Текст книги "Крым. Большой исторический путеводитель"

Помимо локальных военных инициатив на их территориях, Ругила вмешивался в дела обеих империй, и по большому счету. В 423 г., когда скончался император Запада Гонорий, его власть узурпировал начальник имперской канцелярии Иоанн, гот по происхождению. В узурпаторах он числится потому, что, во-первых, его самоназначение медлил признать восточный император Феодосий II, а во-вторых и главных – потому что проиграл. Против Иоанна выступил наместник провинции Африки Бонифаций, прекративший поставки хлеба в Рим (провинция Африка – нынешний Тунис, главная житница Западной империи).

В ответ Иоанн, пользовавшийся поддержкой некоторых видных военачальников, в 425 г. послал войско на усмирение несогласного. Но тем временем стало известно, что на него самого движется армия, посланная Феодосием II. Иоанн немедленно обратился за помощью к Ругиле, тот выслал огромное 60-тысячное конное войско, но оно опоздало на два дня. Вернее, промедлил сам император – вместо того, чтобы идти навстречу неприятелю, он заперся в Равенне (резиденции западных императоров с 402 г.) и стал дожидаться гуннов. В результате восточноимперская армия прошла кратчайшим путем через болото (ее провел какой-то пастух, впоследствии объявленный «ангелом божьим») и неожиданно вступила в Равенну.

Иоанн был пленен и отправлен к вдове Гонория Галле Плацидии, которая приговорила его к смерти. Несостоявшемуся императору отрубили кисть правой руки, усадили на осла и в таком виде выставили на поругание толпы в цирке – после чего казнили. Галла Плацидия добилась от Феодосия II, чтобы тот провозгласил императором Запада ее несовершеннолетнего сына Валентиниана III, а сама стала при нем фактической правительницей.

При Ругиле в 433 г. было заключено соглашение с Римом о формальной уступке гуннам провинции Верхняя Паннония: фактически они уже основательно расположились и в Верхней, и в Нижней (восточноимперской). Согласно договору, римское правительство обязалось выплачивать гуннам ежегодную дань примерно в 100 кг золота (возможно, эта дань представлялась как плата федератам за охрану границ).

От «поражения молнией» гуннский царь погиб, возглавляя поход во Фракию в 434 г. Причиной нападения было невыполнение Восточной империей гуннского ультиматума: Ругила требовал, чтобы ему были выданы гунны, вопреки его царской воле поступившие на имперскую службу. Среди них были и представители высшей знати, даже царские родственники. Можно предположить, что им, вольнолюбивым кочевникам, не по душе оказались вновь заведенные порядки: им не хотелось становиться подданными, пусть даже придворными. Ведь жили же многие племена, особенно за Дунаем, в Причерноморье, так, как повелось исстари, без опасения услышать оклик новоявленного повелителя – чем они хуже?

Поход закончился неудачей, множество гуннов погибло от эпидемии чумы. Может быть, ее жертвой стал и Ругила, а людская молва сделала его смерть не такой прозаической, приукрасив молнией? У христианского автора находим такой назидательный комментарий: «Господь уничтожил его и его приспешников в соответствии с пророчеством, изложенным в книге пророка Иезекииля (38:22)».

* * *

Место Ругилы заняли его племянники братья Атилла и Бледа, скорее всего, поделившие власть по территориальному принципу – как это сделали когда-то их дядья Ругила и Октар. Но в переговоры с Римской империей они вступили совместно. Совместно же захватили они в 441–442 гг. восточноимперскую провинцию Иллирик (современная Сербия).

Есть указание, что Бледа был старше брата, но образ Атиллы совершенно затмил его. Краткое сообщение, позволяющее как-то судить о личности Бледы, оставил в своих записках секретарь римского посольства Приск, побывавший в паннонской стране гуннов и в их столице. Во Фракии в качестве военной добычи Бледе достался шут, кривоногий и горбатый карлик Зенон, прежде принадлежавший восточноимперскому полководцу Аспару. Бледа души в нем не чаял, потешаясь прежде всего над раскоряченной походкой. Чтобы это выглядело еще смешнее, карлику специально смастерили нелепые доспехи. Атилле же игрушка брата вовсе не нравилась, уродец вызывал у него отвращение. Однажды Зенону удалось бежать с несколькими другими рабами. Когда беглецов поймали и карлика привели к хозяину, Бледа поначалу встретил его с гневным лицом, но, окинув взглядом, громко расхохотался и простил. Шут объяснил свой проступок тем, что хозяин совсем позабыл о том, что он ведь мужчина и ему требуется женщина. Бледа расхохотался, обещал любимцу одну из первых красавиц – и, по обыкновению, усадил подле себя за трапезой.

До нас дошло описание встречи царей-соправителей с посольством из Константинополя, состоявшейся вскоре после смерти их отца. Необходимость переговоров была вызвана тем, что отношения по поводу судьбы перебежчиков и еще кое-какие вопросы так и остались невыясненными. Атилла и Бледа встретили дипломатов вне городских стен верхом на конях, с которых они в течение всех переговоров так и не слезли – ибо так принято у гуннов, которые все дела предпочитали решать, сидя в седле. Послы, чтобы не ронять своего достоинства, не стоять, подобно слугам, у лошадиных морд, ответили тем же. Договорились, что империя не только впредь не будет принимать перебежчиков, но и вернет уже находящихся у нее. Что она не будет заключать союзов с врагами гуннов. И будет отныне платить вдвое большую ежегодную дань – на наши мерки, более 200 кг золота.

Впоследствии, когда Константинополь выполнил условия соглашения и передал беглецов, они, включая двух отпрысков царского рода, Маму и Атакия, были распяты в назидание всем, у кого в душе роятся какие-то дурные помыслы.

Из взаимоотношений братьев известно еще то, что в 444 г. Атилла убил Бледу: как, за что – сведений никаких. У одного хрониста читаем только: «Атилла, царь гуннов, Бледу, брата своего и соратника по царству, убил и его народы вынудил себе повиноваться».

* * *

Что касается личности Атиллы, можно привести характеристику, данную ему Г. А. Вернадским: «Атилла был одним из тех неукротимых завоевателей мира, которые время от времени преуспевали в объединении кочевых племен в могучую империю. Подобно Чингисхану, он был не только военным гением, но также очень одаренным политическим деятелем. Безжалостный на войне, Атилла не был жесток по природе. Его лицо было смуглым, с маленькими, глубоко посаженными глазами, широким носом и жидкой бородой. Его спокойное достоинство и жесткий взгляд впечатляли всех, кто сталкивался с ним, и одно племя за другим признавало его в качестве своего властителя. Тип гуннского преуспевания был одинаков во многих случаях. Сначала врагу наносилось быстрое военное поражение; затем следовали дипломатические переговоры, связывающие его накрепко с гуннской ордой. Личное влияние великого хана завершало затем задачу слома воли бывшего врага».

Можно добавить еще, что, как и большинство людей того времени, в религиозном отношении Атилла был куда больше склонен к магии, чем к мистике. При нем постоянно находились гадатели и маги разных религий. Рядом с ним содержали и пленного христианского епископа, «чтобы святой человек принес счастье войску» (в империи христианство стало к тому времени государственной религией).

В глубине же Атилла придерживался скорее всего исконных степных верований, переходящих, похоже, от одного кочевого народа к другому, от скифов к гуннам. Когда у одного пастуха корова поранила ногу и он решил выяснить, обо что, то нашел в траве древний меч. Он принес его Атилле, и тот объявил, что это меч бога войны, который чтили раньше, но он был утерян. Теперь же меч поможет ему всех одолеть на войне. Тот же, кто усомнится, что после смерти Бледы вся бывшая у того власть перешла к нему, Атилле, будет иметь теперь дело не только с ним, но и с силами небесными.

* * *

В 435 г. в остатки римской Галлии вторглись германские племена бургундов. Когда-то они, как и готы, обитали на южных берегах Балтийского моря, а затем большинство их переместилось к Среднему Рейну (часть ушла вслед за готами к Черному морю). В 413 г. на правах федератов империи они перебрались на рейнское Левобережье. И вот, во главе с королем Гундахаром, они вознамерились расширить свои владения за римский счет: по-видимому, полагая, что империя совсем плоха.

Оказалось, что это не так. Против них выступил римский полководец Аэций и разбил их в битве. Был заключен довольно снисходительный мир, бургунды получили часть земель, на которые претендовали.

Но уже в 437 г. по неизвестно чем мотивированной просьбе Аэция на маленькое Бургундское королевство (около 80 тысяч жителей) напали гунны во главе с самим Атиллой и разгромили его. Король Гундахар пал в битве, погибло около 20 тысяч бургундов (остается надеяться, что меньше, все-таки четверть населения – это геноцид, а бургунды в ближайшие века будут появляться на страницах истории как довольно большой народ).

Здесь интересны два момента. Гибель Бургундского королевства описана в двух великих памятниках мировой литературы – «Старшей Эдде» и «Песни о Нибелунгах». Действующие в них эпические Этцель (или Атли) – это исторический Атилла, Гунтер – Гундахар, павший в бою с бургундами Бледель – не кто иной, как Бледа, удостоенный в эпосе менее драматической кончиной, чем на самом деле.

А еще необходимо подробнее остановиться на таком реальном историческом персонаже, как Аэций (390–454). Это самый яркий образ эпохи конца Западной Римской империи, старинный друг гуннов, одержавший над ними победу в одной из самых кровавых битв человеческой истории, «Битве народов» на Каталаунских полях. «Последний римлянин», как принято называть его у историков (широкому читателю известен роман Теодора Парницкого «Аэций, последний римлянин»).

Вот как охарактеризовал его древний историк Ренат Фригерид: «Он был среднего роста, крепок, хорошего сложения, то есть не хилый и не тучный; бодрый, полный сил, стремительный всадник, хороший стрелок из лука, неутомимый в метании копья, весьма способный воин и прославлен в искусстве заключать мир. В нем не было ни капли жадности, ни малейшей алчности, от природы был добрым, не позволял дурным советчикам уводить себя от намеченного решения; терпеливо сносил обиды, был трудолюбив, не боялся опасностей и очень легко переносил голод, жажду и бессонные ночи. Видимо, ему с малых лет предсказали, к какому положению его предназначила судьба».

Думается, в моральном аспекте набор качеств несколько идеализирован, такому человеку трудно было бы добраться до высот власти. Но не ошибемся, если скажем: человек большой, сильной, неоднозначной души, наделенный великими дарованиями, чувством долга и не лишенный честолюбия.

Его, выходца из знатной семьи, в юные годы судьба забрасывала к тем, кем принято было пугать детей. По обычаям древних времен, в обеспечение договоров, заключенных римским правительством, он находился в качестве заложника сначала в ставке вестготского короля Алариха, потом того хлеще – при дворе гуннского короля Ругилы, где провел несколько лет. Но юноша везде пришелся ко двору, даже стал другом своего младшего сверстника Атиллы, да и просто завел среди гуннов немало знакомств. В жизни ему это очень пригодилось.

Вернувшись в Рим, Аэций стал быстро делать военную карьеру, а это означало и карьеру политическую: это было время, когда не только во внешней, но и во внутренней политике меч весил больше всего.

Однажды он оказался в очень рискованной ситуации. Помните узурпатора Иоанна, который при приближении восточно-имперских войск послал за гуннской подмогой? Так вот, послал он Аэция, зная о его широких связях при дворе царя Ругилы. Читаем у Фригерида: «Иоанн, побуждаемый этим, послал Аэция, который в то время был смотрителем дворца, с большим грузом золота к гуннам, известным Аэцию еще с того времени, когда он был у них заложником, и связанным с ним тесной дружбой, и приказал ему: как только вражеские отряды вторгнутся в Италию, он должен напасть на них с тыла, тогда как сам Иоанн ударит им в лоб». Аэций шел с гуннским войском (а путь немалый даже для кавалерии), но, пока дошел, Иоанн успел проиграть и погибнуть.

Однако благодаря своему уму и дипломатическому дару, а главное, тому, что с ним были тысячи гуннских всадников, он сразу сумел наладить хорошие отношения с Галлой Плацидой, матерью-опекуншей при малолетнем законном наследнике престола Валентиниане III.

Ему поверили и не ошиблись: поставленный во главе римской армии в Галлии, он одержал там победы как над германцами (вестготами, франками, ютунгами), так и над кельтскими племенами нориков. В 429 г. Аэций по заслугам получил высшее в империи военное звание «главнокомандующего войсками», а чтобы закрепить его за собою, через год обвинил прежнего его обладателя Флавия Феликса в заговоре, выступил против него во главе отряда, арестовал и казнил (без комментариев).

Но Галла Плацидия стала задумываться: не слишком ли силен и влиятелен становится этот главком? И она решила передать звание другому полководцу, наместнику (комиту) Африки Бонифацию – тому самому, который в 423 г. перекрыл поставку хлеба для свержения «узурпатора Иоанна». В 432 г. она вызвала Бонифация в Рим (во главе армии, разумеется), и главнокомандующим стал он. (А оставленная им плодородная провинция Африка вскоре была окончательно завоевана германцами-вандалами во главе со знаменитым королем Гензерихом и примкнувшими к ним аланами.)

Но не все было во власти регентши, Аэцию тоже было на кого опереться в армии. Между ним и Бонифацием разгорелись боевые действия, в которых войска Бонифация взяли верх, но сам он был смертельно ранен и вскоре скончался. Аэций укрылся в своем галльском поместье, а когда его там едва не убили, нашел убежище в Паннонии у своих друзей гуннов. Те произвели «демонстрацию силы» в его поддержку, и вскоре Аэций опять был при своем звании. И при новой жене, которой стала вдова Бонифация Пелагея (вандалка по происхождению).

Более того – с тех пор (с 432 г.) и до самой своей гибели в 454 г. Аэций фактически единолично определял внешнюю политику Западной Римской империи (тем паче что повзрослевший Валентиниан, не про кесаря будет сказано, был откровенным балбесом, никакими делами заниматься не любил и думал только о том, как бы сорвать побольше радостей жизни, хотя бы и в самых неизящных формах – например, беспардонно овладевая женами своих придворных).

Говоря о Ругиле, мы не оставили без внимания тот факт, что при нем, в 433 г., гунны стали законными обладателями Верхней Паннонии (со всем ее коренным населением в придачу). Приходит на ум: не было ли это благодарностью Аэция за оказанную поддержку? О разгроме гуннами Бургундского королевства в 437 г. мы тоже говорили – остается принять к сведению, что дело происходило поблизости от огромных земельных владений полководца и дипломата Аэция, охрана которых состояла из наемников-гуннов.

* * *

К тому времени гуннами уже правил его давний приятель Атилла. Слово «друг» к их возрасту, жизненному опыту и общественному положению, наверное, уже не подходило, но личные контакты поддерживались. Аэций по просьбе Атиллы послал к нему на службу опытного секретаря, а когда Атилла его по какой-то причине убил – послал другого.

При поддержке гуннов римляне воевали с королевством вестготов. Война закончилась вничью, хотя лично Аэцию удалось одержать одну большую победу. Известен эпизод этой вой ны: когда из осажденной римлянами Тулузы вестготы прислали для переговоров несколько арианских епископов, один из римлян усмехнулся: «Пока они возлагают надежды на бога, мы полагаемся на гуннов» (гунны, как оказалось, неплохо владеют осадной техникой: вынесли кое-какие познания еще из Поднебесной, а потом приумножили). С их же помощью было временно подавлено движение багаудов – многолетняя вооруженная борьба обездоленных в Галлии.

Уговорами, деньгами Аэцию удавалось оберегать от массированных гуннских набегов земли Западной империи, и в первую очередь Италии. Восточная империя тоже старалась гуннов не раздражать, скрупулезно соблюдала договоры и не скупилась на золото. К тому же Атилла на несколько лет был отвлечен делами «далеко на севере», т. е. в Северном Причерноморье и на Северном Кавказе. С кем именно ему там пришлось разбираться – доподлинно неизвестно. Предположительно с крымскими гуннами-альциагирами и тоже обосновавшимися в Крыму протобулгарами-акацирами, а также с какими-то аланскими племенами.

Конечно, о полном покое в империях речи идти не могло. Отдельные орды, пока не поступил сигнал «общего сбора», могли действовать по собственному усмотрению, а не сидеть сложа руки – и не сидели. Но все ж таки…

Интересно описание столицы (или ставки) Атиллы, которое оставил нам секретарь римского посольства Приск. Она представляла собой целый деревянный город, укрепленный деревянными же стенами. Многие здания были огромные, величественно выглядел дворец самого Атиллы, расположенный на холме. Но и он был деревянным – каменной была только баня, устроенная у дворца главной жены.

Приск встретил и там, и по дороге множество пленных греков. Они, по их собственным словам, чувствовали себя здесь вполне неплохо и наслаждались свободой. Жители Римской империи могли только завидовать обитателям царства Атиллы. Они даже не платили налогов – зачем царю эти гроши, когда казна ломилась от военной добычи и дани.

Как мы помним, Атилла не был зол по природе. Суровый воин, он мог лично рубить головы взятым с боя – сдавшихся же щадил и, как видим, не ущемлял.

* * *

Выросло не первое поколение гуннов, прижившихся в Европе. Они уже и в расовом отношении были не те, что их деды: про многих конкретных индивидов говорили, например, что он полугунн-полугот.

Эти новые гунны не жаждали, конечно, приобщиться к глубинам античной цивилизации, но занять подобающее положение среди этих неповоротливых и страдающих от излишеств европейцев – желали. Тем более желал этого Атилла. Не могла не приходить ему мысль, хотя бы иногда: «А почему бы мне не стать императором; не восточным, не западным, а просто – императором?»

«Атилла – бич Божий!» – это определение закрепилось за ним в трудах римских историков и в сочинениях христианских писателей. Но какие обстоятельства послужили тому, что именно на Западную империю пришелся главный удар этого бича?

Предание донесло до нас такую мелодраму. У императора Валентиниана была сестра Гонория – умная и честолюбивая. Желая избавиться от докучливого вмешательства матери, Галлы Плацидии, в ее жизнь (девушка вела себя весьма свободно), а также ненавидя брата, она направила Атилле послание, в котором просила гуннского царя заключить с ней брачный союз. Ничего личного – она обрела бы полную свободу, а он мог требовать за ней половину Западной империи – по ее утверждению, законную ее долю в отцовском наследстве.

Валентиниан знал, что сестра может представлять для него серьезную опасность, а потому уже раньше начал устраивать ее судьбу. Он решил выдать ее замуж за старичка-сенатора, одного из своих верных прихлебателей. Но Гонория, поняв, что Атилла проявил интерес к ее предложению, обратилась к нему с просьбой о защите, а в знак помолвки послала ему свое кольцо. И царь гуннов поспешил на выручку к своей нареченной невесте – с такой армией, какой, может быть, во всем свете еще никто не видел.

Скорее всего, это легенда. Но не в той ее части, которая касается похода огромной армии Атиллы. Было сватовство, не было ли – но Атилла наконец принял решение, куда опустится бич божий. Он двинулся на завоевание Рима.

* * *

Оборону империи возглавил Аэций. Энергия его была бешеной – времени терять было нельзя. Стягивались, усиливались, приводились в полный боевой порядок знаменитые римские легионы. Они не стали слабее оттого, что в их рядах теперь много варваров. Но с ними одними империю уже не отстоять – Аэций лучше других знал, с кем придется биться. И он с той же энергией, но дипломатической, сколачивает мощный союз: вестготы, бургунды, франки.

Но Атилла тоже великий человек, и он тоже спит мало. Собрал все орды, заручился поддержкой значительной части остготов и аланов, старинных гуннских вассалов и попутчиков, а также гепидов, герулов и части франков (ловкой дипломатией он сумел расколоть их). Поддержку пообещал и старый вандальский король Гензерих, но благоразумно остался у себя в Карфагене.

Ареной войны 451 г. стала несчастная Галлия. Соперники устремились к важному стратегическому центру – сильно укрепленному Аврелиану (Орлеану). Аэций опередил. Тогда Атилла совершил дальний маневр и развернул свою несметную рать на огромных Каталаунских полях близ современного Труа в Шампани.

Мы более-менее детально можем восстановить ход событий и зрительно представить себе вторую великую Битву народов – под Лейпцигом в 1813 г., где Наполеон отчаянно бился с коалицией восставших на него европейских государств и проиграл. У нас есть масса источников: донесения, приказы, карты, воспоминания, письма, картины, неплохо сохранившееся оружие и амуниция. Но та первая Битва народов в июне 451 г. видится нам сквозь очень густой дым столетий.

Как протекала битва? Как рубились и разили друг друга стрелами не армии даже, а целые народы? Какие-то описания есть, но очень уж обобщенные (еще более скомканные, чем хрестоматийная картина Полтавской битвы. Она обычно преподносится как безуспешная атака шведов на русские редуты в чистом поле. А на самом деле баталия эта происходила на огромном пространстве, на местности настолько пересеченной, что чуть ли не треть шведской пехоты попросту заблудилась в лесах и болотах).

На Каталаунские поля с обеих сторон вышло более миллиона человек, а полегло в ней около 180 тысяч. Есть свидетельство, что протекающий через поля ручей разбух от крови, как в половодье.

Далее – очень коротко одна из версий. Главный удар по гуннам и их союзникам нанесли вестготы. Натиск их был неудержим, враг пятился, но вечером погиб их старый конунг Теодорих. Разгневанный сын его Торисмунд собрал весь народ вокруг себя, чтобы наутро мощным ударом штурмовать гуннский лагерь. Там будто бы потерявший всякую надежду Атилла собственноручно готовил себе погребальный костер. Но Аэций прикинул, что непомерно усилившиеся после своей победы вестготы будут представлять опасность не меньшую, чем гунны. А потому, будучи уверен, что управится с ослабевшим врагом без них, уговорил Торисмунда покинуть поле боя, открыв ему, что дома у него заговор (который якобы сам на всякий случай заранее и подстроил). В результате недобитый Атилла благополучно отступил к Дунаю.

Такое описание местами смахивает на театр абсурда. Последнему великому римлянину в жизни приходилось идти на всякое, но чтобы на такое и в такой ситуации – никак не верится. И потом – откуда ему было знать про погребальный костер Атиллы? И к чему Атилле такая театральность в духе ассирийских владык? Главное же – если наутро продолжение битвы, как можно отказываться от доброй половины войска, при том, что гунны и их союзники были еще настолько сильны, что буквально через год чуть было действительно не захватили Рим?

Достовернее другая версия. На следующий день битва продолжилась в полную силу, на нее не вышли только те, кто пал накануне. Атилла был разбит, но не наголову. Торисмунд же действительно после битвы поспешил домой – у него были вполне понятные опасения, что братья, узнав о гибели отца, разберутся с наследством в его отсутствие. Он успел вовремя, благополучно стал королем, но через два года братья его задушили.

Как бы то ни было, самосожжение Атиллы не последовало, гунны с боем ушли на Дунай. Сколько точно в том побоище полегло людей – мы никогда не узнаем. Но неспроста же такое тревожное вино родится в Шампани.

* * *

Новой встречи ждать пришлось недолго. Атилла начал готовить новый поход осенью того же 451 г., а по весне 452 г. двинулся прямо на Италию.

Коалиции, собранной Аэцием, уже не было. Атилла окружил Аквилею. Город не сдался, и гунны разрушили его до основания. Настала очередь Милана.

И тут произошло то, что многие современники могли объяснить только заступничеством святых апостолов Петра и Павла. У Милана гуннов встретили посланцы из Рима: папа Лев I, только что заслуживший огромный авторитет на Халкидонском соборе, и два сенатора. Вряд ли Атиллу смягчили поднесенные ими дары – нашли кого удивить. Но папа стал долго и красноречиво уговаривать гунна, и тот неожиданно повернул свою армию и ушел с ней обратно, в Паннонию. Некоторые античные авторы сделали акцент на то, что к римлянам успела подойти армия, посланная восточным императором Маркианом, и Аэций удачно расположил союзные войска. Вдобавок у гуннов началась чума.

Бич не хлестнул, однако никакого договора подписано не было. Атилла не отказался от притязаний ни на Гонорию, ни на половину империи и еще собирался вернуться к этому вопросу. Пока же его планы были связаны с Восточной империей.

И вот еще одна захватывающая и страшная тайна истории. Среди забот о новом походе царь сыграл свадьбу с юной и прекрасной германкой Ильдико. Наутро после брачной ночи молодого (ему было порядком за пятьдесят) нашли мертвым.

Вот что мы узнаем о событиях 453 г. от Приска (в пересказе Иордана): «Он взял себе в супруги – после бесчисленных жен, как это в обычае у того народа, – девушку замечательной красоты по имени Ильдико. Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения и отяжеленный вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его…

…Среди степей в шелковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище. Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали кругом, наподобие церковных ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях поминали его подвиги. После того как он был оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане страву (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные чувства, выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием. Ночью тайно труп предают земле, накрепко заключив его в три гроба – первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа. […] Для того чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело».

Смерть царя похожа на инсульт. Но не могли не поползти слухи, что его отравила Ильдико. Подобные слухи или что-то более конкретное отразились в германском эпосе: там жена Атли (Атиллы) бургундка Гильда убивает мужа, мстя ему за смерть трех братьев-королей (схожая сюжетная линия вошла и в «Песнь о Нибелунгах»).

* * *

Аэций пережил своего друга-врага всего лишь на год. В 454 г. императору Валентиниану нашептали, что полководец, возгордившись не по заслугам, метит на его место и уже готовит для этого заговор. И тогда император, психика которого была уже явно не в порядке, собственноручно убивает последнего великого римлянина. Он вызвал к себе Аэция якобы для отчета по налогам, а сам вместе с евнухом Ираклием (который и донес до Валентиниана сплетню) напал на полководца с мечом и зарубил его. После этого у римского императора хватило не то бесстыдства, не то подлости спросить у присутствующего здесь же придворного: «Не правда ли, смерть Аэция прекрасно исполнена?» А в ответ услышал: «Прекрасно или нет, я не знаю. Но я знаю, что ты левой рукой отрубил себе правую».

Но Валентиниан III прожил еще целых полгода: его зарезал Петроний Максим – одно из высших должностных лиц империи, державший на Валентиниана обиду за то, что тот изнасиловал его жену, но не торопился с назначением его на более высокую должность (возможно, это именно он стал инициатором интриги, приведшей к смерти Аэция).

Совершив убийство, Максим занял престол покойного и женился на его вдове. Всего лишь два месяца спустя после его воцарения до Рима донесся страшный слух: из Карфагена вышла огромная эскадра под командованием короля вандалов Гензериха и взяла курс на Вечный город. Император Максим пытался бежать в Равенну, но был схвачен обезумевшей от ужаса толпой и забит камнями насмерть.

Через несколько дней в Рим действительно прибыли вандалы и устроили в нем такое, что с тех пор оно так и называется – вандализм. Корабли Гензериха увезли в Африку столько награбленного – как днища выдержали, а Рим был полон мраморных осколков прекрасных статуй и колонн, пожарищ и трупов походя убитых людей.

Окинув мысленным взором весь этот букет исторических событий, согласимся: Западная Римская империя неумолимо катилась к своему концу, и спасти ее могло только чудо. Но чудеса – редкие гости в нашем мире, а одно из них случилось совсем недавно, когда Рим был спасен от Атиллы: апостолами ли Петром и Павлом, папой ли Львом I или все же полководцем Флавием Аэцием.

Западная Римская империя пала в 476 г., хотя эта дата, по сути, была уже только для протокола, а само происшествие мало кто и заметил. К тому времени там давно уже фактически правили германские военачальники, а теперь один из них просто объявил себя еще и королем – только и делов.

* * *

После смерти Атиллы во всем Гуннском царстве не нашлось личности, способной единолично занять его место. Поэтому царство принялись делить его сыновья. Но подвластные германские короли возымели теперь свои виды на Паннонию, Дакию и прочие земли. Они давно уже считали себя, после стольких войн и походов, не вождями покоренных народов, а верными соратниками великого Атиллы. Тем больнее оскорбило их то, что наследники собрались делить царство, а значит, и их в том числе, по жребию. Наследников же этих, сыновей Атиллы, по утверждению Иордана, «из-за распущенности царя» было столько, что они «составляли целый народ». Вроде бы поделили, но сразу принялись выяснять отношения между собой.

Из германцев против царевичей первыми выступили паннонские остготы, заявившие, что не собираются терпеть то, что с ними обошлись как с рабами. В битве они победили гуннов, захватили изрядную территорию на Дунае и стали развиваться в сильный самостоятельный народ (спустя несколько лет после падения Западной империи они завладели Италией, а их король Теодорих стал одним из славнейших правителей в ее истории).

В 455 г. остальные паннонские германцы в битве при реке Недао, притоке Савы, во главе с королем гепидов Ардарихом разгромили гуннов, которых возглавлял старший сын Атиллы Эллак. Битва была беспощадной, гуннов, по утверждению Иордана, погибло 30 тысяч, погиб и Эллак. Какие еще пали царевичи, неизвестно, уцелевшие с остатками войска бежали в Причерноморские степи. Туда, откуда 80 лет назад победой над остготами начался их поход на Европу.