Текст книги "Приграничное сражение 1941. Первая битва Великой Отечественной"

Так же, как и в Двинске, в столице Латвии дислоцировалась целая стрелковая дивизия (48-я). С ее уходом город лишился вооруженной силы, способной его отстоять в случае быстрого прорыва противника. К началу войны в Риге, помимо авиационных и тыловых частей Красной Армии, были только рота охраны штаба 27-й армии и подразделения НКВД охраны железных дорог. Город был практически беззащитен в случае быстрого броска к нему немецких подвижных соединений.

Мосты в Риге были подготовлены к взрыву только 25 июня. Минирование было произведено группой саперов под командованием Яниса Роберта Пельцерса. Он начинал службу сапером еще в армии Латвийской Республики. В 1940 г. был зачислен в РККА, где служил в 305-м отдельном саперном батальоне территориального корпуса. 25 июня с командой из 20 человек на двух машинах с взрывчаткой прибыл в Ригу. Оставив автомашины у Пороховой башни, там размещалось Рижское пехотное училище, отряд Пельцерса произвел минирование всех трех мостов с закладкой зарядов и двойным воспламенением, электрическим и огневым.

Война заставила вспомнить о рижской Рабочей гвардии, созданной в 1940 г. Восстановить ее в прежних размерах не представлялось возможным, поскольку бойцы сформированных в 1940 г. батальонов в большинстве своем уже сменили место работы. Немалое их число было направлено в другие города и районы. В мае 1941 г. Рабочая гвардия была расформирована ввиду завершения своей цели по организации общественного порядка. 25 и 26 июня в большой спешке рабочие батальоны формировались заново.

Заместитель командира 3-го батальона Жанис Фолманис вспоминал: «Вечером 26 июня мы получили оружие: винтовки, патроны, ручные гранаты и автоматы. Оружие было разных систем и устаревшее… Получение оружия приподняло настроение гвардейцев… Вся ночь на 27 июня прошла в лихорадочной работе. Гвардейцы учились обращаться с оружием, особенно с гранатами и автоматами, так как среди нас было мало таких, кто хорошо умел им пользоваться».

К 27 июня части Рижского полка рабочей гвардии заняли оборонительные позиции на правом берегу Даугавы:

1-й батальон рабочей гвардии (командир А. Норбатович) – у понтонного моста;

2-й батальон рабочей гвардии (командир К. Годкалн) – у ж.д. и Земгальского моста;

3-й батальон рабочей гвардии (командир Ф. Вейсенфельд) – в районе Кегумс-Кокнесе.

Начиная с раннего утра 27 июня в Ригу начали прибывать машины штаба 8-й армии и подчиненных ей

частей. Беспрерывный поток машин был, видимо, воспринят местными националистами как общее отступление Красной Армии из Риги и эвакуация гарнизона города. В десятом часу утра в Риге вспыхнуло восстание. Забегая немного вперед, можно сказать, что такая же ситуация возникла в июне 1941 г. во Львове. Там перегруппировки крупных масс техники мехкорпусов тоже были приняты националистами за отступление, и они попытались взять власть в городе в свои руки. Скорее всего, те же причины двигали националистами в Риге. С чердаков и окон домов по советским частям на улицах города был открыт огонь. Особенно крупная перестрелка с использованием артиллерии произошла в районе моста, выходящего на Псковское шоссе. Здесь огонь по советским частям велся с крыш почти всех прилегающих домов.

Однако националистами определенно были переоценены как собственные силы, так и разброд и шатание в рядах Красной Армии. Мятеж был достаточно быстро подавлен силами вызванных армейским командованием войск НКВД. Уже к полуночи ситуация была взята под контроль, в городе были слышны только отдельные выстрелы. Капитан Васильев писал: «В районе Псковского моста весь квартал был оцеплен войсками НКВД. Часть из них лежала с пулеметами за прикрытиями. Пулеметы и винтовки были направлены по отдельным окнам и крышам. Меня сначала не пропустили, после вызова командира – ст. лейтенанта – я проехал по этой улице и через мост. Не было произведено ни одного выстрела. За мостом горело несколько домов от наших снарядов – это дома, из которых велся огонь. Часть домов с пробитыми окнами и дверями»[204]204
  ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 85, л. 41.


[Закрыть]. Днем 28 июня в Риге было спокойно. Только вечером в отдельных местах вспыхнула перестрелка, но она быстро была прекращена. Советское командование было полно решимости удерживать город перед лицом немецкой пехоты с бронетехникой и тяжелой артиллерией.

Танк БТ, подбитый на одном из рижских мостов

Пасовать перед отрядами вооруженных стрелковым оружием националистов не было никакого резона.

На тот момент Рига имела для войск 8-й армии исключительное значение. Проиллюстрировать этот факт можно цитатой из журнала боевых действий 11-го стрелкового корпуса, запись за 28 июня: «По возвращении из разведки переправ майора Лукашенко и полковника Колдунова, доложивших, что переправ, кроме Риги, нет, дивизиям вновь были отправлены распоряжения о продолжении марша на переправы у Риги»[205]205
  Страшная цена победы. С. 334.


[Закрыть]. В случае потери переправ в Риге соединения 8-й армии были бы прижаты к Западной Двине и полностью разгромлены. Однако этого не произошло. Потрепанные в боях у границы 48-я и 125-я дивизии 11-го корпуса перешли в Риге через Западную Двину и начали занимать позиции на ее северном берегу.

Может возникнуть закономерный вопрос: почему немцы попросту не разнесли мосты в Риге авиацией?

Попытка лишить Красную Армию важных переправ была предпринята 1-м воздушным флотом, но потерпела неудачу. В истории бомбардировочной эскадры KG1 этот эпизод был освещен следующим образом: «Чтобы затруднить дальнейшее отступление через Ригу, II группа получает 27 июня приказ атаковать западный плацдарм на Двине в Риге, поскольку находящиеся там переправы относятся к немногим важнейшим на северном отрезке реки. Несмотря на мощную оборону силами стянутых на этот участок зенитных батарей, самолеты II группы вновь и вновь наносят удары с пикирования, однако им не удается решающим образом уничтожить переправы». На вооружении KG1 были бомбардировщики Ю-88, которые могли пикировать, хотя и уступали по точности сброса бомб специализированным «штукам». Последние в 1-м воздушном флоте на тот момент отсутствовали.

Если действия ПВО, сухопутных войск и НКВД в Риге можно оценить достаточно высоко, то командование Прибалтийской военно-морской базы таких качеств не продемонстрировало. Приказ на эвакуацию из Риги командующий базой контр-адмирал Н. А. Трайнин получил в 3.00 27 июня. Срок окончания эвакуации был установлен к исходу суток 27 июня. Однако это время было использовано нерационально. Нод погрузку транспорты были поставлены только в середине дня. Вечером до базы докатились раскаты восстания националистов. Погрузка была свернута, и транспорты стали уходить недогруженными. Боезапас, который не успели погрузить, взорвали уже в 21.00 27 июня. Позднее Трайнин писал в своей объяснительной: «Остались невзорванными – артбоезапас на стенке Минной гавани и минные защитники в Мильгрависе, которые нельзя было рвать, т. к. они находились в окружении складов, охранявшихся частями К[расной] А[рмии]»[206]206
  Страшная цена победы. С. 334.


[Закрыть]. Следует отметить, что по данным на 1 марта 1941 г. запасы мин и минных защитников в Риге превосходили таковые в главной базе в Кронштадте. По итогам проведенного в июле – августе разбирательства П. А. Трайнин получил 10 лет исправительно-трудовых лагерей.

Брошенные на аэродроме в Риге истребители И-16.

Тем временем войска 18-й армии уже нацелились на столицу Латвии. Командование армии 27 июня сформировало оперативную группу I армейского корпуса под командованием полковника Лаша. Ее задачей был захват переправ через Западную Двину у Риги. Видимо, командующего 18-й армией Кюхлера вдохновил бросок на Даугавпилс танков Манштейна. У него не было танковых дивизий, поэтому боевую группу для деликатной задачи сколотили из того, что было под рукой. Группа Лаша была сформирована из разведбатов пехотных дивизий, батальона велосипедистов, батальона штурмовых орудий и моторизованного артиллерийского дивизиона. Уже в день формирования группа Лаша начала наступление из Шяуляя.

Ситуация осложнялась тем, что через мосты в Риге продолжали отходить части 8-й армии, постепенно занимавшие оборону по рубежу Западной Двины. Просто подорвать мосты и садиться в глухую оборону было еще преждевременно. В этих условиях пристроившиеся к отходящим войскам немцы могли неожиданным ударом захватить важные мосты. Это неоднократно случалось как летом 1941 г., так и позднее. Советское командование было предупреждено о приближении передового отряда противника нетипичным для 1941 г. способом – 28 июня было получено донесение авиаразведчика. Вышеупомянутый капитан Васильев из штаба 8-й армии писал об этом эпизоде: «В 13.40 я находился в конце г. Рига на Паневежском шоссе и руководил отрядом заграждения. В это время рядом с шоссе И-16 сбросил вымпел. Красноармейцы подняли его и доставили мне. Это было боевое донесение командира 21 ИАП майора Мирошниченко. Самолет после этого сделал несколько кругов над нами. Мы сделали знак, что вымпел получен. Я его на машине отправил командующему армией. В этом донесении указывалось, что в районе Лиелварти – южнее аэродрома Румболово 10 км стыке дорог Бауена – Рига и Вецмуйта – Рига мотомехчасти противника: танки, мотоциклы, мотопехота и бронемашины. Время наблюдения 10.00»[207]207
  ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 85, л. 57.


[Закрыть]. Оперативный доклад от авиаразведчика по радио был в 1941 г. событием почти невероятным. Однако даже сброшенный с «ишачка» вымпел дал защитникам Риги важную информацию. Кто предупрежден – тот вооружен. Также нельзя не отметить, что пилоты 21-го авиаполка не впали в прострацию и продолжали вести разведку. В небе июня 1941 г. это было трудным и опасным делом. Как стало известно позднее, сбросивший вымпел «ишачок» на свой аэродром не вернулся – он был сбит или потерпел катастрофу на обратном пути.

Разрушенные дома в Риге. Причиной мог быть как обстрел немецкой артиллерии, так и бои с повстанцами

Наступление немецкой группы Лаша на Ригу началось 29 июня в 3.10 утра. Описание дальнейших событий сторонами несколько различается в деталях. По немецкой версии произошло следующее:

«Авангард группы – пять штурмовых орудий 3-й батареи 185-го батальона «Штурмгешюцев» под командованием обер-лейтенанта Гейслера, три зенитных орудия, одно 3,7-см противотанковое орудие, отделение 10-й роты 43-го пехотного полка и отделение саперного взвода 43-го пехотного полка – только пронесся по 600-метровому железнодорожному мосту, захватил вражеский берег… как мост взлетел на воздух. Следующая тактическая группа (майор Хельбиг) уже не смогла переправиться. Она была вынуждена занять круговую оборону по эту сторону реки. Ибо теперь наступали Советы. Это были остатки отошедших в Ригу 10, 11 и 90-й стрелковых дивизий, которые с этого момента в ходе двухдневных боев поставили в тяжелое положение вырвавшихся солдат полковника Даша. Отрезанная немецкая боевая группа отбивала ожесточенные контрудары Советов. 9 офицеров и 82 рядовых и унтер-офицера пали в уличных боях в Риге»[208]208
  Хаупт В. Указ. соч. С. 40.


[Закрыть].

Сразу отмечу, что в этом повествовании не упомянуто использование в бое за мосты подразделения «Бранденбурга». По имеющимся данным, все отделение саперов «полка 800» погибло в ходе боя за рижские мосты. По советским данным, прорыв пяти немецких «танков»[209]209
  Танки и штурмовые орудия советские донесения начала войны чаще всего не различают. Только во второй половине войны «Штуги» получили почетное наименование «Фердинанды».


[Закрыть] произошел по пешеходному мосту через реку, который располагался рядом с железнодорожным мостом. Три вражеских бронеединицы были сразу же подбиты. Надо сказать, что немецкому передовому отряду «повезло» – в Ригу отошли остатки 9-й противотанковой бригады. На 28 июня в ней еще оставалось тридцать 76-мм пушек и пять 85-мм пушек. Однако «Штурмгешюцы» стали для орудий бригады «крепким орешком». В донесении штаба 9-й ПТАБР отмечается: «В районе Рига противник ввел в бой тяжелые и средние танки, лобовую бронь которых стальная фугасная и осколочная граната не пробивает, ходовая часть от попадания этих снарядов и приводит матчасть танка в негодность»[210]210
  ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1353, д. 79, л. 3—Зоб.


[Закрыть]. Два оставшихся немецких «танка» прорвались обратно на западный берег по тому же пешеходному мосту. Только после этого была предпринята попытка подрыва мостов, включая понтонный, но она была лишь частично успешной. Удалось вывести из строя понтонный и шоссейный мосты. Железнодорожный мост только прогнулся от взрыва, а пешеходный и вовсе остался целым. На пешеходный мост при поддержке артиллерии с другого берега ворвались немецкие пехотинцы. Однако по бегущим по мосту солдатам ударили прямой наводкой советские пушки. Немцам пришлось отступить. По советским данным, на мосту остались лежать около сотни убитых.

Разрушенный внутренним взрывом танк Т-26 в Риге

Против прорвавшихся в Ригу немецких подразделений были также задействованы танки 12-го мехкорпуса. От 28-й танковой дивизии было выделено 8 танков под командованием капитана Семченко. Танкистами было заявлено об уничтожении 2 танков и 1 противотанковой пушки. Свои потери составили два танка, которые (согласно ЖБД 12 МК) «были подбиты и сгорели на вокзальной площади».

Ситуация для обеих сторон стала патовой. Немцы поставили на своем берегу противотанковую пушку и простреливали пешеходный мост, не давая его взорвать. Повторять пробежку под шквальным огнем солдаты группы Даша, однако, не решались. Тем временем на прилегающую к мосту улицу с целью разрушить его была подтащена советская корпусная пушка. Это частично удалось. Окончательный подрыв моста был совершен уже ночью. Оставшиеся на западном берегу

Двины отходившие советские части позднее переправлялись через реку южнее Риги.

Надо сказать, что атака группы Даша произвела сильное впечатление на часть личного состава рабочих отрядов. Наш старый знакомый капитан Васильев с нескрываемой досадой писал в ЖБД 8-й армии: «После этого налета на Псковское шоссе устремились десятки машин с рабочими дружинами, дружинники кричали, что их разбили вдребезги и т. д. Короче – были в полной панике. […] Было задержано до 300 человек дружинников, после чего под командой лейтенанта из войск НКВД были направлены обратно в Ригу»[211]211
  ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 85, л. 69–61.


[Закрыть]. Приходится констатировать, что война – это дело специально обученных людей с пулеметами и артиллерией, а не наспех собранных формирований.

Неизвестно, были ли бросок немецкого передового отряда 27–29 июня и демарш латышских националистов 27 июня как-то связаны между собой. Не исключено, что совпадение дня формирования группы Даша и начала мятежа в Риге не случайно. Можно предположить, что мятежники надеялись не только на свои силы в захвате и удержании столицы Латвии. Так или иначе, провалился и мятеж, и попытка немцев захватить Ригу кавалерийским наскоком.

Если попытку прорыва к Риге передового отряда Даша можно с высокой долей уверенности назвать провалом, то прорыв к Западной Двине XXXXI моторизованного корпуса выглядит уже совсем иначе. Несмотря на определенные шероховатости и частные неудачи, он показывает разницу между направлением главного удара и второстепенным участком фронта.

Итак, несмотря на то что начальник Генерального штаба германской армии Франц Гальдер об этом даже не подозревает, 27 июня корпус Рейнгардта стоит уже

в двух шагах от Екабпилса. В ночь с 27 на 28 июня немцы планируют сначала быстрым ударом захватить железнодорожный мост в 8 км северо-западнее Екабпилса. Переправа через Двину в самом городе будет тем самым открыта с тыла. Однако еще во время подготовки наступления мост подрывается советскими саперами.

Ввиду неудачи с железнодорожным мостом на городской мост нацеливается группа из состава «Охранной роты» 800-го полка особого назначения («Бранденбург»). В 4.30 «бранденбуржцы» начинают выдвигаться к мосту, чтобы захватить его быстрым ударом. Вслед за ними начинает движение рота 113-го полка, чтобы обеспечить необходимое огневое прикрытие «особой операции». Однако попытка захватить мост атакой «Бранденбурга» проваливается. В ЖБД 1-й танковой дивизии с досадой констатируется: «Северный берег и сам мост заняты крупными силами врага. 14 человек из состава группы погибают, в том числе ее опытный командир обер-фельдфебель Вернер, 7 человек ранены»[212]212
  NARA T315 R16 f963.


[Закрыть].

Однако неудача с захватом мостов не ввела немцев в ступор. С помощью резиновых лодок была начата переправа, и был образован плацдарм. В противоположность Двинску серьезного сопротивления в Екабпилсе немцы не встречают. В ЖБД 1-й танковой дивизии отмечается: «Немедленно начатая переправа осуществляется без помех со стороны противника». Уже к вечеру 28 июня на плацдарме находились два батальона с тяжелым вооружением. Как это часто бывало в ходе войны, стороны по-разному назвали этот плацдарм. Каждая из сторон ассоциировала его с населенным пунктом на своем берегу реки. Немцы обычно говорили о Якобштадте (Екабпилсе), советская сторона писала о Крустпилсе, который был на северном берегу реки. Точно так же в сентябре 1941 г. на Днепре один и тот же плацдарм в советских документах проходил как каховский, а в немецких – как бериславский.

Прорыв немецких танковых соединений к Западной Двине произошел сразу в нескольких точках. В 9.45 утра 29 июня 6-я танковая дивизия внезапной атакой захватила плацдарм у Ливани. Здесь не было мостов через Западную Двину, но сам город был ценным узлом дорог. Однако части дивизии Ландграфа не смогли предотвратить подрыв мостов в самих Ливани (через р. Дубна).

Как наиболее маневренное средство против немецкого плацдарма была сразу же использована авиация. Вечером 29 июня в ЖБД XXXXI корпуса появляется запись: «В течение вечера противник предпринимает не скоординированные во времени и пространстве атаки на плацдармы, тем не менее удары с воздуха настолько усиливаются в плане числа и точности, что для наведения мостов при нехватке мостовых парков требуется организация истребительного прикрытия с перенесением аэродрома базирования в район чуть южнее переправ. Это требование может быть выполнено лишь слабыми силами истребителей»[213]213
  NARA Т314 R979 frame 316.


[Закрыть].

В это время авиация СЗФ действительно начала удары по переправам XXXXI корпуса. 63-й СБП 29 июня в составе 27 экипажей бомбил плацдарм у Екабпилса. 35-й СБП 16 самолетами СБ бомбил плацдарм и Левани. Один СБ 35-го полка взорвался в воздухе под огнем зенитной артиллерии противника. Противодействие истребителей противника не отмечалось. На тот момент немецкие истребители 1-го воздушного флота активно прикрывали Двинск, по неясным причинам над Екабпилсом их активность была куда ниже. В списке сбитых ни у I группы 54-й истребительной эскадры (JG54), базировавшейся на Шяуляй, ни у II группы 53-й эскадры (JG53) никаких побед в районе Екабпилса не числится. Более того, их нет за весь период с 25 июня по 6 июля 1941 г. Возможно, дело в погодных условиях. По крайней мере на советскую авиацию в этом районе они влияли: в 63-м СБП 7 экипажей из-за плохих метеоусловий вернулись на свой аэродром.

Прорыв к Екабпилсу (Крустпилсу) вывел командующего фронтом из равновесия. Вечером 29 июня он обрушивается на командующего 8-й армии с настоящим разносом. Он пишет Собенникову и его штабу: «Вы преступно оставили войска на произвол судьбы и укрываете свою шкуру. Для такой ответственной операции, как отход целой армии, нужно было составить план, отводить войска от рубежа к рубежу и крепко управлять отходом каждого соединения»[214]214
  СБД № 34. С. 79.


[Закрыть].

В ЖБД Северо-Западного фронта отмечалось, что «отходящие соединения опаздывали, а противник упреждал и занимал основные места переправ через р. Зап. Двина»[215]215
  ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д. 200, л. 14.


[Закрыть]. Отход действительно привел к серьезным потерям войск армии Собенникова. Выше уже упоминалось об окружении 90-й стрелковой дивизии. В оперсводке 8-й армии от 30 июня было сказано: «98 сп (10 сд) и 90 сд организационно не существуют. Разрозненные их подразделения влиты в состав 62 и 204 сп 10 сд»[216]216
  ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д. 64, л. 36.


[Закрыть].

Тем временем в Екабпилсе немецкими саперами сооружается грандиозный временный мост через Западную Двину. К 30 июня он был построен. В ЖБД XXXXI корпуса не без гордости отмечается: «17.20 – завершено строительство моста у Якобштадта с привлечением 5 саперных рот, мостового парка б мостовых колонн. Его протяженность – 240 м, время постройки – 24 часа. Помехи со стороны вражеской авиации были существенными…»[217]217
  NARA Т314 R979 fame 320.


[Закрыть]. Для строительства такого крупного моста пришлось изъять у 1-й танковой дивизии сборный металлический мостовой парк типа «К». Он был встроен в 240-метровое сооружение. То есть дивизия Кирхнера была лишена возможности строить даже мини-мостики через ручьи и овраги в ходе дальнейшего наступления.

«Помехи» со стороны советской авиации были упомянуты совсем не зря. В ночь на 30 июня 1941 г. последовал приказ наркома обороны СССР № 0088, гласивший:

«В районе Якобштадт, Левани противник переправляется через реку Западная Двина силою до 2–3 пехотных дивизий, которые развивают успех на север и северо-восток. Двинск занимается частями противника. У станции Наумене переправа войск противника. 4 САД немедленно вылетать и атаковать противника, переправляющегося через р. Зап. Двину у Якобштадта и Левани и наступающего на северо-восток и север»[218]218
  ЦАМО РФ, ф. 20028, оп. 1, д. 9, л. 8об.


[Закрыть].

Как мы видим, свое решение держать рубеж по Западной Двине Москва подкрепила приказом бить переправы с воздуха. Почему приказ был адресован 4 САД, понятно – она дислоцировалась в Эстонии и еще сохранила боеспособность. Приказом наркома переправу предписывалось бомбить с высоты 1000 м. Для СБ это было почти самоубийственно. Однако приказ был выполнен. Первым около пяти утра 30 июня 50-й СБП в составе 11 экипажей произвел разведку с бомбометанием с высоты 1000 м района Екабпилса и Ливенгофа. Час спустя 63-й СБП в составе 22 экипажей с высоты всего 850–970 м бомбил вражеские переправы у Левани (переправа б тд) и Екабпилса (переправа 1 тд). С этого задания не вернулись 2 СБ. 35-й СБП в составе 17 экипажей в то же время с высоты 1000 м бомбил мотомехчасти противника в районе Левани. Экипажи СБ отмечали сильный огонь зениток в районе целей. Многие самолеты вернулись с пробоинами.

В середине дня 30 июня удар был повторен. 50-й СБП в составе 8 самолетов вел разведку и бомбил переправы в районе Якобштадт с высоты всего 400–500 м. От атаки вражеских истребителей советские бомбардировщики ушли в облака. 35-й СБП атаковал их 1 °CБ с высоты 450 м. Полк потерял 3 самолета. 63-й СБП атаковал уже осторожнее, с 600—2200 м.

Также 30 июня к авиаударам по немецкой переправе у Екабпилса подключается авиация Балтфлота. На Крустпилс (и Екабпилс) отправляется 36 СБ и Ар-2 73-го бомбардировочного авиаполка ВВС КБФ, базировавшегося в Пярну. Он избежал избиения истребителями, но был встречен шквалом огня зенитных автоматов. В ЖБД 1-й танковой дивизии указывается: «Находящиеся под командованием командира 83-го легкого зенитного дивизиона силы этого дивизиона и 1-го батальона 3-го зенитного полка сбивают в течение дня 12 вражеских самолетов. Переправа по временному мосту проходит без помех»[219]219
  NARA Т315 R16 fame 961.


[Закрыть]. Эта заявка практически точно совпадает с реальными потерями 73-го полка ВВС КБФ – он потерял 30 июня 11 СБ. В ЖБД XXXXI корпуса называется другая цифра: «В течение дня над мостом были сбиты 19 вражеских бомбардировщиков». Скорее всего, эта цифра включает и потери ВВС Балтфлота, и ВВС фронта.

Судя по всему, события под Двинском, Екабпилсом и не слишком удачный отход 8-й армии заставили Ф. И. Кузнецова искать пути радикального решения проблемы. Одним из устойчивых мифов о сталинской эпохе является так называемая атмосфера страха, окутывавшая всё и вся. Якобы всеобщая запуганность мешала управлению войсками и сковывала инициативу командиров. Однако боевые действия на Северо-Западном фронте дают нам яркий пример такой инициативы, принятого без оглядки на возможные репрессии решения. Началось все с приказа Ставки ВГК № 0096, направленного в адрес Кузнецова 29 июня 1941 г. Под приказом стояли подписи Жукова, Тимошенко и самого Сталина. Фактически приказ № 0096 подводил итог боям за плацдарм у Двинска (Даугавпилса). В нем довольно точно указывалось направление наступления немцев:

«Противник против войск Северо-Западного фронта наносит главный удар на фронте Двинск, Якобштадт в общем направлении на Псков. Вспомогательный удар наносится через Ригу»[220]220
  Русский архив: Великая Отечественная: Ставка ВГК. Документы и материалы. 1941 год. Т.16 (5–1). С. 30.


[Закрыть].

Перед нами пример редкой в 1941 г. прозорливости. Как показали дальнейшие события, 4-я танковая группа действительно ударила на Псков. Сообразно этой вводной, Кузнецову предписывалось сосредоточить выделенные Ставкой резервы в тылу фронта, в районе Пскова, Острова, Новоржева и Порхова. Основной задачей этих резервов было, «опираясь на Псковский и Островский УРы, подготовить упорную оборону и прочно закрыть направление на Ленинград». То есть командованию Северо-Западного фронта из Ставки ясно дали понять, что следующим раундом сражения станет борьба за УРы на старой границе.

Несмотря на то что текущей задачей войск фронта оставалась оборона на рубеже Западной Двины, в заключительном разделе приказа № 0096 было сказано: «В случае отхода с рубежа р. Западная Двина принять все меры к сбережению войск фронта и организованному выходу их за УР». Далее перечислялись стандартные меры, предпринимаемые при отходе – уничтожение мостов, устройство заграждений и т. п. Это был даже не тонкий намек. Кузнецову ясно давали понять, что Ставка уже готова смириться с потерей рубежа по Западной Двине.

В середине дня 30 июня Кузнецов делает ход конем. Он докладывает в Ставку свое решение об отводе войск фронта на УРы старой границы. Мотивировал свое решение он следующим образом:

«Ввиду того, что сосредоточение 41 ск, реорганизация 22 и 24 ск, выдвижение 1 мк[221]221
  Резервы, которые приказом Ставки предписывалось сосредоточить в районе Пскова, Острова, Новоржева и Порхова.


[Закрыть] могут быть закончены к исходу 3.7, а крупные силы противника на якоб-штадт-псковском и двинско-псковском направлениях могут подойти к УР на левом крыле фронта тоже к этому времени, а также быть и ранее, что создает угрозу уничтожения 8-й и 27-й армий по частям, – решил отказаться от удержания рубежа Зап[адной] Двины и, сохранив имеющуюся силу, начать отход на укрепленную полосу»[222]222
  Русский архив: Великая Отечественная: Ставка ВГК. Документы и материалы. С. 354.


[Закрыть].

Логику командующего фронтом можно понять. Есть все основания утверждать, что немалую роль в этом решении сыграли налеты на плацдармы. В разведсводке фронта от 30 июня 22.00 указывалось: «По данным Ленинградского военного округа, в 5.00 30.6.41 г. к району Екабпилс, Крустпилс, Ливани – движение крупных колонн танков (до моторизованного корпуса). На этом участке подготовлено несколько переправ через р. Зап. Двина»[223]223
  СБД № 34. С. 88.


[Закрыть]. Отметим «в 5.00». То есть к моменту написания приказа у Кузнецова уже была эта информация. Своя авиация по итогам утренних налетов также докладывала:

«Концентрация танковых и механизированных частей пр-ка по левому берегу р. Западная Двина на участке Крустпилс. Танковыми и механизированными частями на этом участке забиты все шоссейные и грунтовые дороги»[224]224
  ЦАМО РФ ф. 20028, оп. 1, д. 9, л. 9.


[Закрыть].

Из этого можно было сделать и, скорее всего, были сделаны вполне очевидные выводы. «Вскрытие» захваченных противником плацдармов на Западной Двине было уже делом времени. С них немецкие танки устремятся к Пскову и Острову. Пока войска на Западной Двине еще не скованы пехотой противника, можно их быстро отвести на Псковский и Островский УРы. Сейчас (т. е. 30 июня) это будет сделать проще, чем когда начнутся бои за переправы. Когда загремят выстрелы, дивизии будут отходить, преследуемые по пятам пехотой противника. Если сформулировать идею Кузнецова одной фразой, то она будет такой: «Дать бой за УРы на старой границе в группировке максимальной численности».

Такое решение одновременно означало отказ от продолжения борьбы за недавно приобретенные территории Прибалтики. Командующий фронтом вообще предлагал Ставке «оставить Эстонскую ССР, отведя часть сил СЗФ на уровень главного рубежа обороны к западу от Нарвы». Оборонять Эстонию можно было, по мнению Ф. И. Кузнецова, только свежими силами. Уже одно это делало решение комфронтом спорным и даже скандальным в глазах Москвы.

Вечером того же дня 30 июня Кузнецов направляет в войска приказ, направленный на реализацию плана отхода на старую границу. В нем он поделился своими опасениями относительно возможного следующего хода немцев: «Противник, по-видимому, стремится разорвать фронт на стыке 8-й и 27-й армии и не допустить отхода 8-й армии на восток с одновременным захватом укрепленных районов до отхода наших войск»[225]225
  СБД № 34. С. 89.


[Закрыть].

Немцы действительно собирались «вскрыть» плацдарм у Екабпилса на стыке 8-й и 27-й армии. Кузнецов стремился отойти на старую границу быстрее, чем к ней выйдут немецкие танки. 8-й армии предписывалось начать отход на укрепленный рубеж в ночь с 30 июня на 1 июля 1941 г. 27-я армия должна была начать отход на сутки позже, сохраняя локтевую связь с соседом.

Тем временем Москва отреагировала на предложения Кузнецова. В Ставке, похоже, даже несколько опешили от радикальности принятых командованием Северо-Западного фронта мер. Уже 30 июня Г. К. Жуков директивой Ставки указал Ф. И. Кузнецову на неприемлемую спешку с отходом с Западной Двины на старую границу. Начальник Генштаба был краток, но предельно корректен:

«Вами приказ Ставки 0096 не понят. Сложившаяся обстановка требует в течение ближайших трех-четырех дней задержать противника на рубеже Зап [адной] Двины»[226]226
  Русский архив: Великая Отечественная: Ставка ВГК. Документы и материалы. С. 36.


[Закрыть].

Заметим, что задача удержания рубежа по реке даже Жуковым ограничивается по времени – «трех-четырех дней». То есть сама по себе идея отхода на УРы на старой границе принципиальных возражений в Москве не вызывала.

Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что идея отхода на старую границу уже витала в воздухе. Забегая вперед, можно сказать, что почти такое же решение было принято советским командованием в отношении войск Юго-Западного фронта.

В то время как командующего Северо-Западным фронтом одергивали из Ставки, войска фронта начали выполнять приказ об отходе на старую границу. Надо сказать, что этот период характеризовался исключительными трудностями в управлении войсками. Все распоряжения и приказы доставлялись как из армий в корпуса, так и из корпусов в дивизии исключительно делегатами связи. Технические средства в постоянно перемещающихся соединениях почти не использовались, а частично были и просто потеряны.

Рига была оставлена 1 июля. Хаупт описывает вступление немецких войск в столицу Латвии следующим образом: «Ни одного врага в городе уже не было. Советы ночью покинули Ригу. Латышское население заполонило улицы и приветствовало входящие немецкие войска как освободителей. Сам город являл картины ужасающих боев. Символы города – Орденский замок, Ратуша и церковь Святого Петера – пылали, как факелы»[227]227
  Хаупт В., Указ. соч. С. 40.


[Закрыть]. Учитывая, что бои между группой Лаша и частями 8-й армии шли только на прилегающих к мостам улицам, «картины ужасающих боев» были скорее следствием подавления мятежа националистов и обстрела города немецкой артиллерией.