Текст книги "Против Виктора Суворова (сборник)"

Мировая практика также поощряла видовое разнообразие. В Англии были отдельные бронетанковые бригады из трех танковых полков, всего 260 танков. Эти бригады использовались для действий совместно с пехотными дивизиями и на вооружении танковых дивизий и бронетанковых бригад. На вооружение дивизий поступали более быстроходные «крейсерские» танки, а бригады оснащались неспешными, но хорошо защищенными «пехотными» танками. Например, в сражении при Эль Аламейне в 23-й бронетанковой бригаде, которая должна была поддерживать пехоту 8-й британской армии, было 186 танков «Валентайн», а в 7-й бронетанковой дивизии были «крейсерские» «Крусейдеры», американские «Гранты» и «Стюарты». Баланс между самостоятельными соединениями и танками непосредственной поддержки в Великобритании характеризуется числом танковых дивизий и отдельных бригад, в ходе войны было сформировано 11 бронетанковых дивизий и 30 бронетанковых бригад. В США помимо 16 бронетанковых дивизий было 55 отдельных танковых батальонов по 72 танка, тоже предназначенных для совместных действий с пехотой.

Специфической проблемой СССР были автомобили. В РККА широкое распространение получили «полуторки» ГАЗ-АА. Машина неплохая, в девичестве Форд-АА образца 1929 года (выпускался в СССР по лицензии с 1932 года, до этого машины собирались из американских деталей, технология, известная сегодня как «отверточное производство»), но грузоподъемность машины была недостаточной. Если сравнивать с современными грузовиками, то аналог «полуторки» – это «Газель». 3-тонных ЗИС-5 (в детстве бывших американским грузовиком Отокар-5А) не хватало. В Вермахте же основу автомобильного парка составляли 3-тонные грузовики. Одной из наиболее распространенных машин был 3-тонный «Опель» «Блиц». Этот простой, надежный и дешевый грузовичок был так хорош, что даже выиграл конкурс у «Мерседеса» и на сборочных конвейерах «Мерседес» начали собирать «Блицы». Только авиация союзников помешала. Зигзаг в круге, который мы видим на машинах «Опель» в наши дни, своим появлением обязан именно грузовику «Блиц», в переводе «молния». Именно на капоте этого самого распространенного в немецкой армии грузовика появился зигзаг, ставший затем фирменным знаком автомобилей Opel. До этого эмблемой Адам Опель АГ была надпись OPEL в овале.

По штату в танковой дивизии вермахта были: 561 легковой автомобиль, 1402 грузовика и специальных автомобиля, 1289 мотоциклов (из них 711 с колясками). Реально в танковых дивизиях было до 2300 автомобилей, 1570 мотоциклов. Для сравнения: в советской танковой дивизии штатно было 1360 автомашин, 375 мотоциклов. Немецкие танковые дивизии могли действовать по принципу «все свое ношу с собой», самостоятельно действуя в глубине обороны противника. Автотранспорт дивизии позволял перемещать за танками пехотинцев, боеприпасы артиллерии, топливо, запчасти. И даже чешские танки могли добиваться успеха, когда за их спиной стояла артиллерия, пехотинцы и орда автотранспорта в позе «чего изволите?».

В середине марта 1940 года на 4,2 млн человек личного состава вермахта приходилось 420 тысяч машин. Каждый десятый человек был водителем автомобиля. Я не зря вынес слова из дневника Франца Гальдера об этом в качестве эпиграфа к этой главе. К моменту нападения на СССР в вермахте было полмиллиона автомашин и полугусеничных тягачей. В 1941 году в Германии было произведено 333 тыс. автомашин, в оккупированных странах 268 тыс., сателлиты Третьего рейха произвели еще 75 тыс. автомашин. А мы все танки высчитываем, их вес вымеряем. Вторая мировая война была войной моторов и маневра. Автотранспорт являлся не менее важным компонентом армии, чем танки.

Про грузовики я повел речь не из праздного любопытства. На все вышеописанные проблемы техники и организации накладывался еще один фактор: отсутствие автотранспорта и тягачей в штатном количестве из-за незавершенной мобилизации. До 22 июня 1941 года в СССР не была объявлена мобилизация и механизированные корпуса не получили даже положенных их несовершенной организации автомобилей и тракторов из народного хозяйства. Из-за этого такие «кирпичики», как артиллерия и пехотинцы, оказывались без транспорта, не могли действовать как единое целое с мехкорпусом. В Германии процесс изъятия гражданского автотранспорта прошел еще в 1940 году.

Чем это оборачивалось на практике? Возьмем эпизод дубненских боев, описанный в нескольких мемуарах, и рассмотрим его с точки зрения техники, организации и данности 1941-го, необъявленной на момент начала боевых действий мобилизации. Это встречный бой группы 43-й танковой дивизией 19-го мехкорпуса и боевой группы 11-й танковой дивизии вермахта. Местом постоянной дислокации дивизии был Бердичев. Получила она вполне типовую задачу: совершить 300-километровый марш, выдвинуться из Бердичева к Ровно и быть готовой наносить контрудары по наступающим частям немцев. В 43-й тд имелось в наличии на 22.06.41 5 КВ, 2 Т-34, 230 Т-26. Артиллерия была представлена 4 (вместо 12) 152-мм и 12 122-мм гаубицами, 4 76-мм полковыми пушками, 4 37-мм зенитками (без снарядов). Вместо 1360 автомашин по штату в 43-й тд было всего 630, 571 грузовик, из них 150 неисправны. Вместо 83 тракторов по штату было всего 15. Из того, что было, собрали «домик», весьма далекий от «золотого сечения»: два танковых полка двухбатальонного состава, два батальона мотострелкового полка на автомашинах. А полторы тысячи бойцов личного состава дивизии вынуждены были передвигаться пешим порядком. Cогласитесь, что в таких условиях командование 43-й танковой дивизии не стало бы привередничать и не отказалось бы от французских «Ситроенов». Плюс к тому, поскольку не прошла мобилизация, в 43-й танковой дивизии было вместо 10 942 человек личного состава 8434 человека. Вычитаем полторы тысячи следующих пешим порядком, получаем округленно 7 тыс. человек. То есть, будучи равной по числу танков немецкой танковой дивизии, 43-я танковая дивизия 19-го мехкорпуса РККА существенно уступала любой немецкой по артиллерийскому вооружению и обеспеченности мотопехотой. По брутто-численности личного состава 43-я танковая дивизия уступала танковой дивизии Вермахта практически вдвое. Два батальона пехоты для ведения самостоятельных действий – это очень мало. Группа дивизии из 2 танков КВ, 2 Т-34, 75 танков Т-26 в том бою у Дубно потеряла оба КВ, 15 Т-26. В ведении наступательных действий выдохлась в первом же бою.

Владимир Богданович, пытаясь скрестить бравурные рассказы о непобедимых и неуязвимых танках с катастрофой лета 1941-го, приводит причины неуспеха механизированных частей РККА одна другой фантастичнее. Цитирую: «Красная Армия готовила внезапный удар на 6 июля 1941 года, и потому, как перед любым грандиозным предприятием, шла лихорадочная подготовка. В танковых войсках это выглядит так: гусеницы менять или перетягивать, двигатели регулировать, коробки передач перебирать, менять катки, разбирать оружие, а перед проведением работ – боекомплект из танков выгружать, топливо и масла сливать. (Немцы этот момент проскочили в середине июня.) Внезапный удар по любой армии в такой ситуации смертелен. Красная Армия, правда, была столь сильна и огромна, что вынесла даже и это. Случилось вот что: перед тем как бить зверя в его собственной берлоге, наши охотники разобрали оружие для чистки, смазки, последней проверки, а зверь в этот момент вломился в наш дом». Никаких явлений подобного рода мы в мехкорпусах на 22.06.1941 г. не увидим. Более того, есть, например, директива Военного совета Киевского особого военнного округа № А1/00211 от 11 июня 1941 года военным советам 5, 6, 12 и 26-й армий, в которой указывается одну заправку горючего из запасов частей иметь залитой в баки машин. Снаряды в количестве… боекомплекта приказывалось хранить в окончательно снаряженном виде, 50 % патронов набитыми в ленты и диски. Загрузка снарядов и патронов в машины должна была осуществляться по объявлении тревоги. Время готовности механизированных частей устанавливалось в 3 часа. Если мы обратимся к конкретным примерам, противоречий данному приказу мы не найдем. Во всем 8-м мехкорпусе генерал-майора Рябышева из 71 КВ в ремонте находилось всего пять, все 100 Т-34 вышли по тревоге 22.06.41. Откуда Владимир Богданович взял, что на начало войны занимались неполной разборкой танков, ума не приложу.

Если мы вникнем в историю действий танковых дивизий, то увидим все те же заурядные проблемы с автотранспортом и тягачами. Возьмем 37-ю тд 15-го МК. На 22 июня 1941 года дивизия имела 1 танк КВ, 34 Т-34, 258 БТ, 22 Т-26, 1 огнеметный Т-26. Только 15 танков БТ было оставлено небоеготовыми в г. Кременец, из них 8 находилось в среднем ремонте. А вот артиллерия дивизии состояла из 4 гаубиц 152-мм из 12 положенных по штату, 12 гаубиц 122-мм и всего 5 тракторов. Мотострелковый полк не получил автотранспорта по мобилизации и действовал отдельно от дивизии. Из-за неполученных по мобилизации средств тяги артиллерии вместе с мотострелковым полком осталась «безлошадной» и часть артиллерии. То есть пехотой и артиллерией действия танков обеспечены не были вовсе. О чем честно доложил командованию командир дивизии на августовском разборе полетов:

«3. Маневренность мотострелкового полка, выступившего пешим порядком вследствие отсутствия автомашин, была чрезвычайно низкой для дивизии, что не дало возможности мотострелковому полку действовать в составе дивизии до 25.06.41 г. Это положение вынуждало танковые полки выделять большое количество танков на обеспечивающие действия вместо применения их как ударной силы.

4. Отсутствие полностью укомплектованного артиллерийского полка в будущем отрицательно сказалось на боевых действиях дивизии, не имеющей в своем составе мощной огневой единицы».

Ни о каком «золотом сечении» структуры 37-й танковой дивизии не было и речи, что и определило низкую эффективность ее боевых действий. Как это происходило, рисует все тот же отчет командира дивизии: «К 18.00 28.6.41 г. 2-й батальон 73-го танкового полка занял северные скаты [высоты] 202,0, где был встречен сильным противотанковым огнем из района южная опушка ур. Ляс Денбник и кр. Ляс Багно.

Попытка переправиться по мостам через р. Острувка севернее высоты 202.0 была безуспешной, так как головные 2–3 танка, подошедшие к мосту, были моментально подбиты и загорелись.

Несколько танков пыталось обойти мост справа и слева, но это оказалось невозможным; танки застряли в болоте и были подбиты артиллерийским огнем противника.

Стало совершенно очевидным, что без мощного артиллерийского огня и пехоты наступление продолжать нельзя. Но артиллерия в дивизии отсутствовала, свою авиацию мы давно не видели, а мотострелковый полк до приведения себя в порядок продолжать наступление не мог». (Выделено мною. – А.И.) В таких условиях даже Т-34 37-й тд были довольно быстро растрачены. К 8 июля в дивизии осталось 2 Т-34 и 12 БТ-7.

В 10-й тд того же 15-го МК разобранных коробок передач, выдуманных Владимиром Богдановичем, как и следовало ожидать, не наблюдается. В составе дивизии наличествовали 63 КВ, 38 Т-34, 51 Т-28, 181 БТ, 22 Т-26, 8 химических Т-26. По тревоге вывели все 63 КВ, 37 Т-34, 44 Т-28, 147 БТ, 19 Т-26, все Т-26 химические. Причины невывода 34 бэтэушек были вполне прозаическими: они были сильно изношены и требовали среднего, а частично и капитального ремонта. Кроме того, на часть сверхштатных БТ не нашлось экипажей. С количеством автотранспорта было лучше, чем у других, но хромало качество. Командир дивизии писал в своем отчете: «По штатам военного времени по маркам машин дивизия должна была иметь грузовых «ГАЗ-АА» – 332; грузовых «ЗИС-5-6» – 586. Фактически 22.06.41 г. вывели: «ГАЗ-АА» – 503; «ЗИС-5-6» – 297. По общему количеству, считая, что одна машина «ГАЗ-АА» заменяет одну «ЗИС-5-6» (по установкам Автобронетанкового управления Киевского особого военного округа), казалось бы, что с количественной укомплектованностью дивизии транспортом дело обстоит благополучно. На самом же деле по грузоподъемности машина «ГАЗ-АА» ни в коем случае не может заменить «ЗИС-5», и это привело к тому, что значительная часть грузов (до 450 тонн) не была поднята с выходом частей в район боевых действий, а впоследствии (при отходе частей) была уничтожена. Положение с обеспеченностью транспортом (а следовательно, и с подъемом имущества, необходимого для боя) осложнялось тем, что материальная часть, предусмотренная мобилизационным планом, по мобилизации не прибыла».

212-я моторизованная дивизия все того же 15-го механизированного корпуса автотранспорта не имела вообще. Опять же в связи с тем, что не получила автомашины из народного хозяйства на момент начала боевых действий. Артиллерия дивизии состояла из восьми 76-мм орудий, шестнадцати 122-мм орудий, четырех 152-мм орудий, но средств тяги было только на один дивизион.

Что мы имеем в сухом остатке? Если подсчитывать только танки, то в 15-м механизированном корпусе было 64 КВ, 69 Т-34, 44 Т-28, 418 БТ-7, 45 Т-26. С точки зрения любителей подсчета бронеединиц, – грозная сила. Но на деле на 22 июня 1941 года 15-й мехкорпус мог обеспечить полноценной артиллерийской и пехотной поддержкой в маневренном сражении лишь небольшую часть своих танков. И не по каким-то мифическим причинам, а из-за проблем с тягачами и автотранспортом. Только часть 15-го мехкорпуса, причем меньшая, могла быть использована как полноценная боевая единица, как подвижное соединение. Да и эта часть была несовершенной по своей организационной структуре.

Еще один пример. 32-я танковая дивизия 4-го мехкорпуса небезызвестного А.А. Власова (49 КВ, 173 Т-34, 5 БТ-7, 70 Т-26) фактически осталась без артиллерии, ее командир Ефим Пушкин в своем отчете о боевых действиях дивизии написал: «…артиллерийский полк не был укомплектован тракторами и половину своей материальной части оставил на зимних квартирах, остальные орудия постепенно выходили из строя из-за технических неисправностей и поломок имеющихся в наличии тракторов». Тракторов СТЗ-5, скоростные качества которых мы обсуждали выше, было в 32-й тд 19 штук. Мотострелковый полк, как и в случае с 37-й тд 15-го МК, практически не имел автотранспорта (на 22.06 наличествовали 21 машина «ЗИС-5», 37 «ГАЗ-АА») и действовал отдельно от дивизии. «Золотое сечение» структуры танковой дивизии и рядом не лежало, дивизия не могла обеспечить действия своих танков пехотой и артиллерией, самостоятельно действовать как средство наступления или контрудара не могла. Когда дивизию привлекли для нанесения контрудара в интересах 6-го стрелкового корпуса 6-й армии, то, напоровшись на противотанковую оборону противника, она безрезультатно потеряла 15 танков. Причиной неуспеха Ефим Пушкин назвал отсутствие взаимодействия с артиллерией и пехотой. Всего же 32-я танковая дивизия в боях и маршах с 22.06.41 по 22.07.41 потеряла 37 КВ, 146 Т-34. Причем 30 % потерь пришлось на огневое воздействие противника, 50 % на брошенные из-за технических поломок машины. В 8-й танковой дивизии 4-го мехкорпуса из 50 КВ было подбито 13, из 140 Т-34 подбито 54. Уничтожено экипажами, соответственно, 25 КВ и 31 Т-34. То есть боевые потери были довольно высокие, несмотря на теоретическую «неуязвимость» КВ и Т-34.

Все эти грустные примеры я приводил с одной целью: показать, что сравнение количества танков и их качества не дает ответа на вопрос о возможности эффективных действий войск противоборствующих сторон, как это делает Владимир Богданович: «И вот после войны собирают кремлевские вожди доблестных советских маршалов, генералов, профессоров и академиков и ставят боевую задачу: доказать, что 3 тысячи гитлеровских танков – это больше, чем 24 тысячи сталинских, доказать, что Гитлер к войне был готов, а Сталин – нет». Действительно, если сравнивать брутто-количество танков, то непонятно, как могло случиться то, что случилось летом 1941 года. Нужно сравнивать механизмы ведения войны, танковые и моторизованные дивизии в целом. Давайте попробуем оценить возможности механизированных корпусов РККА не с точки зрения танков, а с точки зрения организации, и сравним их с танковыми соединениями вермахта. Добавим к традиционным колонкам численности танков на момент начала боевых действий число средств артиллерийской поддержки, автотранспорта, тракторов и мотоциклов. Первая строчка – это штатная численность.

Таблица 4

Для сравнения: в типичном армейском моторизованном корпусе немцев из двух танковых и одной моторизованной дивизий было примерно 37 тыс. человек, 360 танков, 264 миномета, 335 орудий, 6500 автомашин, 4100 мотоциклов. Это без учета корпусных частей. Советская танковая армия образца 1944 года, для сравнения, штатно могла иметь 55–56 тыс. человек, 900–950 танков и САУ, 650–700 орудий и минометов, 7600 автомашин разных типов. Реально в танковой армии образца 1944 года было около 48 тыс. человек, 450–620 танков, 98–147 САУ, 650–750 орудий и минометов, 4380–5000 грузовиков, 465–740 специальных автомашин, 163–236 легковых авто. Поражая количеством танков, механизированные корпуса 41-го заметно отставали по всем другим показателям – пехоте, артиллерии, автотранспорту. Даже если брать первую строчку таблицы, штатную численность.

Без получения автотранспорта по мобилизации, с несовершенной штатной организационной структурой танковые и моторизованные дивизии мехкорпусов второй волны формирования не могли ни эффективно наступать, ни обороняться, даже имея большое количество танков. Пресловутая неготовность выражается именно в этом. На вопрос: «Почему танковые войска РККА были не готовы к войне, имея свыше 20 тыс. танков?» – правильный ответ: «Причина номер раз. Они не имели 22.06.1941 положенных для организационных структур, объединяющих эти танки, личного состава, автомашин и тракторов. Причина номер два. Организационные структуры, объединяющие эти танки, были неэффективны». После объявления мобилизации 22.06.1941 в Вооруженные силы поступило 234 тыс. автомашин, 31,5 тыс. тракторов, но было уже поздно, да и не получили втянутые в сражения мехкорпуса положенных им автомашин в хаосе отступления. Танки кончились до прибытия автомобилей по мобилизации.

Но было бы ошибкой считать, что мобилизация решала проблему. Взмах волшебной палочки – прибытие грузовиков, и мехкорпуса становятся стальными молотами. Прибытие грузовиков от промышленности и из народного хозяйства могло улучшить подвижность частей мехкорпусов, но оно не прибавляло им мотопехоты, не приводило к «золотому сечению». Даже те соединения, которые я назвал боеспособными в качестве подвижных, страдали от несовершенства организации.

Не танки надо считать, точнее, не только и не столько танки, а пехоту, артиллерию, тракторы и грузовики. И сравнивать организационную структуру танковых дивизий и механизированных корпусов. В этой главе я не ставил задачи опровержения «главной мысли» Владимира Богдановича. Я лишь стремился показать порочность подхода В. Суворова и многих других исследователей, сравнивающих только брутто-количество танков противоборствующих сторон вместо анализа организационных структур, объединяющих эти танки в механизмы ведения войны.

Глава 8
Оборонительная промышленность

В этой главе речь пойдет о боеприпасах. Больше всего меня лично убивают в трудах Владимира Богдановича постоянные апелляции к бытовой логике. Например, история с боеприпасами на грунте. Цитирую («День М»):

«В апреле 1941 года из Главного артиллерийского управления Красной Армии поступило распоряжение: продукцию Наркомата боеприпасов вывозить к западным государственным границам и выкладывать на грунт.

Спросите у фронтовиков, что это означает.

Кремлевско-лубянские историки вынуждены признать, что Сталин готовил агрессию, Сталин готовил порабощение Европы. Но, говорят они, Сталин мог совершить агрессию только в 1942 году. Давайте спросим у этих историков, можно ли оставить под открытым небом на осенние дожди, на снежную зиму и на весеннюю грязь некоторое количество боеприпасов, скажем, пятьсот тысяч тонн? Этого делать нельзя. Нам это понятно. Так неужели Сталин был глупее нас?

Выкладка боеприпасов на грунт в 1941 году означала решение начать войну в 1941 году. И никакого иного толкования этому факту не придумать». (Выделенный текст напечатан жирным шрифтом в оригинале. – А.И.)

Выкладка боеприпасов на грунт – это стандартная процедура хранения. Склады бывают или открытые, или подземные. Подземные очень дорогие. Открытые дешевле, и при окружении их земляным валом допускается их нахождение до 800 м от населенного пункта. Что, впрочем, подтверждается случаями взрывов на складах, которые происходили в 90-х годах. Например, взрыв склада Тихоокеанского флота во Владивостоке в 1994 году. Комиссия ругалась – нельзя, дескать, было хранить боеприпасы разных лет выпуска на грунте без навеса. Обратите внимание на слова «без навеса». Наверное, готовили «освобождение» Японии. Или возьмем более свежие события, взрыв на складе под Екатеринбургом в июне 2001 года, когда взрыв вызвало попадание молнии. Просто процитирую одно из сообщений информационных агентств: «По официальной версии, озвученной представителями Министерства обороны России, на расположенном в районе данного населенного пункта складе инженерных войск по причине удара молнии произошло воспламенение, а затем взрыв расположенных на открытом воздухе боеприпасов». По логике Владимира Богдановича, выкладывание боеприпасов на грунт означало твердое решение начать войну в 2001 году. Осталось догадаться, кого собирались «освобождать».

В. Суворов, видимо, забыл, что события происходили в веке XX, а не во времена отсыревания пороха на полках кремневых ружей. Техника, в том числе конструкция боеприпасов, совершенствовалась, и устойчивость боеприпасов была в 40-х годах значительно выше, чем во времена перехода А.В. Суворова через Альпы. Было бы ошибкой считать, что боеприпасы на грунт выкладывались так же, как они складываются на огневой позиции, то есть не в стандартной заводской укупорке, а рядком на брезент. Стандартная упаковка снарядов и мин – это прочные деревянные ящики с ложементами под боеприпасы. Например, снаряды к одному из самых распространенных орудий РККА, 122-мм гаубице М-30 образца 1938 года, упакованы по два выстрела в ящик, в каждом ящике два снаряда и две гильзы с зарядом. Масса ящика с двумя снарядами 75 кг. Сами снаряды вместо применявшейся ранее осалки (покрывание снаряда слоем пушечного сала) для защиты от коррозии в 30-е стали красить в защитный или серый цвет двумя слоями масляной краски. Помимо этого, снаряды часто покрывали обычной смазкой, практиковалось даже заворачивание их в промасленную бумагу. Гильзы зарядов гаубицы раздельного заряжания имеют две крышки, одна так называемая нормальная, а вторая усиленная. Усиленная крышка вставляется в гильзу и заливается сверху расплавленным герметизирующим составом (определенный сорт смазки), который затем застывает и превращает открытую сверху гильзу гаубичного выстрела в герметичный контейнер для порохового заряда. Перед стрельбой усиленную крышку вынимают, а нормальная крышка выполняет функцию обтюратора при выстреле, то есть препятствует прорыву пороховых газов вперед, в пространство перед снарядом в процессе его движения по стволу. Патроны упаковывались еще надежнее, запаивались в цинковые коробки и укладывались в деревянные ящики. В такой таре боеприпасы вполне возможно было хранить под навесом на открытом воздухе. Под ящиками обычно сооружался настил, препятствующий контакту ящиков боеприпасов с грунтом. Так что «на грунт» не стоит воспринимать буквально. Конечно, если сваливать ящики в лужу или не делать навес, то самая надежная упаковка может не спасти и привести к ржавчине, окислению гильз. Некий процент боеприпасов при хранении на открытых складах неизбежно портился, идеальной «защиты от дурака» не бывает. Если снаряды не доводили до ужасающего состояния, а для этого нужно было сильно постараться, то никаких проблем не возникало. Налет ржавчины, зеленые разводы окислов на гильзах протирали промасленной ветошью и заряжали такими выстрелами орудия. Простота и дешевизна открытого способа хранения искупала неизбежные потери из-за разгильдяйства исполнителей.

Тезисы Владимира Богдановича и приводимые им цитаты мало того что высвечивают его непрофессионализм в вопросах снабжения войск, но и зачастую просто рассчитаны на наивность читателя: «Но перед наступлением боеприпасы размещают на подвижном транспорте, это очень дорого и опасно…» «Юго-Западный фронт только на небольшой станции Калиновка имел 1500 вагонов с боеприпасами». (Куманев Г.А. Советские железнодорожники в годы Великой Отечественной войны (1941–1945). С. 36.)» Станция Калиновка – это глубокий тыл, 400 км от границы. Ну кто из читателей возьмет карту Украины и станет на ней разыскивать станцию Калиновка?

Таким образом, расположение не за Уралом, а в 50–200 км от границы складов армейского, окружного (фронтового) уровня было вполне оправданным, такое их размещение есть следствие необходимости бесперебойного обеспечения потребностей войск. Удлинение плеча подвоза неизбежно вызвало бы перебои в снабжении.

Более того, если не ставить задачу подбора цитат определенного содержания, то можно найти в литературе о войне и такие слова: «Из-за недостатка складских помещений в западных военных округах половина их запасов боеприпасов хранилась на территории внутренних военных округов, при этом треть – на удалении 500–700 км от границы. От 40 до 90 % запасов горючего западных военных округов хранилось на складах Московского, Орловского и Харьковского военных округов, а также на гражданских нефтебазах в глубине страны». (Великая Отечественная война 1941–1945. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 109.) В приложении к тому же Западному особому округу есть известный факт, что его топливные запасы были в Майкопе. То есть, напротив, значительная часть запасов находилась вдали от границ. Еще более интересная картина наблюдается, если мы попробуем узнать, гда находились склады центрального подчинения стратегического значения. Если запасы первых трех уровней располагались в соответствии с плотностями войск (в западных округах больше, во внутренних – меньше), то склады центрального подчинения в основном находились в Московском военном округе (24 из 41), на втором месте – Приволжский военный округ (5 из 41). 29 складов из 41 расположены далеко от границы. То есть склады стратегического значения к границам не выносились. Проценты потерь очень часто приводятся по одному – двум – трем из первых уровней, что дает катастрофическую картину.

Вот в ДСП издании «Артиллерия в оборонительных операциях ВОВ» (М.: Воениздат, 1961) есть цифры полных потерь и РАСХОДА снарядов за июнь – декабрь 1941 г. Цифры такие:

45-мм снарядов – 7,130 тыс. – или 28 % от наличия на 22.6.41;

76-мм снарядов – 7,777 тыс. – или 30 % от наличия на 22.6.41;

122–203-мм снарядов – 3,900 тыс. – или 31 % от наличия на 22.06.41;

50–120-мм мин – 4,744 тыс. – или 35 % от наличия на 22.6.41;

зенит. снарядов – 7.360 тыс. – или 35 % от наличия на 22.6.41.

Примерно половина этого количества – расход в боях, остальное – потери. В среднем потери и расход превысили поступление в 1941 в 1,7 раза. Как можно видеть, до истощения складов было далеко, потеряно и израсходовано было в среднем 30 % запасов. Справедливости ради нужно отметить, что часть из складских запасов представляла сомнительную боевую ценность, например, многочисленные шрапнельные выстрелы к 76-мм «трехдюймовкам» русского и французского производства, оставшиеся от царя-батюшки. Но 45-мм снарядов, 50–120-мм мин во времена Николая Александровича не было. Цифры, согласитесь, достаточно красноречивые.

В том же духе, рассчитывая на то, что читатель не станет дотошно проверять каждый факт, В. Суворов строит рассказ о промышленности боеприпасов. Цитирую: «Вопрос о размещении промышленности боеприпасов – это вопрос о характере будущей войны. Если Сталин намерен вести святую оборонительную войну, если он намерен удерживать свои рубежи, то в этом случае новые заводы боеприпасов надо размещать за Волгой. Там они будут в полной безопасности – танки противника туда не дойдут, и самолеты не долетят». И далее читателя нежно подталкивают к нужному выводу: «Идеальной является ситуация, когда заводы находятся у границ. В этом случае эшелон гнать не много дней через всю страну, а несколько часов». Заметим, что конкретное местоположение пороховых заводов Владимир Богданович не указывает. Как известно, из восьми пороховых заводов пироксилинового пороха на восток пришлось эвакуировать пять. Где же располагались заводы, которые пришлось эвакуировать? Во-первых, это основанный в 1765 году Шосткинский завод, который известен большинству читателей по производству кинопленки. Многие помнят кадр, идущий после заставки «Конец фильма»: «Фильм снят на пленке Шосткинского производственного объединения «Свема». В наркомате боеприпасов Шосткинский завод были известен как пороховой завод № 9. Второй завод, который пришлось эвакуировать, это Охтинский. Завод тоже был основан задолго до 1917 года. Датой основания Охтинского порохового завода считается 13 июля 1715 года, когда начальник русской артиллерии генерал-фельдцейхмейстер Я.В. Брюс обратился в городскую канцелярию с просьбой прислать ему мельников – малороссов, «которые по гребле ходят и плотины делать умеют… к пороховым мельницам». Третий эвакуируемый завод, Шлиссельбургский, помоложе, но тоже ведет свою историю с времен царя-батюшки. Он был построен в конце XIX века, по итогам войны 1877–1878 годов, когда выявилась недостаточная мощность заводов, которые производили боеприпасы для русской армии. Предприятий постройки 30-х годов было эвакуировано два. Это завод № 100, расположенный в городе Алексин Тульской области, и завод № 101 в г. Каменск Ростовской области. Строительство того и другого завода было начато в 1934 году, решение о строительстве было принято в ноябре 1933 года. Думаю, что даже без карты понятно, какое расстояние отделяет Тульскую и Ростовскую области от границы. Какие заводы избежали эвакуации? Не был эвакуирован завод № 40 в Казани, ведущий свою историю с XVIII века. История Казанского порохового завода связана с посещением казанского края императрицей Екатериной II, по именному указу которой на правом берегу реки Казанки, всего в семи верстах от города, напротив Зилантова монастыря, к лету 1786 года был заложен Казанский пороховой завод. Не был эвакуирован и один из заводов пироксилинового пороха новой постройки, завод № 392 в городе Кемерово. Получается, что из пяти эвакуированных три завода – это заводы постройки царских времен, построенные, очевидно, не из соображений близости к границе. Два завода новой постройки тоже находятся весьма далеко от западной границы СССР. Из оставшихся на своем месте заводов один старой постройки, Казанский, и один новой, Кемеровский. Если кого и стоит винить в неудачном расположении заводов, то скорее русских царей. Реально, конечно, никакого злого умысла в расположении пороховых заводов не было. Можно лишь отметить некоторую скученность заводов пороховой промышленности в районе Ленинграда. Но при чем тут западная граница? Характерный пример: пороховой завод № 100 был освобожден уже 17 декабря 1941 (!!!) года. Где проходила линия фронта в декабре 1941-го, мы знаем – на подступах к Москве.