Текст книги "Призраки Каллисто"

Бабушке Агнешка осмелилась пожаловаться только однажды. Собственно, это и жалобой-то было трудно назвать. Так, проявление минутной слабости. Инстинктивная попытка вызвать к себе сочувствие и услышать слова поддержки. Елена Александровна приехала в Звёздный городок навестить внучку. Был конец московского ноября.

Самый типичный, пробы ставить негде.

Глобальное потепление, которого так панически боялось и ожидало человечество в начале третьего тысячелетия, оказалось не таким страшным. Его медленное наступление (гораздо более медленное, чем обещали пресловутые британские ученые и не только они) влияло на что угодно, но только не на московский ноябрь и декабрь.

Как всегда в это время, небо русской столицы, не верящей ни слезам, ни посулам, а рассчитывающей только на бешеный труд, кураж и твёрдый барыш в собственном кармане, затягивало сплошняком низких облаков. Сквозь эту серую пелену едва просачивался солнечный свет, в котором великий и прекрасный город казался временами всё той же большой вечной и унылой русской деревней с покосившейся церковной колокольней и самогонно-гармошечной тоской по вечерам. И хорошо ещё, когда выпадает снег и перекрывает своим белым чистым покрывалом грязно-серые и серо-охристые тона асфальтовых тротуаров и газонов.

Тогда становится чуточку веселее (в особенности, если снег не тает сразу). Но часто снега нет до второй половины декабря, и москвичам и гостям столицы приходится терпеть это природное безобразие изо всех сил.

А кто-то ещё спрашивает, откуда у русского народа столько терпения. Поживите тут хотя бы одну осень и зиму, тогда узнаете.

Как и все несемейные члены отряда космонавтов, Агнешка жила в казённой однокомнатной квартире гостиничного типа: комната – семнадцать квадратных метров; кухня – шесть; прихожая, объёмом немногим больше обитаемого отсека старого спускаемого аппарата корабля «Союз»; совмещённая душевая с туалетом; балкон. Всё.

– Уютненько, – подвела итог Елена Александровна, быстро осмотрев комнату (стандартные диван, рабочий стол, платяной шкаф, разноцветный южноамериканский коврик из шерсти ламы на полу, яркое фото-постер Крабовидной туманности на стене, рабочее кресло, два стула, оригинальная дизайнерская люстра) и по старой русской привычке направилась прямиком на кухню.

– Есть хочешь? – спросила Агнешка.

– Можно подумать, у тебя кастрюля борща в холодильнике, – хмыкнула бабушка.

– Борща не борща, а тарелку бигоса могу разогреть.

– Да ладно, – не поверила Елена Александровна. – Сама готовила?

– Кто ж ещё? Здесь не умеют готовить настоящий бигос.

– В Москве всё умеют готовить, даже хинкали. Просто места знать надо.

– Что такое хинкали?

– Это… – Елена Александровна неопределённо пошевелила пальцами. – Что-то вроде мантов. Но вкуснее.

– Бабушка!

– Эх, молодёжь, – вздохнула Елена Александровна. – Простейших вещей не знают. Пельмени ела?

– Ну.

– Похоже. Но совсем другое. Хинкали – грузинское блюдо, манты – узбекское.

– Рождённые в СССР, – поставила диагноз Агнешка. – Всё с тобой ясно. Так ты будешь бигос или нет?

– Разве что ложку-другую, – вздохнула бабушка. – Капуста и мясо с копчёностями для меня уже тяжеловато.

– Ничего, – сказала Агнешка. – Под рюмочку Wyborowa отлично пойдёт.

– А ты со мной?

– И я рюмку выпью. В честь нашей встречи. Но не больше. А то завтра к занятиям не допустят.

– Строго у вас. Что, каждое утро медосмотр?

– В обязательном порядке.

– Значит, так надо, – сказала бабушка. – В космос летать – не суженого искать. Хотя, ещё не известно, что труднее.

– Кто спорит. Хотя насчёт жениха я бы поспорила. Их тут – на каждом шагу десяток за грош.

– Я не сказала жениха, – возразила Елена Александровна. – Я сказала – суженого. Это абсолютно разные категории.

– И ты туда же, – сказала Агнешка, ловко накрывая на стол. – Ну какой суженый, ба? Зачем он мне? Я в космос хочу. За тем и приехала. А здесь все смотрят на меня, как на потенциальную жену, если не хуже. Какой-то сплошной, я бы сказала пещерный, сексизм. Нет, я, конечно, слышала, что в России отношение к женщине то ещё, но чтобы настолько!

– Между прочим, это именно Россия отправила в космос первую женщину. При всём своём сексизме. Валентина Терешкова, слышала о такой?

– Теперь да, – неохотно призналась Агнешка. – Хотя до поступления в отряд я была твёрдо уверена, что первой женщиной-астронавтом была американка Салли Райд.

– Вот-вот, – сказала Елена Александровна. – А кто такая Лидия Литвяк, знаешь?

– Впервые слышу.

– Лётчик-истребитель во Второй Мировой, Герой Советского Союза, шестнадцать сбитых. Погибла в бою, ей и двадцати двух не исполнилось.

– Ну, ба, ты сравнила! Война – это совсем другое. Во время войны люди меняются.

– Ну да, мужчины становятся ещё более мужественными, а значит, сексистски настроенными к женщинам. Женщины в свою очередь… Впрочем, мы отвлеклись. Вернёмся к началу. Чем тебе сексизм плох?

– Как это? – Агнешка сунула тарелку с бигосом в микроволновку, захлопнула дверцу, включила. – Сексизм плох по определению. Если мужчина видит в женщине только объект удовлетворения его похоти, что в этом хорошего?

– Всё, – твёрдо ответила бабушка и недрогнувшей рукой налила себе и внучке ледяной водки. Себе рюмку, внучке половину. – Вроде бы старалась я, воспитывала тебя, а самого главного не внушила. Если мужчина, как ты говоришь, видит в тебе только объект удовлетворения своей похоти, значит, с этим мужчиной ты можешь сделать всё, что угодно. Верёвки из него вить можешь. А вот когда он начинает в тебе видеть коллегу, равного ему по талантам и способностям – это гораздо хуже. Потому что он и относиться начинает к тебе, как коллеге, на равных. Что в большинстве случаев означает твой проигрыш.

– Это ещё почему? – подбоченилась Агнешка.

– Потому что в абсолютном большинстве случаев мы глупее, слабее и менее талантливы, чем мужчины, – спокойно ответила Елена Александровна. – Знаешь такое выражение – джентльмены о фактах не спорят?

– Слышала. И что?

– Ничего. То, что я только что сказала – факт. Нравится он нам или нет. Глупо спорить с фактами, хоть мы и не джентльмены. Слава богу, кстати.

Микроволновка запищала, сигнализируя о выполненной работе по разогреву пищи. Агнешка вытащила тарелку, положила бигос бабушке и себе (бабушке побольше, себе – поменьше), уселась напротив, взяла рюмку и сказала:

– Я бы поспорила!

– Вот отсюда и все наши трудности, – засмеялась Елена Александровна. – Не нужно спорить. Согласись с мужчиной и получишь своё. В этом и заключается женская мудрость.

– То есть как это – согласись? Они же только этого и ждут. Под всех ложиться, что ли, извини?

– Да не в койку соглашаться, – поморщилась бабушка. – Ты специально дурой прикидываешься, что ли? Не ожидала от тебя. Хотя можно и в койку, если нравится. Ты думаешь, почему я в гостиницу не переехала, у Михаила Яковлевича осталась? Он, как оказалось, вполне ещё ничего. Если расшевелить, конечно, – Елена Александровна окинула довольным взором ошеломлённую внучку и весело рассмеялась. – То-то. Учись, пока я жива.

– С тобой, ба, не соскучишься, – только и сказала Агнешка. – Обалдеть. Давай лучше выпьем.

– Давай, – согласилась Елена Александровна. – За тебя, родная внученька. Чтобы всё у тебя получилось. И космос, и суженый. Могу я правнуков хотеть или как? Имею право!

И с этими словами Елена Александровна лихо опрокинула рюмку водки.

Если говорить о передвижениях, то больше всего Олегу Чернею нравилось на МПК «Россия» летать по ЦКС – Центральному коммуникационному стволу. Или попросту по «коридору», даже без прилагательного «центральный», поскольку других стволов и коридоров на корабле не было.

Шестьдесят четыре метра от стыковочного узла до марс-палубы. Лети в своё удовольствие. Только не забывай вовремя хвататься за леера и широкие удобные скобы – корректировать свой полёт так, чтобы не врезаться головой в поперечную силовую штангу с мигающими на ней датчиками уровня кислорода, влажности и углекислого газа или кожух системы вентиляции. Ничего сложного для опытного космонавта, особенно, если приноровиться.

Олег приноровился. Шесть целых и пятьдесят восемь сотых секунды – личный рекорд. В обычном рабочем режиме – от пятнадцати до восемнадцати.

Обо всем этом он успел сообщить Ивану Сергеевичу Алёхину и Стиву Энзи, которые неспешно летели вслед за ним.

– Очень хорошо, – сказал Энзи по-русски. – Удобно.

Языком он владел прекрасно. Акцент чувствовался, но Олег не впервые летал с американцем и знал, что скоро акцент почти исчезнет. Практика – великое дело. Впрочем, при нужде или желании они спокойно переходили на английский, не ощущая при этом ни малейших неудобств.

– Когда полетим, так не полетаем, – заметил Алёхин. – Прошу прощения за тавтологию, хе-хе. И за банальность заодно. Но мне до сих пор не верится.

– Будем гулять пешком, – сказал Энзи. – Хотел бы я сказать, что как по Маркет-стрит в Сан-Франциско, но не получится.

– Лазить, – сказал Алёхин. – Будем по кораблю лазить. Вверх-вниз, он ухватился руками за две скобы, расположенные на удобном расстоянии друг от друга. – Вот по этой лестнице.

– Мне тоже не верится, – сказал Олег. – Лететь с постоянным ускорением – это мечта. И вдруг она стала явью.

– Космос – наш, – отрубил Стив. – Да?

– Шустрый ты парень, Стив, – сказал Иван. – За то и люблю.

– Главное, чтобы без сексуального подтекста, – сказал американец.

– Не дождёшься, – заверил командир.

Сегодня, в девятнадцать часов десять минут по корабельному времени, транспортный корабль «Орёл-2М» совершил запланированную стыковку и доставил на «Россию» её командира Алёхина Ивана Сергеевича и пилота-испытателя широкого профиля, астронавта НАСА Стива Энзи. Через пятьдесят восемь минут «Орёл-2М» отстыковался от «России» и взял курс на Землю, имея на борту пятерых космонавтов-монтажников, завершивших свою миссию на орбите.

«Орёл-2М» проектировался и строился в качестве замены устаревшим «Союзам», но так до конца их и не заменил. В некоторых случаях отправлять на орбиту «Союз» было по-прежнему выгоднее и удобнее, чем «Орёл-2М». То есть, если не больше трёх человек и не более центнера груза. Тут «Союзам» не было равных. При всей их тесноте и общем впечатлении допотопности. Но это только журналистам и недалёкой, падкой на всё новое и блестящее, публике «Союзы» казались допотопными. Настоящие космонавты и астронавты знали, что нет корабля надёжнее. Впрочем, и новый «Орёл-2М» пока ещё ни разу не подвёл.

Тепло попрощавшись с коллегами-монтажниками (в особенности сердечно Олег Черней расстался с Лёхой Соболевым, который за время совместной работы успел Олегу слегка набить оскомину), экипаж «России» провёл сеанс связи с Землёй, поужинал и отправился в ознакомительную экскурсию по кораблю. При этом Земля предлагала перенести экскурсию на утро, но Алёхин настоял на своём:

– В новом доме нужно обживаться сразу, – заявил он. – К тому же мы не устали. Правда, Стив?

– Правда, товарищ командир, – бодро поддержал Алёхина Стив. – Сегодня знакомство, а завтра тогда можно работу делать. Сразу.

– Хорошо, – подумав, ответила Земля. – Хотите сегодня, пусть будет сегодня. Не принципиально. Но не задерживайтесь.

– Какая трогательная забота, – хмыкнул Алёхин. – Всё будет штатно, не переживайте.

– Переживать – наша работа, – сообщила Земля и, попрощавшись, отключилась.

– Ну, давай, – коротко потёр руки Алёхин. – Показывай аппарат, Олег свет Геннадьевич.

– С удовольствием, – ответил Черней. – За мной, – махнул рукой и вылетел в коридор.

Алёхин и Энзи последовали за ним.

Когда Генеральный конструктор «России» Михаил Яковлевич Колосов приступал к проектированию небывалого в истории космического корабля, он не стал мудрствовать лукаво, а оттолкнулся от уже имеющейся надёжной схемы. То бишь, схемы «Баргузина» – автоматического транспортно-энергетического модуля с ядерной электродвигательной установкой и ионными двигателями, который за несколько лет эксплуатации успел себя зарекомендовать с самой лучшей стороны. Колосов просто сделал несущую ферму толще и длиннее (особенно в миделе) и поместил внутрь неё ЦКС – центральный коммуникационный ствол. А на ферму нанизал все необходимые отсеки и прочее оборудование. Получилось удобно, надёжно и даже изящно.

Черней любил, выходя в открытый космос, улетать чуть ли не на полную длину фала и любоваться фантастическим видом – парящим над Землёй первым в истории человечества межпланетным грузопассажирским кораблём.

«Россия» впечатляла.

Вытянутое на сто двадцать семь метров тело корабля венчал на носу отсек ЯЭДУ – ядерной электродвигательной установки. Отдалённо он напоминал формой знаменитую гранату Ф-1 – «лимонку». Образно говоря, это и была постоянно действующая ядерная «граната» – реактор на быстрых нейтронах. Вырабатываемая им энергия разогревала водяной пар, под напором которого бешено вращалась турбина и в свою очередь вырабатывала старое доброе электричество, щедро питая им ионные двигатели и все остальные системы корабля.

Сразу под «гранатой» энергетической установки располагался блок ЖРМД – жидкостных реактивных маневровых двигателей. Ионные, они же ракетные электродвигатели, хороши в длительном полёте на большие расстояния. Им требуется относительно мало топлива, они способны придавать кораблю постоянное ускорение и постепенно разгонять его до немыслимых прежде скоростей. Но для резких энергичных манёвров ионные двигатели не подходят, тяга мала. А вот старые проверенные жидкостные – в самый раз. Да, топлива они жрут немерено, но ведь не к Марсу на них тянуть. Так, с орбиты уйти или скорректировать оную, развернуться при нужде или даже резко уменьшить-прибавить скорость… В общем, необходимая вещь.

Далее вплоть до изящной бусины марс-палубы, окольцованной сплошным обзорным окном-иллюминатором, похожим на гигантскую бочку, – толстый серебристый цилиндр.

Собственно, в определённом смысле это и есть бочка, поскольку внутри цилиндра – топливные и водяные баки. Горючее для ЖРД (гептил) и окислитель (азотный тетраоксид). Сжиженные газы: ксенон, гелий, кислород, азот и водород. Вода. Диоксид урана. И ещё с десяток-полтора элементов таблицы Менделеева по мелочи.

На цилиндре крупная надпись насыщенным красным цветом – «Россия».

Шрифт знаменитая московская дизайнерская фирма разрабатывала. Говорят, отхватила столько денег, что всем составом ушла в отпуск и две недели зажигала на Багамах чуть не до белой горячки. Потом ещё неделю отмокала в Израиле на Мёртвом море и проходила оздоровительные процедуры в специальном закрытом отеле для глубоко отравленных алкоголем клиентов.

Ниже, помельче: МПК 01 (межпланетный космический корабль и порядковый номер) и совсем мелко разные надписи и цифры, интересные лишь специалистам.

За баками шла уже не раз упомянутая марс-палуба.

Сразу за ней – оранжерея и санузел с душевой.

Потом – кают-компания (она же кухня-столовая), спортзал и ещё один санузел с душевой.

Медотсек с первой аварийно-спасательной капсулой.

Семь индивидуальных, абсолютно одинаковых по объёму и устройству кают.

Рубка управления, вторая аварийно-спасательная капсула и последний, третий санузел с душем.

Продуктовый склад-отсек.

Грузовой отсек с отдельным шлюзом и хранилищем скафандров.

Далее – блок маршевых и вспомогательных (креновых) ионных двигателей, разнесённых на четырёх поперечных балках тридцатиметровой длины. Здесь же – блок солнечных батарей (ядерный реактор на борту вещь хорошая, но запас электричества карман не тянет), аккумуляторный отсек.

И, наконец, стыковочный узел на три причала. Один – для грузовиков с Земли, второй – для кораблей «Союз» и «Орлёл-2М» и третий – для космокатера «Алексей Леонов» (вместимость – пять человек, плюс ровер, плюс оборудование и груз).

Последний был специально спроектирован и построен для «России» и являлся одновременно спускаемым аппаратом («Россия» не была предназначена для посадки на планеты и астероиды), исследовательским кораблём, а также своего рода спасательной шлюпкой наряду с двумя аварийно-спасательными капсулами.

Кроме того, на корпусе «России» между блоком ионных двигателей и марс-палубой располагалось шесть радиаторных охлаждающих панелей, напоминающих то ли плавники гигантской рыбы, то ли перепонки не менее гигантской белки-летяги.

Личных кают было семь, но рассчитан корабль был на девять человек. Для их размещения в случае нужды предназначалась кают-компания с двумя дополнительными спальными местами.

На девятерых же были рассчитаны и спасательные средства – аварийные капсулы и катер «Алексей Леонов» (по два человека на капсулу и пятеро в катере).

Один час и двадцать минут – столько времени у Чернея, Алёхина и Энзи ушло на то, чтобы быстро, но внимательно осмотреть корабль изнутри.

Они как раз наслаждались видом Земли на марс-палубе, когда в динамике, которые были расположены по всему кораблю, отчётливо зашелестело и женский голос – мягкое контральто с едва слышной милой хрипотцой – отчётливо произнёс:

– Двадцать два часа и одиннадцать минут, господа. Я бы не рекомендовала сильно нарушать режим.

– Василиса, не будь занудой, – сказал Олег. – Сегодня можно.

– Василиса! – воскликнул Иван Алёхин. – Ну, конечно. Наш ангел и незаменимый помощник. Приятно познакомиться, Василиса.

– Взаимно, товарищ командир, – ответила Василиса.

– Мне приятно тоже, – сказал Стив. – Красивый голос подобрали, хорошо.

– Спасибо за комплимент, – товарищ пилот и космонавт-исследователь, – поблагодарила Василиса.

– Yes! – выбросил вверх кулак Стив. – Меня товарищем назвали! Сбылась мечта.

– Я рада, – сказала Василиса и добавила. – Даю вам ещё пять минут. Затем буду вынуждена снова напомнить о том, что пора спать.

– Строгая какая, – улыбнулся Стив.

– Нудная она, а не строгая, – сказал Олег. – Но это я так, не обращайте внимания.

– Не будем, – пообещал Алёхин. – Просто ты с ней давно общаешься, а мы только начали. Как бы то ни было, Василиса права. Пора на боковую. Завтра ответственный день. Экипаж, слушай приказ. По каютам, отбой!

– Есть, командир! – ответил Черней.

– Слушаюсь! – козырнул Стив.

Марс-палуба опустела. «Россия» летела над Россией. Экипаж спал крепким сном и видел хорошие сны.

Зима две тысячи тридцать четвёртого года выдалась в Москве и по всей России долгой, снежной и морозной. Синоптики утверждали, что подобной не было сорок семь лет – последний раз, когда снег даже в южном Ростове-на-Дону не только не таял, но и продолжал густо валить до второй половины апреля, случился в начале далёкого одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, ещё при советской власти.

С тех пор с погодой случалось всякое, но в целом зимы в России стали мягче и короче. И тут – на тебе. На Крещение в Москве и Подмосковье ударили тридцатиградусные и крепко держались до конца января. При этом снегу навалило за городом, в лесах, – по пояс взрослому мужчине. На открытом воздухе ноздри слипались, щёки немели уже через несколько минут, брови от дыхания покрывались инеем, а тёплая немецкая куртка на хвалёной супер-пупер синтетике последнего поколения, отказывалась удерживать тепло в таких невыносимых условиях. Пришлось срочно покупать через интернет-магазин русскую, на гагачьем пуху. А к ней поразительно тёплую, лёгкую и удобную русскую обувь под названием валенки.

И носить самую настоящую лисью шапку с ушами.

На последней настояла бабушка Елена Александровна. Она же лично заказала её через каких-то своих старых знакомых из Красноярска, оплатила, получила и привезла внучке в подарок.

– Это Россия, дорогая, – объяснила. – Здесь изделия их меха животных – не прихоть избалованных и богатых, а суровая необходимость. Скажи ещё спасибо, что мы не в Норильске или Якутске.

– Спасибо, – поблагодарила Агнешка и быстро облачилась в новую куртку, а затем, после короткой внутренней борьбы, примерила шапку.

Результат ей неожиданно понравился. Сначала в зеркале, а затем – ещё больше – и на улице при минус тридцати двух.

До конца января, весь февраль и март Агнешка не уставала говорить спасибо. Себе – за правильный выбор куртки и бабушке – за шапку.

Да, подготовка и учёба в отряде космонавтов шла в хорошо отапливаемых помещениях, но и на улицу выходить приходилось. А там… Как и большинство европейцев, Агнешка не была лишена известных стереотипов по отношению к России. Некоторые из них – водка и зима – оказались теперь не такими уж и стереотипами. Но если приверженность русских к водке не вызвало у Агнешки ни малейшего удивления, поскольку поляки в этом отношении нисколько не отставали, то зима по-настоящему впечатлила.

Впрочем, разбираться в тонкостях русского характера, зимы, водки, валенок, православной веры, матрёшки, лежания на печи и прочего Агнешке было особенно некогда – подготовка к полёту занимала всё её время.

Работали в отряде космонавтов так, как она не работала никогда в жизни. Не работали – пахали, вкалывали на полную катушку и ещё немного.

Двенадцатичасовой учебно-рабочий день с одним выходным. Начало в восемь, когда за окном ещё темно. Значит, встать надо в шесть утра, чтобы хватило времени на зарядку, душ, завтрак, лёгкий макияж, сборы и дорогу. То есть, фактически, ночью, когда даже за окно смотреть жутковато – там только бесконечный снег искрится под светом электрических фонарей и продолжает падать и падать с чёрного неба, на котором, кажется, уже никогда не появится солнце…

Меньше всего времени на дорогу – двадцать минут пешего хода от общежития до Центра подготовки. Но при минус тридцати эти полтора километра кажутся тремя. Впрочем, только поначалу. Потом привыкаешь. К концу февраля Агнешка с усмешкой вспоминала свой наивный вопрос, заданный Петру Игнатьевичу Ригерту, начальнику Центра подготовки космонавтов им. Гагарина.

Дело было сразу после Нового года, когда столбик термометра не падал ниже двадцати градусов по Цельсию, а снежные сугробы вдоль дорого и тротуаров ещё не достигли человеческого роста.

К тому времени их, кандидатов в экипаж «России», осталось восемнадцать человек из сорока трёх, первоначально отобранных в ноябре. На очередной встрече, где решались организационные вопросы и до кандидатов доводились планы подготовки на ближайшее будущее, она и задала свой вопрос:

– Пётр Игнатьевич, скажите, пожалуйста, а никакого транспорта от нашего общежития до Центра не будет предусмотрено?

– Транспорта? – удивлённо переспросил Ригерт. – Там полтора километра максимум, зачем вам транспорт?

– Ну да, – согласилась она. – Но уж больно холодно.

– Одевайтесь теплее, – сказал Ригерт. – И вообще, – он позволил себе едва заметно усмехнуться, – считайте, что испытание русской зимой входит в подготовку. Что до транспорта, никому не возбраняется, пользоваться услугами такси. Как обычного, так и роботизированного. Аренду автомобилей, он же каршеринг, тоже никто не отменял. Но я бы, тем не менее, не советовал. Ещё вопросы?

Больше вопросов не возникло. Слова «испытание» и «не советовал», прозвучавшие из уст Ригерта, сыграли свою роль. Начальник Центра подготовки просто так ничего не говорил.

Да, восемнадцать из сорока к середине января две тысячи тридцать четвёртого. Через месяц отсеялись ещё двое. И ещё один к середине марта.

Сейчас, в начале мая, когда, наконец, сошёл снег, и неожиданно стало понятно, что на дворе буйствует весна, а значит, не за горами и лето, их осталось двенадцать человек. Полетят трое. Ещё троим достанется роль дублёров, а остальные шестеро… Что ж, у них остаётся шанс, если пройдут выпускные испытания. Полёт «России» к Каллисто – первый. В случае успеха понадобятся новые космические корабли, подобные этому или даже лучше. А новым кораблям будут нужны экипажи.

Обо всём этом Агнешка думала на бегу.

Сегодня воскресенье, выходной день, но физические нагрузки никто не отменял, и кандидатам предлагался на выбор бег (пять километров, зимой – лыжи) или плавание в бассейне (километр кролем и брассом).

Плавать Агнешка любила, но только не в качестве обязательной физической нагрузки. Поэтому выбрала бег. Тем более лыжи и мороз ей надоели, как говорят русские, хуже горькой редьки и хотелось бежать в лёгких кроссовках по весеннему лесу, вдыхая его восхитительные запахи и жмуря глаза от игры солнечного света на молодой, ещё клейкой на ощупь листве.

Агнешка бежала, думала и вспоминала.

В ноябре прошлого года всех их, прошедших вступительные экзамены на приём в отряд, предупредили, что готовиться они будут по усиленному и ускоренному курсу. Обычный занимает два года. Они должны уложиться в шесть месяцев. Кто не будет успевать или не выдержит нагрузок, покинет отряд. Ничего личного – обстоятельства. Великое противостояние Юпитера ждать не будет и случится точно по расписанию космической механики первого октября две тысячи тридцать четвёртого года. К этому времени «Россия» должна быть на подлёте к Юпитеру, чтобы выйти на орбиту Каллисто к первому ноября. Это обусловлено временем пребывания на Каллисто и обратной дорогой (с каждым днём после первого октября Юпитер будет всё больше отдаляться от Земли) и автоматически даёт нам дату старта – не позже середины июня.

– Поэтому мы прибавили один час занятий по сравнению с обычным расписанием и оставили только один выходной, – пояснил Ригерт. – Да и тот, сразу предупреждаю, будет у вас большей частью занят. Одно хорошо – о быте можете забыть. Уборка, стирка, готовка – это всё на нас. Ваше дело только впитывать знания и прокачивать навыки.

Вступительные экзамены Агнешка сдала довольно легко. И даже получила от них удовольствие.

Сначала шла проверка физической подготовки. Бег (скоростной и челночный); кросс по пересечённой местности, плавание, простейшие упражнения на брусьях, подтягивание; прыжки на батуте, ныряние (в глубину и длину); беговая дорожка.

Потом экзамены по физике, математике, английскому языку, компьютерной технике, мировой культуре. Сюда же входил диктант по русскому языку.

Экзамен на проверку инженерных навыков. Испытуемый получал на руки пособие по устройству и эксплуатации одной из бортовых систем МПК «Россия» и через сутки должен был ответить экзаменаторам о принципах работы системы и ответить на вопросы.

Экзамен на профпригодность: знание истории космонавтики (мировой, советской и российской); основ пилотируемой космонавтики; тесты на способность к изучению космической техники и работы с ней.

Из всего перечисленного труднее всего Агнешке далось ныряние в глубину (чистая психология), математика (изрядно подзабыла) и основы пилотируемой космонавтики (пришлось учить с нуля). Но – справилась, прошла по набранным баллам в отряд и вот тут-то и началось настоящее испытание.

Было так тяжело, что дважды за всё время она хотела всё бросить и подать заявление об уходе. И дважды удержала себя от этого шага. Что называется, на характере.

– Молодец, – похвалила бабушка, когда внучка в минуту откровения рассказала ей об этом. – Вся в меня! Ну, или в прапрабабку Евдокию, донскую казачку.

– Вот скажи, ба, зачем в кого-то обязательно быть? – спрашивала Агнешка. – Я – сама по себе. И за себя.

– Так-то оно так, – соглашалась Елена Александровна. – Но генетика – штука тонкая. Игнорировать её никак нельзя. Да и яблоко от яблони как падало недалеко, так и продолжает падать, – и важно добавляла, воздев палец. – Чему свидетель сэр Исаак Ньютон.

После чего, глядя на ошарашенное лицо внучки, начинала хохотать.

Агнешка улыбнулась, вспомнив бабушку. Её помощь и моральная поддержка были неоценимы. Узнав, что внучка сдала экзамены и принята в отряд космонавтов, она заявила, что останется в Москве до тех пор, пока Агнешка не попадёт в экипаж и не отправится в полёт.

– Ну что ты, ба, не стоит, – возражала Агнешка. – Зачем? Сама прекрасно справлюсь.

– Не сомневаюсь, что справишься, – отвечала бабушка. – Но с моей помощью справишься лучше. И не спорь. Просто поверь.

– А… где ты будешь жить? – спросила Агнешка. – Полгода всё-таки, если всё получится.

– Как это – где? У Миши, конечно. Он уже любезно сделал мне предложение. И я согласилась.

– Предложение? – переспросила Агнешка.

– Пока только пожить, – широко улыбнулась бабушка. – А там, как фишка ляжет. В конце концов, не такие мы и старые. Как думаешь? – и подмигнула.

Раз-два-три-четыре; раз-два-три. Раз-два-три-четыре; раз-два-три. Раз-два-три-четыре; раз-два-три.

На четыре шага вдох – на три выдох. Агнешка давно выбрала себе такой ритм бега и придерживалась его уже автоматически. Тропинка, по которой она бежала, в одном месте пересекала неширокое асфальтированное шоссе. Оно было свободно от машин, но Агнешка всё равно посмотрела налево и направо, прежде чем перебежать на другую сторону.

Слева было чисто. Справа на обочине, совсем рядом с тропинкой, приткнулась золотистая «Лада Электра» (модель прошлого года, пятьсот – семьсот километров на одной зарядке, максимальная скорость – сто шестьдесят пять километров в час, скорость зарядки аккумуляторов с нуля до полной – меньше двадцати минут). Капот открыт, рядом мужчина (свободные широкие джинсы по последней моде и лёгкая светло-зелёная куртка поверх чёрной майки в обтяжку), озадаченно чешет в затылке и оглядывается по сторонам.

Симпатичный, кстати.

Высокий, на полголовы выше Агнешки, стройный, подтянутый, широкоплечий. И не лысый, а совсем даже наоборот. Хоть и коротко стрижен, но шевелюра плотная, тёмно-русая. Глаза, кажется, серо-голубые, но отсюда не разглядеть. Я его где-то видела или мне кажется? Да по фигу.

Прежде чем Агнешка поняла, что и зачем делает, она обнаружила себя опустившейся на одно колено и углубившейся в процесс завязывания шнурка, который сама перед этим быстро развязала. Как раз на обочине через дорогу от симпатичного.

Ух ты, подумала она. Чего это я? Вот что значит почти год без секса. А впереди, между прочим, долгий полёт. Не сто процентов, но я всё сделаю, чтобы он случился со мной. Три с половиной месяца до Каллисто и столько же обратно. Плюс там от двух недель до двух месяцев. Возьмём среднее – месяц. Итого: восемь месяцев или две трети года. Без секса, что характерно.

«И что, – спросила она себя, – надо теперь первого встречного мужчину охмурять? Кстати, шнурок завязан накрепко. Что дальше?»

– Девушка! – воскликнул, наконец, серо-голубоглазый, сделал два шага в её направлении и помахал рукой для привлечения внимания. – Девушка, вы мне не поможете? А то не знаю, что делать, честное слово!

Агнешка поднялась, специальной чуть танцующей походкой перешла дорогу и остановилась напротив незнакомца.

Надо же, а у него и одеколон хороший.

– Здравствуйте, – сказал он. – Меня Олег зовут. – Скажите, в вашем комм-браслете зарядка полная?