Текст книги "Крым. Большой исторический путеводитель"

Глава 12. Понтийское царство

Чтобы вести разговор о дальнейшей истории Боспорского царства, надо поподробнее рассказать о царстве Понтийском – их судьбы переплелись теснейшим образом.

Понтийское царство появилось на свет как результат похода Александра Македонского на ахеменидскую Персидскую державу, приведшего к ее гибели. Сразу после смерти великого полководца в 323 г. до н. э. виднейшие его боевые соратники занялись дележом плодов его побед – завоеванной им и ими половины мира. Едва став диадохами («преемниками») и обосновавшись в отведенных им владениях, они принялись за их передел, причем передел кровавый. Во время этих «войн диадохов» и ухитрилось сообщество знатных персов, глава которых носил имя Митридата, выкроить себе из бывшей 19-й сатрапии державы Ахеменидов небольшое независимое государство в Малой Азии. Сатрапия и в персидские времена была не из завидных, поэтому операция увенчалась успехом. Новообразование состояло из двух частей – прибрежной и нагорной, разделенных между собой Понтийскими Альпами, лежащими параллельно берегу Черного моря. В прибрежной части наибольшую ценность представляли обладающие хорошими торговыми гаванями греческие полисы Синопа и Трапезунд и несколько других поменьше, основанные во времена Великой колонизации. В этой части государства говорили на греческом языке. Кроме мореходства и торговли, здесь занимались выращиванием оливковых деревьев, ловлей рыбы. В нагорной, включающей в себя части исторических областей Каппадокии и Пафлагонии, находился город Амасья – первая столица Понта. Земли здесь были бедные, для земледелия непригодные. Их обитатели занимались скотоводством, в частности, разводили прекрасных лошадей, а главное, мулов, пользующихся большой славой. Про самих нагорных жителей говорили, что это «грубый, суеверный и глуповатый народ, но прекрасные наездники». Этнически они представляли остатки древних анатолийских народов, не очень просветившихся от просиявших здесь когда-то цивилизаций, хеттской и последующих.

Греки относились к обитателям Понтийского государства с предубеждением, само государство считали полуварварским и даже хуже – несмотря на то что оно было признано, хоть и не сразу, как одно из полноправных эллинистических государств, а жители его, которые не прибрежные, эллинизировались, т. е. огречились. В недрах понтийской земли были богатые залежи серебра и железной руды. Религия была синкретичной: наиболее почитаемыми богами были Ахурамазда – верховное божество иранского происхождения, отождествляемое с Зевсом, бог Луны Мен, богиня плодородия Ма – она же Кибела.

Понтийское царство понемногу расширялось, отвоевывая земли у соседей, хотя на качественно новый уровень не переходило. Но все круто изменилось, когда на престол взошел Митридат VI Евпатор – человек, стремившийся к созданию великой державы, имевший в себе немалые задатки для этого, порой приближавшийся к цели – но все же не преуспевший, хоть и пробыл на престоле свыше полувека. Ну, так и противники у него были – как на подбор. Годы его жизни – ок. 135–63 гг. до н. э. По тогдашним меркам – долгожитель.

* * *

Характер Митридата сложился в специфических условиях придворной жизни эллинистического Востока. Отец, Митридат V Эвергет, был убит в результате заговора, когда мальчику было 13 лет. До этого страшного дня (к смерти отца, возможно, были причастны самые близкие люди) он получил воспитание, традиционное для царевичей малоазийских эллинистических династий. Его учили говорить и писать по-гречески и по-персидски, приобщали к греческой культуре, обучали искусству владения оружием, верховой езде, охоте на диких зверей. Но после смерти отца его овдовевшей матушке, урожденной сирийской царевне Лаодике, так пришлось по душе тяжкое бремя обязанностей регентши, что она готова была избавиться от сына любыми средствами. В той среде дело обычное. В одном соседнем государстве царская вдовушка, цепляясь за власть, извела пятерых своих сыновей.

Митридата, якобы в целях воспитания, сажали на диких коней. Пытались отравить – с тех пор он всю жизнь постоянно принимал противоядия. Рассудительный не по годам, подросток понял, что головы ему не сносить, – и исчез. Какое-то время жил в горах охотой, есть основания полагать, что некоторое время он провел при дворе боспорского басилевса Перисада – видно, неспроста тот впоследствии намеревался передать ему свое царство.

Домой Митридат вернулся около 117 г. до н. э. красивым и сильным юношей и начал с того, что приказал убить мать, а потом и младшего брата. Он всю жизнь был подозрителен, особенно к людям близким. Часто бывал жесток, но при этом еще и по-восточному охоч до утех и радостей жизни. Умел, когда хотел, расположить к себе людей, был красноречив, обладал прекрасной памятью. Мог свободно изъясняться на двух десятках языков своих подданных. Был отличным наездником, воином – и великим любителем эллинской культуры, значительную часть своего досуга проводил среди философов и поэтов.

Завоевания свои он начал с земель близлежащих. Подчинил Колхиду (прибрежное царство в Западной Грузии, родину Золотого руна), Малую Армению (историческую область в верховьях Евфрата, где происходил основной этногенез армянского народа). Мы видели, как его полководец Диофант выручил херсонесских греков, разбив скифов. В результате Позднескифское царство признало свое зависимое положение, Херсонес, а позднее Ольвия вошли в состав его государства. То же случилось с Боспорским царством – как это происходило, мы были тому свидетелями.

Затем пошли дела посерьезнее – завоевание Малой Азии. Куда уж серьезнее: Малую Азию, подчинив себе до этого Македонию и Грецию, к тому времени начал прибирать к рукам Рим. На землях полуострова была уже образована пространная римская провинция Азия, а Вифиния стала вассальным царством.

Конфликт был неизбежен, он растянулся на три Митридатовых войны, продолжавшиеся с перерывами с 89 по 64 г. до н. э. Подробно не будем на них останавливаться – они были перенасыщены событиями, рассмотрим в общих чертах. В первых сражениях Митридат разбил римлян и союзных им вифинцев. Развивая успех, захватил всю Малую Азию и устроил свою столицу в Пергаме. Используя успевшую уже возникнуть у малоазийских народов ненависть к Риму, Митридат, проведя необходимую пропагандистскую и организационную подготовку, устроил в 88 г. до н. э. чудовищную резню: в один день по всей Малой Азии было уничтожено 80 тысяч римлян и италиков – убивали всех, от мала до велика, без разбора пола и возраста, убивали даже рабов. Половина имущества несчастных доставалась их убийцам, другая отходила царю. Используя свой прекрасный флот, в котором к понтийским кораблям присоединились боспорские, Митридат приступил к завоеванию густонаселенных и богатых островов Эгейского моря. На Делосе, одном из главных торговых центров всего Средиземноморья, опять было истреблено 20 тысяч римлян и италиков.

Затем понтийская армия высадилась на территории материковой Греции. Это послужило там сигналом к восстанию против Рима, одними из первых выступили Афины. Под властью Митридата оказались основные греческие области: Аттика, Пелопоннес, Беотия, Фессалия, а также Македония и Южная Фракия.

Но Рим есть Рим, а Митридат хоть и много сил потратил на подготовку своих армий и флота, но все же, видно, недооценил противника. Против него выступили лучшие римские легионы под командованием Суллы и флот во главе с Лукуллом. Нанеся противнику страшные поражения в нескольких битвах, не зная при этом пощады, римляне лишили Митридата большинства плодов его захватов. Не только европейских, но и большей части малоазийских – таковы были тяжкие условия заключенного в 84 г. до н. э. мира. Рассказывают, что при личной встрече с Суллой гордый Митридат долго молчал, ожидая, когда тот станет инициатором разговора. Наконец, римлянин действительно прервал молчание, но назидательным тоном: «Первыми говорят просители, молчать могут победители».

Но Митридат был не тот человек, чтоб смириться. Да и обстоятельства благоприятствовали ему. Сулла со значительной частью армии отбыл в Рим – там началась гражданская война, в которую он не мог не вмешаться. Митридат возобновил военные действия, разбил преемников Суллы – и по новому мирному договору вернул себе часть утраченного в Малой Азии.

Третья Митридатова война началась в ситуации, схожей с той, что была недавно на Боспоре: в 74 г. до н. э. умер бездетный вифинский царь Никомед, и по его завещанию страна переходила к Риму. Митридат не мог этого допустить и занял Вифинию своими войсками. Сулла к тому времени скончался, командование армией было поручено Луцию Лукуллу, уже знакомому понтийскому царю как флотоводец. Митридат опять добился успехов, на суше и на море. Опять была резня вновь обосновавшихся в Малой Азии римлян. Но потом колесо Фортуны завертелось в другую сторону. Против Митридата были не только римские легионы и корабли, но и сама природа. При эвакуации армии морем из Вифинии в Понт погибло 60 кораблей и около 10 тысяч человек.

После неудач, спасаясь от наступающей римской армии, которая уже занимала собственно понтийские города, царь отправил евнуха Бакха в свой дворец со страшным поручением: умертвить всех его сестер, жен и наложниц. Что и было исполнено.

В Риме решили заменить Лукулла на посту главнокомандующего: там решили, что полководец по каким-то своим соображениям нарочно затягивает войну. На его место в 66 г. до н. э. сенат назначил Гнея Помпея, знаменитого будущего соперника Юлия Цезаря в борьбе за власть в Вечном городе, но и тогда имевшего уже на счету немалые боевые заслуги. Однако, пока проходила смена руководства, Митридат сумел добиться ряда успехов. Но радикально изменить ход событий он уже не мог.

Сорокалетний Помпей действовал с неутомимой энергией, буквально не давая старику Митридату перевести дыхание. Понтийский царь вынужден был бежать в Колхиду, римляне погнались за ним и туда. Но, воспользовавшись тем, что преследователям оказали яростное противодействие горные колхидские племена: горцы никогда не терпят незваных гостей в своих владениях, а Митридат как-никак был их царь, он с небольшими оставшимися у него силами успел перебраться в Боспорское царство – больше ему деваться теперь было некуда. Произошло это в 65 г. до н. э.

* * *

Граждане боспорских и прочих припонтийских городов, входивших в Понтийское царство, все эти годы в массе своей были лояльно настроены по отношению к Митридату – они видели в нем силу, способную защитить их от варваров. И им вряд ли претил полуварварский характер Понтийского царства: по сравнению с теми, с кем им приходилось уживаться постоянно, понтийцев вполне можно было посчитать за без малого греков. Митридат с самого начала обещал гражданам полисов сохранить их прежнюю автономию и самоуправление – и исполнил обещание. Как и прежде, без всяких ограничений чеканились монеты. Когда понтийский царь повел свои затяжные войны с Римом, его черноморские подданные оказывали ему всю необходимую помощь.

Но все же однажды настал день (в 80 г. до н. э.), когда подозрительному Митридату то ли что-то примнилось, то ли действительно долетел какой-то ропот недовольства (военные тяготы есть военные тяготы), но он решил отправить своего сына Махара в Пантикапей в качестве наместника. Когда же сам наезжал на Боспор, то выказывал большее предпочтение не грекам, а знати местных племен – будто в них видел свою опору в Боспорском царстве. Их соплеменниками населял он пограничные военные поселения.

Махар исправно выполнял волю отца, оказывал все необходимое материальное содействие его походам. Но однажды, видно, решил сыграть свою игру. В 71 г. до н. э. он отправил к Лукуллу посольство, которое поднесло римскому полководцу золотую диадему (как призыв на царствование?). Был заключен договор, по которому Махар обещался снабжать всем необходимым не отцовские, а римские войска. Особенно большая помощь поступала им в то время, когда они осаждали Синопу – главный порт его родного Понтийского царства.

Так продолжалось до 65 г. до н. э., когда разнесся слух: к Боспору приближается с остатком своего войска разбитый римлянами царь Митридат Евпатор. От перспективы встречи с отцом Махар пришел в ужас и бежал в Херсонес.

Тем временем граждане греческих полисов, оценив ситуацию, приняли решение отложиться от Понтийского царства. Но прибывшему Митридату быстро удалось вернуть их к повиновению. Теперь он подавно видел свою опору не в них, а в туземцах. Их ставил он в первую очередь в ряды своей вновь создаваемой армии. Набирал он в нее также наемников и рабов.

Царь послал отряд воинов в Херсонес за Махаром. Но тот не дался им в руки, предпочтя самоубийство (есть, однако, версия, что его выманили из убежища обещанием отцовского прощения – и немедленно казнили).

Митридат Евпатор по-прежнему был полон энергии, жажды реванша и планов. С воссоздаваемой армией он опять собирался идти на римлян, поднимать против них Фракию. Но оптимизма старика не разделяли даже самые близкие ему люди. Вспыхнуло восстание в Фанагории (на Таманском полуострове) – была подожжена городская крепость, где находились четверо сыновей и две дочери царя. Они, кроме дочери Клеопатры, вынуждены были сдаться на милость победителей – их помиловали, но страха натерпелись. Клеопатра же возглавила тех, кто решил сопротивляться до последнего, и смогла пробиться со своим отрядом к отцовским кораблям. Фанагория отложилась от царства. В августе 2013 г. при ее раскопках была обнаружена мраморная надгробная плита, которая гласила, что здесь была похоронена царская наложница Гипсикрания, погибшая во время восстания.

Любимый сын Митридата Фарнак (97–47 гг. до н. э.), был человеком недюжинных способностей, отец видел его наследником своего дела. Но у того были насчет происходящего свои соображения. В 63 г. до н. э. он составил против отца заговор, который поддержали армейские и флотские командиры. Собравшаяся на площади толпа моряков и римских перебежчиков, нашедших в Пантикапее убежище от превратностей войны, провозгласила Фарнака царем. Отовсюду стекался народ, из храма вынесли золотой плоский стебель и под клики ликования осенили им царского сына (очевидно, это было подобием обряда венчания на царство).

Старик Митридат и несколько его приближенных наблюдали за происходящим из окна. Раздумывать царь не собирался, для него оставался один выход – самоубийство. Оставшиеся верными ему приближенные решили последовать за ним. Приняли яд, один за другим умерли все – кроме Митридата. Не зря же он всю жизнь принимал противоядие. Выручил начальник галльского караула, по его просьбе заколовший царя мечом.

* * *

Приняв бразды правления, Фарнак отправил тело Митридата Евпатора Помпею в Малую Азию, а тот приказал похоронить его с царскими почестями в Синопе.

За свержение своего отца Фарнак получил от римлян титул их «друга и союзника». За ним оставили Боспорское царство. Но в этом «друге и союзнике», как оказалось, бродили помыслы, достойные отцовских. Вскоре он вернул Фанагорию в лоно своего царства. И стал ждать момента, когда сможет присоединить к нему и царство предков – Понтийское. А имея такой плацдарм, далеко ли до обладания всей Малой Азией и всеми землями, которые пошлет ему Ахурамазда?

Момент настал в 48 г. до н. э., когда в Риме опять разбушевалась гражданская война. Фарнак завладел достопамятной Синопой. После этого, в предположении захватить и первую понтийскую столицу Амасью, он начал боевые действия против римского полководца Домиция и его малоазийских союзников. У Никополя в Малой Армении противники сошлись в битве. Фарнак одержал крупную победу: из того, что осталось от трех римских легионов, едва ли можно было набрать и один.

Остатки армии Домиция ушли в римскую провинцию Азию, а Фарнак стал хозяином Понтийского царства. Повел он себя там, правда, как тиран в худшем, по нашим понятиям, смысле. Громил не желавшие подчиниться города, бесцеремонно присваивал имущество и римских, и понтийских граждан, неоправданными расправами стремился, очевидно, нагнать страха – чтобы почитали, как отца. Ко всему прочему, стал проделывать с молодыми красивыми мужчинами нечто такое, о чем историки не говорят прямо, но высказывают мнение, что тем лучше бы умереть (Фарнаку было к пятидесяти, так что «седина в голову…»).

Но тут на театре военных действий появляется такой персонаж, с каким лучше бы никому не встречаться. Уладив свои египетские дела и прервав на время не по возрасту африканский роман с тамошней царицей Клеопатрой, в мае 47 г. до н. э. в Малую Азию прибыл Юлий Цезарь (100–44 гг. до н. э.). «Veni, vidi, vici» (пришел, увидел, победил). Эту крылатую латинскую фразу многими веками заучивали школяры и гимназисты всей Европы и царской России. А произнес (или написал) ее Цезарь 2 августа 47 г. до н. э. после разгрома, учиненного им Фарнаку при понтийском городе Зеле. После одержанных побед тот, похоже, слишком много о себе возомнил, да и место было памятное – близ него в 67 г. до н. э. его отец Митридат одержал крупную победу над римским легатом Триарием (впрочем, согласно одному источнику, царь Фарнак сначала предпринял попытку покончить дело миром и даже предложил Цезарю в жены свою дочь Динамию – но тот ответил отказом).

Царское войско занимало один высокий холм, армия Цезаря – соседний. Фарнак первым повел свое воинство в стремительную атаку, решив застать римлян врасплох – большинство их, по римскому обыкновению, было занято земляными работами по обустройству своего лагеря. Но кончилось тем, что понтийско-боспорское войско было зажато в узкой лощине между этими холмами, в которую оно опрометчиво спустилось, и понесло огромные потери. Фарнак едва успел бежать с тысячей всадников. Это поражение бросило тень не только на него, но и на память о его отце и его воинах, дав Цезарю основание для еще одной броской фразы: «Легко было Помпею прослыть Великим, побеждая людей, которые не умеют воевать».

Добравшись до Синопы, Фарнак со своим отрядом погрузился на корабли и переправился в Крым. Но здесь успел захватить власть его военачальник Асандр, оставленный царем в качестве наместника. Фарнак сумел привлечь к себе отряды сарматов и скифов, ему удалось захватить Феодосию и Пантикапей. Но в открытом бою его наспех собранная армия была разбита Асандром. Фарнак погиб, сражаясь до конца.

Глава 13. Боспорские страсти

Победитель Асандр (ок. 75–17 гг. до н. э.) понимал, что его власти явно не хватает легитимности в глазах Рима. Чтобы поднять свой престиж, он женился на дочери Фарнака – Динамии. Но все же, чтобы не дразнить лишний раз римлян, поначалу называл себя не царем, а архонтом (высшим должностным лицом полиса). Лишь в 44 г. до н. э., когда после убийства Юлия Цезаря в Вечном городе опять началась кровавая усобица, Асандр принял титул басилевса.

Император Октавиан Август (63 г. до н. э. – 14 г. н. э.), вышедший победителем из гражданской войны, был человеком, предельно трезво смотрящим на вещи, – и признал Асандра законным правителем Боспора, которым тот и оставался до самой своей смерти.

А еще раньше, когда Октавиан был не императором Августом, а одним из триумвиров, его коллега по властной тройке Марк Антоний (который сменил Цезаря на ложе Клеопатры) по каким-то своим политическим соображениям возродил Понтийское царство и поставил во главе его сына Фарнака – Дария. Но тот, похоже, не оправдал доверия, и Антоний заменил его на Полемона, который до этого правил уже с царским титулом некоторыми малоазийскими областями. После гибели в гражданской войне его покровителя Антония Полемон сумел наладить хорошие отношения и с императором Августом, даже был внесен в списки «друзей и союзников Рима». Но однажды Август отобрал у Полемона одно из его владений – Малую Армению (тоже ничего личного, только какие-то свои соображения) и впоследствии счел не только возможным, но и просто необходимым компенсировать ему эту утрату. Когда в 17 г. до н. э. после тридцатилетнего правления скончался царь Боспорский Асандр, император Октавиан Август преподнес осиротевшее царство ему.

Императора сподвигла к этому не столько симпатия к «другу и союзнику», сколько необходимость разрешить коллизию, сложившуюся в Боспорском царстве после смерти Асандра. Тогда на престоле неизвестно каким образом оказался некий Скрибоний, никаких прав на царство не имеющий, но объявивший себя внуком Митридата Евпатора. Чтобы обрести какой-то реальный политический вес, он женился на вдове усопшего царя – Динамии, дочери Фарука и подлинной внучке Митридата Евпатора. Та, возможно, сама предложила ему этот союз – женщине сильной и очень умной, он нужен был ей для того, чтобы в такой скользкой ситуации остаться у престола.

Но Рим, хоть и дал разрешение на этот брак, признать за самозванцем трон не пожелал. Не пожелали иметь его своим царем и граждане Боспора – они восстали, и Скрибоний был убит. В государстве, надо думать, началось нестроение. Вот тогда-то император и принял решение передать в ведение Полемона и этот трон – он, несомненно, хорошо зарекомендовал себя в делах управления.

Но Полемон, прибывший в свои новые владения, не сразу смог утвердиться у власти. Его соглашались принять граждане греческих полисов, они ставили только условием, чтобы он тоже взял в жены Динамию (можно только гадать, что при этом было для них важнее: ее семейное благополучие или собственное желание иметь своей царицей внучку Митридата – если уж царем будет сын всего лишь ритора, пусть и богатого). Но племена приняли пришельца в штыки, то есть в копья и стрелы. Пришлось действовать силой, при умиротворении был сожжен Танаис в тогдашнем устье Дона – город, основанный греками, но окруженный племенами и используемый для торговли кочевниками, почему и получил прозвище «варварского торжища».

К 14 г. до н. э. вроде бы наступило замирение, но вот незадача – не сложились отношения у царя и Динамии. Ровно через два года после первой свадьбы состоялась вторая: Полемон взял в жены Пифодориду, внучку Марка Антония – своего прежнего покровителя, триумвира.

Оскорбленная Динамия со своим сыном Аспургом (от царя Асандра) удалилась к племенам на азиатский берег пролива. Возможно, это она подстрекнула их на мятежные выступления, но туземцы и без того были недовольны тем, что Полемон пытался изменить порядки, заведенные еще опиравшимся на них Митридатом. В 8 г. до н. э. во время войны с местным племенем аспургианов царь Полемон попал в засаду и был убит.

Император Август принял решение поделить все владения Полемона между двумя его вдовами: Пифодориде досталось Понтийское царство, Динамия стала правительницей Боспорского, в котором прошла вся ее жизнь (правила с 8 г. до н. э. по 7 г. н. э.).

После смерти матери царем Боспора стал Аспург, с которого получила свое начало династия Аспургидов.

* * *

Когда в 37 г. скончался Аспург, разгорелась борьба за власть между его сыновьями, в которую оказался глубоко втянут Рим. Перипетии ее дошли до нас в описании великого римского историка Тацита.

Аспург оставил трон своему сыну Митридату, которого историки, чтобы отличить от великого прапрадеда, положили называть почему-то Понтийским, а не Боспорским. Правивший тогда в Риме император Калигула не согласился с такой передачей власти – у него был свой кандидат, которого он и назначил царем (это был царь меотийского племени дандариев, которое входило в состав Боспорского государства).

Однако Митридат проявил строптивость и, не убоявшись гнева взбалмошного римского самодержца, применил силу и исполнил отцовскую волю. Возможно, его спасло только то, что Калигула в скором времени был зарезан заговорщиками (в 41 г.), а новый император Клавдий утвердил самовольное воцарение.

Новый царь отправил во главе посольства в Рим своего брата Котия. А тот, по прибытии в Вечный город принятый императором, неожиданно стал обличать перед ним Митридата в том, что он готовит отпадение от империи и расправу над римскими гражданами. Возможно, в его словах была доля правды, Клавдий же в тот момент припомнил еще и то, с какой дерзостью Митридат взошел на трон. Обличитель был назначен царем вместо низверженного брата, и с ним на Боспор была отправлена римская армия во главе с Дидием Галлом.

Митридат не собирался уступать, но сил противостоять римлянам у него не было, и он бежал на азиатский берег Боспора. Там он бесцеремонно воссел на царский престол племени дандариев и принялся настраивать соседние варварские царства против Котия и спешно набирать армию.

Но Дидий Галл не придал серьезного значения этим телодвижениям Митридата и, рассудив, что Котий решит проблему и сам, отбыл со своей армией обратно, оставив лишь небольшой отряд под командованием Юлия Аквиллы.

Братья, готовясь к решающему выяснению отношений, оба обратились за помощью к соседним сарматским правителям: Котий – к царю аорсов Эвнону, Митридат – к царю сираков Зорсину. В произошедшей битве греко-римско-сарматское войско Котия оказалось сильнее.

Победители обложили осадой город сираков Успу (Митридата в нем не было). Осажденные жители отправили к Котию посольство с мольбою, чтобы он пощадил граждан города, а в качестве добычи забрал бы всех их рабов – в количестве 10 тысяч. Котий подумал и дал ответ, в котором претензия на благородство сочеталась с крайним цинизмом: «Перебить сдавшихся было бы бесчеловечной жестокостью, а сторожить такое множество затруднительно – пусть уж они лучше падут по законам войны». Во главе штурмующих были поднаторевшие в таких делах римские легионеры, город был взят и в нем была устроена бойня. Без сомнения, целью Котия было нагнать на будущее страха на всех потенциальных противников – чтобы никто не смел идти на него войной.

Царь сираков Зорин оказался перед выбором: продолжить ли войну на стороне Митридата, рискуя навлечь этим на себя и на своих подданных еще и новые беды, или смириться. Он выбрал последнее: в присутствии римского военачальника совершил земной поклон перед статуей императора Клавдия и этим заслужил прощение. Рим и сам был заинтересован в хороших отношениях с царством сираков: его владения простирались далеко на восток и через них проходило немало важных торговых путей, в том числе и тех, что вели до самого Китая (Великий шелковый путь).

Митридат решил сдаться. Но не брату (очевидно, полагая, что это было бы верной смертью), а недавнему своему противнику – царю аорсов Эвнону. Тот был обязан отправить пленника в Рим. Но Эвнон знал, что, по римскому обычаю, плененного побежденного царя положено предать казни после триумфального шествия победоносного войска. И он отправил с посольством, которое должно было препроводить злосчастного Митридата в Рим, послание императору, в котором просил пощадить пленника. В нем были и такие слова: «Исход войны только тогда бывает истинно славным, когда она завершается великодушием к побежденному».

И Клавдий помиловал Митридата. Тот прожил в Риме на положении свободного человека более двадцати лет. Но, поведя приятельство со знатными римлянами, в 68 г. оказался втянутым в заговор против императора Гальбы – и тут уж ничего не могло спасти бывшего боспорского царя от казни.

Тацит сообщает, что Юлий Аквилл и его воины были очень горды своей победой. Но на обратном пути от Боспора многих из них постигло несчастье. Во время шторма несколько кораблей затонуло; кто не погиб в волнах и добрался до берега, оказался во владениях тавров, а те, исполненные благочестия, всех принесли в жертву богине Деве.

Возможно, совсем недавно эти сведения получили вещественное подтверждение: во время археологических раскопок под Ялтой в развалинах таврского храма были обнаружены предметы римского военного снаряжения. Вполне вероятно, что эти вещи принадлежали тем самым легионерам и были посвящены таврами храму Девы.

* * *

По большому счету, то, о чем мы сейчас говорили, – не более чем династические хитросплетения, интриги и открытая борьба за власть. По существу же, политика боспорских правителей заключалась в том, чтобы демонстрировать свою лояльность Риму и чтобы Рим был доволен ими; чтобы иметь опору в греческих полисах – уважая для этого их автономию и право чеканить монету, а также иметь на своей стороне верхушку варварских царств, как входивших в состав Боспорского государства, так и соседствующих с ним, – для чего она должна была быть заинтересована в добрых отношениях с греками.

Варвары охотно шли в войско. Для защиты от внешних врагов государство раздавало им наделы на приграничных «царских» землях, а они несли за это сторожевую службу. И в этих военных поселениях, и по всему государству строились крепости.

Рим видел в Боспорском царстве прежде всего свой важнейший форпост на северо-восточных границах империи. Поэтому, если в нем возникали внутренние неурядицы (мы их не раз наблюдали), имперские власти прибегали к усилению своей роли в управлении государством.

Царство смогло пережить начавшиеся в середине III в. вторжения готов – хотя они и привели к упадку некоторых городов. В те годы Рим вынужден был вывести из Крыма свои гарнизоны – они нужны были для защиты подвергающихся нападениям варваров провинций империи.

Страшнее было нашествие гуннов в 70-х гг. IV в. Но значительная часть городов уцелела, некоторые смогли возродиться и даже пережить новый расцвет и после этого катаклизма.