Текст книги "Переутомился"

Алексей Будищев
Переутомился

С своей тележки судебный следователь Стрекалов уже видит сквозь сумрак осенней ночи огни уездного городишка, где он живет. Через четверть часа он будет дома. Он облегченно вздыхает всей грудью и прячет в карман револьвер, который он почти всю дорогу держал наготове под полой своего пальто. Лицо и каждое движение своего ямщика Стрекалов находил в высшей степени подозрительными. Но близость города успокаивает его; он косится на затылок ямщика с злобно торжествующей улыбкой и думает: «Что, братец, опоздал? Теперь рад бы меня ухлопать, да уж некогда!»

– Опоздал, братец? – не удерживается он, чтобы не высказать своего торжества вслух. – Теперь уж поздно; шалишь!

– Да, барин, опоздал, – соглашается ямщик.

– Проговорился! – едва не вскрикивает Стрекалов. – Так-то вот вас и ловят, мерзавцев!

– Оно, конечно, – продолжает, между тем, ямщик, – если бы наша лошадь овес видела, а то мы больше на кнут надеемся…

«Так, так, так – думает Стрекалов, – самая обыкновенная уловка всех негодяев: проговорился – и в кусты!»

По его поношенному, изжелта бледному лицу снова ползет мучительная усмешка; он вспоминает; в «Судебной Газете» он читал: в N-ской губернии ямщик задушил своего седока вожжами.

– Вы не так на кнут надеетесь, – снова обращается он к ямщику не без злорадства, – как на вожжи!

Последние слова Стрекалов многозначительно подчеркивает.

– Это верно, – снова соглашается ямщик. – Потому оно без вожжей, голыми-то руками чего сделаешь!

«Опять проговорился, – едва не вскрикивает Стрекалов, – Ведь олухи-то какие! Царь небесный! На, вон, его бери хоть сейчас; а ведь какие штучки задумывают: судебного следователя убить!»

Он плотнее запахивается в пальто и говорит:

– Да ведь зато с вожжами-то и влетает частенько ваш брат! Ух, как влетает!

– Бывает, – соглашается ямщик, – кто ежели без разума…

И прежде чем следователь успевает подумать: «влетел! Проговорился!» – он добавляет:

– В яму иль в канаву влетит другой.

«Смекнул! Травленый, стало быть! – думает Стрекалов. – Бубновый бы туз тебе на спину, да и послать, куда следует, подальше от людей. Заблаговременно!»

У подъезда своей квартиры Стрекалов дает ямщику на водку вместо обыкновенного гривенника четвертак и говорит:

– Слушай. На вот тебе четвертак и знай, что я тебе даю его за то, что в тебе все-таки в последний час заговорила совесть. Возьми, брат, и всегда слушайся голоса своей совести: она, брат не обманет!

В передней, тихонько разоблачаясь, Стрекалов спрашивает заспанную горничную Дашу:

– Барыня спит?

– Спят-с. Только что уснули; зубами они маялись цельный день. К доктору досылали, в аптеку…

– Мне в кабинете оправлено?

– В кабинете-с.

«Неестественно это что-то, – думает Стрекалов, укладываясь в своем кабинете, на мягкой тахте. – Это, кажется, второй раз уж: как я в уезд, – так зубы. И у Даши глазки, – ух, не нравятся мне они! Шельмоваты уж очень».

Однако, он силится уснуть. Но спать он не может. Два последних месяца у него было столько дел, что приходилось работать по ночам, и он отвык спать. Ему не спится; припоминаются прежние дела – серьезные дела – грабежи, убийства, истязания. Перед глазами проходит длинная вереница всевозможных преступников и преступлений.

Стрекалов ворочается с боку на бок, почесывается и вздыхаете В его голову лезет всякая нелепость. В комнате темно и тихо. Как-то особенно жутко даже. Среди тишины резко проносятся неопределенные, странные звуки. Не то мышь поскреблась, не то сверчок за обоями шевельнулся, не то вздохнул кто. Стрекалову делается с

...

конец ознакомительного фрагмента