Текст книги "Кластер Войвод. Третье правило крови"

Алексей Калугин
Кластер Войвод. Третье правило крови

© Калугин А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Глава 1

Мрак поглотил мир. Густой, как кисель. И тяжелый, как свинец.

Казалось, из-за этого каждое движение требует дополнительных усилий.

Рука медленно шла вверх, затем так же медленно совершала круговое движение в сторону и, наконец, плавно опускалась вниз.

Полшага вместо шага.

Стопа скользит по тихо шуршащей траве, над самой землей.

Если шагать быстрее, можно споткнуться и упасть. Запросто.

Или того хуже – напороться на ветку.

Если есть желание остаться без глаза – прогуляйтесь темной ночью по лесу.

Хотя такой темноты даже безлунной ночью не бывает.

Звезд на небе – и то не видно.

Одно слово – Усопье.

Два – Усопшие Земли.

А светляки где?

Где, спрашивается, светляки, которые обязаны порхать вокруг кустов темной ночью, чтобы хоть так порадовать заплутавшего путника?

Виир Хамерхаузен отвел в сторону пойманную на ощупь ветку и крепче сжал руку Регины. Так они заранее договорились, чтобы не говорить попусту.

Они прятались в темноте. А тот, кто прячется, должен хранить молчание.

Почувствовав, что Регина перехватила ветку, Виир отпустил ее.

Выбитое плечо все еще болело, но уже не так сильно, как прежде. С ноющей болью можно было смириться. К ней даже можно было привыкнуть. Настолько, что перестать обращать на нее внимание.

А вот со страхом ничего невозможно было поделать.

По-счастью, это был не панический ужас, лишающий рассудка, и не липкая жуть, склеивающая члены, а вполне оправданный, можно даже сказать, рациональный страх, заставляющий оставаться предельно внимательным и собранным.

Главное – не расслабляться.

Ни на минуту.

Ни на миг.

Темной ночью они шли по Усопшим Землям. Из оружия у них имелся только Регинин пистолет и выкидной нож, что лежал в кармане Хамерхаузена.

Фонаря, и того у них не было.

Впрочем, включать фонарь все равно было опасно. Яркий свет привлекал местную живность, чье поведение отличалось не только предельным любопытством, но и крайней агрессивностью. Как будто все они неделю ничего не жрали и теперь готовы были наброситься на все, что кажется хотя бы мало-мальски съедобным.

Например, на пару рамонов, которых занесло сюда не просто по воле случая, а по самому невероятному стечению обстоятельств.

Хотя, с другой стороны, это можно было назвать и чудом. Потому что на самом-то деле они должны были быть мертвы. Гравитационные мины разрывают в клочья все, что оказывается в зоне их поражения.

Им повезло.

Повезло?

Ну, да, чертовски повезло!

Возле самого кордона айвур подкинул вверх квад, в котором они находились, и это снизило поражающий эффект гравитационной мины. Квад крепко покорежило. Айвура разорвало на куски. А Хамерхаузен с Региной оказались по другую сторону кордона – в Усопших Землях.

Прогулка по Усопью вовсе не входила в их планы. Они были к ней не готовы. Но вернуться назад они не могли.

Оставаться возле горящего остова квада было смерти подобно. На свет огня и запах горелой резины живенько начали сползаться местные твари, одна другой противнее. Единственным шансом на спасение оставалась попытка затаиться в темноте. С тем чтобы, когда рассветет, вернуться к кордону в надежде, что спутники станут их искать и, может быть, задержатся до утра. Все вместе они придумают, как им пересечь кордон в обратном направлении. Валтору ведь это удалось. Правда, как именно, Прей так и не рассказал. Ну, да ладно, не один же он такой башковитый.

Вот только для того, чтобы вернуться туда, где лежал сгоревший квад, нужно было сначала дожить до рассвета. А что-то подсказывало Вииру, что сделать это будет совсем не просто. То, что до сих пор они не столкнулись нос к носу ни с одним из обитателей Усопших Земель, многие из которых наверняка ориентировались в темноте гораздо лучше людей, ровным счетом ничего не значило. Хищник мог неслышно следовать за ними по пятам, выбирая момент для нападения. Или, затаившись, ждать, когда они сами к нему придут. Смерть в Усопье не должна была красться на двух или четырех ногах. Она могла упасть сверху и даже вырасти из-под земли. В общем, вариантов сгинуть предоставлялось много. Гораздо больше, чем шансов на спасение.

Но пока они еще были живы. А значит, игра в прятки со смертью продолжалась.

Вывернувшаяся из руки ветка хлестнула рамона по лицу. Хамерхаузен невольно подался назад и что-то тихо прошипел сквозь сжатые зубы.

Из темноты послышалось ответное шипение. Тихое, но вполне отчетливое.

Хамерхаузен замер.

Затаился.

Попытался представить, будто он вообще перестал существовать.

Кто-то из старых рамонов рассказывал, что дикие звери реагируют на некие биотоки, излучаемые мозгом. Если ты сам сумеешь убедить себя в том, что ты мертв, то и зверь в это поверит. А падалью хищники не питаются.

Хотя не исключено, что это только рамонская байка. Хамерхаузен ни разу не встречал человека, которому действительно удалось таким образом обмануть зверя. Пусть даже обычную домашнюю кошку.

Шипение послышалось снова.

Но откуда оно доносилось? Хамерхаузену вновь не удалось определить направление.

Должно быть, виной всему была темнота, будто обволакивающая тело рамона и полностью дезориентирующая его. Хамерхаузен сам себе казался похожим на хрупкую стеклянную вещицу, обложенную плотным слоем ваты и убранную в коробку. Где про нее могли и вовсе забыть. Как можно было понять, откуда доносится шипение, если он не мог определиться даже с собственным местоположением в пространстве.

Где тут верх, а где низ?

Где земля, а где небо?

Сколько им еще суждено было пройти до того, как затаившийся во мраке хищник бросится на них, чтобы сомкнуть зубы на горле?

Хотя почему именно хищник?

Придерживая в темноте ветки руками, он запросто мог схватить вместе с веткой ядовитую змею.

Или огромная сколопендра могла упасть за шиворот.

Хамерхаузен невольно поморщился – мерзость-то какая!

Стать твою, куда они вообще направляются?

Регина, наверное, думает, что Хамерхаузен знает ответ хотя бы на этот вопрос.

Но нет, он тоже не в курсе.

Если бы не проклятущая темнота!..

Снова шипение.

Зловещее, как щелчок взведенного курка.

А затем – негромкий стрекочущий звук. Как будто кто-то несколько раз резко встряхнул пустую, высохшую тыкву, внутри которой труха и семечки.

– Отпусти мою руку, – шепотом произнесла Регина, едва не касаясь губами уха Виира. – Ты делаешь мне больно.

Не замечая того, Хамерхаузен все крепче сжимал руку девушки.

– Извини. – Виир ослабил хватку.

– Почему мы стоим?

Хороший вопрос, твердь твою!

Хамерхаузен и сам не отказался бы узнать на него ответ.

– Тебе страшно?

С чего это она взяла?

Да что вообще себе позволяет эта рыжая!

Хочет сказать, что ей все абсолютно побоку: мрак, хищные звери, зловещее шипение?..

Усопье, суть его!

– Ты слышишь?

– Что?

– Шипение.

– Да.

Она произнесла это «да» таким обыденным тоном, как будто в доносящихся из темноты зловещих звуках не было ничего необычного. Как будто это были самые естественные ночные звуки вроде комариного писка.

– Тебе это не кажется… странным?

– Почему?

– Ну, не знаю…

Что рыжая по-настоящему умела, так это ставить своими вопросами собеседника в тупик. Как к глухой стенке для расстрела. Разве что только глаза не завязывала. Хотя какой смысл делать это в темноте?

– Ты знаешь, что это такое?

– Стать твою, – не сдержался Хамерхаузен, – откуда, по-твоему, я могу это знать? Ты думаешь, я каждое воскресенье выезжаю в Усопье на пикник?

– Не шуми, – строгим голосом осадила его Регина.

– Не доставай меня.

– Ты рамон или кто?

– У тебя есть причины для сомнений?

– Рамон не станет париться из-за ерунды.

– Из-за какой ерунды?

– Да из-за всякой.

– Послушай-ка, детка. – Хамерхаузен повернулся к Регине лицом, хотя в поглотившей их темноте лица девушки все равно не было видно. – Или ты перестаешь язвить по любому поводу, или…

– Я тебе не детка.

– Но ты и не рамон.

– Я спасла тебя от черного мешка со щупальцами.

– А я вытащил тебя из пасти плотоядного цветка.

Словесная перепалка не становилась менее яростной от того, что велась едва слышным полушепотом. Хотя со стороны это, наверное, выглядело забавно. Если б было кому смотреть.

– Разбежимся в разные стороны?

– Зачем?

– Посмотрим, кто доживет до рассвета.

– Ты чокнутая.

– Да. И что с того?

Хамерхаузену было что ответить, но прежде, чем он успел произнести хоть слово, что-то коснулось его плеча.

– Убери руку, – ненавидяще прошипел Виир.

– Какую?

– Левую.

За правую он ее держал.

Раздался негромкий щелчок пальцев.

– Вот она!

Хамерхаузен замер, боясь пошевелиться.

Воображение уже нарисовало предельно жуткую картину происходящего.

– Тогда что лежит у меня на плече?

Это могла быть огромная змея, готовая обвиться вокруг шеи. Или щупальце гигантского осьминога.

Осьминоги живут в воде?

Да что вы говорите!

А это сухопутный, может быть, даже древесный осьминог!

Рухнувшие небеса! Это ведь Усопшие Земли!

– Не знаю, – с невозмутимым спокойствием ответила на рыжая. – Хочешь, чтобы я проверила?

– Не трогай! – едва не в полный голос воскликнул рамон.

– А что такого?

Регина прикидывалась или на самом деле не понимала, насколько опасно их положение?

Виир снова услышал знакомое шипение. На этот раз можно было не гадать, откуда оно доносится – звук раздался возле правого уха.

– Это ты шипишь? – спросила Регина.

– Нет.

– Тогда… Виир…

– Да?

– У тебя на плече что-то светится.

Осторожно, не поворачивая головы, Хамерхаузен попытался скосить взгляд, чтобы увидеть то, о чем говорила Регина.

– Ничего не вижу.

– Хочешь сказать, что я вру?

– Я просто сказал, что ничего не вижу.

– Ну, знаешь, чтобы не увидеть это, нужно быть слепым.

Хамерхаузен стиснул зубы. Он все же решил не поворачивать голову. Тот, кто сидел у него на плече, пока вел себя спокойно. Но мог среагировать на движение. Виир вовсе не хотел, чтобы его укусили за щеку или за нос.

– Что там?

– Красный крест.

– Что?

– Крест красного цвета. Что непонятно?

– Он лежит у меня на плече?

– Если бы я еще видела твое плечо… Я вижу только красный крест в кромешной тьме.

Светящийся красный крест в темноте – это здорово отдавало совсем уж несусветной дичью. Хамерхаузен даже думать не хотел о том, что у Регины что-то там не в порядке с головой. Но временное помутнение разума – такое ведь с каждым может случиться. Рыжую не так давно чуть было не съел плотоядный цветок. Хамерхаузен вытащил ее буквально из пасти этой твари, всю, с ног до головы перемазанную мерзко слизью. Шок, потеря ориентации в пространстве – после такого можно не только светящийся крест в темноте увидеть.

А что, если и он сам…

Хамерхаузен начал медленно поворачивать голову.

Со стороны плеча вновь раздалось шипение. На этот раз отчетливое и громкое, похожее на предупреждение.

И тут Виир почувствовал, что его переполняет уже не страх и даже не досада, которая какое-то время была спутницей страха, а злость. Самая настоящая злость. Злость на этот лес, по которому они тащились незнамо куда, на темноту, из-за которой невозможно было сориентироваться, на всех этих тварей, ползающих, прыгающих и летающих, что прятались в темноте и издавали пугающие звуки, потому что в темноте, стать твою, все звуки звучат пугающе! Злость на Регину, в которую будто вселился бес противоречия, из-за чего с ней ни о чем невозможно был спокойно договориться. Злость на себя самого за тот страх, что превратил его в параноика, прячущегося от себя самого в углу за комодом.

Хамерхаузен выпустил руку Регины – Вииир! – и быстро провел ладонью по правому плечу, чтобы наконец убедить себя в том, что там ничего нет, кроме его собственных фантазий.

Тварь, сидевшая на плече, оказалась размером с белку. Но шкура у нее была голая и влажная. Она даже не пыталась удержаться на занятом месте. Но перед тем, как упасть, цапнула рамона за мизинец.

Зубы у нее были мелкие и острые, как иголки. Виир невольно вскрикнул от боли. А в следующую секунду он почувствовал страшную, обжигающую боль, как будто в кровеносные сосуды всей кисти ему впрыснули крутой кипяток.

Боль быстро поднялась до локтя.

А затем рука онемела.

Боли не было. Но руку ниже локтя Хамерхаузен не чувствовал.

– Виир?.. Ты здесь?

– Ну, а где еще я могу быть? – раздраженно буркнул в ответ Хамерхаузен.

– Почему ты отпустил мою руку? – Рамон почувствовал, как пальцы девушки коснулись его груди. – Виир?..

Она была не напугана, а лишь недовольна тем, что происходит что-то, чего не было в ее собственных планах.

Хотя какие у нее могли быть планы?

У них обоих был один план – выжить.

Выжить любой ценой.

Хотя, если подумать, стоило ли оно того? Ну, в смысле, борьба за существование и прочая дребедень.

Чему равнялись их шансы на выживание?

Смог ли хоть кто-то выжить в Усопших Землях?

Помимо Валтора Прея, разумеется.

Валтор – это особая статья. У этого рамона вообще потрясающие способности к выживанию в любых, самых нечеловеческих условиях. Если бы не он, в Кластере Джерба сейчас уже не осталось бы ни одного живого человека. Зато мертвецов было бы полным-полно.

Да уж, Валтор Прей – это что-то.

К тому же спутником Валтора во время его путешествия по Усопшим Землям был андроид Иона. Который тоже парень не промах.

А Хамерхаузену приходилось довольствоваться обществом вздорной рыжей девицы, возомнившей себя рамоном.

– Где твоя рука, Виир?

Правой рукой Хамерхаузен ощупал левое предплечье.

На ощупь левая рука была как обычно. Температура кожи нормальная, мышцы не сведены судорогой. Но при этом ниже локтя рука ничего не чувствовала. Наверное, даже если бы он вогнал в нее нож, то все равно не почувствовал бы боли. А вот выбитое плечо по-прежнему ныло.

Хамерхаузен поймал в темноте руку Регины и прижал ее к ладони парализованной руки. Здоровая рука была нужна ему, чтобы ловить ветки в темноте.

– Держись крепче.

Разумеется, Регина не смогла оставить без внимания подобное замечание.

– В каком смысле? – тут же переспросила она.

Хамерхаузен был к этому готов и легко проигнорировал бессмысленный вопрос.

– Ты все еще видишь крест? – спросил он сам.

– Ну, разумеется. Когда его не скрывает твой силуэт.

Ага, выходит, крест все-таки за ним, а не на нем.

– Он ближе или дальше, чем был прежде?

– А ты не можешь сам посмотреть?

Хамерхаузен был уверен, что светящийся крест существует только в воображении рыжей. Но ему было совсем не трудно, он повернул голову и посмотрел себе за спину.

Позади него в кромешной тьме отчетливо светился красный крест.

Все четыре его конца имели примерно одинаковую длину. Крест казался размером со спичечный коробок. Но об истинных его размерах судить было сложно. Вернее – невозможно. Рядом, да и вообще нигде, не было никаких ориентиров. Ничего, с чем можно было бы сравнить размеры креста. Или определить расстояние до него. С равной степенью вероятности крест мог опираться на кончик носа рамона или находиться за сотни метров отсюда. Соответственно, и размеры его могли варьироваться от незначительных до огромных.

Что представлял собой светящийся красный крест, Виир даже думать не хотел. Это могла быть россыпь гнилушек, которые облюбовали светящиеся микроорганизмы. Мог быть светящийся лишайник на стволе дерева. Точно так же крест мог оказаться светящимся фрагментом рисунка на теле какого-нибудь местного упыря.

А может, это все же была фантазия Регины, которую она навязала Вииру? Так, что он теперь воспринимал ее как свою?

– Я хочу есть, – неожиданно и, как всегда, совершенно не к месту заявила Регина.

Крест качнулся из стороны в сторону с амплитудой в тридцать-сорок градусов. Вслед за тем из темноты раздался хриплый, чуть приглушенный, будто сдавленный, утробный рык.

И это уже точно была не галлюцинация.

Глава 2

Крест снова качнулся из стороны в сторону и как будто немного приблизился.

Рык повторился. Протяжный, утробный.

Подобные звуки мог издавать только крупный хищник. Причем чем-то очень сильно недовольный. Или же расстроенный. Что принципиально ситуацию не меняло.

– Виир…

Голос Регины наконец-то сделался испуганным.

Можно было позлорадствовать по этому поводу. Но настроение было не то.

– Представь себя мертвой, – едва слышно произнес Хамерхаузен.

– Что? – Регине показалось, что она ослышалась или неправильно поняла слова спутника.

– Представь, что ты мертва.

Хамерхаузен чувствовал, как его спину буравит взгляд невидимого в темноте хищника.

Почему он все еще не прыгает?

Хамерхаузен закрыл глаза, хотя в этом не было никакого смысла, и изо всех сил попытался представить себя куском гнилой, разлагающейся плоти.

– Зачем? – спросила Регина.

– Ты можешь не задавать вопросов? Просто сделай то, что тебе говорят.

– Ты с ума сошел, Виир?

В темноте гулко ухнула ночная птица.

Хамерхаузен потянул носом воздух. Пахло сыростью, какой-то прелью, грибами и мхом.

– Мы не можем от него убежать.

Какое уж тут бежать, не видя ничего вокруг. Они смогут сделать три-четыре шага, не больше. После чего кто-нибудь непременно влепится лбом в дерево. И – все. Единственный их шанс – прикинуться мертвыми. Слабенький, конечно, шансик, но все же лучше, чем ничего.

– От кого?

– От этой твари с красной меткой.

– Ты любишь кино про зомби?

Да, сейчас, конечно, самое время поговорить о кино! Это еще вопрос, кто из них двоих свихнулся.

Из темноты вновь раздался рык. Медленный, растянутый, как будто ленивый. Или – из последних сил. Со странным влажным причмокиванием в конце.

– Так рычат зомби, – таинственным полушепотом сообщила Регина.

Хамерхаузен был безмерно рад, что рыжая не могла видеть выражение, появившееся у него на лице.

– Ты совсем спятила?

Он произнес это не с осуждением. Скорее с сочувствием.

– Да? – Регина и не думала отказываться от своей безумной идеи. – А почему он так медленно двигается?

– Может быть, это какой-нибудь гигантский слизень, – предположил Хамерхаузен.

Идея со слизнем, разумеется, тоже была высосана из пальца и явно не тянула на всеобъемлющее объяснение происходящего. Но все же слизень был лучше, чем зомби. И, в соответствии с принципом Оккама, вполне имел право на существование.

– Слизень, – только и сказала Регина.

Но произнесла она это так, что Вииру сразу стало ясно – она считает его идиотом.

Из темноты раздался тяжелый, протяжный вздох.

– Это тоже слизень? – насмешливо осведомилась Регина. – Идем!

Рыжая схватила Хамерхаузена под руку и потащила за собой.

Насколько мог определить Виир, двигались они теперь в направлении, перпендикулярном тому, что выбрали прежде.

Собственно, им было все равно куда идти. Не зная местности, они двигались наобум. Но все же рамону было любопытно, с чего вдруг Регина решила свернуть? Или она все делала, не думая?

– Послушай… – начал Хамерхаузен.

– Не сейчас, – оборвала его Регина.

– Я только хотел спросить…

– Не время.

– Мы уже оторвались от этого… зомби.

Регина, не останавливаясь, посмотрела назад.

Там была только темнота. Красный крест пропал.

– Вот видишь, значит, я была права!

– Насчет чего?

Хамерхаузен ладонью прихлопнул впившегося в шею москита.

– Это был зомби!

– Ну… Я просто так сказал про зомби.

– При чем тут ты? Мы свернули в сторону, а зомби продолжил идти в том же направлении, что и прежде. У этих тварей нет мозгов, поэтому соображают они туго. Пройдет какое-то время, пока он поймет, что оплошал.

– Это ты в кино видела?

Хамерхаузен даже не пытался скрыть иронию.

– По-моему, это очевидно. Если у существа нет мозгов, оно не в состоянии сопоставлять факты и делать выводы.

– Существо без мозгов не может оставаться живым.

– Так зомби – они же мертвецы.

– Мертвецы не могут ходить.

– Зомби – это живые мертвецы.

Хамерхаузен безнадежно цокнул языком. Продолжать разговор в том же духе было бессмысленно. Все мысли и суждения рыжей подчинялись какой-то своей, весьма своеобразной логике, постичь даже самые основы которой Виир был не в состоянии. Наверное, потому, что у него-то как раз мозги были в порядке.

Регина вдруг пронзительно взвизгнула.

– О, боже мой!

Голос у нее при этом был такой, что Хамерхаузена всего аж передернуло. Рамон даже подумать боялся, что могло случиться с человеком, который так визжал.

– Регина…

Хамерхаузен провел ладонью правой руки по предплечью левой, которая все еще ничего не чувствовала. Руки девушки не было. Но она была совсем рядом – Виир отчетливо слышал ее срывающееся дыхание.

– Что случилось?

– Я вляпалась в паутину, – плачущим голосом сообщила рыжая.

– Что? – Виир не поверил услышанному.

– Прямо лицом… Огромная такая паутина… Гадкая!

– И это все?

– А что, я должна была при этом еще трахнуться лбом о ветку и наступить обеими ногами в дерьмо? – обиженно и зло отозвалась Регина.

– Слушай, это не смертельно, – попытался утешить ее Хамерхаузен.

– Зато – мерзко! Мерзко! Мерзко!..

Хамерхаузен не видел, но чувствовал, как с каждым новым выкриком Регина нервно проводит пальцами по лицу, пытаясь содрать налипшую паутину. Виир прекрасно знал, каково это – вляпаться лицом в заботливо сотканную пауком ловушку. Хотя она предназначается и не для тебя, ощущение на самом деле неприятное. Но в то же время не настолько, чтобы устраивать по этому поводу истерику.

Рамон снова хлопнул себя ладонью по шее. Москиты становились все более надоедливыми.

– Слушай, а тебя москиты не кусают?

Пауза.

Затем злобный, шипящий полушепот:

– При чем тут москиты?

– Ну, мне они просто покоя не дают.

– Москиты? Да? А у меня все лицо в паутине!

– Да будет тебе, – снова попытался успокоить девушку Хамерхаузен. Душа у рамона была добрая. И ему действительно было жалко Регину. – Все равно ведь никто не видит.

Должно быть, он сказал что-то не то. Или – не так. Потому что Регина издала вдруг звук, похожий на рык неизвестного существа, помеченного красным светящимся крестом.

– Хочешь сказать, что ты меня ненавидишь? – догадался Виир.

В ответ он готов был услышать все, что угодно, только не то, что прозвучало из темноты.

Регина засмеялась.

Виир Хамерхаузен ничего не сказал.

Но про себя подумал, что если им все же удастся выбраться живыми из этой передряги, он больше никогда, ни разу в жизни не сядет в один квад с женщиной.

Особенно если она рыжая.