Текст книги "Близко к сердцу. Истории кардиохирурга"

Улыбайся

Врачи любят коллекционировать в памяти смешные истории. Это помогает сбросить напряжение и разрядить напряжённую обстановку лечебно-профилактического учреждения. В ту благословенную минуту, когда консилиум уже принял своё решение и огласил его больному, лечащий врач увёл страждущего в палату, а участники действия ещё остаются сидеть на местах, в почёте циничные анекдоты и реальные случаи из практики.

Два раза в неделю я принимаю в госпитальной поликлинике. Люди на консультацию приходят разные, и, в силу специфики учреждения, иногда довольно интересные, что называется «с историей». И не только болезни. Однажды на прием пришел подтянутый семидесятилетний мужчина. Хоть и с палочкой, но ещё богатырь.

– Кем служили? – спрашиваю, поднимая глаза от медицинской книжки.

– Я лётчик-истребитель с хорошим налётом.

– Где летали?

– Шесть лет во Вьетнаме, например. Две Красных Звезды за него.

Тут я заинтересовался. Расскажите, говорю, что-нибудь этакое, из лётной жизни.

– Да многое было, – отвечает мой собеседник. – Вот, например, летал я вдоль океана. Задачи было две: позлить американцев и собрать сводку погоды. Как только я с нашей базы поднимался, с авианосца тут же стартовал американский истребитель, и так мы летали вдоль берега туда-обратно. Он меня пас, а я его. Ну через пару недель замечаю, что меня сопровождает один и тот же бортовой номер. Я взял бумагу, маркер и показываю ему, мол, подлети ближе. А мы и так летели метров сто друг от друга, а тут сблизились до пятидесяти. Я ему показываю заготовленный черновик: «What is your name?» Он мне типа, момент, копошится у себя в кабине, и лист показывает: «John. And you?» Ну я ему пишу – «Stanislav». В следующий раз он мне сразу заготовку достает «Hello, Stanislav!» А я ему «Hello, John!» Так и летали. А однажды он мне показывает, подлети, мол, ещё ближе, и куклу Барби голую достает. А у нас тогда чуть ли не казарменное положение было, с женщинами полная засада, ну и они об этом знали. И он мне показывает на эту куклу, вот нам вчера девочек привезли, и я ее и так, и эдак, а вам ведь нельзя, на голодном пайке сидите, знаю, сочувствую. Ты к нам, если что, приплывай, поделимся. Ну посмеялись и разлетелись. Гад такой!

Уже собираясь, Станислав хитро улыбнулся:

– А ведь не знал Джон, что раз в три месяца к нам приплывает корабль с большим красным крестом, а там такие красавицы-медсестрички. Его Барби отдыхает!

А ещё у каждого доктора есть история, связанная с фамилией пациента. Я не исключение.

Однажды на амбулаторном приёме в дверь постучал «следующий».

– Добрый день!

– Добрый!

– Можно зайти?

– Заходите.

Почему-то зависла программа со списком пациентов, и я не вижу фамилию следующего.

– Ваша фамилия?

– Добрый день!

– Да добрый, добрый, вечер уже, – начал слегка раздражаться я. – Фамилию свою скажите.

– Добрый день!

Я отвлёкся от компьютера и внимательно посмотрел на собеседника. Издевается? Перенёс инсульт на пороге моего кабинета? Или энцефалопат со стажем?

Нет, вроде адекватный мужик слегка за шестьдесят.

– Вы можете назвать мне свою фамилию? – железным голосом спросил я.

– Добрый день, – неловко улыбаясь, ответил пациент и быстрым движением положил передо мной медицинскую книжку.

В графе «фамилия» крупными буквами написано: «Добрыдень».

В другой раз меня вызвали в кардиореанимацию оценить состояние больного с гидроперикардом – скоплением жидкости в сердечной сумке. Количество жидкости небольшое, состояние пациента стабильное, рассказываю ему об этом и спрашиваю в конце осмотра:

– Фамилию скажите, мне нужно найти вашу историю болезни на посту.

Обрадованный пациент продолжает благодарить:

– Спасибо!

– Да пожалуйста, пожалуйста. Фамилия-то как?

– Спасибо, – улыбается пациент.

Ясно, подумал я, пойду лучше узнаю всё у лечащего врача или медсестры.

И вот история в руках, и снова «Спасибо», но теперь уже в графе «фамилия». Как говорится, пожалуйста.

Моя любимая история – про кота. Тёплый летний день, мой кабинет на первом этаже консультативно-диагностического центра, огромное окно распахнуто в парк. Я только что отпустил предыдущего пациента и заканчиваю оформление электронной карты, в дверь стучат, и я, не глядя, разрешаю зайти.

Подняв глаза, вижу: по кабинету идёт мужчина средних лет, а рядом с ним, ласкаясь о брюки, вышагивает наглый кот.

Моему возмущению нет предела: я, конечно, всё понимаю, не с кем оставить животное, дальнейшие планы на день, но это всё не повод приходить в хирургический кабинет с животным!

– Вы что, пришли на приём кардиохирурга с котом? – строго спрашиваю посетителя.

Пациент делает вид, что удивлён:

– Извините, доктор, но это ваш кот!

Я со всех сил сдерживаю готовые выплеснуться наружу эмоции:

– Мой? То есть вы считаете, что я, находясь в ясном уме и полном здравии (результаты диспансеризации прилагаются) веду приём пациентов с котом?

Я привстаю и буквально нависаю над успевшим присесть пациентом.

Удивление посетителя сменяется испугом:

– Доктор, я тоже не сумасшедший, у меня вообще аллергия на кошачью шерсть, я физически не мог взять с собой кота. Ваш кот прыгнул ко мне, как только я приоткрыл дверь.

Тут пациент громко чихнул.

– Ну вот, сейчас начну отекать, он закопошился в сумке в поисках антигистаминного.

Внезапно ко мне приходит разгадка. Кот, один из госпитальных дармоедов, вечно отирающихся около кухни, запрыгнул в окно в тот момент, когда я был поглощён работой. Незаметно прошмыгнув мимо меня, он бросился к двери и оказался у ног входившего в кабинет пациента.

В тот день мы ещё долго смеялись над этой кошачьей историей, сначала с Игорем (к слову, ему потребовалась операция, и с тех пор он регулярно приезжает ко мне на профилактические осмотры), потом с коллегами, допоздна заработавшимися в отделении. Не разделял нашего веселья лишь кот, недовольный тем, что его отправили туда, откуда пришёл – за окно.

Или вот ещё был случай. В своё время в нашем отделении лежал дедушка, у него были частые эпизоды желудочковой тахикардии, сопровождающиеся потерей сознания. По жизненным показаниям ему установили кардиовертер-дефибриллятор, прибор, который на самом деле спасает жизнь. Небольшая коробочка спрятана под мышцей в подключичной области, а исходящие от него электроды закреплены внутри сердца. Прибор день и ночь следит за сердечным ритмом, и стоит возникнуть жизнеугрожающей аритмии, как он моментально наносит электрический разряд, восстанавливая ритм. Мы предупреждаем пациентов, что может произойти громкий хлопок и внутренний удар, означающие, что прибор сработал. Но не все, особенно это касается пожилых, понимают и запоминают эту информацию. Через полгода пациенту предстоял контрольный осмотр, но они с женой появились раньше. Пригласил в кабинет, поинтересовался, как дела.

– Зачем вы вселили в моего мужа сатану? – строго спросила бабушка.

– Поясните, я вас не понимаю.

По мнению бабули, сразу после выписки её дед стал одержимым. Началось всё в гараже, когда сын прислал родителям новый набор гаечных ключей. Старик аккуратно нёс открытый ящик к гаражным полкам, а бабуля командовала, куда их положить. Как вдруг – бах, дед крякнул и со всей силы метнул инструменты в потолок. Ключи и насадки разлетелись по гаражу, поцарапали старые Жигули, разбили банку бабушкиных огурцов.

– Ох, и грызла я его за это потом, – вспоминает бабушка. – Просила, чтобы такое больше никогда не повторилось. А он… – Тут женщина прослезилась.

В следующий раз подобное произошло на кассе. Дедушка аккуратно нес в руках большую коробку отборных яиц. Как вдруг – прямо перед кассой «закричал нечеловеческим голосом» и резко метнул яйца над собой. Потолок, покупатели, кассирша – всё в желтке!

– Мне бы под землю провалиться, лишь бы этой дурости не видеть, – причитала бабуля, а потом посоветовалась с кумой.

– Сатана – сказала ей кума. – Навели на него в больнице порчу, подселили к нему рогатого. Вот он и сатанеет. Отмаливать его надо, везти в дальнюю деревню на заговор.

Но и это не помогло, через месяц дедушка в гостях вылил прямо в лица гостеприимных хозяев стакан яблочного сока.

– Ну, если Сатаной называют наши ракеты, то почему бы не назвать и кардиовертер-дефибриллятор? – подумал я. Хотя, на самом деле в этих электрических разрядах была исключительно божественная сила. Проанализировав данные с устройства, мы выяснили, что каждый раз прибор срабатывал по делу, прерывая пируэт смертельно опасной аритмии.

Мысли по дороге с работы: почему мы хрустим пальцами?

Почему у нас хрустят пальцы, когда мы их разминаем, задумался я однажды, стоя в московской пробке. Имея медицинское образование, я не знаю ответа на такой простой бытовой вопрос. Пришлось срочно открывать интернет. Оказалось, что научные споры на эту тему велись десятки лет, уж совершенно точно с 1947 года, когда учёные впервые высказали предположение о появлении газовых пузырьков в полости сустава. Но получить доказательства теории в те годы было невозможно из-за отсутствия необходимой медицинской техники.

Теперь учёные могут использовать для фиксации изменений, происходящих в работающих суставах, функциональную магнитно-резонансную томографию (МРТ). От обычной МРТ функциональная отличается тем, что может фиксировать изменения органов и тканей не только в неподвижном положении, но и в динамике.

В ходе исследования они отобрали добровольцев, которые научились хрустеть пальцами, когда их об этом попросят. Затем пальцы испытуемых помещали в специальную трубку, соединённую с тросом. Трос натягивали до тех пор, пока не раздавался типичный хруст. Всю процедуру в режиме реального времени фиксировал аппарат функциональной МРТ.

Оказалось, что каждый раз, когда сустав «хрустит», в синовиальной жидкости, заполняющей суставную капсулу, появляется синовиальный пузырёк. Он образуется из-за быстрого расхождения суставных поверхностей. В результате жидкость не успевает заполнить резко увеличившуюся в объёме полость и часть полости заполняется газообразной взвесью. Затем связки и плотная суставная капсула «тянут» кости пальца на своё место, объём суставной капсулы становится прежним, и синовиальный пузырёк с треском лопается.

Кстати, Шнобелевскую премию по медицине в 2009 году получил американский врач Дональд Уингер, который в течение шестидесяти лет хрустел пальцами, чтобы убедиться, что это не приводит к артрозу.

В страну викингов

Иногда работа врача может показаться рутиной. Даже в хирургии, научившись своей специальности, мы словно входим в колею, ежедневно совершая определённую последовательность действий. Утренний обход палат, осмотр недавно прооперированных больных, визит в реанимацию, несколько амбулаторных консультаций, возможность, как шутят терапевты, на несколько часов спрятаться от работы в операционной, обед, написание протокола операции, вечерний обход, консультации в других отделениях, изучение историй болезни, завершение рабочего дня. Описывая расписание заведующего, я упустил огромный пласт работы врача отделения – оформление медицинской документации. В работе доктора этот раздел может занимать не менее половины рабочего времени, хотя, кого я пытаюсь обмануть, скорее все семьдесят процентов. «Больные – это люди, которые отвлекают врача от грамотного оформления медицинской документации», – такая печальная шутка гуляет по стационарам и поликлиникам. Невольно вспоминаю, как я, клинический ординатор второго года, уже успевший утонуть в бумагах, впервые присутствовал на большом совещании с руководством клиники. Один из чиновников тогда говорил, что политика государства заключается в уменьшении бумажной нагрузки на врача, и в ближайшие годы количество «бумажек» значительно уменьшится. Однако что-то пошло не так, и сегодня их число увеличилось в несколько раз.

– Ничего себе, а что это у докторов с клавишами? – это я на стажировке в Финляндии показываю пальцем на закрытые пластиковой защитой клавиатуры компьютеров.

Алтти, опытный кардиохирург из клиники Университета Тампере, улыбается:

– Они закрыты, потому что врач не имеет права тратить своё драгоценное время на банальное набивание текста. Вот, – Алтти берёт в руку лежащее рядом приспособление, и я понимаю, что это диктофон, – всё необходимое доктор наговаривает сюда, а секретари со средним медицинским образованием, сидящие в стеклянном офисе наподобие колл-центра, расшифровывают его мысли и распечатывают на бумаге. Ему остаётся только проверить, внести правки и поставить подпись.

Но даже у нас иногда появляется возможность сделать шаг из круга и применить свои знания в новом качестве.

– Алексей Юрьевич, добрый день, вас беспокоят из юридического отдела компании N, – сказала девушка, позвонившая с неизвестного номера.

У меня было хорошее настроение и немного свободного времени, поэтому я решил не отключать рекламный звонок и немного пошутить.

– Я очень ждал вашего звонка, наверное, вы хотите предложить мне грамотно продать недвижимость или вложиться в ценные бумаги? – ответил я, радуясь собственному остроумию.

Но на деле всё оказалось гораздо интереснее. Мой телефон девушке дали в журнале, с которым я в то время сотрудничал. А предложение её было неожиданным и необычным: стать врачом экспедиции одного популярного косметического бренда, который хочет испытать защитные свойства своей продукции во время экстремального путешествия по Норвегии.

– Две с половиной недели девственной природы, морских круизов, горных восхождений и велопробегов, это будет грандиозно, – расписывала мне ближайшую перспективу новая знакомая. Хотя я к этому моменту уже принял решение. Как раз на числа экспедиции у меня был запланирован очередной отпуск, на который мы с семьёй никак не могли определиться с направлением для отдыха.

– Похоже, кое-кто только что определился, – подумал я и дал согласие.

Через две недели в аэропорту собралась большая компания: журналисты, модели, пиарщики, менеджеры. Кто-то взял с собой походный рюкзак, кто-то приехал в туфлях на шпильке. Прямой рейс должен был доставить нас в Берген – старый ганзейский город, считающийся жемчужиной Норвегии. В тот год из-за аномальной жары в России горели леса, и Москва была затянута едким дымом, поэтому нас, улетающих на север, многие называли счастливчиками.

– Чёрт возьми, они правы, – осознал я, едва вдохнув полной грудью чистый воздух на выходе из самолёта. После плюс тридцати двух и едкой гари горящих торфяников – плюс девятнадцать и свежий ветер с Атлантики.

Берген оказался уютным скандинавским городом на побережье. О суровых временах викингов напоминали разве что трёхмерные клумбы в виде шлема с массивными рогами и грозные свинцовые тучи, время от времени закрывающие солнце.

Наш гид по городу оказался русским, переехавшим в Берген из Великого Новгорода. Он был увлечён древним сотрудничеством этих городов в рамках Ганзейского союза, показал старый портовый квартал, где располагалась контора новгородских купцов. В раннем средневековье Западная Россия, представленная Новгородской республикой, была равноправным европейским государством, встроенным как в торговую, так и в гражданскую жизнь Европы. В Англию, Норвегию, немецкие земли плавали не только торговать, но и учиться.

– Прорубая окно в Европу, Пётр Первый лишь смахнул паутину с фрамуги, распахнутой новгородцами, – уверенно рассказывал гид. – Ведь земли Ингерманландии, которую Пётр с таким трудом отвоевал у Швеции для строительства Петербурга, в то время принадлежали Новгороду.

Вернувшись, я с интересом изучил историю Ганзейского Союза. Представительства (фактории или торговые посты) союза были во многих городах, но полноценные конторы – лишь в четырёх: Брюгге, Лондоне, Бергене и Великом Новгороде. При этом новгородская контора считалась самой богатой, а бергенская – самой весёлой, так как из-за долгой сырой и мрачной зимы купцы стремились всячески разнообразить свой досуг и в этом преуспели.

Забравшись на смотровую площадку, мы любуемся панорамой города. Изрезанный глубокими бухтами, в которых на волнах раскачиваются десятки белых мачт, он, словно хамелеон, меняет свою окраску чуть ли не каждую минуту.

Гид рассказывает, как во время Второй мировой войны в центральную бухту зашёл немецкий военный корабль. Представители партизанского подполья сумели незаметно пронести на борт большое количество взрывчатки. Ранним утром город потряс страшный взрыв: его сила была такой, что крейсер разорвало, а многотонный якорь оказался на вершине горы. Ближайшие портовые кварталы были разрушены. Многие люди, которые в тот момент завтракали и смотрели в сторону порта, ослепли от яркой вспышки.

– Норвежцы добрые и милые люди, но если их разозлить, кровь викингов даёт о себе знать, – улыбается наш провожатый.

Наблюдая за местными, отмечаю интересные особенности. Прежде всего это касается езды на автомобиле. Сказать, что норвежцы никуда не торопятся, значит не сказать ничего. Если висит знак сорок, норвежец на всякий случай будет ехать тридцать. Там, где указано пятьдесят, едва дотянет до сорока пяти. В то время в России на дорогах ещё не так много камер, сделавших нас более культурными водителями, и такая манера вождения вызывает удивление. Как и повсеместное распространение мумий-троллей. Забавные фигурки стоят в парках и скверах, встречаются в горных ущельях, смотрят на тебя с футболок взрослых и детей, болтаются на присоске на ветровом стекле городских автобусов.

В том же году волею случая я оказался на Европейском кардиологическом форуме, проходящем в ещё одной скандинавской стране – Швеции. Гуляя по Стокгольму в день вылета, зашёл в сувенирную лавку взять что-нибудь на память. Что вам приходит на ум, когда вы ищете ассоциацию со Швецией? Наверняка первой ассоциацией будут Малыш и Карлсон. Вот и я настойчиво искал глазами на прилавке милого толстяка с пропеллером на спине. Увы, ни одной фигурки старого знакомого так и не удалось обнаружить.

Я подошёл к продавщице:

– Добрый день, скажите, а где у вас сувенир с изображением Карлсона, который живёт на крыше?

Девушка приподняла бровь:

– А зачем вам понадобился Карлсон?

– Как зачем? Это же символ Швеции, национальное достояние страны.

Её ответ привёл меня в замешательство.

– Старый лентяй и обманщик, эксплуатирующий детский труд, никогда не был символом Швеции, – пренебрежительно ответила девушка. – У нас не выпускают такие сувениры.

– Надо же, – удивлённо прошептал я себе под нос. Никогда бы не подумал.

И начал соображать, кто ещё ассоциируется у нас со страной трёх корон.

Нильс! Точно! Тот самый, который путешествовал на гусях, а потом избавил замок от крыс.

Примерно представляя, как он выглядит, я вернулся к прилавку. Но и второй заход так же не принёс результата, мальчика с флейтой нигде не было.

– Excuse me, – без былой уверенности обратился я к продавщице. – Я почему-то не могу найти Нильса.

– Зачем вам понадобился Нильс? – снова удивилась девушка.

– Ну как, это же своего рода символ Швеции, – ответил я. А сам подумал: «Ну не могут же они не знать Нильса, в конце-то концов».

– Вы опять ошибаетесь. Человек, убивающий животных, не может быть символом Швеции. Сувениров с Нильсом у нас не делают.

Я отошёл ещё более озадаченным. На прилавках стояли герои, совершенно мне не знакомые. Третья ассоциация со Швецией в голову не приходила. Пришлось довольствоваться магнитом на холодильник.

В Норвегии с сувенирами всё понятно – это мумий-тролль или фигурки викингов. Несмотря на воинственность последних, им в праве быть сувенирами пока не отказали. Ещё одна вещь, которая сильно бросается в глаза, – это повальное использование живой крыши, когда вместо железа или черепицы выложен слой земли, на котором растёт трава. Норвежцы считают, что это самый тёплый и при этом очень недорогой и экологичный вариант кровли.

Из Бергена мы отправились в первую экспедицию, чтобы подвергнуть нашу кожу испытанию морскими ветрами. Яхта покинула порт и начала путь вдоль живописных фьордов, чтобы в конце зайти в один из них и бросить якорь в небольшом «пряничном» городке, недалеко от усадьбы знаменитого композитора Эдварда Грига. Домик, в котором он проводил большую часть времени, стоял вдали от основной виллы и едва вмещал в себя рояль и тахту. Тем не менее, как гласило описание, композитор периодически оставался здесь надолго, и, если верить деревянным скульптурам на выходе из домика, не один. Из узкой двери на прогулку выходят трое, как рассказал гид, это сам Эдвард, его жена и «близкая подруга» композитора.

На яхте нас ожидало первое из запланированных приключений: морская рыбалка. Мы привыкли рыбачить на пресных водах, а здесь свои законы: катушка больше напоминает запчасть от мотоцикла, леска толщиной с гитарную струну, на гигантские крючки принято насаживать крупные куски рыбы.

Инструктор учит правильно забрасывать снасти, никаких послаблений нет даже девушкам:

– Каждый, кто вышел в Норвежское море, должен самостоятельно поймать рыбину, – улыбается белоснежной улыбкой на фоне загорелой кожи рыболовный гуру. Несмотря на северную широту, солнца здесь достаточно и местные на открытом воздухе быстро загорают.

Через несколько минут мне в руку бьёт удар от поклёвки. Я аккуратно торможу быстро разматывающуюся катушку и начинаю бороться с рыбой. Гид приходит на помощь, координируя мои движения. Боковым зрением я вижу, как участники группы оставляют свои удочки и поднимают фотоаппараты.

– Плавно, медленно, подводи её к борту, а я помогу сачком, – помощник вытаскивает подсак и, держа его за длинную ручку, достаёт из воды серебристую рыбу. Ей оказывается двухкилограммовая макрель, близкая родственница хорошо нам знакомой скумбрии. Я нахожусь под воздействием выделившегося в кровь адреналина, остальные, раззадоренные моим успехом, с двойным усердием забрасывают снасти.

Вскоре мне находится работа. Одна из журналисток уронила спиннинг, удерживая крючок в руках, и он распорол её подушечку большого пальца. Пальцы хорошо кровоснабжаются, поэтому на деревянные доски пола одна за другой капают крупные алые капли. Пять минут на оказание помощи, и я начинаю оправдывать свой контракт.

Следующие несколько дней нам предстояло жить в отеле, расположенном в самом конце фьорда. Вечером нам представили Бьёрна – профессионального альпиниста, который должен был подготовить нас к покорению ледника.

– Ребята, впереди предстоят напряжённые дни, – сказал голубоглазый блондин с обветренной горными сквозняками кожей. Я должен научить вас чувствовать себя в горах в безопасности, а сделать это за четыре дня очень трудно, поэтому мы будем подниматься в горы в восемь утра и возвращаться в отель к ужину.

Кто бы мог подумать, что он сдержит слово. Едва позавтракав, мы выходили на горную тропу, поднимались туда, где со всех сторон появлялась каменная порода, и начинали свои упорные тренировки: вязали узлы, забивали клинья, учились пристёгивать и отстёгивать кошки, работали ледорубом, подтягивали друг друга на верёвке, поднимались в связке, в общем, постигали доселе неведомую большинству из нас науку альпинизма.

На пятый день был назначен штурм ледника. Сначала нам предстояло идти по горной дороге, неся большую часть снаряжения на себе. Этот путь занял около двух часов. Чем выше мы поднимались, тем более красивые виды открывались внизу. Своеобразной границей между хайкингом и настоящим альпинистским маршрутом оказалась бурная горная река, которую предстояло преодолеть по заранее натянутой верёвке. Несмотря на использование страховки, это выглядело по-настоящему опасным.

– Пожалуй, мы не зря так много тренировались, – сказал мне Александр, редактор популярного мужского журнала.

Оказавшись на позиции, я почувствовал, как сердце начинает работать чаще. Внизу бурлила вода, а верёвка довольно неприятно впивалась в ладони, несмотря на толстые защитные перчатки.

– Отталкивайся сильнее и начинай энергично работать руками, так ты легко себя вытянешь, – крикнул инструктор, и я полетел навстречу бурлящей воде. В лицо ударили сотни мельчайших капель, оставшиеся на огромном валуне люди оказались забавно перевёрнуты вверх ногами. Выше них, меж горных вершин, медленно проплывали величественные летние облака. Я не заметил, как меня уже подхватывали руки товарищей, стоящих на другом берегу.

Вскоре мы, выстроившись в шеренгу и сцепившись связкой, тяжело шли по камням, поднимаясь всё выше и выше в горы. Преодолев последний рубеж, я замер от изумления – впереди раскинулся ослепительно белый ледник. Его тело то здесь, то там пересекали неглубокие трещины идеально голубого цвета, по ним тонкими ручейками вниз стекала вода.

– Именно отсюда берёт своё начало бурная река, которую мы форсировали два часа назад, – крикнул инструктор. – Воду можно и нужно пить. Но ходите осторожно, чтобы не провалиться в глубокую трещину.

Идти по леднику оказалось не так просто, угол был довольно острым, и сила тяжести постоянно тянула назад. Сделав шаг, нужно было прочно зафиксировать зубья кошки во льду, сильно ударить ледорубом вперёд, чтобы затем подтащить себя наверх для следующего шага. Пройдя таким образом не более двухсот метров, мы оказались на ледяном плато, с которого открывался неповторимый вид на тёмно-синее море, плескавшееся далеко внизу.

– Вы сделали это! – крикнул нам инструктор. – Потому что мы одна команда! Вы не жалели себя на тренировках и смогли покорить ледник. Упивайтесь этой минутой, а потом пойдём вниз, нас ждёт нелёгкий спуск и вино у камина!

Следующим этапом был тридцатикилометровый велокросс по заброшенной горной дороге, после чего мы должны были пересесть на байдарки и переплыть широкое пресноводное озеро. Живописное старое шоссе между Бергеном и Осло было давно закрыто для автомобилей, зато им активно пользовались бегуны и велосипедисты. Спуски чередовались с подъёмами, и на одном из таких виражей случилась авария, девушка из нашей группы не справилась с управлением и на большой скорости упала на асфальт. Несмотря на хорошую защиту, она сильно расцарапала плечо и боковую поверхность бедра. По рации мне передали, что на завершении длинного спуска ждут врача.

– Мы отнесли её на обочину, где меня встретил один из руководителей группы. Плачет, наверное, от боли или от обиды, красивые девушки не любят большие царапины на теле, – шепнул я ему.

Пострадавшая лежала на одеяле, которое достали из сопровождавшего велопробег автомобиля. Бриджи на бедре и футболка в области плеча были разорваны, пропотевая через остатки ткани словно маленькими капельками росы, кровоточила кожа. Я достал из сумки ножницы и разрезал штанину и рукав. Визуально исключил вывихи и переломы. Обильно промыл рану перекисью водорода, обработал раствором йода и наложил стерильную повязку.

Олеся, так звали представительницу косметического бренда в одной из стран СНГ, никак не могла успокоиться, плач перешёл в нервную икоту.

– Тебе больно? – спросил я, на всякий случай щупая пульс.

– Уже нет, мне было страшно, а сейчас очень обидно, – всхлипывая, ответила девушка.

– Ясно, тогда нужно особенное лекарство. – Я поднялся на ноги и окинул взглядом собравшихся вокруг меня велосипедистов, к этому времени спуститься успела вся наша компания.

– Есть у кого-нибудь с собой фляжка с коньяком? Нужно всего два глотка!

Я точно знал, что у нескольких человек она есть, но, чтобы соблюсти приличия, задал вопрос всем.

Фляжку тут же принесли, и я дал Олесе сделать несколько глотков.

Через несколько минут она успокоилась и села в машину, а мы продолжили путешествие на велосипедах, предстояло преодолеть ещё половину пути.

На следующий день нас ожидал заплыв по пресноводному озеру. Норвегия не только страна фьордов, её озёра ни в чём не уступают знаменитым финским водоёмам. На берегу уже были разложены двухместные байдарки, но сначала мы сели на брёвна вокруг костра, чтобы послушать правила поведения на воде и узнать тонкости управления байдаркой.

– Всё просто, – говорил наш новый гид, работающий егерем в этом регионе. – Ваше тело и байдарка должны словно стать единым целым, а продолжением вас будут озеро и окружающая природа. Если получится войти в ритм со всем вокруг, значит, байдарка вам покорилась.

Что же, легко сказать, и я даже рад, что мне досталось второе место в байдарке егеря. Отчалив от берега по идеально ровной воде, мы плыли вдоль живописных берегов, на которых за всё наше путешествие я ни разу не увидел мусора. Горы то подходили прямо к озеру, то слегка отдалялись, освобождая место широким лугам. Периодически нам встречались на пути острова, на которых росли невысокие берёзы, а в траве пряталась различная северная ягода. Грести было не сложно, но через некоторое время мне захотелось пить.

– У вас случайно не будет воды? – спросил я своего капитана. – Моя бутылка осталась в микроавтобусе.

– Конечно будет, – ответил егерь, осторожно поворачиваясь ко мне вполоборота. – Как у вас в России говорят, главное не раскачивать лодку? – Я даже не заметил, откуда он достал серебристую железную кружку, как он уже зачерпнул её прямо из озера и, полную до краёв, протянул мне.

– Пейте совершенно спокойно, у нас идеальная экология, в воде нет никаких бактерий и гельминтов, – для убедительности он зачерпнул из озера ладонью и первым сделал несколько глотков.

Я попробовал воду, она оказалась очень вкусной.

– В наших краях все пьют из озёр, это обычное дело, – подмигнул мне норвежец, забирая кружку, и у меня не было причин ему не верить.

Последним маршрутом нашего путешествия был автопробег. Каждый из участников группы сел за руль отдельного автомобиля. Нам предстояло преодолеть несколько сотен километров между Бергеном и Осло, поднявшись на занимающее центральные районы страны горное плато. На высоте до тысячи метров над уровнем моря протянулась своего рода каменистая пустыня. То здесь, то там, по разным сторонам дороги встречались одиноко стоящие домики. Некоторые участки были огорожены небольшой изгородью, но чаще всего представляли собой лишь скопление плоских валунов на берегу небольшого, кристально чистого озерца.

Ко мне в машину сел наш старый знакомый, новгородский гид из Бергена. В пути мы ненавязчиво беседовали о том, как норвежцы сумели обратить найденную на шельфе нефть на благо и процветание своей страны.

– Что это за домишки? – спросил я его, указывая на одно из строений.

– Это норвежские дачи. Сюда приезжают отдыхать от суеты жители больших городов.

– Грядок они, судя по всему, не заводят, – улыбнулся я. – Но, похоже, у многих нет даже электричества.

– Большинство домов питаются от солнечных батарей или энергии ветра. А грядок действительно нет. Но они и не нужны. Норвежцы отдыхают в одиночестве: сидят, смотрят вдаль, гуляют по камням, думают о жизни.