Текст книги "Игра в реальность"

Парень, державший в руках прибор, коротко кивнул. Двое других распахнули двери, и вся команда вошла в магазин.

– Наверх, – негромко произнес я и быстро зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж магазина.

К счастью, на первом этаже было много народу, и нам с Витькой удалось добраться до лестницы, проскочив буквально под носом преследователей.

Когда мы поднялись на половину лестничного пролета, я оглянулся.

Парни в серых костюмах стояли квадратом, спина к спине. Им было известно, что мы где-то рядом, и они всматривались в лица заполнявших торговый зал покупателей, пытаясь отыскать нас.

Один из парней медленно поднял взгляд.

Я побежал вверх по лестнице, надеясь скрыться за поворотом прежде, чем он меня заметит. Но именно этого мне делать и не следовало. Парень тотчас же обратил внимание на слишком быстро перемещающегося человека и, вскинув руку, указал на меня своим приятелям. Вся четверка устремилась к лестнице.

Мы с Витькой бежали через торговый зал второго этажа, рассчитывая добраться до лестницы в противоположном конце зала и покинуть магазин через другой выход. На улице у нас было бы куда больше шансов уйти от преследователей.

Посетителей на втором этаже было не меньше, чем на первом, но если внизу толпа помогла нам оторваться от серо-стальной четверки, то теперь она превратилась в помеху, замедляя движение. Мы не успели добраться даже до середины торгового зала, когда парни из команды Одиссея, взбежав на второй этаж, быстро отыскали нас среди посетителей и начали пробираться через толпу следом за нами. Нужно отдать им должное, получалось это у них куда лучше, чем у нас с Витькой. Мы, прокладывая себе путь, довольно грубо расталкивали людей, которые недовольно оглядывались на нас, что-то кричали вслед, а то и пытались намеренно задержать. Парни же в серо-стальных костюмах просачивались сквозь толпу, не создавая вокруг себя турбулентных потоков.

Я был близок к отчаянию, когда Витька внезапно запрыгнул на выставочный экземпляр розового унитаза и заорал на весь магазин:

– У него пистолет! Смотрите! У него пистолет!

Имея огромный опыт в рассказывании неправдоподобных историй, Витька знал, как наилучшим образом воздействовать на слушателя, чтобы заставить его если и не поверить, то хотя бы проникнуться сочувствием к рассказчику. Когда же на него нисходило вдохновение, он бывал чертовски убедительным.

Толпа мгновенно пришла в движение. Никто не мог ничего понять, но всех одновременно охватило паническое настроение. С разных сторон послышались крики. Посетители, находившиеся ближе к лестницам, побежали вниз, рассчитывая добраться до выхода прежде, чем в магазине начнется стрельба. Качнувшись из стороны в сторону, толпа в центре зала сделалась плотнее. Живая человеческая стихия, поглотив, растворила в себе парней из команды Одиссея.

– Ну как? – спросил, спрыгнув с унитаза, Витька.

– Это было твое лучшее выступление, – честно признался я. – Еще чуть-чуть, и я сам бы тебе поверил.

Поток людей, стремящихся покинуть магазин, подхватил нас с Витькой и понес к лестнице. Нам уже не приходилось прилагать никаких усилий для того, чтобы двигаться в нужном направлении. Оставалось только следить за тем, чтобы не споткнуться. Падение под ноги неуправляемой толпы могло закончиться трагически. А еще я старался не потерять коробку с телефоном, прижимая ее обеими руками к груди.

Мы находились всего в нескольких метрах от выхода, когда внезапно словно бы провалились в серебристый туман.

Странное и в высшей степени неприятное ощущение падения в никуда длилось всего одно мгновение. Но когда мы вновь вернулись в реальность, она была уже совершенно иной.

Никаких следов паники, спровоцированной Витькой. Магазин был почти пуст. Немногочисленные посетители неторопливо рассматривали выставленные на обозрение ванны, раковины и унитазы. А через свободное пространство в середине торгового зала к нам приближались четверо подручных Одиссея. Они даже не особенно торопились, будучи полностью уверены в том, что теперь уж нам от них не уйти. Не знаю, как им удалось сделать это так быстро, но новая реальность была подобрана со столь безукоризненной точностью, что у нас с Витькой, казалось, не оставалось ни единого шанса на спасение.

– Может быть, еще раз что-нибудь крикнешь? – без особой надежды спросил я у Витьки.

– Что-то я не в голосе, – тихо ответил он. – Теперь твоя очередь нас спасать.

Что ж.

Я зажал коробку с телефоном под мышкой, сунул руку в карман ветровки и обхватил пальцами грушевидный корпус клиппера.

Неужели Одиссей забыл о том, что у нас есть клиппер? Или же он уверен, что мы побоимся воспользоваться этой штуковиной вторично?

Я наугад перевел курсор на шкале клиппера, поскольку все равно не имел представления, что означали символы на шкале. Прижав большой палец к пусковой кнопке, я другой рукой взял Витьку под локоть.

– Держись, Витек.

Витька криво усмехнулся. Он смотрел не на меня, а на парней Одиссея, находившихся всего в трех шагах от нас.

Не знаю, то ли они почувствовали что-то неладное, то ли просто собирались провести какую-то стандартную процедуру, только один из них протянул по направлению к нам с Витькой руку, в которой был зажат небольшой черный предмет. Что именно это было, я не успел рассмотреть. Вполне возможно, что Одиссей дал своим подручным указание покончить с нами на месте и в руке у парня был пистолет или какое-нибудь иное оружие. Не дожидаясь развязки, я крепче ухватил Витьку за руку, прижал локтем коробку с телефоном и нажал на пусковую кнопку клиппера.

Глава 11

На этот раз падение в заполненную серебристым туманом бездну продолжалось заметно дольше обычного. Пожалуй, секунд десять, а то и пятнадцать. Когда же туман рассеялся, я не сразу понял, где мы оказались. Только спустя какое-то время я сообразил, что это был все тот же торговый зал второго этажа магазина «Библио-глобус», только изменившийся почти до неузнаваемости.

В зале не было ни прилавков, ни лотков, ни стендов с образцами продукции, только стены со следами бушевавшего здесь некогда огня и обгоревшие кучи мусора по углам. Под потолком не осталось ни одного целого светильника, только кое-где висели на проводах их жалкие обломки. На месте окон, выходивших на Мясницкую улицу, зияли провалы. Несколько огромных дыр, словно от попаданий снарядов, имелось и в полу.

Кроме нас с Витькой, в зале никого не было, но по характерному запаху и отметинам у стен можно было догадаться, что люди сюда порою все же заглядывают, по крайней мере, для того, чтобы справить нужду.

– Ну, приехали, – растерянно произнес Витька.

Приятель мой был одет в изрядно затасканную полевую куртку камуфляжной расцветки, перетянутую парадным офицерским ремнем, и темно-синие брюки с широкими красными лампасами. Из-под куртки виднелась драная водолазка. На ногах короткие армейские сапоги со шнуровкой сбоку. Длинные волосы были гладко зачесаны назад и стянуты на затылке шнурком. Лицо, покрытое четырехдневной щетиной, как будто вытянулось и осунулось. В довершение всего этого маскарада на плече у Витьки висел автомат Калашникова с двумя обоймами, связанными вместе черной изоляционной лентой.

Я окинул взглядом свою одежду. На мне была темно-зеленая армейская куртка, выглядевшая намного приличнее, чем Витькина, темно-синие спортивные брюки с тремя белыми полосками по бокам и вдрызг разбитые кроссовки. На плече у меня тоже висел автомат.

– И что все это значит? – недоумевающе развел руками Витька.

– Один из возможных вариантов реальности.

Я снял с головы милицейскую фуражку без кокарды, покрутил ее в руках и снова надел.

– Это сделал ты или Одиссей?

– Похоже, что я.

Я сунул руку в карман своей армейской куртки, чтобы убедиться, что клиппер не исчез.

Коробка с сотовым телефоном, которую я держал под мышкой, превратилась в газетный сверток. Но когда я развернул его, телефон оказался на месте. Включив его, я поднес трубку к уху. Ни единого зука, хотя индикатор показывал, что аккумулятор полностью заряжен.

– Ну, что там? – поинтересовался Витька.

– Тишина, – ответил я.

Сунув руку во внутренний карман куртки, я обнаружил там пистолет и паспорт советского образца. Оружие меня не интересовало – я все равно ничего в нем не смыслил, даже модель не мог определить, – а вот в паспорт заглянул. Затасканный и грязный, он был завернут в страницу из какого-то иллюстрированного журнала с текстом на английском языке. Я не настолько хорошо знаю английский, чтобы с ходу понять, о чем шла речь в статье, но на фотографии в левом углу страницы сразу же узнал нашего нынешнего президента, одетого в полевую армейскую форму и с автоматом в призывно вскинутой вверх руке. Надпись под фотографией гласила: «Последний довод России».

– Мне все это не нравится, – мрачно произнес Витька.

– Я тоже не в восторге, – ответил я. – Но, по крайней мере, мы ушли от парней Одиссея.

– И неизвестно, где оказались.

Я открыл паспорт. С фотографии на меня смотрел молодой улыбающийся парень. Таким я был в восемнадцать лет. Другой фотографии, которую полагалось вклеивать в двадцать пять лет, на месте почему-то не оказалось. Разлохмаченная бумага и край штампа свидетельствовали о том, что фотография из паспорта была вырвана.

– Слушай, а что это значит?

Я сунул паспорт обратно в карман и посмотрел на Витьку.

Он указывал на стену, на которой большими неровными буквами красной краской было намалевано: «Да здравствует КГПТ!»

– Откуда мне знать, – пожал плечами я.

– А с кем мы воюем?

На этот раз я пожал плечами молча.

– Странно. – Витька поскреб ногтями заросшую щетиной щеку. – Прежде при изменении реальности я напрочь забывал, что было раньше, и мгновенно вживался в новую реальность. Сейчас же я прекрасно помню, как парни Одиссея гнались за нами по магазину, но зато в новой реальности чувствую себя чужим.

– Прежде реальности менял Одиссей, а на этот раз мы это сделали сами.

– Ты так думаешь? – с некоторым сомнением посмотрел на меня Витька.

– Можешь мне поверить, – усмехнулся я. – Я единственный, кто помнит, что ты четыре раза воскресал из мертвых.

Витька молча кивнул и подошел к оконному проему.

Я последовал за ним.

На улице было пасмурно. Накрапывал мелкий дождик. На проезжей части не было ни одной машины. Только в переулке неподалеку чадил, догорая, остов автомобиля, марку которого определить не представлялось возможным.

Стена дома напротив была испещрена многочисленными щербинами от попадания пуль. Левый угол здания был вообще снесен, так что частично виднелась внутренняя планировка квартир на втором и третьем этажах. Только кое-где на верхних этажах в рамах торчали осколки стекол. На первом этаже оконные проемы были забиты фанерой.

Со стороны Лубянской площади поднимались клубы черного дыма и временами доносились короткие автоматные очереди. Внизу под нашими окнами кто-то пронзительно орал.

– Мне здесь не нравится, – сказал, посмотрев на меня, Витька. – Слушай, может быть, свалим отсюда?

– А ты уверен, что, изменив рельность, мы не окажемся в еще более ужасном мире? – спросил я.

– А если не менять настройку клиппера? Просто еще раз нажать на пусковую кнопку?

– Одно из двух: либо ничего не произойдет, либо мы снова очутимся рядом с командой, посланной за нами Одиссеем. И тот и другой вариант абсолютно проигрышный. Так что лучше и не пытаться.

– Верно, – угрюмо качнул головой Витька. – И что же нам теперь делать? Взять автоматы в руки – и в бой?

– Опять-таки существуют два варианта. Первый: мы остаемся на месте и ждем, когда с нами свяжется по телефону Парис, который, я надеюсь, сумеет нас отсюда вытащить.

– Ты уверен, что он с нами непременно свяжется? – скептически поджал губы Витька.

– Мы ему нужны не меньше, чем он нам. Во всяком случае, ты.

– С чего ты это взял? – удивленно вскинул брови Витька.

– С того, что по поручению Париса я двадцать лет присматривал, как бы с тобой чего не случилось.

– А, я и забыл, – смущенно улыбнулся Витька. – Столько всего произошло, что уже и не вспомнишь, с чего все, собственно, началось… Но ведь Одиссей тоже не станет сидеть сложа руки. Что, если он найдет нас раньше Париса?

– Верно, – согласился я. – Существует и такая возможность. Поэтому перейдем ко второму варианту наших возможных действий. Мы можем, как велел нам Парис, продолжать двигаться в направлении Кузнецкого моста. Если к тому времени, когда мы до него доберемся, Парис с нами не свяжется, мы попытаемся вновь воспользоваться клиппером, не меняя параметров настройки. Пусть даже мы окажемся вновь в том варианте реальности, где парни Одиссея почти поймали нас, теперь между нами будет приличное расстояние.

Прежде чем ответить, Витька посмотрел на улицу.

– А ты уверен, что мы сможем добраться до Кузнецкого моста? – спросил он, не скрывая своих сомнений. – Обстановочка на улице, я бы сказал, не очень-то мирная, что, как мне кажется, не благоприятствует пешей прогулке двоих интеллигентных мужчин. Я уже не говорю о дожде.

– Ну, может быть, внизу все не так страшно, как кажется отсюда, – не очень-то уверенно предположил я.

– Да? – насмешливо глянул на меня Витька. – Ты считаешь, что автоматный огонь не так страшен?

– По крайней мере, не слышно тяжелой артиллерии, – проронил я только для того, чтобы хоть что-то сказать.

Обычно чем неопределеннее была тема разговора, тем упорнее Витька старался оставить последнее слово за собой. Меня это всегда страшно раздражало. Хотя, конечно же, чего тут злиться?

Витька, по своему обыкновению, хотел что-то ответить, но его опередил зычный голос, прозвучавший с первого этажа:

– Эй, там, наверху!

Мы с Витькой быстро переглянулись.

– По-моему, это нас, – шепотом произнес Витька и взглядом указал на дыру в полу, откуда доносился голос.

– Конечно, нас, – так же шепотом отозвался я. – Кроме нас, здесь никого нет.

Мы осторожно приблизились к дыре.

Задрав голову, на нас снизу смотрел человек, одетый в полевую форму. На голове у него красовалось мятое армейское кепи, из-под которого выбивались вьющиеся черные волосы. Черная окладистая борода делала человека похожим не то на Карла Маркса, не то на Фиделя Кастро. Хотя скорее все же на Фиделя – трудно представить себе Маркса в полевой форме и с десантным автоматом в руке.

Едва взглянув на человека, я вспомнил, что зовут его Романом и он является командиром нашей группы, в которую входит около пятидесяти ребят. Точнее определить число бойцов в группе было невозможно. То и дело появлялся кто-то новый – добровольцы, а то и перебежчики из президентской гвардии. Дезертирство было не редкостью на этой странной войне. Само собой, в бою случались и потери. Убитыми занимались специальные похоронные команды, разъезжавшие по городу с большими тележками на двух колесах. А тяжелораненых отправляли в полевой госпиталь, который располагался неподалеку, – в бывшем офисном здании «Лукойла», возле станции метро «Чистые пруды».

– Ну как там? – спросил, глядя на меня, Роман.

– Порядок, – ответил я, не понимая, что, собственно, он хочет от меня услышать.

– Ну, тогда спускайтесь, – махнул рукой Роман и, отойдя в сторону, исчез из поля зрения.

Мы с Витькой снова посмотрели друг на друга.

– Спускаемся? – спросил Витька.

– Есть какие-то другие предложения?

Не получив ответа на свой вопрос, я пошел к лестнице, ведущей вниз.

– Я не помню, что это за война, – признался Витька, догнав меня.

– Я тоже, – успокоил я его.

– Но я вспомнил, что того мужика, внизу, зовут Романом. – Витька тряхнул головой. – Это похоже на частичную амнезию. Или на шизофрению. Мне кажется, что какая-то часть моего сознания принадлежит этому миру, хотя я знаю, что он мне чужой.

– Все нормально, – ободряюще улыбнулся я. – Мы просто начинаем вживаться в новую реальность.

– Не нравится мне все это, – негромко буркнул Витька.

Я не стал уточнять, что именно ему не нравилось на этот раз, потому что скорее всего он все равно не смог бы дать мне вразумительного ответа. К тому же меня самого отнюдь не приводила в восторг перспектива приступить к выполнению своего гражданского долга с автоматом в руках. А, судя по всему, именно этим нам с Витькой и предстояло заняться в самое ближайшее время.

Лестница, по счастью, оказалась цела, хотя перила местами и обвалились, так что мы без особых проблем спустились на первый этаж.

Поскольку вживание в новый мир уже началось и, судя по всему, протекало вполне успешно, мне вовсе не показалось удивительным то, что предстало перед нами в торговом зале первого этажа бывшего магазина «Библио-глобус». Напротив, сразу же появилось впечатление, что я все это уже видел прежде.

Зал был похож на небольшой армейский лагерь. Вдоль стен стояли раскладные кровати, на которых отдыхали бойцы, вернувшиеся из ночного дозора. Те, кому кроватей не хватило, спали на раскатанных на полу матрасах. В центре зала располагалась кухня: несколько составленных вместе столов с установленными на них плитками, работающими от газовых баллонов, с десяток разнокалиберных кастрюль, три чайника, стопки пластиковых тарелок, стаканчиков и прочей одноразовой посуды. Чуть в стороне за обшарпанным столиком четверо бойцов азартно резались в карты.

В помещении царил полумрак, поскольку оконные проемы почти до самого верха были заложены мешками с песком. Судя по выбоинам на стенах, в магазине в свое время шли ожесточенные бои. Подумав об этом, я сразу же вспомнил, как неделю назад мы выбивали засевших в торговом зале магазина контрактников, спешно переброшенных по приказу президента из Чечни в Москву. Контрактники стояли насмерть. Понимая, что перевес не на их стороне, они, возможно, и сдались бы, да только у многих из наших ребят имелись к контрактникам личные счеты. В том бою мы только убитыми потеряли десять человек. Но зато ни одному «чеченцу» не удалось уйти из магазина живым.

Я сосредоточился и напряг память, стараясь вспомнить, с кем и ради чего мы сражаемся. И вновь все старания оказались тщетными. Я был уверен, что мы воюем не с внешним врагом. Никто на нас не нападал. Взрыв произошел внутри страны. Но что это было? Что могло вновь довести Россию до гражданской войны? Чрезмерная мудрость политиков или же давно предсказываемый развал экономики и невиданный по своей глубине кризис?

– Ну, как там? – спросил, подходя к нам, Роман.

Я растерялся, не зная, что ответить на столь неопределенный вопрос. Должно быть, Роман посылал нас на второй этаж с какой-то конкретной целью, о которой я не имел ни малейшего представления.

Витька сориентировался в ситуации куда проворнее меня:

– «Детский мир» дымится. Со стороны Никольской стрельба.

Я так и не понял, догадался ли он, что именно хотел услышать от нас Роман, или же действительно начал вспоминать, что происходит в этом взорванном войной мире. Как бы там ни было, Витькин ответ Романа удовлетворил.

– Мы так и думали, – кивнул он с видом человека, чьи наихудшие предчувствия начали сбываться. – Подкрепление прибыло утром из Рязанского военного училища. Курсанты должны были попытаться пройти по Никольской. Это последняя улица, на которой контрактники и особый отряд милиции еще удерживают несколько зданий.

По мрачному виду Романа можно было догадаться, что подкрепление, о котором он говорит, направляется на помощь не к нам.

– Ты считаешь, что ситуация критическая? – спросил у Романа Витька.

Я удивленно посмотрел на своего приятеля. Если бы мне прежде сказали, что Витька может быть похожим на опытного бойца, прошедшего не одну кампанию, ни за что бы не поверил. Болтун он был отменный, а вот когда доходило до дела, почти всегда терялся и быстро-быстро ретировался. Но сейчас я видел перед собой человека, ясно представлявшего себе ситуацию, в которой я ровным счетом ничего не понимал, и человек этот готов был действовать расчетливо и хладнокровно, зная, что его жизнь зависит только от того, окажется ли он хитрее, умнее и проворнее противника.

– Пока еще нет, – ответил на вопрос Витьки Роман. – Но если банда, засевшая в Президентском дворце, получит подкрепление, то они продержатся до подхода Тамбовской мотострелковой дивизии. Нам необходимо перекрыть все подступы к Президентскому дворцу, чтобы туда не смогла прошмыгнуть даже мышь.

– Сколько у нас времени? – спросил Витька.

– К утру дворец должен быть взят, – ответил бородатый Роман. – Штурмовые отряды подтянутся к девяти вечера. Тогда и начнем. Но до тех пор мы не должны позволить курсантам прорваться во дворец.

– А в чем проблема?

– Подземные переходы под Лубянской площадью. Если курсантам удастся их захватить, то они получат доступ к станции метро и доберутся по туннелям до правительственной ветки, ведущей во дворец.

Я переводил удивленный взгляд с Романа на Витьку, на полном серьезе обсуждавшего с бородатым полевым командиром предстоящий штурм Президентского дворца, которого в нашей реальности просто не существовало. Я не мог понять, играет ли он роль, которая досталась ему по случаю, или же относится ко всему происходящему совершенно серьезно? Я тоже ощущал растущую связь со странным миром, в котором мы, сами того не желая, оказались, но при этом я ни на секунду не забывал, что это всего лишь один из множества возможных вариантов реальности. Это звучало довольно странно, но мы сейчас наблюдали за событиями, которые никогда не происходили в действительности… Если, конечно, я правильно понял то, что в свое время поведал мне Парис о сущности поливариантной реальности.

– Нужно взорвать подземные переходы, – сказал Витька.

Голос и выражение лица у него при этом были такими, словно ему как минимум раз в неделю приходилось собственноручно взрывать городские объекты.

– Взорвать?

Роман как-то странно посмотрел на Витьку. Мне показалось, что он пытался понять, шутит Витька или же просто сошел с ума.

– Только подземные переходы позволяют нам осуществлять связь между отрядами, расположившимися по разные стороны Лубянской площади. – Роман сделал короткий и резкий жест рукой, как будто извинялся за то, что ему приходится объяснять прописные истины. – Кроме того, без переходов мы не сможем даже близко подойти к Президентскому дворцу. У них, должно быть, в каждом окне по пулеметчику, а вся площадь простреливается снайперами, засевшими на крыше дворца.

– Да, верно. – Витька щелкнул пальцами и направил указательный палец Роману в грудь. – Это я так, просто не знаю, что придумать.

– А ты что скажешь? – посмотрел на меня Роман.

В ответ я растерянно хлопнул глазами.

– Кто сейчас удерживает вход в метро? – поспешил прийти ко мне на помощь Витька.

– Курбатов со своим отделением. Там много людей не требуется, главное, чтобы боеприпасов хватило. – Роман досадливо цокнул языком. – Джубва еще вчера обещал патронов подкинуть, а сам пропал, словно в воду канул. Если и сегодня к вечеру патронов не будет, то о каком штурме Президентского дворца может идти речь? С кольями мы на него полезем, что ли?

– Нужно послать людей к Мовчану, – подал голос совсем молодой парень с багровым следом недавнего ожога на щеке.

В странной позе он сидел на корточках между двумя оконными проемами: спина его едва касалась стены, правая рука была опущена и прижимала к полу книгу, между страницами которой был заложен указательный палец, левая, отведенная в сторону, лежала на затворной коробке автомата, поставленного вертикально. Одет парень был так же, как все: в его экипировке причудливо сочетались детали армейской и милицейской формы, дополненные гражданской одеждой. Говорил он глухо, севшим, словно от долгого крика, голосом, не поднимая головы и не глядя на того, к кому обращался. Парня звали Федором – это я точно знал. А фамилии у него, похоже, вообще не было.

– Ребята Мовчана утром поймали в «Детском мире» попа не самого низкого чина, – продолжал между тем Федор. – Вылез откуда-то из подвалов. Сказал, что сбежал по подземным переходам из Президентского дворца. – Федор усмехнулся. – Должно быть, почувствовал, что дело пахнет жареным. Проверив подвал, ребята Мовчана действительно нашли проход в подземные правительственные бункеры. Еды, говорят, там навалом: икра, балык, салями. Водки и коньяку, если не врут, полсотни ящиков. Наелись ребята до отвала. А вот спиртное Мовчан в холодильнике под замком оставил, чтобы, значит, парни перед штурмом не перепились, – Федор едва слышно хмыкнул. – Сказал, что, когда дворец возьмем, тогда и отметим это дело…

– А ты, конечно же, считаешь, что дворец нам не взять? – не очень-то дружелюбно глянул на Федора Роман.

Федор чуть приподнял голову. Из-под упавших на лоб светлых волос насмешливо блеснули его блеклые голубые глаза, похожие на пятна акварели, расплывшиеся по мокрому листу бумаги.

– Дворец-то мы, может быть, и возьмем, – сказал он. – Я даже почти уверен, что возьмем. Да только впустую все это.

– Не понял, – сурово сдвинул брови к переносице Роман.

– Да все ты прекрасно понял. – Оттолкнувшись рукой, в которой у него была книга, от пола, Федор рывком поднялся на ноги. – Просто не хочешь самому себе признаться в том, что не успеем мы разделаться с теми высокопоставленными подонками, что засели сейчас в Президентском дворце, как на смену им придут другие, ничуть не лучше.

– С чего ты это взял? – мрачно буркнул Роман.

– Да просто подобное случалось и прежде. – Голос у Федора был ленивый, почти равнодушный. Казалось, ему приходилось повторять то, о чем он говорил уже много раз и в чем у него самого не было ни малейшего сомнения. – Не пройдет и полугода после падения нынешней власти, как объявятся людишки, чьи преданные физиономии не так давно мелькали в окружении нынешнего Президента. И эти уроды начнут убеждать всех вокруг, что именно они были вдохновителями и организаторами нашей победы. А твое имя, господин Роман, точно так же, как и имена тех, кто вот уже год с оружием в руках отстаивает свое право жить, не испытывая каждодневного страха, в стране, за которую не было бы стыдно, будет предано забвению. – Федор невесело усмехнулся и обвел взглядом всех, кто его слушал. – Мне очень жаль, друзья мои, но именно так все и будет. Такова, видимо, особенность нашего государства: власть в нем всегда достается не тем, кому следовало бы. Причем самое интересное заключается в том, что мы сначала добровольно отдаем ее в руки лицемеров с печатью вырождения на лицах, а после от отчаяния рвем на себе волосы и клянем негодяев, которых сами же и привели к власти. Другие народы, случалось, тоже совершали подобные ошибки. Но, обжегшись единожды, они больше не пытались проделать тот же самый безумный кувырок через голову. Мы же, с не понятным никому упорством, повторяем это снова и снова. Как будто пытаемся доказать кому-то, что, наступая раз за разом на одни и те же грабли, мы вовсе не стремимся разбить себе башку, а получаем некое извращенное удовольствие, недоступное пониманию тех, кто наблюдает за всем происходящим со стороны…

Посмотрев на лицо бородатого командира – три глубокие продольные морщины прорезали кожу у него на лбу, крылья носа напряглись, левый уголок рта едва заметно дернулся, после чего опустился вниз, веки прикрыли глаза, оставив только узкие щелочки, – я понял, что мысли, излагаемые Федором, ему и самому приходили в голову. Да только он старательно гнал их прочь, не желая признать очевидного: в борьбе, которую он сейчас вел, его уделом в конечном итоге все равно станет поражение. Враг, в схватку с которым мы вступили, был непобедим, потому что не имел физического облика. Он был бесплотен и вездесущ. Его уродливая морда с застывшим самодовольным оскалом могла высунуться где угодно в самый неожиданный момент, потому что частица его порою бывает спрятана в потаенных глубинах души даже самого лучшего из нас. Чтобы убить зверя, стремящегося сожрать всех нас и не делающего этого только из необходимости оставлять кого-то на развод, дабы в дальнейшем самому не издохнуть с голоду, нужно было сначала уничтожить частицу его в самом себе. А сделать это куда труднее, чем с оружием в руках противостоять зримому врагу, у которого в бою та же задача, что и у тебя, простая и понятная, – остаться живым.

Внезапно я поймал себя на том, что это были уже не мысли Романа, которые я пытался реконструировать по выражению его лица, а мои собственные. Я понять не мог, откуда они берутся, – подобный тип рассуждений, как я полагал, был совершенно нехарактерен для меня, – но при этом я полностью отождествлял себя с ними. Это были мои собственные мысли, причем воплощенные в столь конкретную и ясную словесную форму, словно это тема была для меня далеко не новой.

Осознав это, я, честное слово, испугался. Это могло означать только одно: я, так же как Витька, начал вживаться в чужую для нас реальность. Но если Витька, как мне казалось, получал от этого процесса несомненное удовольствие, то я был уверен, что ни к чему хорошему это не приведет. Я не собирался надолго задерживаться в этом обезумевшем, вставшем на дыбы мире, и мне была совершенно не нужна психика, изуродованная военным опытом, который, судя по всему, я здесь приобрел.

Я вновь посмотрел на Романа, постаравшись при этом убедить себя, что передо мной не живой человек, а нечто вроде светового пятна на белом полотне экрана кинотеатра или же цифровая последовательность, кодирующая воспроизведение человеческого облика на экране компьютера. Мне казалось, что только так я смогу избежать безумия, связанного с раздвоением личности, принадлежащей одновременно двум не похожим друг на друга реальностям. Но, как я ни старался, у меня ничего не получилось. Что бы ни говорил мне в свое время Парис об иллюзорности возможных вариантов реальности, люди, которые окружали меня, были живыми существами, а вовсе не призрачными тенями, скользящими между несуществующими декорациями.

Бородатый Роман смотрел на Федора и ничего не говорил. Но при этом взгляд его пылал благородной яростью, кипевшей у него в душе. Он почти ненавидел Федора за то, что парень высказывал вслух все, о чем сам Роман предпочитал даже не думать. И в то же самое время он опасался Федора: человек, имевший собственный взгляд по любому вопросу, был практически непредсказуем в своих поступках.

Федор кинул на стол книгу, которую все это время держал в руке.

Я был несказанно удивлен, узнав знакомую обложку. Это была книжка Трепищева «Сумерки войны». Причем точно в таком же оформлении, в каком он мне подарил ее года два назад. Если не ошибаюсь, это был его первый опыт в надругательстве над русской словесностью.

– Дрянная книжонка, – сказал Федор, заметив мой заинтересованный взгляд. – Подхватил на складе, польстившись на рисунок на обложке.