Текст книги "Рассказики"

Провинциалка

Много лет в рабочем графике Нестерова на начало августа стояли две недели отпуска. Но обязанность вывозить сына и дочь на море перешла вместе с женой к её супругу, потому отпуск всегда переносился на ноябрь, чтобы ярким солнцем рассеять осеннюю хмарь. Летом же ему особенно нравилась его загородная жизнь в собственном доме.

Однако в этот год он почувствовал, что информация, которая лилась ежедневно десятками писем и телефонных звонков в сознание, отравила его. Разбухшие, как напитанные молоком мякиши хлеба, лысеющие ровесники, молоденькие девушки, с которыми он жил, оценивая его густые каштановые волосы, розовые ногти, мускулистое и худое, как у сушёной рыбы тело, спрашивали, как ему удаётся в сорок четыре года так хорошо выглядеть. Он отвечал, что умерен в еде, что много занимается в тренажёрном зале дома (уговорить просмотреть который было одним из верных способов свести знакомство с новым красивым телом). Однако истинной причиной он считал умение понимать свой организм без путанных толмачей-врачевателей. Потому его личный помощник нашёл уединённый отель, и Нестеров ушёл в отпуск.

В первое же утро своего распланированного, как будний день отпуска, он проснулся привычно рано. До десяти утра наслаждался тишиной отключённого телефона, завтракал в кровати, заказанными накануне жирными и сладкими круассанами с солёной карамелью, смотрел на своё отражение в тёмном экране телевизора.

В салоне автомобиля звучали композиции из специально для поездки созданного списка, избавленного и от навязчивых мелодий, и от слов и даже голосов. Он чувствовал свой немецкий автомобиль, который в последний год только коротко разгонялся по автомагистрали, а после переезжал от светофора к светофору по забитым улицам, щенком, который провёл жизнь в квартирной тесноте, и вдруг его выпустили носиться по бескрайнему полю, поднимать с лаем птиц и гнать испуганного зайца. Нажатием педали газа он резко ускорял автомобиль, и бросал его в волнительно-незнакомые извивы узкой дороги. Смиренно влачился за неторопливым трактором, тянущим прицеп с кудрявой копной сена, а после срывался вниз с холма в бескрайние жёлтые поля, разрезанные сухой полосой асфальта. Взгляд, как тот щенок, носился по просторам и приносил как кость, ощущение свободы.

В первые дни он не сказал и десятка слов. Вставал рано утром, чтобы одному поплавать в пустом бассейне, завтракал за столиком в углу, спиной к залу, шёл на массаж, в тренажёрный зал, бродил по тропинкам в лесу.

Одиночество слишком сильное лекарство, чтобы принимать долго. Перед ужином он стал кататься по окрестностям. Однажды вечером он вышел из автомобиля под любопытно-завистливые взгляды двух молоденьких девушек и паренька при них. Свершалось мгновение, которое в юности он непременно бы упустил, начав размышлять, замечен ли он, точно ли приятное впечатление произвёл. Они бы увидели его сомнение, он бы потерял самоуверенность. Нестеров знал, что выглядит отлично, седина в густых волосах тщательно закрашена, сильная близорукость скорректирована невидимыми линзами, одет он небрежно, но дорого. В сорок четыре года он действовал:

– Добрый день, молодые люди. Могу я вас угостить в этом милом кафе?

Из двух девиц одна была красива, но, очевидно, занята молодым человеком. Вторая же низенькая, тёмненькая, с редкими усикам над верхней губой, но с широкими бёдрами и высокой грудью, чем после нескольких недель целибата его вдохновляла вполне.

Он угощал их шампанским, они беседовали о жизни в городке. Открытием стало, что свободной оказалась красивая Екатерина. Куда смотрел, выбирая, этот мальчик?! Она отказалась от предложения посмотреть, как он устроился в отеле, но они условились увидеться на следующий день.

Нестеров встретил её вечером после работы. Он с ухмылкой отметил, что в этот раз она вышла к нему в призывном розовом платье, в туфлях вместо кед, губы подкрашены, ресницы подведены, лицо припудрено, – меленькие глазки увеличены, а несколько досадных прыщиков на лбу скрыты. Но и в этот вечер после ужина он отвёз её к дому и достиг лишь дружеского поцелуя в щёку.

Жарким утром он шагал полем высокой и сухой августовской травы. Травинки склонялись на тропу как спины придворных перед венценосной четой. Перед лицом летали снежинки иван-чая. Он схватил одну в кулак, разжал ладонь – она легла серым мятым комком, и он отбросил её. Впереди, над высокими ивами, по голому небу, издавая время от времени шипение, плыл воздушный шар стекающих с его макушки синих и белых полос с подвешенной на верёвках корзиной. Могло показаться чудом, но он знал, что его отель катал постояльцев за умеренную плату.

Нестеров невнимательно слушал ответы Кати на его вопросы; в школе училась очень хорошо, мечтала получить высшее образование, даже выбрала институт в столице, но не уезжала из городка учиться, потому что бабушка уже не вставала. У неё неплохой английский, потому она удачно устроилась в туристическое агентство. Бабушка ушла в мае, когда яблоня в саду у её окна расцвела. Как на совещании он слушал, что «бабуся дождалась, увидела белые цветы и отошла», а сам размышлял, от наработанной привычки рассматривать все варианты развития ситуации, что сейчас она булыжником с острым концом проломит ему пяточку затылка. Представляя, он улыбался, от того, что умереть в этом поле, от её рук, доверившись ей, это хорошая, даже красивая смерть. Через сырой перелесок они вышли на песчаный овальный пляж с чёрным кострищем, как родимым пятном. У уреза воды ровным рядом сложена стопками одежда, посередине узкой речки тихо сидели головы детей и смотрели на них.

Сразу же, словно решившись осуществить давно задуманное, даже не сбросив спортивные туфли, она наклонилась, перекрестила руки, подхватила за подол голубое с белыми лилиями платье, и, выпрямляясь, сняла через голову, вывернув наизнанку, платье и посмотрела на него. Он очень хорошо запомнил и узкие длинные бёдра, и плоский живот и маленькую грудь в синем бикини, и взлетевшие вверх за платьем светлые русые волосы, и худые тонкие руки, тёмные от загара до середины плеча, а выше белые. И ощущение, словно она птица, которая через мгновение вспорхнёт в синеву и останется только следить за точкой, запрокинув голову и приложив козырьком ладонь от ослепительного блеска.

Через три дня закончился отпуск. Катя отказалась поехать с ним. В будни они каждый день созванивались, в пятницу ночью он приезжал на выходные в отель. Через две недели, под взглядом её отца, стоявшего у распахнутой калитки, сложив руки на груди, как стражник, оберегающий от Нестерова свой дом, он уложил в багажник её вещи. На перекрестке, пропуская автомобиль, в зеркало заднего вида он увидел, как её мать в жёлтом домашнем халате, одной рукой зажала рот, словно сдерживала слова, другой махала дочери, её отец стоял в пол оборота, его круглый живот сильно выпирал под чёрной майкой, плечи сутулились, чем показался Нестерову похожим на усталую обезьяну.

Первые месяцы совместной жизни в будни он рано утром уезжал в Москву, возвращался вечером, выходные почти всегда они проводили в доме. Он нуждался в её присутствии. Он говорил Кате, что без неё чувствует себя новорождённым, который проснувшись в отсутствие матери надрывается призывным криком.

Нестеров часто просыпался под утро. Она спала, положив как на подушку голову ему на живот и обняв рукой. За окном уже как правило светло, и он лежал в такие моменты неподвижно до звонкой трели будильника. После обеда в кабинете его всегда сильно клонило в сон, он вспоминал, как она спала на его животе, и улыбался. Он любил, когда она сама, без просьбы целовала его. В её поцелуях не было торопливости девушек, устраивавших через его постель свою судьбу, – «отмечаешь, как я ласкаю и ублажаю тебя? Всё потому, что ты моя самая сильная любовь до гроба», только искренняя нежность.

Скучая взаперти, Катя искала занятие для себя. Расставаться с ней ради учёбы в университете он не согласился. Но, как опытный управленец, понимая, что задача требует решения, он нанял преподавателя английского языка и инструктора по обучению вождению автомобиля (после долгих поисков женщину, не доверяя мужчинам). Чуть позже появилась наставница по культуре речи. По ней он решение принял в день, когда они оба молча шагали рядом каждый на своей беговой дорожке. Тяжело дыша, моргая правым глазом, куда попала ядовитая капля пота, он посмотрел на её тело, затянутое в облегающий розовый костюм, белое лицо в алых пятнах, прилипшие к виску мокрые русые волосы, тёмные от влаги подмышки и позвоночник, серый несвежий пластырь на безымянном пальце правой руки. Это мгновение, пульсирующее кровью в мозгу, забитое шумом тяжелого дыхания, он почувствовал, что для него она совсем иная, чем женщины, с которыми он жил после развода. И приняв её для себя, Нестеров привычно приподнялся мысленно над собой и Катей и увидел отстранённо, что в том обществе, к которому он принадлежит, своей провинциальностью она нанесёт ущерб его репутации.

Потому у Кати появились и учитель речи, и модный визажист и консультант по подбору одежды. Они медленно меняли её, но не столько они, сколько он сам много занимался её развитием.

Нестеров разъяснял, что одеваться дорого и стильно означает не бахвалиться, а демонстрировать свою успешность и получить пропуск в общество высокого статуса. Выглядеть свежим, здоровым, тоже самое как хорошо одетым. Общение с людьми своего круга, с людьми, кто выше тебя по статусу, это такая же работа ради будущего, как и офисная. Знание текущих событий, модных веяний, это основа общения, умение соответствовать критериям общества. Он рассказывал, имея в виду себя, как важно женщине находиться рядом с человеком, который может обеспечить безбедную жизнь. Уверенный в себе, глядя на изгибы её тела под простынёй, отпивая ледяное шампанское, искрящее в нёбо пока не осознаваемой грядущей болью его слабого горла, говорил насколько важно, чтобы мужчина удовлетворял страстные потребности своей женщины. Пояснял, что неудовлетворённость организма в тепле, в солнечном свете, в чём угодно, как вирус клетки тела, поражает психику.

Однажды, задержавшись за деловым ужином, он приехал на открытие нового ресторана позже и сразу в толпе увидел худую голую спину в смелом вырезе лазоревого по моде года платья. Он слышал, как свободно она общалась с австралийским негоциантом, который поставлял вина в это заведение. Рядом стояли две приятельницы, жёны уважаемых людей, и не настроенными на чуждый лад ушами пытались уловить смысл беседы, натянув улыбки на блестящие кремами лица. Прислонившись к стене на неё смотрел влюблёнными глазами какой-то разодетый мальчик-блондин с нежным детским лицом, вздёрнутым носиком и тёмной родинкой над губой.

В сентябре этого же года они поженились. В декабре, на курорте в Аспене он сломал ногу. Он работал удалённо, из домашнего кабинета, и ждал, что, как и в первые месяцы их отношений, она останется при нём.

– Милый муж (после свадьбы она вдруг стала часто иронично называть его не по имени, но по статусу, то уважаемый исполнительный директор, то дорогой супруг), ты же сам мне разъяснял, как необходимо светское общение.

Когда она оставалась с ним, при ней всегда находился третий – телефон, по которому она щебетала, но ещё больше писала с улыбкой радости.

– Побудь со мной, Катюша, – просил он из кровати. Она или откладывала телефон, меняясь в лице, или уходила, отвечая, что договорит и вернётся.

В один день он прочитал на экране телефона, который она оставила рядом с ним: «Считаю часы, когда снова овладею тобой. Целую тебя всю, от кончиков пальцев до макушки. Когда же ты сможешь остаться на ночь, на много ночей?»

Жена не стала оправдываться, а споро собрала вещи:

– Милый супруг, ты же сам меня учил, что женское тело должно быть сексуально удовлетворено. А это твоё вечное бурчание в животе за столом от несварения, а вечная усталость? Твой организм уже не способен достойно существовать рядом с моим, наше расставание вопрос времени, которое наступило сегодня.

Нестеров видел Екатерину ещё несколько раз на встречах с адвокатами. На спортивной итальянской машине её привозил смазливый блондин с чёрной родинкой над губой. На взгляд Нестерова выглядела она прекрасно и, несмотря на дрязги бракоразводного процесса, счастливой.

Екатерине отошла квартира в столице, автомобиль и небольшая сумма денег. Его товарищи, кто имел печальный опыт разводов, оценили, что развёлся он дёшево. Но расстаться также легко с Катей у него не получилось. Разум, несмотря на доводы, не принял, что несколько лет её было так много в его жизни, и вдруг она исчезла. Он следил за ней. И когда в том же году она рассталась с блондином, он неожиданно признал, что если она вернётся, он её примет. Для него самого решение простить её казалось таким чужим его твёрдому характеру, что поначалу он даже себе не поверил. Но Катя не позвонила. После чего Нестеров просто запретил себе интересоваться её жизнью.

Через несколько лет во дворце, в котором раньше члены императорской фамилии вышагивали мимо склонившихся в поклонах поданных, праздновался тридцатилетний юбилей компании, где он работал. Среди прочих ему представили Катю. Она поздоровалась, вежливо поинтересовалась, как дела, и ушла. Он так растерялся, что даже не смог её запомнить. Увидел только усыпанное бриллиантами обручальное кольцо белого золота, и роскошное платье, в котором набухли как два нарыва, невиданные для той Кати, которую он знал, искусственные груди, на которых как на витрине покоилось бриллиантовое колье с изящной подвеской в виде овна.

Отпивая шампанское, Нестеров бродил между столов, расставленных на лужайке у подножия парадной лестницы, общался с нарядными гостями у фонтана, бьющего из мраморной раковины окруженной статуями семи танцующих греческих муз, взявшихся за руки, пока не нашёл её. В сумерках она стояла у фонаря в начале парковой аллеи. На её живое лицо будто натянули кожаную маску, припудренную и нарумяненную. Маленькие губы по моде увеличились, грудь как тесто над кастрюлей поднималась над лифом платья. Её за руку держала девочка лет четырёх в тёмно-синем платье в тон Катиного, хорошенькая как кукла. На зазвучавшие призывно с дворцовой стороны трубные звуки оркестра Екатерина стала поворачивать голову в его сторону, Нестеров, опасаясь, что она заметит его, бросился в боковую аллею и почти добежал до пустой каменной скамьи. В тёмное небо ударили выстрелы салюта и глупые слёзы неожиданно наполнили его глаза, словно они жили отдельно от его разумного сознания.

Он скупо заплакал от того, что исчезла та его волшебная Катя, которая так порывисто срывала платье на берегу безымянной речки, хотя, конечно, сейчас она бы совсем его не поняла, если бы он сказал ей, что она выглядит много хуже той провинциальной девчонки. Разум говорил, что в первую очередь она, она сама виновата в том, какой стала, что время, конечно, тот объективный фактор, который нельзя не принять во внимание, старение общий человеческой удел, но отчего-то до сего дня ему казалось, что та волшебная Катя, не с ним, но где-то живёт, счастливая и прекрасная. А оказалось, что её больше нет. И виноваты не только она и время, но и он виноват в ней нынешней, такой спокойной и равнодушной. Огни фейерверка освещали увлажнённую сетчатку глаза, исчезали без следа, не оставляя после себя ничего, только темноту. Так и пришедшая с годами мудрость, уже не приносила ничего, кроме болезненной правды, что тогда он должен был не размышлять, не учить, не воспитывать, не ограничивать её, в действительности, не зная основ бытия. Он должен был не испугаться преклонения перед чудом, покориться чувству, и, может быть, хотя он понимал, что не наверняка, но тогда был шанс, которого уже нет и не будет никогда, что они с Катей могли бы быть, и эта кукольная девочка могла бы стать его самой прекрасной принцессой на Земле.

День инвестора

В двадцать семь лет представлять огромную корпорацию значило для него то же, что юниору с первой попытки взять олимпийское золото. Он шёл к этому все эти годы напряжённой учёбы в последних классах школы, в университете, в бесплатных месяцах труда на стажировках, работы на нищенскую зарплату во имя карьеры. В этот торжественный день в просторной переговорной с овальным столом, подобранным чтобы мебель не провоцировала травмы драгоценных сотрудников и своими плавными формами сглаживала конфликты, в присутствии Генерального, его заместителей, советников, всех первых лиц Корпорации, которых набралось чуть больше двадцати, Президент, он же собственник, миллиардер и небожитель, кричал именно ему, стоявшему за пюпитром стойки докладчика: – Кто допустил вонючие туалеты?! Кто позволил?! Мы потеряли сотни миллионов из-за одного придурка?! Мне вообще не нравится этот дегенеративный стиль с прибаутками! Кто его придумал?

– Если позволите, я дам пояснение и это займёт ровно две минуты.

Президент понятно не обращался к нему, и в ответ даже не взглянул. Он отодвинулся от стола в пол оборота и посмотрел в ростовое окно, на стеклянную стену небоскреба, тоже принадлежащего Корпорации.

Не понимая взгляда от кистей, соединённых в огромный кулак, который, он был уверен, он с удовольствием сунул бы ему в зубы, Генеральный еле заметно кивнул.

– Только факты и ничего лишнего.

Читая роман Льва Толстого «Война и мир», мы влюбляемся в Наташу Ростову не только потому, что свесив ножки с окна она вдохновенно мечтает, не только потому, как она прекрасна и взволнованна на своём первом балу, – он взглянул на начальника управления общественных связей Веру, – в её широко раскрытые и удивлённые глаза, во многом, собственно, ради её глаз он и наглел сейчас, – но и потому, что она глупо бросает волшебного князя Андрея, пытается бежать с подлым Куракиным, сама рушит своё будущее. Я совершенно точно знаю, что консультанты и финансовые аналитики, которым мы сегодня презентовали нашу Корпорацию, умнее и опытнее меня и нашей молодой команды. И если бы мы им не дали негатив, не показали эти убогие немытые толчки, загаженный пол и безобразную выкладку товаров в гипермаркетах, они бы сами нашли в наших цифрах изъяны и обернули их против нас. Гипермаркеты убыточны, факт не скрыть. А мы и не скрываем, но, показывая свои косяки, нужники и мусор, мы тем самым говорим, – «мы знаем свои недостатки, и в этом наша сила, мы знаем свои слабые места, а значит и зоны приложения усилий, точки роста». В денежном потоке сектор гипермаркетов составляет менее двух процентов, поэтому на фоне этой помойки, она есть, она не придумана, ярче играют и показатели выручки на каждый «магазин у дома» и весомый средний чек покупателя премиальных супермаркетов, и годовые темпы роста доставки, всё-всё, что сделано.

Нравится-не нравится, это вкусовщина. Её можно применять к романам. – Он не удержался, чтобы не отвести взгляд от городка стеклянных бутылок, который разглядывал, чтобы не сбиться, отвлекаясь, на движение человека, и увидеть испуганные и удивлённые глаза Веры, скользнуть глазом ниже, где в расстёгнутой на две пуговицы белоснежной блузке видна глубокая ложбинка между пышных грудей, – я же прошу оценивать мой труд и труд многих людей, Александр Валерьевич, по фактическим результатам, а именно, посмотреть на приток капитала в наши акции в горизонте одного месяца. И прошу премировать меня пропорционально достигнутому росту капитализации. В случае отрицательной динамики напишу заявление по собственному желанию.

Стеклянная дверь в его прозрачный кабинет раскрылась, цокая длинными каблуками, вошла Вера. Вознесенные на высоких туфлях её ноги в телесного цвета чулках, с круглыми коленями под короткой чёрной юбкой, короткий пиджак, из выреза которого на него напирали, как два нахальных хулигана, крупные груди, её тщательно припудренное лицо, красные губы пуговкой, ярко-чёрные ресницы, – огромные глаза, – лицо яркое, как флаг на мачте корабля, – всё разом отвердело в его теле.

– Пойдём покурим.

Он встал, пошёл следом и, войдя в курительную комнату, когда она обернулась к нему, держа в пухлых пальцах тонкую сигаретку, он наконец решился, шагнул к ней вплотную и правой рукой схватился за упругую ягодицу. Она ответила на поцелуй, прижимаясь к нему телом, он пролез к под юбку, возбужденно чувствуя сквозь ткань тепло её тела.

– Ну что ты, что ты.

Он схватил её за руку и вытянул за собой в коридор и ближайшую кабинку туалета. Волнение на презентации, ужас от ярости Президента, – всё воплотилось в возбуждение. Защёлкнув замок, он впился в неё губами.

– Тише, тише, сумасшедший, – шептала она жарко на ухо, медленно, но настойчиво вытягивая его руку из-под своей юбки: – Мне сегодня нельзя, у меня месячные дни.

Правду ли она говорила? Его пальцы не нащупали никакой прокладки под тканью. Хотя, может быть, что-то было внутри?

В любом случае после этого дня весь месяц они только изредка спешно целовались и ничего больше. Как-то не получалось остаться наедине. Как прежде они ходили с коллегами на обед, курили вместе, как ни в чём не бывало продолжали обсуждать её трёхлетнюю дочь и мужа.

Он и сам в этот месяц был словно не в себе. Поначалу акции Корпорации имели низкую волатильность. Но он в первую неделю и не ждал ничего. Затем курс акций начал понемногу расти, он каждый день следил, в необычайном волнении, как от близости тела Веры, за ростом котировок. А потом не случился ураган в Мексиканском заливе, который ждали, и нефтяные вышки продолжили работу в штатном режиме. А после правительственные войска вошли в несколько городов Сомали. По телевизору показывали груду автоматов Калашникова, темнокожих парней в зелёной форме, уходящих вереницей по земляной улице между белёными домиками, сложившими ладони на затылках чёрных кудрявых голов, горящие на песчаном пляже деревянные пиратские лодки. Цена на нефть на росте складских запасов и прогнозах по перепроизводству в третьем квартале резко пошла вниз, а вместе с ней и весь рынок российских акций. Он смотрел, как котировки акций Корпорации падали в красную зону, после еле поднимались, потом опять валились, словно обессиливший пьяница.

Через месяц его вызвал Генеральный и приказал отправляться в бухгалтерию «где тебе всё объяснят».

Курс акций со дня презентации вырос на 0,2 процентных пункта. Потому перед ним положили листок, слава Богу, не на увольнение, а на премию. Хорошую премию!

Он отказался, сказав, что расчёт премии не корректен. Премию считали от роста в 0,2 процента, а считать её необходимо исходя из анализа рынка. А на рынке основной конкурент М потерял 3 процента капитализации, а другой Л одиннадцать. Потому эффект от дня инвестора необходимо рассчитывать от базы в 4,2 процента. Вынув ручку из внутреннего кармана пиджака, он быстро накидал свой расчёт и передал его невозмутимому бухгалтеру.

На следующий день ему подали новый расчёт и выплатили чуть больше. В цифре прибавка была ничтожна, но ему было важно, что он донёс до руководства, что, по его мнению, он провёл день инвестора сверх успешно.

На следующий день после выплаты премии он наконец овладел Верой, будто пожрал пышный торт, облизывая влажные губы, измазанные в жирном креме.

За год, который прошёл с того памятного дня инвестора, он провёл много встреч, и ему иногда напоминали, как их впечатлила его крохотная фигурка в строгом костюме на фоне огромной распахнутой двери и кучи мятых бумажных полотенец на кафельном полу в грязных разводах.

Он убедил Генерального, что целесообразно пересмотреть план расходов и вложиться немного в реконструкцию гипермаркетов, – небольшие затраты вернутся ростом инвестиций.

За прожитый год он закрыл долг по ипотеке и расширил штат подчинённых на две единицы. Толкового Макса и девушку Лизу. Лиза была тихоня, прибитая собака, и нанимать поначалу он её не хотел. Но она подходила подо все требования образования, возраста, опыта работы, и он взял её с испытательным сроком, ещё и потому, чтобы не раздражать начальника кадровой службы – подругу Веры. Время показало, что он получил двух вдумчивых сотрудников.

В сентябре Вера организовала традиционный для своей службы корпоративный тренинг на берегу тёплого моря. Ему удалось совместить выезд его команды, так что пять дней они провели вместе.

В полутьме солнечного дня, отгороженного глухими портьерами, они курили и переговаривались. Её тяжёлая голова с жёсткими и еще влажными после моря волосами лежала на худом бицепсе его левой руки. Сверху он видел её тёмное загорелое тело с белыми пятнами грудей и выбритого лона. Он снова спрашивал, когда же наконец она оставит мужа и уйдёт к нему? Она смеялась и переспрашивала, примет ли он мать одиночку с ребёнком на руках, которая ещё и старше его? Конечно, он был уверен в себе, но до следующего дня инвестора она так и не решилась ни на что.

За ним темнел экран во всю стену, и, смочив сухость рта водой, он начал:

– Добрый день, коллеги. Итак, начнём с самого главного, – в зале раздался дружный смех. – В прошлом году меня чуть не уволили после этих туалетов. А теперь, вы видите, как эти же гипермаркеты выглядят сейчас. Корпорация проделала большую работу по развитию дивизиона гипермаркетов. На экране вы видите города с населением свыше восьмидесяти тысяч человек, в которых отсутствует формат гипермаркета. На следующем слайде карта с расположением логистических центров нашей компании относительно данных поселений. Ниже представлен список населённых пунктов, в которых по решению Совета директоров в течение ближайших трёх лет будут открыты магазины данного формата. В общей выручке Корпорации за прошедший год, к которой мы переходим, вы видите рост по всем ключевым показателям. Обратите внимание на феноменальные показатели среднего чека покупателя «магазинов у дома».

Второй день инвестора, на котором его команда отработала заметно слаженнее, да и помощь Веры с её службой помогла удвоить число участников, принёс ему по истечении трёх месяцев отличные премиальные. Он раздумывал над обменом собственной квартиры на большую с доплатой, с тем чтобы подтолкнуть Веру к расставанию с мужем. Но она тянула с решением. Да и Макс говорил, что рынок недвижимости перегрет, цены завышены. Лиза, которую он всегда использовался как советника по любым вопросам, решив, что её спокойная рассудительность отлично проверяет его взбалмошные идеи и излишнюю увлечённость, соглашалась. Потому он вложил средства в покупку акций Корпорации.

После следующего дня инвестора его вызвал к себе Генеральный и уволил. Российский фондовый рынок рухнул, обесценив и его личные вложения. Но Генеральный дал ему понять, что его увольняют не столько за результаты труда, сколько за вызывающее поведение, не соответствующее корпоративным стандартам.

Он отпустил тёплую руку, и медсестра в голубом брючном комбинезоне толкнула перед собой каталку в глубину ярко освещённого белого коридора. Из страха за неё, за ребёнка к нему пришло сексуальное возбуждение, и чтобы хоть как-то справиться с ним, он стал ходить по коридору и заставлять свой мозг искать темы для размышления. Все мысли устремились к ним, к тому, как они оказались в родильном доме.

Он неожиданно пришёл к выводу, что день инвестора вполне удался, и он отличный объект для вложения капитала. Он решил, что на свободном конкурентном рынке спроса и предложения он не покупатель, а товар, что его стремление инвестировать, будь то обесценившиеся акции, будь то желанная Вера, обречены на неуспех. Но если сегодня для Лизы и ребёнка роды пройдут на хорошо, то значит, его день инвестора имел оглушительный успех.