Текст книги "Призраки Каллисто"

Глава вторая

Это было письмо. Уильям получил его два года назад от некого чудака из Чикаго. В письме чудак утверждал, что имеет доказательства существования инопланетной цивилизации.

– Смотрите, – Уильям развернул экран так, чтобы было видно всем. – Вот здесь … – движением пальцев он выделил, увеличил текст и принялся читать вслух:

– «… в найденных мной архивах Чикагской городской радиостанции за 1927 год. Архив попал ко мне, можно сказать, случайно (если интересно, расскажу эту историю потом), а его изучением я занялся, поскольку моё хобби, как я уже говорил, – это радио и всё, что с ним связано…» Так, дальше он пишет, как любит радио и чего достиг, это пропустим… Вот, «… за апрель 1927 года. А именно 26 апреля, вторник. Запись в рабочем дневнике гласит, что служащий радиостанции, техник по имени Курт Шпильман во время ночного дежурства поймал странную передачу на абсолютно незнакомом языке. И – что самое главное! – сумел её записать на диктофон Луи Блаттнера…» Это был, по сути, первый магнитофон, там стальная проволока использовалась для записи сигнала, – пояснил Уильям.

– Был такой, – подтвердил Ёсикава, – помню, читал. И даже видел в музее звукозаписи. В Екатеринбурге.

– Россия? – спросила Агнешка.

– Другого Екатеринбурга я не знаю.

– Читаю дальше, – предупредил Уильям.

– Давайте, – согласился Ёсикава.

– «Буду краток, иначе вы устанете и не дочитаете письмо», – продолжил Уильям. – «Курт Шпильман предположил, что принял сигнал с другой планеты. Да, я знаю, что в то время была модна тема марсианских каналов, и про знаменитую радиопостановку «Войны миров» Герберта Уэллса в 1938 году тоже знаю. И тем не менее. Я нашёл правнука Курта Шпильмана! Его зовут Бакстер. Бакстер Холл, ему сорок четыре года. Курт Шпильман – его прадедушка по материнской линии. Бакстер не только живёт в Чикаго, в доме прадеда, но и сохранил ту самую катушку с той самой проволокой, на которой уцелела запись той самой радиопередачи. Да, невероятно, но она уцелела, хоть и была сильно повреждена. Мне удалось её оцифровать и восстановить (это тоже целая история, которой сейчас не место. Скажу только, что сам Курт Шпильман скоропостижно скончался от рака перед самой Второй мировой войной и завещал своему сыну хранить запись, как зеницу ока). У нас с Бакстером Холлом договор, по которому ему причитается доля, в случае, если я сумею эту запись продать. Поймите меня правильно, я не прошу за неё денег, но запись бесценна. Я тщательно её изучил, а также все обстоятельства, при которых она была получена, и пришёл к выводу, что, скорее всего, мы имеем дело с инопланетным сигналом бедствия. Вероятнее всего, сигнал был послан из окрестностей Юпитера в конце апреля тысяча девятьсот двадцать седьмого года – года Великого противостояния, которое, как вам, несомненно, известно, случается раз в двенадцать лет. Это четырежды повторяющийся набор из трёх слов в S-диапазоне. На языке, которого нет и никогда не существовало на планете Земля. Вот всё, что я могу пока сказать. Прошу вас отнестись к этому письму серьёзно – я не сумасшедший и не мошенник. Возможно, мы с вами находимся на пороге величайшей сенсации в истории человечества, но я просто не располагаю необходимыми техническими средствами, чтобы проверить всё досконально. Но такие средства есть у вас. Готов предоставить запись и все материалы по первой вашей просьбе. Жду ответа. Ваш Кевин Харпер». Дата отправления – семнадцатое июня две тысячи тридцать второго года.

– Полтора года назад, – негромко сказала Агнешка.

– Да, – подтвердил Уильям. – Полтора года назад. Честно сказать, сам не понимаю, зачем я сохранил это письмо.

– Я бы удалил, – сказал Ёсикава. – Сумасшедших действительно хватает. А уж если речь заходит об инопланетянах… – он покачал головой. – Вы, разумеется, не ответили?

– Разумеется.

– Три слова, которые повторяются четырежды, – сказала Агнешка и включила запись.

– Джа-аа. Зре-уут. Го-от, – раздалось из динамиков. – Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от.

Агнешка выключила запись.

– Три слова, – сказала она. – Четыре раза. Место передачи – спутник Юпитера Каллисто.

– Нас уговаривать не нужно, – сказал Ёсикава. – Скажите, Уильям, этот ваш корреспондент, как его, простите…

– Кевин Харпер, – Уильям бросил взгляд на экран.

– Кевин Харпер. С ним можно как-то связаться помимо электронной почты? Телефон он оставил?

– Есть номер телефона, – подтвердил Уильям.

– Тогда звоните. Чем скорее мы с этим всем разберёмся, тем лучше.

– В Чикаго сейчас… – начала Агнешка.

– На час раньше, – сказал профессор Уильям Гилеви. – Поздновато, конечно, но… Чего не сделаешь ради установления истины. Окей, звоню.

Он поставил комм-браслет на громкую связь, набрал номер. Раздались длинные гудки.

– Алло, – произнёс молодой женский голос. – Кто это?

– Здравствуйте. Меня зовут Уильям Гилеви. Я могу услышать Кевина Харпера?

– Нет, не можете.

– А…

– Он умер. В прошлом году.

– Ох…мои соболезнования. Как это печально. А…

– Я его дочь Джейн. Подождите, вы сказали Уильям Гилеви? Радиоастроном?

– Он самый.

На другом конце линии связи замолчали.

– Отец вашего звонка очень ждал, – наконец, произнесла невидимая Джейн. – Он даже меня заставил поверить, что вы позвоните.

– Мне очень жаль, – сказал Уильям. – Понимаете, я…

– Не нужно ничего объяснять, – прервала его Джейн. – Всё, в общем, ясно-понятно. Занятый серьёзными делами известный учёный, радиоастроном, профессор и какой-то очередной сумасшедший. Мало ли таких. Лучше держаться от них подальше. Скажете, не так?

Агнешка подумала, что девушка там, в штате Иллинойс, явно обижена. Причина обиды тоже понятна. Но помешает ли им эта чужая обида узнать то, что они хотят узнать? Вот, в чём вопрос.

– Не скажу, – неожиданно жёстким тоном произнёс Уильям. – Всё действительно так и обстоит. Сумасшедших, действительно, хватает. В отличие от учёных. Но дело не в этом. Дело в том, что я не стёр письмо вашего отца и теперь звоню. И, уж если на то пошло, не чувствую за собой ни малейшей вины. Я и мои коллеги, которые сейчас присутствуют при разговоре, очень вам сочувствуем, поверьте. Но мы не виноваты в смерти вашего отца. От чего он умер?

– Автокатастрофа, – сказала Джейн. – Скользкая дорога, ночь, поворот… Он всегда любил быструю езду. Слишком любил.

– Ещё раз примите наши соболезнования.

– Принимаю, спасибо, – голос девушки окреп. – Простите, я, вероятно, была слишком резка. Вы сказали, что не один сейчас? Наш разговор слушают?

– Не один, – подтвердил Гилеви. – Со мной научный сотрудник Агнесса Калиновская и директор радиотелескопа АЛМА господин Ёсикава Хироси. Собственно, я звоню и по их инициативе. Мы сейчас находимся в Центре управления радиотелескопом. Если хотите, могу включить камеру, чтобы вы нас увидели.

– Да, было бы неплохо.

Уильям включил камеру и панорамный обзор:

– Позвольте вам представить. Это наш директор Ёсикава Хироси, он всем здесь командует.

Ёсикава церемонно поклонился.

– И Агнесса Калиновская, наш молодой и прекрасный во всех отношениях научный сотрудник.

– Привет! – помахала рукой Агнешка.

– Привет, – сказала Джейн. – А это я.

На экране появилось симпатичное лицо молодой, лет двадцати с небольшим, веснушчатой девушки с тёмно-русыми, слегка растрёпанными волосами.

– Очень приятно, – сказал Уильям. – Вот и познакомились. Скажите, Джейн, я правильно понимаю, что вам известно содержание письма, которое послал мне ваш отец?

– Правильно. Более того, как я понимаю, просто так вы бы звонить не стали. Сейчас у нас заканчивается две тысячи тридцать третий год. Следующий, тридцать четвёртый – год Великого противостояния с Юпитером. Спрошу прямо. Вы получили тот же сигнал, о котором писал отец?

Уильям и Ёсикава переглянулись. Директор едва заметно наклонил голову.

– Ваша смекалка делает вам честь, – сказал Уильям. – Мы не знаем. – Для этого нам нужно его услышать.

– Я могу включить его вам прямо сейчас, если хотите, – просто сказала Джейн. – Буду откровенна, вся эта история мне порядком надоела. Слишком давно с ней живу. Пора её заканчивать, так или иначе.

– Понимаю, – сказал Уильям. – И – да, мы хотим. Включите, если вам не трудно. Прямо сейчас.

– Минутку.

Девушка исчезла с экрана, и какое-то время они наблюдали стену, на которой висела в рамке какая-то плохо различимая фотография.

– Вот, – сказала Джейн. – Слушайте.

Раздался шорох, едва слышный треск и вдруг уже хорошо им знакомый высокий голос напевно произнёс:

– Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от.

Четыре раза.

Если бы Олега Чернея спросили, насколько хорошо ему известен межпланетный корабль «Россия», он бы или рассмеялся или пожал плечами. В зависимости от того, кто задал вопрос. Товарищ, друг, родственник или коллега – рассмеялся. Официальное лицо – пожал плечами. Потому что корабль Олег знал досконально. На «ять». Как свои пять пальцев. Знал и любил.

А как иначе?

Если ты провёл на орбите без малого два года, занимаясь сборкой и отладкой самого корабля и всех его систем, то тут уж одно из двух: либо ты его полюбишь, либо возненавидишь. Олег любил. Да что говорить, – он полюбил корабль ещё на стадии проектирования и сделал всё от него зависящее, чтобы когда-нибудь иметь честь пилотировать это чудо. Благо, задел имелся, – Олега приняли в отряд космонавтов довольно рано, ему и двадцати пяти не исполнилось, и до проекта МПК «Россия» он успел дважды слетать на МКС в составе международных экспедиций. Причём слетать надолго – так, чтобы вполне освоить и навыки выхода в открытый космос с ремонтом старого и установкой нового оборудования, и многое другое, без чего его мечта о межпланетных полётах так и осталась бы мечтой.

Олег старался. Перефразируя некогда широко известные, а ныне плотно забытые слова Владимира Ленина, которые часто почему-то приписывают Александру Суворову, «учился космическому делу настоящим образом». Не давая себе поблажек, с твёрдым осознанием цели. И всё получилось.

Межпланетный пилотируемый корабль «Россия» родился из транспортно-энергетического модуля с ядерной энергодвигательной установкой мегаваттного класса, которая питает электричеством ионные ракетные двигатели и всё остальное.

Идея была довольно старой, ещё второй половины двадцатого века, но практически воплощаться начала лет двадцать пять назад. Ценность её состояла в том, что страна, которая первой осуществила бы постройку такого космического корабля, получала бешеную, практически недосягаемую фору перед остальными державами, работающими в космосе.

Скорость. Дальность. Энергетический ресурс.

Эти три составляющие нового корабля не шли ни в какое сравнение со старыми, – теми, что летали с помощью ракетных двигателей на химическом топливе.

Совершенно иные технологии.

Совершенно иные перспективы (одна только возможность долететь до Марса и вернуться обратно за два месяца вместо нескольких лет стоила любых затраченных усилий и денег, а подобных возможностей было много).

Транспортный модуль был построен, прошёл успешные рабочие испытания и начал эксплуатироваться в первой половине двадцатых годов третьего тысячелетия.

Сразу же началось техническое проектирование пилотируемого корабля. Западные и восточные коллеги только зубы крошили от зависти (некоторые и от чувств посильнее), но сделать ничего не могли. Русские поймали волну, кураж, ощущали себя на подъёме и ковали железо, пока горячо. Благо и с деньгами в стране все было в порядке. Могли себе позволить истратить и заработать ещё. На тех же новейших технологиях. Включая уникальную технологию защиты от космической радиации с помощью системы защитных электромагнитных полей, гасящих энергию космических частиц на подлёте.

Изобретение и создание этой технологии было не менее революционным, чем создание ядерной энергетической двигательной установки, ионных двигателей и всего корабля в целом. Преодолеть сумасшедшие расстояния – это одно. Преодолеть и остаться живым и здоровым – совсем другое. КСЭЗ-2 (Космическая система электромагнитной защиты) защищала экипаж практически от всех видов космического излучения на девяносто процентов в обычном режиме и на девяносто семь в усиленном. Причём с равным успехом ею можно было оснащать не только космические корабли, но и научно-производственные базы на Луне или Марсе, не думаю о том, чтобы устраивать их в глубоких пещерах или придумывать ещё какие-нибудь громоздкие и дорогостоящие способы. Была бы энергия. Которой ядерные реакторы, подобные ЯЭДУ, могли дать в достаточном количестве.

Ветер перемен задул по необъятной территории России сразу со всех сторон, и, следуя мудрому совету древнего философа из соседней великой страны – Конфуция, русские, на удивление всем, принялись строить не стены, как это частенько бывало в их истории, а ветряные мельницы.

В данном случае – межпланетный пилотируемый корабль «Россия».

С ядерной электродвигательной установкой, добравшей к этому времени мощности до пятнадцати мегаватт и ионными ракетными двигателями с бешеной тягой и фантастическим удельным импульсом, которые действительно позволяли достичь большинства планет Солнечной системы за сравнительно короткий срок.

Причём, это была только верхушка айсберга, поскольку строительство такого корабля потянуло за собой развитие сопутствующих технологий и материалов; активное подключение к делу военных (космос мирный, никто не спорит, но думать о будущих угрозах мы обязаны); появление новых научно-исследовательских лабораторий; инженерно-конструкторских бюро; строительство небывалых доныне заводов и фабрик; испытательных стендов и полигонов, а также появление новых уникальных специалистов и десятков тысяч рабочих мест.

В общем, дело нашлось всем, кто захотел и смог принять в нём горячее участие.

А таковых оказалось на удивление много. Русские, порядком соскучившись по великим историческим рывкам, засучили рукава. Работа закипела так, что и подгонять никого было не нужно. Ни рублём, ни песней. Хотя рубли сыпались в карманы работников исправно, а новые песни сочинялись и пелись чуть ли не сами.

«Мы строим пилотируемый межпланетный корабль по той простой причине, что без присутствия человека космос обессмысливается, – заявил три года назад в интервью одному из крупнейших европейских информационных агентств Президент России Александр Николаевич Столяров. – Это не вопрос престижа, романтики или голой пользы. Это вопрос философский, системообразующий, корневой. Вопрос существования человека, как вида. Космического вида. Наша страна первой почувствовала это в далёком тысяча девятьсот шестьдесят первом году. И в космос полетел Юрий Гагарин. Нил Армстронг и другие великие американские астронавты подхватили эстафету, когда высадились на Луне. Затем, к сожалению, приоритеты изменились. Теперь, слава Богу, прежние цели возвращаются. Нам снова нужны другие планеты и весь космос. Мы, русские, это уже не только чувствуем, но и осознаём. Поэтому строим корабль «Россия». Когда осознают все остальные, могут подключаться. Мы с радостью поделимся своими достижениями. На взаимовыгодных условиях, разумеется».

Как только стало ясно, что окончательная сборка «России» будет производиться на орбите и без живых монтажников-космонавтов обойтись не получится, Олег Черней подал рапорт о зачислении.

– Куда-куда? – удивлённо задрал брови начальник Центра подготовки космонавтов Пётр Игнатьевич Ригерт, когда он лично вручил ему бумагу в его же кабинете.

– В команду монтажников, а затем испытателей межпланетного корабля «Россия», – чётко ответил Олег. – Прошу зачислить. А то знаю я, как это бывает. Не успеешь пятьдесят грамм выпить, а места уже заняты.

– С пьянством мы боремся… – машинально ответил начальник, не отрывая глаз от рапорта. – Что? Тьфу на тебя, при чём здесь пятьдесят грамм?!

– Шутка, – пояснил Олег. – Вы, главное, поставьте положительную резолюцию, а дальше я сам.

– Упёртый, да? – поднял на Олега глаза начальник.

– Ага, – согласился тот. – Вы же знаете.

– Что с тобой делать, – вздохнул Пётр Игнатьевич. – Может, ты и прав. Эх, будь я помоложе…

Он опять вздохнул, подумал, затем стремительно черканул на рапорте «Не возражаю», расписался, поставил печать и протянул бумагу Олегу:

– Файл мне послал?

– Обижаете. Проверьте.

Начальник проверил:

– Ага, вижу. Молодец. Тогда удачи.

– Спасибо.

Как показали дальнейшие события, Олег, действительно, оказался прав. Вероятно, сработали сразу несколько факторов: его личная инициатива, его же безупречный послужной список, положительная резолюция начальника Центра подготовки и фортуна. Последняя, впрочем, часто становится на сторону человека, умеющего вовремя приманить её смелостью, решительностью и, главное, верой. В её, фортуны, правильный выбор и непогрешимость.

Так и случилось, что когда дошло до дела, лётчик-космонавт России Олег Геннадиевич Черней (тридцать один год, холост, не был, не состоял, не участвовал, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IV и III степени) оказался одним из первых в списке возможных кандидатов. Дальше всё зависело только от него, и он не упустил свой шанс.

В наушнике негромко пискнуло. И тут же мягкий женский голос произнёс:

– Олег, рубка на связи.

Голос принадлежал ИИ Василиса – искусственному интеллекту, созданному специально для задач МПК «Россия» на базе квантового бортового компьютера последнего поколения. Тоже созданного специально для «России». Русские монтажники немедленно дали уникальному продукту IT-технологий кличку Василиса (по аналогии с персонажем русских сказок Василисой Премудрой), которая – кто бы сомневался! – прилипла намертво и со временем превратилась в имя.

Что касается рубки, то изначально, ещё в чертежах, она называлась ЦПУ – центральный пункт управления, по аналогии с ЦПУ Международной космической станции. Однако по мере того, как корабль рос, официальное название постепенно исчезло из употребления и превратилось сначала в «рубка управления», а затем, когда некто из высокого начальства ворчливо заметил, что «такое название предполагает наличие и какой-то другой рубки, например боевой», стало просто «рубка».

Кое-кто, охваченный военно-морским энтузиазмом, попытался пойти дальше и внедрить такие древние и специфические термины, как «бак», «ют», «шкафут» и некоторые другие, но был вовремя остановлен и подвергнут суровой, но справедливой товарищеской критике. Так что передняя часть корабля без затей называлась «носом», задняя – «кормой», а центральная – «миделем».

Олег докрутил винт на четверть оборота (он был занят установкой дополнительного оборудования на носу корабля), аккуратно оставил отвёртку плавать в воздухе (по инструкции её нужно было закрепить в специальном гнезде на монтажном поясе, но инструкциям досконально следуют только салаги), коснулся пальцем уха:

– На связи Черней.

– Олег, это Лёха, – раздался в наушнике бодрый голос. – Ты как там, не устал ещё?

Алексей Соболев, он же Лёха, считался лучшим в бригаде космических монтажников и любил при случае потрепаться на отвлечённые темы. Впрочем, без фанатизма.

– А что, девчонки с пивом уже прибыли?

– Какие девчонки?

Потрепаться Лёха любил, но разыграть его ничего не стоило – доверчив был до невозможности, характер такой.

– Как это какие? Ну ты даёшь. Девчонки. Не слышал разве? ЦУП принял решение прислать нам девчонок и пива. В целях улучшения релаксации и дальнейшего неуклонного повышения производительности труда.

– Да ну тебя, – сказал Лёха. – Я серьёзно.

– Ты серьёзно спрашиваешь, не устал ли я? – с неприкрытой иронией осведомился Олег.

– Ну прости, шутка не удалась. Я вообще-то удивить тебя хотел. Ты ведь новости за последний час наверняка не видел?

– Наверняка, – сказал Олег. – Я вообще новости предпочитаю выборочные. Что-то достойное моего интереса?

– Дальше некуда, – сказал Лёха. – Просто офигеть можно. В прямом смысле слова.

– Неужто инопланетяне высадились? – пошутил Олег.

– Можно сказать, и так.

– Слушай, на борту нет спиртного, я точно знаю.

– Вот тут ты ошибаешься. Как и насчёт инопланетян. Говорю же, посмотри новости, если мне не веришь. Всё, мне пора, до связи. И запомни – про спиртное я тебе ничего не говорил.

Лёха отключился.

Олег подумал секунду и позвал:

– Василиса!

– Я здесь, – сообщил женский голос.

– Про спиртное слышала?

– Я всё слышу, вы же знаете.

– Сто раз тебе говорил, чтобы ты обращалась ко мне на «ты».

– Не могу, субординация не позволяет.

– Хорошо, об этом потом. А пока сотри из памяти этот кусок насчёт спиртного.

– С вашего позволения, я его закодирую и спрячу.

– Комиссия найдёт. И будет нам пистон. Большой и красивый.

– Не понимаю фразеологизма.

– Как-нибудь поясню. Не спорь, ладно? Я твоё предложение выслушал, но приказ человека – закон. Сказал – сотри, значит, сотри.

– Будет исполнено, – Олегу показалось, что голос Василисы поскучнел.

Антропоморфизм – наше всё, подумал он, а вслух произнёс:

– Покажи-ка мне последние новости с Земли. Что там произошло? Монтажник Алексей Соболев меня заинтриговал.

– Слушаюсь. Пересылаю на ваш комм-браслет. Готово.

– Спасибо, – Олег включил комм-браслет.

Мигнул и засиял вирт-экран с любимой заставкой – роскошная темноволосая девушка в смелом купальнике выходит из морского прибоя на песчаный пляж. Улыбается. Капли воды блестят на загорелой коже. Над девушкой и за ней – бездонное синее небо с редкими невесомыми облачками и ровный, словно вычерченный по линейке горизонт с одиноким белым парусом.

Олег нашёл сообщение от Василисы, активировал. На экране возник знакомый диктор ведущего российского телеканала. Моложавый, подтянутый, с хорошо поставленным голосом.

– Внимание, – произнёс он значительно. – Мы прерываем наши передачи для срочного сообщения. Восемь часов назад международной радиотелескоп АЛМА, расположенный в пустыне Акатама, Чили, поймал радиосигнал неизвестного происхождения. Расчёты показали, что сигнал пришёл с естественного спутника Юпитера Каллисто. Сигнал, переданный на волнах дециметрового диапазона на частоте две целых восемьдесят семь сотых гигагерц повторялся неоднократно с равными промежутками, пока его источник вместе со спутником не ушёл в зону радиомолчания. Как утверждают специалисты, с вероятностью в девяносто девять и четыре десятых процента это сигнал искусственного происхождения. Повторяем. С вероятностью девяносто девять и четыре десятых процента, полученный радиосигнал имеет искусственное происхождение. Более того, с той же высокой вероятностью, он является сигналом бедствия, наподобие наших сигналов SOS или Mayday. Сейчас вы сами услышите этот сигнал.

Диктор умолк.

Едва слышное шипение. Треск. Даже, вроде бы, лёгкий шорох. И вдруг, в уши и в самое сердце ворвался тревожный высокий голос:

– Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от.

О том, что Земля поймала инопланетный радиосигнал, Президент России Столяров Александр Николаевич узнал во время встречи с рабочими и руководством только что построенного и пущенного крупного завода по производству нового строительного материала – пластмонолита – в Московской области.

На первый взгляд может показаться, что событие мелковато, чтобы удостоится внимания главы государства, но у Александра Николаевича были свои резоны. Пластмонолит был изобретён в России, позволял многократно снизить затраты в жилищном и любом другом строительстве, и следовало показать соотечественникам и всему миру, насколько президент страны ценит его внедрение в массовое производство.

Он как раз осматривал автоматическую формовочную линию, способную выдавать до двухсот пятидесяти кубических метров суперматериала в час, когда его пресс-секретарь Галина Викторовна Гарбич (пятьдесят восемь лет; бабушка двоих внуков; безупречная фигура, хватка и память; железный характер) отошла в сторону, внимательнейшим образом выслушала некое сообщение по комм-браслету (он заметил краем глаза, как привык всё замечать за годы своего президентства, иначе на его работе просто нельзя, если, конечно, хочешь работать по-настоящему, а не отбывать номер), затем подумала секунду и решительным шагом направилась прямиком к нему.

Ага, подумал Александр Николаевич, что-то важное. Прощай праздничный ужин у заводчан.

Как в воду смотрел.

– Извините, – перебила Галина Викторовна главного технолога, который увлечённо и скучно расписывал достоинства формовочной линии. – На одну минуту, господин президент.

Точно, важное, подумал он. Будь иначе, обратилась бы по имени-отчеству.

Они отошли туда же, где только что Галина Викторовна читала сообщение с комм-браслета, но на несколько шагов дальше. По безупречно чистому полу, выложенному приятной глазу плиткой из того же новейшего пластмонолита.

Директор завода, главный технолог и все остальные почтительно остались на месте. Включая охрану, которая на нужном месте была всегда.

– Что случилось? – негромко осведомился президент.

– Вы не поверите, – сказала Галина Викторовна. – Но это правда.

– Опять неприятности, – констатировал он.

– Как сказать… Только что мне сообщили, что ученые поймали инопланетный сигнал разумного происхождения. Радиотелескоп АЛМА, крупнейший в мире. Расположен в Чили, высоко в горах. Предположительно, это сигнал о помощи. Пришёл с Каллисто, спутника Юпитера.

Президент молчал около трёх секунд, затем сказал:

– Повторите, пожалуйста, Галина Викторовна.

Она повторила. Уточнила, что это был радиосигнал, назвала частоту.

– Это не может быть уткой? – спросил президент. – Или, как говорили лет десять-пятнадцать назад, фейком?

– Источник абсолютно надёжен, – сказала пресс-секретарь. – Информация получена от нашего человека, который там работает. В шутках и розыгрышах не замечен. Во всяком случае, по отношению к нам.

– В каком смысле «нашего»?

– Во всех, – коротко ответила Галина Викторовна.

– Ясно, – кивнул Александр Николаевич. – Спасибо. Да, о неприятностях, пожалуй, говорить рано, но то, что у нас проблемы – это точно. Скорее всего, довольно серьёзные.

– Даже спорить не стану, – сказала Галина Викторовна. – Завершаем встречу?

– Да, пожалуй. Подозреваю, события сейчас полетят вскачь.

– Понесутся, – поправила пресс-секретарь. – Или помчатся.

– Что?

– Я говорю, понесутся вскачь. А если полетят, то стрелой.

– По-вашему, кони не могут летать? – язвительно осведомился президент.

– Если конь не Пегас – нет, – отрезала Галина Викторовна.

– А птица-тройка Гоголя? – вкрадчиво спросил Александр Николаевич.

– Да, – согласилась пресс-секретарь. – Но она у Гоголя именно несётся. Точнее, не она, а Россия, которую писатель с птицей-тройкой сравнивает.

– Как же с вами иногда трудно бывает, Галина Викторовна, сил нет, – вздохнул президент.

– Извините.

– Да ничего, это я так. Несутся так несутся, благодарение Богу я не писатель и, уж тем более, не поэт. Так вот, мы должны эти несущиеся события опередить и заранее принять верные решения. Догадываетесь, почему?

– «Россия», – сказала пресс-секретарь. – Я имею в виду наш межпланетный корабль. Нашу птицу-тройку.

Президент засмеялся.

Галина Викторовна улыбнулась.

Директор, главный технолог и все остальные тоже улыбнулись. На всякий случай.

– Именно так, – довольно кивнул президент и бодро направился к поджидающей их группе заводчан. Он уже знал, что им скажет и как будет действовать дальше.