ангелы живы, а своего я больше не увижу. Я не мог унять злость, она – это сплав прочих моих горечей. Вот что я чувствовал, сжимая кулаки и стискивая зубы.

А впрочем, гнев и злость мне некуда было выплеснуть – бездарные, неблагодарные и бесполезные чувства, не позволявшие забыть о причине утраты и изо дня в день изнурявшие меня.

Моя потеря равносильна смерти. Я понимаю, что нет смысла желать такого же горя не только тем, кто ни в чем не виновен, но и тем, кто, может быть, заслужил этого, поскольку ничто не восполнит твоей потери. Я сочувствовал сам себе.

Я не укорял себя, хотя это первое, что делают люди, когда умирает тот, кого они любили. Чем укор может помочь? Винить себя – значит только это и делать. Обдумывать сложившуюся ситуацию и укорять себя – я только на это и способен.

Уж вдоволь я наплакался.

Меня одолевала мучительная возбужденность от негодования, замешательство от состояния какого-то странного ожидания, острого томления – все это подмена жалости к себе и окружающим из-за того, что кто-то не испытывает тех же чувств, что и я.

Мои злость и гнев оборачивались унынием и всегда отвратительным смирением, и долгим, неприятным послевкусием: нет надежды, а есть реальность, нет поддержки, а есть горе и воспоминание об улыбке моего ангела.

Минуло несколько лет, и однажды меня посетил еще один ангел – ни менее ослепительный в своем великолепии.

– Хочешь, я буду защищать тебя, стану тебе и другом, и братом, и наставником? – спросил он.

– Мой Ангел умер, сможешь ли ты заменить его? – вопросом на вопрос ответил я. – Для меня это важно!

– Ты хочешь этого?

– А ты?

– Все зависит от твоего желания. Как решишь – так и будет, – сказал Ангел.

– Мне важно твое мнение, – сказал я. – Мой Ангел любил меня, а я – его. Мы были почти что братьями-близнецами. Между нами установится такая же связь?

– Она может установиться? Ты к ней готов?

Я задумался. Если у двух человек возникает абсолютная уверенность в острой потребности дружить, то они совместными усилиями помогают дружбе завязаться, при этом либо сокрушая, либо вовсе не замечая помех. Люди же сомневающиеся в необходимости подружится, напротив, не смогут наладить между собой контакт таким образом, чтобы потом он стал основой для зарождения крепкой дружбы.

Я не уверен, нужно ли мне мое стремление к дружбе с ангелом, и я не знаю, нуждается ли он сам в своем желании подружиться со мной. Мы пытаемся завязать с кем-то дружеские отношения, так как того требуют устоявшиеся в обществе правила, но о нашей личной заинтересованности в готовности вообще с кем-либо дружить и речи не ведется.

Я не уверен в цели, ради которой мы хотим подружиться, а иначе – почему ни я и ни он до сих пор не проявили настойчивости в желании сблизиться? А было бы интересно полюбить этого ангела так же сильно, как и прежнего.

Мои сомнения насчет дружбы с ангелом продиктованы не только глубокой печалью от потери, но и нежеланием любить кого-то другого. И все же новый ангел здесь – стоит передо мной, и я обязан, наконец, что-то для себя и для него решить. Нет, то, как долго мы что-то пытаемся для себя уяснить, говорит только о нашей обоюдной неуверенности в нужности друг другу.

– Ну, – с некоторой настойчивостью проговорил Ангел. – Ты хочешь, чтобы я стал твоим ангелом хранителем?

– Нет, – ответил я и слегка удивился решительности и настойчивости своего ответа. – Прости, но я не хочу этого!

– Ты уверен?

Я почувствовал, что еще чуть-чуть и я зальюсь слезами. Я не должен плакать, слезы обяжут его остаться, а я не собирался давать ему повод для этого. Я знаю, что слезы заставляют дрогнуть всякое сердце – каким бы черствым оно ни было.

– Да, как никогда! Ты лучше позаботься о том человеке, кто ищет ангельской любви – кто сильнее всего сторонится этого мира, и кому ты позволишь назвать себя твоим братом и подопечным.

– Хорошо, как скажешь, и спасибо за доброе напутствие, – улыбнулся ангел и благостный свет его искренней доброй улыбки коснулся моего сердца.

Я задыхаюсь и умираю от противоречий. Я отчасти хочу и в то же время не желаю, чтобы сбылось его желание быть со мной вопреки моему стремлению не допускать его в собственную жизнь. Его дружба и защита были бы для меня спасением, но спасение мне это не нужно, потому что я предпочитаю скорее горе, чем надежду на избавление от него, хотя и не понимаю этого. Я заставляю себя бежать от дружбы и защиты ангела и тем не менее принуждаю себя к осознанию неправильности того, что делаю. Я боюсь замены – этот ангел, чужой для меня. Неизвестно, приму ли я его как друга и не стану ли сравнивать с ангелом, которого потерял. А я буду это делать, поскольку иначе и быть не может.

Я жду от ангела упорства в попытке остаться со мной, в свою очередь я жду от себя еще большего упрямства в желании быть с ним рядом.

Однако я надеюсь, что он оставит меня в покое, но помоги, Господь, чтобы моя надежда не оправдалась – нет, я не подружусь с этим Ангелом ни сейчас и ни потом. Мне так грустно!..

Когда ангел исчез, я остался один посреди равнины. Оживленный, многомиллионный город, где я родился и вырос, был моей безлюдной равниной, и квартира, в которой я жил, также была моей безлюдной равниной. Ее умопомрачительные просторы окружали меня. При том что расстояние от одной стены до другой – всего полтора десятков шагов.

Я чувствовал холодные сухие ветры равнины, каменистость почвы – она так ужасна. И на этой равнине всего-то я со своими мыслями об ангеле, который оставил меня. Это все проекция моей утраты.

Второго шанса не выпадает. То, что нам дается свыше под видом второго шанса, – есть не что иное, как попытка начать все сначала, отринув при этом предыдущее.

Моего ангела не заменить! Я не глупец и понимаю, что единственный смысл любой замены одного другим заключается в том, что она в действительности бесполезна, замена – это жестокое заблуждение относительно возможности справиться с болью от утраты.

Ничего не существует, кроме моей памяти о моем ангеле, и поскольку я жив и жив весь прочий мир, я не забуду о любви к нему и его бескорыстной привязанности к моей человеческой сущности.