Текст книги "Цена короны"

– Вам нехорошо, милорд?..

Тонкие-тонкие пальчики коснулись его запястья, как дыхание.

Конечно, он не станет принуждать ее переходить в иную веру. В конце концов, девочка права: как можно заставить кого-то уверовать? Вера рождается в душе… как любовь. Если разобраться, вера – это и есть любовь к богу. И, как любовь, она бывает разной. Светлой, неистовой, всепоглощающей. Мучительной, омраченной ревностью и сомнениями и существующей вопреки им – подобно дереву на оледенелом склоне, что избито ветрами и снегом, но все равно цепляется корнями за каждую трещинку, за каждый уступ. Она может быть холодной, похожей на привычку, как в браках, о которых говорят, что они заключены без любви…

Но… Если в народе пойдет гулять слух, что на престоле сидит еретичка, что тогда? Очень многие усилия пойдут прахом… А уж распустить тот слух найдется кому, будьте уверены. Те же владетельные сайэры, оскорбленные, что не на их дочерей пал выбор лорда-регента.

Надо будет обсудить проблему с епископом Коотом. В отсутствие патриарха именно он высший специалист королевства про делам религии и веры.

И, конечно же, Адрелиан распустит гарем. Это будет непросто. Хотя бы потому, что каждой из его возлюбленных – бывших возлюбленных – надо выплатить отступные. По закону Туллена мужчина, расставаясь с наложницей, обязан заплатить ей или ее семье – чтобы женщина могла хотя бы какое-то время жить безбедно.

Лорд-регент Адрелиан – а когда-то просто офицер имперской гвардии – отпускал своих наложниц так, чтобы ни одна не уносила в сердце обиды.

Он уже переговорил с лордом-казначеем. Разговор получился долгим и малоприятным. Сайэр Авенир, некогда адепт Алого Ордена, тучный, пунцовый, то и дело возводил очи горе, качал головой и прикладывался к кубку с белым аккенийским – другого вина он не пил. Адрелиан усмехнулся. Эх, сайэр казначей, кому бы говорить про потворство женским капризам! Вся столица знала, как дочка покойного сайэра Карфакса окрутила Авенира, некогда выпивоху и похабника, каких поискать. Правда, и сейчас в тесной компании бывший магистр мог спеть пару песенок, от которых и орк покраснеет. Но с пьянством было покончено раз и навсегда. А что до песенок… против них и сама сайрис Эльвен не слишком возражала.

Прикидывали, взвешивали, спорили. Сумма выходила немалая. Учитывая предстоящие расходы – на коронацию, на свадьбу – и вовсе неподъемная.

Ставя подпись под утвержденным списком, Адрелиан тогда пошутил:

– Хорошо, что у меня не сто наложниц.

И сам понял, что шутка получилась не смешная.

…Так или иначе, Аллена и Урсель уже покинули дворец, и обе получили щедрые отступные. А завтра предстоит настоящее испытание – беседа с Валдой. Тут можно ждать чего угодно: язвительных упреков, истерик, угроз самоубийства и клеветы… Амилла, любовь моя. Ты и вправду думаешь, что девушки Туллена и Аккении спорят за право разделить ложе с Адрелианом, Объединителем земель, героем Крейд-Моора? Скорее уж это относится к их сиятельным и не слишком сиятельным папашам. Сайэр Кавель весьма щедро заплатил – не деньгами, лояльностью к престолу – за то, что его дочь получила возможность подарить наследника лорду-регенту. Возможность, которой она так и не воспользовалась…

Потом Солана, северная красавица. Одна из первых, кто вместе с Адрелианом начал обживать этот дворец – еще полуразрушенный, хранящий следы пожаров и грабежей. Дворец отстраивался, расцветал, – а вместе с ним расцветала и Солана. Потом начала полнеть. Она всегда любила белые одеяния, тяжелые украшения гномьей работы. Как хорошо было прийти к ней поздним вечером, забыться в ее объятиях, в напевных воркующих звуках ее низкого грудного голоса… и под конец уснуть, прижавшись к ее пышному плечу и вдыхая запах парного молока, который почему-то всегда исходил от ее не тронутой загаром кожи. В ее ласках было что-то материнское.

Солана не упрекнет, не станет стыдить. Разве что спросит почти равнодушно: «И какова она из себя, эта Амилла?» Что ответить на ее вопрос? Как оправдаться, не оправдываясь, потому что оправдания глупы и бесполезны?

И Флайри. Грустная умничка Флайри – встретиться с которой довелось посреди пламени мятежа, среди смерти и крови…

* * *

На третью весну после Катаклизма некий владетельный сайэр, по имени Яллен Суркот, объявил, что гибель королевской семьи освобождает его от вассальной присяги короне Туллена, а посему отныне его земли являются суверенным государством.

Хуже того: бросил в темницу мага, который по приказу лорда-регента обводнил окрестные земли, а держать источник поставил другого, обманом убедив его в том, что прежний владелец со своими обязанностями справляться больше не может. Маг заподозрил неладное, но кошель с золотыми содарами сделал свое дело…

Адрелиан, лишь полтора года назад провозглашенный лордом-регентом, отправился в путь, чтобы лично встретиться с новоявленным самодержцем. Но вот беда: писарь, который должен был присутствовать при переговорах, в дороге занедужил и остался на постоялом дворе. Проблема не большая, особенно сейчас, но… Шел третий год от Катаклизма, людей не хватало, особенно людей грамотных.

И в охотничий домик, где остановился Адрелиан со своим отрядом, приехала девушка.

Придерживая пыльный платок, который был наброшен на голову – лицо у нее было открыто, – она спросила:

– Лорд Адрелиан… Вам еще нужен писарь?

Она была из Мааров – рода знатного, но бедного. Вся ее родня погибла в Катаклизме, крестьяне с родовых земель разбежались. Девушка добывала себе пропитание тем, что помогала вести дела местному трактирщику… и охотилась. Ездила верхом и стреляла из лука Флайри так, что многим стоило бы поучиться. И, разумеется, в той, прежней жизни была изрядно обучена грамоте.

Потом были переговоры, завершившиеся ничем, и бой, принесший победу отряду лорда-регента, и штурм замка, казавшегося неприступным, – отчаянный штурм, самоубийственно дерзкий, и лишь оттого, наверное, ставший успешным.

Адрелиан освободил незадачливого мага, в замке оставил наместником верного сайэра Прама, увез Яллена Суркота в столицу, в оковах, – для того, чтобы правосудие вынесло окончательный приговор… И увез Флайри Маар – ясное дело, не для суда.

Девушка оказалась не только смелой, но и умной. Только вот почти никогда не улыбалась. Даже когда он дарил ей подарки, когда благодарил за робкие, но такие мудрые советы, когда зарывался лицом в ее пышные каштановые волосы в попытке обрести блаженную сияющую тьму, что накрывает любовников на пике наслаждения… Даже тогда ее широко раскрытые глаза наполняли тревога и боль.

Адрелиан вспоминал реки на стыке болот и предгорий Йериклиппена. Их русла глубоки, словно прорезаны клинком в теле земли. Летом вода в них кажется неподвижной, как золотисто-бурое стекло. Но поздней осенью начинаются дожди, и тогда выходят из берегов и несутся, исходя белой пеной, в отчаянной попытке достичь моря…

«Ты права, Амилла. Права во всем. И насчет веры. И насчет йордлингов – с ними не стоит иметь дела. Балеог стал слишком заноситься. Прямо кум королю… Интересно, знаешь ли ты, с каким жаром он убеждал меня взять в жены одну из своих сестричек?..»

Кость с нарисованным вьюнком до сих пор лежала на столе в его комнате…

Талисман.

Залог любви.

Глава третья
Прерванные разговоры

Донг… Донг… Донг…

Большой колокол возвестил смену караула. Наступала Заполночная стража – самое недоброе время суток…

Днем гул колокола быстро тонет в тысячеголосом шуме столицы – людском говоре, скрипе повозок, криках торговцев… Кажется, и не подавал он голоса, и на воротах и стенах стоят те же стражи в плащах цвета закатного солнца.

Но то днем. Ночью – другое дело. Последние гуляки разбрелись по домам, погасли все светильники в окнах. Даже собака не вдруг подаст голос… да и было бы с чего. На улицах ни души.

Город спит. Не спят лишь стражи на стенах да, может быть, ненасытные любовники, что еще не успели сполна насладиться друг другом. Но эти счастливцы скрыты стенами спален, тяжелыми занавесками, мраком ночи.

Нет! Есть те, кому этой ночью не спится, не сидится дома. Но стражи на стенах не заметят их. Ни одному не придет в голову бросить взгляд в сторону старой башни, что стоит на окраине столицы, точно огромная обугленная колода.

Когда-то здесь проходила городская черта, и высились укрепления, и на смотровой площадке башни стояли дозорные, а на древке реял желто-алый штандарт королей Туллена. Но город богател и рос, точно опара на добрых дрожжах. Старые крепостные стены стали ему тесны. И однажды их сломали, чтобы возвести новые. Почему не снесли эту башню? Никто не знал. Может, кто-то и помнил, но память об этом погибла в хаосе Катаклизма. Многое тогда погибло, многое кануло в безвестность… Но эта древняя башня уцелела. Она мрачно и презрительно взирала на крошечных человечков, которые после катастрофы копошились у ее подножья, пытаясь собрать то, что уцелело… свое ли, чужое ли – не важно.

Вход в башню давно замуровали, чтобы любопытные мальчишки не лазили и не ломали себе руки и ноги.

Однако тем, кто стоял сейчас, в Заполночную стражу, на смотровой площадке, удалось все-таки найти лазейку. И были это вовсе не мальчишки.

Может, и не люди вовсе проникли в старое укрепление, а бесплотные духи, которым не помеха запоры и стены? Черные капюшоны надвинуты глубоко, что под ними – не разглядеть… Нет, вряд ли стали бы духи кутаться в плащи, защищаясь от порывов ветра.

Или эти двое боялись, как бы не подхватил ветер их слова и не бросил в город?

Если и так – кто их подберет, эти слова? Город пуст, словно вымер. Мертвым семенем они упадут в пыль, а утром ветер, задремавший перед рассветом, снова зашевелится, заворочается, стирая все следы… И никто ничего не найдет – просто потому, что искать не будет.

Но семя взойдет.

– Коронация…

– Дело решено…

– Гвардия… На обучение…

– В Храме Вольных, говоришь?..

Странный голос. Сиплый, сдавленный, с посвистом. Неживой. Словно не из горла вырывается, а из полой кости, до дыр источенной веками. Не холод в нем слышится, лишь пустота – бесконечная, незаполнимая.

– И Молот, Молот… – шебуршит пугливой крысой второй голос. – Вот уже с-с-семь дней… Хиг-гарт… Наверш-ш-шие…

И вправду духи… Кому под силу проникнуть сквозь завесу, что прикрывает кабинет епископа Коота? Самые опытные маги на службе Инквизиции сплели эту ловчую сеть. Ни заклинание, ни сущность, созданная враждебной волей, не почувствует ее присутствия, пока не наткнется на нее и не запутается в тенетах. Неужели найдется сила, что сумеет проникнуть сквозь все незримые вуали, не потревожив их?

Такая сила есть. Имя ей – предательство.

Ветер, затаив дыхание, ловит обрывки слов, но напрасно. Они выскальзывают у него из пальцев – колючие, комканные, точно прошлогодние листья. Сразу и не поймешь, то ли это имена, которых никто не слышал, то ли слова неведомого языка. Ясно одно: большие беды ждут и Туллен, и некоронованного императора Адрелиана.

– Нет силы сильнее духа… – дышит пустотой сиплый голос. – Но сила – это лишь сила. Она служит тому, кто ее направляет…

Что-то потревожило тишину ночи. Поднялся ветер, разметал черные лохмотья облаков. Три луны загорелись на небе – словно проснулась неведомая трехглазая тварь и смотрит сонными светящимися глазами без зрачков. Но зря таращится: под глубоко надвинутым капюшоном сипуна лишь темнота.

Рассердилась тварь, дунула, но капюшон смахнуть не смогла. Лишь туже запахнулись полы черного плаща. И странное дело: кажется, будто черная ткань не на человеческое тело наброшена – на воронье пугало, что кто-то потехи ради выставил на башне.

А затем внизу послышался стук деревянной колотушки, быстро приближавшийся, дозор ночной стражи шел обходом по спящему городу.

И разговор смолк.

* * *

Ночь прошла. Наступило утро. И, словно салютуя ему, два платана, растущие у Конных ворот, радостно размахивали своими пальчатыми листьями. Ворота назывались Конными потому, что прямо за ними располагались дворцовые конюшни, и именно отсюда некогда выезжали в город пышные верховые кавалькады. Какими ворота были до Катаклизма – никто и не вспоминает. Однако весьма прочными. Во времена Смуты через них проник во дворец монах-расстрига Джайрис Карий со своими троллями, и зеленокожим верзилам пришлось изрядно потрудиться, чтобы высадить створки.

Джайрис не продержался во дворце и двух недель. Маг он был никудышный, а правитель – и того хуже. Через две недели в Туллен вернулся Адрелиан – тогда еще командующий городского гарнизона. Вернулся с победой, разбив армию самозванца, объявившего себя чудесно спасенным принцем Лорисом – уж кому не знать Лориса, как Адрелиану, который сам учил наследника воинскому делу и мудрости полководца!

Их кровь пролилась на плахе в один день и час – и лжепринца, и вышвырнутого из дворца расстриги, затевать долгие судебные процессы не было ни времени, ни возможности. И на том же помосте, на коврах, наскоро застеленных поверх кровавых пятен, состоялась в тот же день еще одна церемония.

Адрелиана, с благословения Хильдиса Коота, епископа церкви Пресветлого Сеггера, при поддержке Инквизиции и круга капитанов-настоятелей Храма Вольных, провозгласили лордом-регентом. Дабы он правил, пока не объявится настоящий наследник престола… С тех пор прошло двенадцать лет, а наследники не объявились.

Искореженные в дни мятежа Конные ворота кое-как приладили на место, заколотили дощатыми щитами. Когда Адрелиан стал восстанавливать дворец, на старые петли привесили простые деревянные створки, выкрашенные темно-зеленой краской – точно под цвет лапчатых платановых листьев, – а в одной из створок проделали порт-батард, проще говоря – небольшую калитку.

Ей и до сих пор пользовались – правда, нечасто.

Вот и сейчас калитка отворилась, и на улицу вышел человек.

Больше всего он напоминал отставного гвардейца. Кажется, ушел человек с военной службы и решил: сменил ты форму на широкие полотняные штаны и суконную безрукавку поверх простой рубахи – и вот ты уже простой горожанин. Но тело не сразу забудет годы походов, рука не сразу отвыкнет от тяжелого меча-полуторника из харабанской стали. Того и гляди расправятся плечи, и шаг станет тверже, и зоркие серые глаза блеснут металлом, да и в голосе появятся командные нотки. И станет ясно: воин не из простых. Командовал не просто плутонгом – ротой… а то и смотри повыше.

За воротами начиналась улица с тем же именем, тоже Конная. С нее бывший гвардеец свернул на Пряжный переулок, и впрямь такой узкий, что разве что веретено с пряжей прокатится. Оттуда – на Хлебную улицу, над которой с рассвета до заката витает томительный аромат топленого молока и горячих булок, а булыжники на мостовой припудрены мукой…

В лавке, что вся разрисована зелеными и оранжевыми цветами, отставник немного задержался: купил знаменитый хлебец из заварного ржаного теста, куда добавляют еще дробленые семечки и мелконарезанные вяленые персики, затем поболтал с носатым булочником.

– …Да на нашей улице, кроме меня, только и выжили, что Иллина-пирожница – она с детьми в подвале пять дней сидела, – рассказывал словоохотливый торговец. – Да Маран еще, но он-то лавку нынче продал и к племяннику перебрался. Племянник у его отыскался, так ведь? Он же к магу в ученики пошел, перед самым этим Катаклизмом… Теперь вот воду нашел, замок поставил, людей завел – знаете, от Аврела два конных перехода… Большой человек! А от роду ему… дайте вспомню… да, двадцать пятый год только пошел, вот подумайте!

– На наместника не жалуется?

– Да какое жаловаться, на наместников! Все говорят: под себя не гребут, а порядок блюдут. Вот раньше – тесть мне рассказывал, он от своего сая к нам сюда сбежал, не выдержал. Тот с крестьян драл, с купцов проезжих драл, да еще дочек крестьянских… сказать стыдно, первым пользовал, и нет чтоб отблагодарить, – на улицу выкидывал, побитыми. Нет, понятное это дело, когда сай простую девку пользует. Так ты хоть лоскут ей на юбку дай, так ведь?.. А этот… Я вам вот что скажу… – лавочник подался вперед, перегнулся через прилавок и поманил сероглазого покупателя, чтобы тот нагнулся поближе: – Грех, конечно, так говорить, но наследники-то престола… Не объявились, и слава Пресветлому Сеггеру. Пусть лорд Адрелиан правит, как правил. Вы вот были в городе, когда Катахлизма проклятая приключилась? Вижу, не были… ох, повезло вам! Боги вас сохранили. Первый день и на улицу не выйти: зарежут и не спросят. А на другой день глядим – гвардейцы. Начали порядок наводить. И указ вышел: мародеров этих, воров, убивать на месте. Воду опять-таки давать начали. Потому как без воды, сами знаете… А кто магов-то наших подвиг, чтобы они воду давали? Он же, лорд Адрелиан! К нам люди, почитай, отовсюду стекались. Голодные, раненые… Таких страхов нарассказывали – ночью не уснешь. А теперь-то задышал народ, твердую власть почувствовал… И будущее впереди, так ведь?

Воин вышел на улицу, напоследок улыбнувшись носатому лавочнику. С Хлебной улицы на Илонную – так она звалась с тех пор, как Туллен из замка стал городом, и никто уже не помнит, кто ее так назвал и почему. С Илонной – на Горбатую, догнал прихрамывающую женщину немалых лет, что тащила с рынка корзину овощей.

– Помочь вам, майфрау?

– Спасибо вам, майгер! Тут нести-то недалеко… вон до того переулка…

Двинулись к переулку вдвоем, словно чинное семейство. Навстречу, гомоня, неслась стайка ребятишек. По другой стороне улицы, подбирая расшитые юбки, спешат девушки – сразу видно, незамужние: обе прикрывали лица тонкими платками. Подружки, а может, и сестры… При виде женщины и сероглазого гвардейца они украдкой толкнули друг друга локотками, и ветер донес их шепот и смех, похожий на тихий перезвон колокольчиков…

Хромоножка болтала без умолку, ей достался благодарный слушатель, – Адрелиан, лорд-регент Туллена, любит получать сведения из первых уст.

А женщина уже поведала ему, что молодая зелень, уже появившаяся на рынке, подешевела по сравнению с прошлым годом, да и на коренья цены падают – смотришь, скоро задаром будут отдавать. Оно и понятно: года не проходит, чтобы кто-нибудь из магов не нашел воду. И ведь не сидят на колодцах, как в прежние времена! У ее-то сестры вся семья перемерла от жажды, когда началась засуха. Сестра на коленях ползала перед своим сайэром, вымаливала хоть бочонок, чтобы напоить детей – не допросилась. А теперь кто такое допустит? Наместник быстро покажет скупердяю, как от честных людей прятать воду… Жаль только, что не нарекают добрых наместников сайэрами, они того заслужили. Но ничего, вот станет лорд Адрелиан императором…

– Что же хорошего в наследственном титуле сайэра, который не заслужен ничем, кроме родства? – возражает ее сероглазый спутник. – И чем плохо звание наместника? Тем более что носить его будут лишь достойные. Сын наместника, если опозорит себя неблаговидным поступком или ленью, не сможет унаследовать должность отца…

– И то верно, – соглашается женщина. – Только звучит уж как-то непривычно… Ох… вот здесь направо…

Проводив ее, Адрелиан вернулся на Горбатую улицу и некоторое время стоял, рукой прикрывая глаза от солнца. А теперь – на Караванную площадь, послушать, что говорят люди, прибывшие из иных краев и мест…

* * *

Караванная площадь казалась бескрайней. Кибитки, крытые повозки, телеги… Коновязи и верблюжьи стойла, сенные сараи и поилки… Остро пахло навозом, сеном, конским потом. Слышалась разноголосая и разноязыкая речь.

Лорд-регент зашел в трактир «Горбатый жеребец». Здесь собирались не любители хлебнуть лишку, люди приличные и почтенные – караванщики и торговцы – и приходили поговорить о делах, обменяться свежими новостями за стаканом вина или кружкой пива.

Внутри заведения царил приятный полумрак. Светильники, закрепленные на глинобитных стенах, горели через один, сквозь узкие окошки, похожие на бойницы, косыми клиньями падал солнечный свет. В дымном воздухе он казался таким плотным, что можно было взять этот сияющий клин рукой и перенести на другое место, словно сосульку-самосвет, какие иногда находят в пещерах.

Сегодня в «Горбатом жеребце» было не слишком людно, и половина низких грубых столов пустовала. Тем не менее, посетители старались садиться поближе друг к другу, чтобы не пропустить ни слова и при случае вступить в разговор. Здесь не имело значения, как тебя зовут, откуда ты родом. По большому счету, не имело значения даже то, что за кровь течет у тебя в жилах. В отличие от многих трактиров, в «Горбатом жеребце» обслуживали не только людей, но всех, кто способен заплатить за еду и выпивку.

– …Гришь, прям-таки на воротах? И языки прям-таки долой?!

Это слова стали первым, что услышал Адрелиан, расположившись за столом и заказав кубок вина. Пить, впрочем, он не собирался, – смочить губы, не более того.

Человек, спросивший про языки и ворота, сидел прямо на полу под окном, привалившись спиной к стене и отгороженный потоками света. Видно было лишь то, что человек очень высок и худ. Лорд-регент насторожился: неужели кто-то своевольничает в его владениях?

– Эге, как есть на воротах, – подтвердил собеседник худого, дородный торговец в ярко-голубом кафтане, явно только что побывавший у цирюльника. – И старого Тгарра с сыном, и компаньона ихнего, запамятовал уж, как тот звался…

– За что же их?

– За шею, братец, за шею! И скажи спасибо, что не крюком под ребра – тогда уж быстро не помрешь, намучаешься, смертушку призываючи…

– Хуже собак бешеных эти йордлинги, – вступил в разговор еще один торговец. – Как есть псы смердящие, даром что вашему регенту союзники…

При слове «йордлинги» лорд-регент насторожился еще более.

– Может, брехня всё? – усомнился худой. – Наш правитель с бандитами и убийцами если и связывается, так только для того, чтоб их самих… на ворота, значит…

– Клянусь Сеггером, так мне говорили! – возмутился владелец голубого кафтана. – Сам-то я, понятное дело, не видел. Но караванщик Майсур видел и рассказал мне, когда мы с ним встретились в Тургоре. Он сам снимал несчастного Тгарра с ворот и сам похоронил. Не по эрладийскому обряду, понятно, откуда ему те обряды знать, это ж с детства ихнюю Книгу учить надо, да и как учить: ночью тебя растолкают, страницу назовут, ну и говори, что там написано, да слово в слово чтоб…

– Хватит тебе про Книгу! – перебил тощий человек у окна. – Ты рассказывай дальше: где повесили, зачем повесили, и что там за этими самыми воротами было…

На Адрелиана никто внимания не обращал. Будущий император Туллена делал вид, что прихлебывает вино из кубка и внимательно слушал рассказ толстяка-караванщика.

– Так вот, я и говорю… – продолжал караванщик. – Повесили тех троих бедолаг прямо на воротах. Горцы ж дикие, чего от них ждать. Раньше-то хоть не так зверствовали: ну, налетят, ну, обчистят… а тут – вы подумайте! Иголки под ногти… Пятки у них все в ожогах были – не иначе, на угли ставили, изверги… Ну и языки под корень вырезаны.

– Да переста-а-ань! – протянул бородатый коротышка, похожий на гнома. – Я с йордлингами торгую – люди как люди, не звери дикие. Когда, говоришь, все стряслось-то?

– Да месяца два, почитай, как в Кандию нагрянули… Никакого спасу от них не было – чисто саранчи стая!

– Он правду говорит! – подал голос кто-то из угла. – Я тоже слышал: у магноса Кейсара на замок напали, вынесли все подчистую! Сам магнос с семейством у вассалов гостил…

– Вы поближе подсядьте, почтенный Рагнар! – крикнул трактирщик. – А то зажались там, что крысолюд в норе…

– А давно ли и у нас такие страсти творились? – прозвучал чей-то риторический вопрос. – Я-то помню, как было: позарится кто на твои штаны – без яиц останешься!

– И хорошо, если только без яиц!

– За сайэра Адрелиана! Во всем порядок навел!

– Еще эля, почтенный!

– Хорош тебе, Ровня! И так еле сидишь…

– За доброе дело и выпить не грех… Два эля, почтенный!.. Слышал там? Пей-пей, Хурдис, угощаю. Ох, погуляем на свадьбе у нашего императора, храни его Пресветлый Сеггер и все боги…

– До дна, почтенные! За нашего лорда – до дна!

Опустошенные кружки стучали по столу. В воздухе плыл терпкий запах эля.

Лорд-регент, никем не узнанный, усмехнулся и все же осушил свой кубок, вопреки первоначальным намерениям. А то получить от разгоряченных торговцев по шее за неуважение к себе самому – ситуация, уместная в ярмарочной комедии, но в жизни вовсе не смешная..

Что ж… Выходит, с коронацией и вправду тянуть не стоит. Люди уже видят его императором. Возможно, это просто дело привычки – за неполных двенадцать лет народ Туллена уже привык, что им правит лорд Адрелиан. Но может быть… Может быть, это заслуженная благодарность. Он немало поработал и выбрал себе в помощники достойных людей. Так что чиновники, докладывавшие о настроениях в народе, его не обманули.

А вот про йорд-каана Балеога такого не скажешь… Потому что тем временем Рагнар – загорелый торговец в одежде кочевника – не чинясь, пересел поближе, откашлялся, вытер губы и продолжил свой рассказ, освещавший недавний набег йордлингов несколько иначе, чем письмо йорд-каана.

– Что с магносом-то Кейсаром стряслось?.. – говорил он. – Так вестимо, горцы на его замок напали. Йордлинги, то есть…

– Вот видите! – подхватил дородный караванщик. – Все говорят! Две луны назад вся пустыня от страха дрожала!..

– Ну, так уж и дрожала! Магнос Сандивилл со своей конницей гнал их до самого оазиса Кен-Канар, да как гнал! Все бросали, – и добычу, и пленников.

– Может и бросали, да не всех! У одного магноса, в короли он метил, дочку умыкнули, выкуп требовали. Так он монетки битой пожалел. Зато на мага не поскупился. Чтоб тот ему золота наколдовал…

– И как, заполучил он корону? – поинтересовался тощий.

– Да какое там! Так и остался с голой задницей: ни дома, ни дочки, ни денег. А короля все еще выбирают. Но дело почти решенное…

Разговор принимал совсем интересный оборот. Адрелиан привстал, намереваясь заказать у трактирщика что-нибудь еще, а заодно и подсесть поближе.

Но тут словно запертый в погребе великан решил покончить со своим заточением, – и со всей силы ударил в пол кулачищем. С полок полетела посуда. С кухни донесся истошный многоголосый визг. Трактирщик за стойкой охнул совсем по-женски и присел, надеясь спастись от непонятной беды.

Это было последнее, что удалось разглядеть Адрелиану. Светильники разом погасли – всплеснувшееся масло залило фитили. С потолка посыпалась труха, мелкие обломки… Новый толчок, еще сильнее. Те, кто стоял на ногах, повалились. И в сгустившемся мраке стало видно, как по глинобитным стенам зазмеились сквозные трещины… Кровля трещала, угрожая рухнуть в любой момент.

Посетители голосили, толкались, пытаясь пробиться к выходу. На трактирной кухне кто-то истошно выл – должно быть, ошпарился кипятком или горячим маслом. Снаружи тоже доносились крики и грохот.

Самый страшный враг человека – паника. Это знают многие, но одно дело знать, другое – помнить. Когда страх окатывает ледяной волной, остается лишь то, что огненным клеймом выжег безжалостный учитель Опыт. Правда, страха Адрелиан не почувствовал. Память спокойно подсказала, где находится дверь. Дело за немногим: сделать несколько шагов и толкнуть деревянную створку.

Но лорд-регент не успел сделать и шагу. Что-то тяжелое обрушилось ему на голову. И лорд Адрелиан потерял сознание.