Текст книги "Время лживой луны"

Петрович помахал рукой, отгоняя от носа здоровенного слепня.

– Крокодилов здесь точно нет. Но водятся выдры.

– Выдры разве кусаются? – удивился Стецук.

– А почему нет? Еще как! К тому же они, случается, бешенство разносят.

– От бешенства у меня прививка, – усмехнулся Стецук.

– А как насчет змей? – лукаво прищурился Петрович.

– У Егоркина, – кивнул на медика Стецук, – чемодан с сыворотками и антидотами.

– Про змею-минутку, надо полагать, ты тоже все знаешь… – Петрович снова отмахнулся от надоедливого слепня и с безразличным видом посмотрел в сторону.

Ну, прямо турист в окружении античных руин, сомлевший на жарком солнце и думающий уже не об окружающих его красотах, а лишь о теньке и холодном лимонаде.

– Что за минутка такая? – напрягся Стецук.

– Ты же был на лекции, – даже не взглянул на ефрейтора Петрович.

– Ну, был… Допустим…

Стецук с опаской посмотрел на Макарычева. Но тот был занят разговором с Герасимом.

– Что тебе не нравится? – напрямую спросил у Пущина сержант.

– Нет сигнала маяка, – Герасим показал сержанту планшет, нажал на кнопку масштабирования и, коснувшись пальцем дисплея, отметил точку в левом верхнем углу. – Здесь с вертолета был сброшен маяк, который должен был точно вывести нас на цель. А его нет.

– Ну, это еще не повод для тревоги, – Макарычев на ходу подтянул автоматный ремень.

– Конечно, – согласился Герасим. – Всякое могло случиться.

– Например?

– Маяк могли найти и сломать аборигены.

– На маяк прилеплена бирка. «Штуковина сия является собственностью Одной Очень Важной Конторы. Так что либо верните ее за солидное вознаграждение, либо ответите по всей строгости закона».

– Аборигенам это по фигу… Мне бы точно было по фигу, если бы я всю жизнь прожил среди болот. Для них ведь, наверное, внешнего мира не существует, как такового. Во всяком случае, он гораздо менее реален, чем окружающая топь.

– Знаешь, я так и не понял, что эти люди забыли среди болот, – честно признался Макарычев. – А этот специалист по Облонским болотам, которого к нам Безбородко привел… Как его?..

– Вильчиков, – напомнил Пущин. – Видадий Моршанович Вильчиков.

– Точно! – щелкнул пальцами Макарычев. – Так вот, Вильчиков этот ничего ведь толком не объяснил. Только воду мутил.

– Зато делал он это весьма профессионально, – заметил шагавший след в след за сержантом Андрей Ерохин. – И с видом таким умным, что и не поспоришь. Мне лично кажется, что люди, живущие на болоте, ищут здесь бога.

– Эй, Петрович! – окликнул приятеля Стецук.

– Ну? – вроде как с неохотой посмотрел на ефрейтора Синеглаз.

– Так что насчет змеи-минутки?

– Да водится в этих болотах змейка такая. Маленькая. Длиной не больше десяти сантиметров. Невзрачная на вид, серая с бурыми пятнами. Ее среди сырой травы и не приметишь даже. Так вот яд этой змейки действует на дыхательный центр, – Петрович коснулся указательным пальцем виска. – Человек перестает дышать и ровно через минуту умирает от удушья. Полагаю, что в страшных муках. И, обрати внимание, Олежка, поскольку у тебя парализовано дыхание, то ты даже позвать на помощь не можешь. Во как!

Стецук с минуту сосредоточенно оценивал выданную Синеглазом информацию. После чего почти уверенно заявил:

– Врешь!

Резко взмахнув рукой, Петрович поймал-таки в кулак надоедливого слепня.

– Ну, признайся честно, Петрович, – принялся упрашивать Стецук. – Соврал ведь… А?.. Соврал?..

Макарычев на ходу оглянулся. Хотел убедиться, что Ерохин не улыбается.

– Бог? Здесь? Да тут одна мошкара!

– Бог – он везде, – Андрей и не думал шутить.

– Ты, часом, сам не верующий? А то, может…

– Нет, – на этот раз Ерохин таки улыбнулся. – Я ходил на факультатив по современным религиям.

– И что там? – поинтересовался Герасим.

– В настоящее время, когда всем понятно, что на небе бога нет, желающие обрести бога ищут его в самых разных, порой совершенно неожиданных местах. Облонские болота в этом смысле место почти идеальное, потому как удалено от цивилизации. Человек, поселившись среди этих топей, вольно или невольно принимает на себя некую аскезу. Ему приходится во многом себя ограничивать, возможно, даже страдать физически. Но это облагораживает его духовно.

– И что самое удивительное, среди этих осененных божественным духом болот растут себе, разрастаются информационные башни. Как поганки после дождя.

– Петрович! – Стецук требовательно дернул Синеглаза за локоть.

– Видал? – Петрович показал ефрейтору кулак, в котором у него был зажат слепень.

– И чего? – растерялся от такого поворота ефрейтор.

– У меня там слепень.

– Ну?..

– Такой же надоедливый, как и ты!

Синеглаз с размаха кинул слепня на землю и, прежде чем кровосос успел взлететь, придавил его сапогом.

– Ну, это ты, Петрович, хватил, – с неодобрением покачал головой Стецук. – Я ведь только спросить хотел…

– Давай! – с неожиданным энтузиазмом махнул рукой Синеглаз. – Спрашивай!

– Про змею-минутку соврал?

– Если скажу, что соврал, тебе легче станет?

– Конечно.

– Тогда – соврал.

Стецук недовольно шевельнул бровями.

– Чего еще?

– А если честно?

– Честно – соврал.

– Сейчас или прежде?

– А, иди ты!.. – махнул на ефрейтора рукой Синеглаз и прибавил шагу.

– Нет такой змеи! – уверенно, чтобы самого себя убедить, произнес Стецук. – Если бы была, я бы о ней слышал! – Ефрейтор достал из кармана сигарету. – Хотя бы краем уха.

– А ты никогда не задумывался, почему эти болота называют реликтовыми? – спросил у ефрейтора Портной.

– Реликтовые – значит, древние, – уверенно ответил Стецук.

– Не совсем так, – покачал головой Портной. – Реликтовые – значит, здесь есть нечто такое, чего нет больше нигде в мире.

– В смысле?

– Редкие виды растений. Может быть, даже сохранившиеся с доисторических времен. И животные тоже.

– Ты это к чему? – подозрительно прищурился Стецук.

– Просто так, – с невинным видом развел руками Портной.

Почва колеблется, уходит из-под ног. Будто само понятие «земная твердь» утратило свой смысл, съехало в сторону, перевернулось и превратилось непонятно во что. Все раскачивается и куда-то плывет. Стебли осоки, хлещущие по бедрам, плотные, будто из резины, кособокие, уродливые деревья, тянущиеся изломанными ветками к серому небу, облака, похожие на грязные, мокрые обрывки ваты. Звенящая мошкара, грозной тучей зависшая над головой и так и норовящая прилипнуть к любому, самому крошечному участку тела, сводит с ума. Репеллент ее не пугает. Не та эта мошкара, на которой отраву тестировали. Для здешней мошкары репеллент все равно что бесплатная приправа к основному блюду. Временами плотный слой дерна проседает больше обычного, и тогда под ногой хлюпает вода. Серая, как небо. Разговаривать уже не хочется. Хочется только, чтобы все это поскорее закончилось. Добраться до места, сделать дело и вызвать вертолет. Асфальтовая мостовая. Что может быть прекраснее асфальтовой мостовой?

– Луна… – полушепотом произнес Муратов.

– Ну и что? – спросил Портной.

Он шел, опустив голову, глядя под ноги. Так время, казалось, бежало быстрее. И дорога вроде бы становилась короче.

– Танцует…

– Что?

– Луна на небе танцует.

Портной посмотрел вверх.

– Вот же черт…

Большая белая луна, почти круглая, только с краешку чуть-чуть обрезанная, будто обкусанная, с серыми пятнами пылевых морей, и в самом деле раскачивалась, будто вытанцовывала причудливый менуэт.

Вправо-влево… Вперед-влево… Влево-вправо-назад…

И – снова…

Вправо-влево… Назад-вперед…

– Оптический обман, – посмотрев на диковинное диво, сделал вывод Егоркин. – Это нас самих мотает, а кажется, будто луна танцует.

– Нет, – Стецук остановился и поднял руку вверх. – Она действительно пляшет!

Тут уж все включились в обсуждение.

– Не может быть…

– Точно!

– Херня какая-то…

– Мираж!

– Сам ты мираж! Это ж болото, а не пустыня!

– Значит – глюк.

– С чего бы вдруг?

– Болотные испарения.

– А чего вы все на меня смотрите? – удивился Петрович.

– Ждем, когда ты объяснишь, что происходит.

– Понятия не имею!

– Ладно, пусть это будет только предположение.

– Я не знаю, в чем тут дело!

– Петрович, не заставляй себя упрашивать.

– Честное слово! Мамой клянусь!

Все. Больше нечего сказать. Никому.

Тишина. Только мошкара звенит истошно. Да где-то в стороне время от времени что-то хлюпает. Будто кто-то сует ногу в жидкую грязь, а затем вытягивает. Сует – и вытягивает.

И луна на небе отплясывает свой лунный танец. Будто так и положено. Будто так и заведено от начала времен. С самого сотворения мира.

– Ладно, пошли дальше, – скомандовал Макарычев.

– А как же луна? – взглядом указал наверх Дробинин.

– Луна пусть себе пляшет, – махнул рукой Макарычев. – Нас это не касается.

– А что, ежели коснется? – подал голос Стецук.

– Ох, что-то ты последнее время слишком подозрительным стал, Олежка, – натянуто усмехнулся сержант. – Или боишься чего?

– Боюсь, – не стал отпираться Стецук. – Когда видишь такое, – вверх оттопыренный большой палец, – впору призадуматься о вечном.

– А на ходу ты думать не умеешь?

– Ты знаешь, сержант, мне почему-то уже и идти никуда не хочется.

– А вот об этом я тебя не спрашивал, – покачал головой Макарычев.

Сказал, быстро провел рукой по спине сидящего на плече кота и дальше зашагал.

Следом потянулись остальные.

И в самом деле, нечего стоять да ждать незнамо чего. С каждой минутой темнота становилась все чернее и гуще. А они, между тем, планировали к ночи до деревни добраться.

– Далеко еще? – спросил сержант у Пущина.

– Километра три, – ответил Герасим.

– Надо же, – дернул подбородком сержант. – А глухомань-то какая… И не скажешь, что люди неподалеку живут.

Макарычев включил притороченный к лямке рюкзака фонарик. Прыгая из стороны в сторону, луч света выхватывал из мрака корявые сучья деревьев, пучки мятой травы, масляно поблескивающие лужицы. А темнота, вместо того чтобы разбежаться, как будто еще гуще сделалась.

– Фигня какая-то, – недовольно буркнул Макарычев, выключил фонарь и натянул на лицо полумаску с прибором ночного видения. – Вот так совсем другое дело.

Окружающий мир окрасился в странные зеленоватые цвета. И вроде как плоским сделался. Но зато теперь каждая его деталь была отчетливо видна.

– Стоп! – поднял руку обогнавший сержанта Герасим.

Впереди, всего в двух шагах, стояла вода. Не лужица и не бочажок, что порой встречались на пути, – озеро с торчащими из воды кривыми, поломанными деревьями.

Стецук поднял ком земли и кинул далеко в воду.

Всплеск.

Круги пошли по воде.

– Ну, и на фига ты это сделал? – спросила ефрейтора явившаяся из ниоткуда Тарья.

– О! Тарья! – обрадовался подруге Стецук. – Давненько тебя не было видно!

– С последнего рейда, – уточнила девушка.

Одета Тарья была, как и все, в соответствии с ситуацией. Маскировочная куртка, штаны такого же цвета, на ногах тяжелые непромокаемые ботинки с высокой шнуровкой, длинные темные волосы убраны под крапчатой расцветки кепи. Вот только ни поклажи, ни оружия у нее нет. Да и прибор ночного видения виртуальной девушке без надобности.

– Ну, раз Тарья здесь, значит, правильным путем идем, товарищи, – довольно улыбнулся Макарычев.

– Ага, – совсем не весело кивнул Герасим. – Только крюка километров в пять дать придется, чтобы озеро обогнуть.

– А может, так, вброд?

Игоряша подошел к самой воде и ткнул в нее слегой, что держал в руке. Полутораметровая палка будто в бездну провалилась.

– Ох, и ничего себе, – опасливо попятился подальше от берега Игоряша.

– Наверное, это то самое озеро, на дно которого монастырь погрузился, – произнес негромко Петрович.

– Какой еще монастырь? – Голос у Стецука не то удивленный, не то возмущенный; почему ему никто о монастыре не сказал?

– Ты что, лектора вообще не слушал?

– А он разве что-то дельное говорил?

На лицах у обоих полумаски с приборами ночного видения, так что переглядываться вроде и незачем. А все равно, вот смотрит Синеглаз на человека, к которому обращается, и точно знает, что перед ним ефрейтор Стецук. Странно даже… Губы он, что ли, как-то по-особому складывает?.. Или аура у него очень уж нестандартная?

– Как же ты маршрут прокладывал? – с укоризной спросил Макарычев.

– На карте никакого озера нет, – Пущин для убедительности показал сержанту планшет. – Одно болото.

– Вода, значит, – подвел итог Петрович.

– Слушай, Сергей, – обратился к Макарычеву Стецук. – А может, ну его на фиг, этот поселок? Давай здесь заночуем. Раз Тарья с нами, значит, мы уже в зоне информационного поля.

– Поле очень слабое, – уточнила девушка. – Оно по воде лучше, чем посуху распространяется. А источник там, – кивнула она на воду, – на другой стороне озера.

– Ну и ладно! – продолжал гнуть свое Стецук. – Мы ведь жесткими сроками не связаны. Завтра и займемся делом. В конце концов, кто виноват, что нас об этом бездонном озере не предупредили?

– Об озере лектор говорил, – заметил Петрович.

– Да, но в сослагательном наклонении, – тут же выдал стандартную домашнюю заготовку Стецук.

Макарычев посмотрел на темную, отливающую призрачным зеленоватым светом водную гладь. Потянул себя за мочку уха. Повернув голову, поймал окулярами инфравизора горящие изумрудами глаза Спиногрыза. Ему тоже не хотелось заявляться ночью в незнакомый поселок. Но, с другой стороны, если заночевать на болоте, так к утру ребята будут мокрые, невыспавшиеся, голодные и страшно всем недовольные. Надо будет сказать Безбородко, чтобы в другой раз его специалисты точнее маршрут выверяли. А то ведь эти самые реликтовые Облонские болота, должно быть, только с самолетов и картографировали. Какой дурак по доброй воле сюда полезет? Только безумные исследователи и экстремалы; первым все одно, куда брести, а вторым – чем больше дерьма, тем краше.

– В соответствии со статистикой, – подал голос Петрович, – у людей, долго живущих небольшой группой в изоляции от остального мира, как правило, развиваются различные психические отклонения.

– Точно, – быстро кивнул Стецук. – А мы к этим психам среди ночи завалимся. Прикиньте, что будет!

– Они не сумасшедшие, – Петрович сделал отрицательный жест рукой, – однако у них могут оказаться совершенно иные, нежели у нас, морально-нравственные ценности и приоритеты. А из заболеваний – маниакально-депрессивный синдром и паранойя в легкой степени.

– Насколько легкой? – спросил Макарычев просто так, только чтобы что-то сказать.

– Не знаю, – качнул головой Петрович.

– Добавьте к этому букет генетических аномалий, как результат близкородственных браков, – сказала Тарья. – Они ведь за женами, надо полагать, не в Облонск ходят.

– Они воруют забредших на болота симпатичных туристочек, – зловещим голосом произнес Стецук и попытался ухватить Тарью за бока.

Руки ефрейтора прошли сквозь выглядевшее совсем как настоящее, но все же иллюзорное тело девушки и сцепились в замок.

– Ой, дурак, – с тоской посмотрела на Стецука Тарья. – Как будто в первый раз.

– Я тоже предпочел бы переночевать здесь, – подал голос Егоркин.

И это был уже явный перебор.

– Я что, на голосование вопрос ставил? Вперед!

Макарычев жестом велел Герасиму выбирать дорогу. Тот спорить не стал. Сделал пару пометок в электронном планшете, глянул по сторонам и – «Туда!» – указал направление.

Глава 6

Я бежал по ночной улице.

Что со мной?

Где я?

Куда я направляюсь?..

Я не задавал себе эти вопросы – я чувствовал их кожей, всей душой, или что там у меня вместо нее. Они стали естественной, неотъемлемой частью меня самого в тот момент, когда, бросив топор – большой пожарный топор с закругленным лезвием на длинной красной рукоятке, – я выбежал из дома.

Мне некуда было бежать.

Я не искал спасения – я пытался убежать от себя самого.

Бред!

Морок!

Наваждение!

Но когда-нибудь этому ведь должен прийти конец!

И что тогда?..

Время от времени словно черные тени мимо проносились смарт-такси. Затемненные стекла скрывали лица пассажиров. Интересно, что они думают, глядя на бегущего человека? Ночь на дворе. Да и костюм на мне совсем не спортивный – брюки, кожаные туфли и белая рубашка с подвернутыми рукавами, расстегнутая до пупа… Или же им нет до меня никакого дела?

Так.

Для начала нужно привести себя в порядок.

Именно.

Сначала – внешний вид. Чтобы не вызывать подозрения. Затем – мысли.

Я остановился.

Черт возьми, куда я вообще бегу?

От кого?..

Надо мной зависли три летающих фонаря. Поймали в перекрестье лучей. Со стороны я теперь смотрелся, наверное, как беглец, выбравшийся за колючую проволоку и застрявший на минном поле в луче бьющего с вышки прожектора.

– Кыш!

Взмахом руки я попытался разогнать летающие фонари.

Они чуть раздались в стороны и тут же снова собрались надо мной.

У, предатели…

Хотя нет, они именно так и должны себя вести – сопровождать человека, вышедшего из дома в темное время суток.

А что, если я хочу побыть один, в темноте?

Вот об этом тебя, приятель, никто не спрашивает. Современный образ жизни гарантирует тебе покой и безопасность. А ежели кто и влезает тихонько в твою личную жизнь, так ты ведь этого и не замечаешь. Верно?.. Не замечаешь, если не хочешь замечать. А нам это надо?..

Счастье – это когда ты не понимаешь, что происходит вокруг. Кто это сказал? Или я это сам только что придумал?..

Как бы там ни было, если бы не мои регулярные поездки в Москву, если бы не встреча с майором Ворным, был бы я сейчас одним из многих миллионов счастливцев, живущих, ни о чем не догадываясь, в зоне единого информационного пространства, под сенью информационных башен. В тепле, сытости, довольствии и полном неведении.

Я застегнул рубашку и заправил ее аккуратно в брюки. Развернул рукава и поправил воротничок. Провел ладонями по волосам. Подумал о зеркале, и оно тотчас же материализовалось на раскрытой ладони. Глянув на себя в зеркало, пригладил выбившуюся прядь волос на левом виске. Ну вот, теперь я выгляжу как добропорядочный гражданин. Конечно, не помешал бы пиджак. Но и без того никто не скажет, что этот весьма представительный, я бы даже сказал, привлекательный мужчина тридцати девяти лет от роду полчаса назад пытался пожарным топором срубить информационную башню на заднем дворе своего дома. Такого же уютного и милого, как и все дома в пригороде Мундэнса. В которых живут милые и глупые, ни о чем не подозревающие обыватели. Люди с мозгами, превращенными в студень.

Зеркало на внутренней стороне ладони исчезло. Я сжал ладонь в кулак и согнутым указательным пальцем тихонько постучал себя по подбородку.

За время своего панического, или, нет, скорее уж истерического бегства, я успел умотать за три квартала от родного дома. Я бежал в сторону центра, но еще не выбрался из пригорода. По обеим сторонам улицы тянулись благоухающие цветами живые изгороди. За ними двух– или трехэтажные дома под черепичными крышами. Черепица непременно волнистая, а уж цвет – по усмотрению хозяев. На заднем дворе каждого дома – информационная башня, серебристая игла, нацеленная в небо. Быть может, они ловят сигналы из космоса? Команды тех, кто прислал их на Землю? Или отправляют туда, в неведомые глубины пространства собранную на Земле информацию?..

Интересно, знают ли они, о чем я сейчас думаю?.. Если исходить из того, что весь мой организм кишит уинами, а вокруг – созданное и контролируемое башнями информационное поле, то наверняка знают. И при этом не предпринимают никаких действий? Может быть, они просто не замечают меня? Как слона, пытающегося схватить за ногу муравья? Значит, уверены, что я не представляю собой никакой угрозы… А в самом деле, какую угрозу я могу для них представлять? Одну-единственную башню срубить не сумел.

Хотя возможен и другой вариант. Если уины контролируют мой мозг, могу ли я быть уверен в реальности происходящего?

Но если это бред, то когда он начался? В аэропорту, где меня встретила Настя? Дома, когда я вдруг понял, что Настя не живой человек, а специально для меня созданный муляж? Или – позже? Когда я выбежал на задний двор с топором в руках и принялся с остервенением рубить информационную башню?.. Слабак – не справился. И то, что никто другой на моем месте тоже не справился бы? – не оправдание. За топор ведь взялся я, а не сосед…

Сосед, кстати, сразу прибежал, услыхав истеричные вопли Настасьи. Жена каталась по траве, рвала на себе волосы и визжала так… Я даже представить себе не мог, что она умеет так голосить. Казалось, еще немного – и от Настиных воплей пространство вокруг нас начнет сминаться, как листок сжатой в кулаке бумаги. Увидав такое – женщина бьется в истерике на траве, а рядышком стоит ее муж со здоровенным топором в руках, – сосед сделал совершенно неправильный вывод – он решил, что подоспел как раз вовремя, чтобы предотвратить смертоубийство…

Да, именно в этот момент все происходящее стало здорово смахивать на горячечный бред. Или на то, что обычно случается со мной в Москве. Майор Ворный называет это «накатом». И единственное спасение – накатить сверху как следует виски или коньяку. А еще лучше – водки. Весь фокус, как оказывается, в том, что алкоголь воздействует на те же нейронные синапсы, что и уины. Причем так эффективно, что вытесняет последних на периферию, блокируя тем самым их подлючую деятельность.

Значит, для того чтобы окончательно разобраться с тем, что происходит, нужно выпить.

Уже не бегом, а быстрым шагом я дошел до ближайшей остановки смарт-такси. Приложил уин-перстень к светящейся красной ячейке. В воздухе передо мной повисла надпись:

«Заказ смарт-такси – 500 уинов. Оплата проезда – 10 уинов за километр. Подтверждаете заказ?»

Я ткнул пальцем в последнюю строку.

Надпись сменилась:

«Укажите количество пассажиров. 1, 2, 3, 4…»

Я проткнул пальцем цифру «1».

«Смарт-такси на одного пассажира. Подтверждаете заказ? Да. Нет.»

Понятное дело, «да»!

Из низенького шкафчика на краю тротуара выкатился детский игрушечный автомобильчик, за считаные секунды превратившийся в небольшое одноместное купе. Распахнулась дверца, и я едва ли не с облегчением запрыгнул на единственное сиденье.

Первым делом я приказал изменить светопроницаемость всех стекол на одностороннюю. Не хотел, чтобы кто-то глядел на меня снаружи. Действие, направленное на чисто психологический эффект, – на самом деле и смотреть-то некому. На улице ночь. Вокруг – ни души. Все добропорядочные граждане спят давно в своих уютных и скучных домах. А я бегаю по улицам. И мне, как ни странно, хорошо.

Все! Поехали!

Надпись на лобовом стекле:

«Назовите адрес пункта назначения либо укажите его на карте».

Карта тут же, в правом углу. Синей точкой обозначено место, где я нахожусь.

– Ближайшее смарт-кафе.

«Перекресток Дженниз и Оушен. Расстояние – три километра триста двадцать три метра. Примерное время в пути – семь с половиной минут. Стоимость проезда вместе с вызовом смарт-такси – пятьсот тридцать три уина».

– Годится.

Я приложил уин-перстень к контактной ячейке оплаты, и пятьсот тридцать три уина перекочевали из моего организма в уин-среду смарт-такси.

Машина отъехала от тротуара.

В левом углу лобового стекла окошко информации: пройденное расстояние, расстояние, оставшееся до пункта назначения, время, оставшееся до прибытия на место.

Ночью дорога почти пуста. За все время, что мы ехали, мимо нас проскочили только три машины. И все три двигались нам навстречу. Мое смарт-такси катило, не торопясь и не нарушая правил, аккуратно притормаживая на абсолютно пустых перекрестках. До места мы добрались точно в расчетное время.

«Желаю приятного вечера», – попрощалось смарт-такси, распахнув передо мной дверцу. И, как только я ступил на тротуар, вновь превратилось в игрушечную машинку, покатившую вдоль бордюрного камня к ближайшей стоянке.

Вход в смарт-кафе находился ровно в пяти шагах от того места, где я вышел из машины. За стеклянной дверью – голубоватый полумрак. В воздухе, расплываясь дымными завитками, парит надпись: «88». Причем обе восьмерки заваливаются в разные стороны примерно на сорок пять градусов от вертикальной оси. Так что при желании их запросто можно принять за два как следует оттолкнувшихся от горизонтали знака бесконечности. Без разницы, что прежде я никогда здесь не бывал – все смарт-кафе похожи друг на друга. Разница лишь в названии. Обычных кафе и баров, с пузатым барменом, с гордым и немного надменным видом стоящим в окружении стаканов и кружек за отполированным до зеркального блеска прилавком и обозревающим наполненный посетителями зал, как свою вотчину, ни в Мундэнсе, ни вообще где-либо в Закордонье давно уже не осталось. Исчезли за ненадобностью. А жаль. Чего катастрофически не хватает нынешним смарт-кафе, так это теплоты и уюта. Здесь тебя даже не обсчитают чисто по-человечески, и на чай, даже если сам предложишь, все равно не возьмут. Все должно быть правильно и четко. Уин к уину… Уин к уину… Стерильная чистота. Как в больнице. Или – как в морге.

Пройдя сквозь туманную пелену двух потерявших равновесие восьмерок – кстати, интересно, почему «88»? – я вошел в помещение, немногим большее кабины московского грузового лифта. Да, в России даже очень тяжелые вещи в случае необходимости все еще перетаскивают с места на место. Поэтому и грузовые лифты у них сохранились. В комнатке – ничего, кроме невысокой тумбы с круглым верхом, по ободу которой бегают огоньки – синие, зеленые, красные. В центре тумбы – контактная ячейка для уин-перстня.

Нате! – припечатал я тумбу своим уин-перстнем.

– Доброй ночи, уважаемый Петр Леонидович! – приветствовал меня певучий голосок невидимой сирены, сладко наплывающий сразу со всех сторон и будто заворачивающий все мое тело в почти невесомую, мягкую упаковочную пленку. – Мы рады приветствовать вас в нашем замечательном кафе! – Казенщина! Безликая, холодная и скользкая казенщина! Как странно, почему я раньше этого не замечал? – Вы впервые зашли к нам в гости, поэтому мы еще не знаем ваших предпочтений. Но, если судить по заказам, которые вы делали в смарт-кафе «Пять часов»…

– Нет! Я сделаю другой заказ!

– Как вам будет угодно. Столик?

– На одного.

Помещение стало просторнее ровно настолько, чтобы в двух шагах от тумбы смог разместиться небольшой квадратный столик, застеленный крахмально ломкой, кипенно-белой скатертью, и плетеный стульчик с гнутой венской спинкой.

– Подальше.

Столик отодвинулся от тумбы на пару метров.

– И ширму.

Двустворчатая ширма, украшенная традиционным индейским орнаментом из разноцветных изломанных линий, встала возле столика.

– Свечу? – предложила сирена.

– Нет.

– Освещение?

– Пусть остается то, что есть.

Мне нравился заполнявший кафе сине-зеленый полумрак.

– Музыку?

– Нет.

– Какие-то особые пожелания?

– Оставьте меня в покое.

– Хорошо. Меню на столе.

– Что у вас есть из выпивки?

– Все, что пожелаете.

– Водки!

– Водки?

– Проблема?

– Нет… Сколько?

– Бутылку! Ноль-семь!

– Если вы один выпьете семьсот миллилитров водки, ваш организм получит дозу алкоголя, близкую к летальной.

– А как же уины?.. Они не спасут мою жизнь?

В ответ – тишина.

Ха! Однако! Мне удалось поставить в тупик всю информационную систему Закордонья! Она знает, что кишащие в моем организме нанороботы не в состоянии нейтрализовать воздействие алкоголя, но при этом, похоже, понятия не имеет почему.

– Бутылку водки! – с вызовом повторил я и припечатал перстень к контактной ячейке.

– Мы бы могли попытаться убедить вас…

– Не стоит.

Понятное дело, одному мне бутылку ноль-семь и до утра не усидеть. Да мне это и не нужно! Однако хотелось поглумиться над системой, которая прежде меня водила за нос.

– В таком случае мы бы хотели порекомендовать вам закуску…

– Будет надо – закажу… А впрочем, дай-ка соленых сухариков.

– Сухариков?..

Мне показалось? Или в голосе сирены и в самом деле прозвучала растерянность?

– Ну да, сухариков. Ржаных, солененьких… Что, закончились?

– Нет-нет… Сухарики… А-а-а… Какого размера?

– Стандартного.

– Да… Конечно.

– Я могу пройти к столу? Или у вас еще какие-то вопросы?

– Нет-нет! Прошу вас! Прошу, Петр Леонидович! Надеюсь, вы останетесь довольны обслуживанием!

– Посмотрим, посмотрим…

Я заглянул за ширму. На столе стояла красивая трехгранная бутылка с завинчивающейся пробкой, наполненная прозрачной жидкостью. Без этикетки. Приложил палец к стеклу – теплая.

– А охладить!

– Сей момент?

Стенки графина подернулись белесым инеем. Ну вот, совсем другое дело!

Я сел за стол, выбрал из выставленной, словно на парад, разнокалиберной посуды пятидесятиграммовую стопку толстого резного стекла. Остальное – бокалы, стаканы, фужеры, рюмки – смахнул со стола. Раньше я никогда так не делал. Но все ведь когда-нибудь бывает в первый раз. Посуда начала исчезать, не долетев до пола. То, что от нее осталось – бесформенные комки, похожие на застывшую слизь, – упало на деревянные половицы, не издав ни звука, и тотчас же тоже исчезло. Я усмехнулся. Забавно.

Освободившееся место на столе заняла плетеная корзиночка с заказанными сухариками. Стандартного размера. Это оказались ломти хлеба, засушенные и присыпанные солью. Я отломил от одного из них кусочек и попробовал на зуб. Ну, что ж, по крайней мере, вкусно.

Всклянь наполнив стопку ледяной водкой, я легко поднял ее – водка потекла по пальцам, – отсалютовал непонятно кому и не торопясь, с удовольствием выпил. Поставил стопку на стол и закусил сухариком.

Что ж, неплохо. Очень даже неплохо.

После второй стопки изодранные в лохмотья мысли начали собираться в привычный узор. Одна цеплялась за другую, выстраивая аккуратные цепочки логических связей.

Итак, что мы имеем.

Первое. Меня, Петра Леонидовича Максина, как представителя Мирового экологического форума, регулярно отправляли в Россию. Где, помимо больших городов, я посещал ряд отдаленных от центра регионов. Даже не подозревая, что основной целью моих поездок было вовсе не знакомство с природоохранительными мерами русских, а пробуждение спор информационных башен. Спора может годами лежать в земле, но прорастать она начнет только под воздействием информационного поля. Пусть это воздействие будет очень слабым и кратковременным, но иначе – никак. Я же, не ведая о том, повсюду таскал с собой генератор информационного поля, замаскированный под старинные карманные часы. Которые четыре года тому назад подарила мне моя будущая жена Настя.

Второе. Как оказалось, моя жена была не человеком, а рипом, созданным информационной башней. Черт возьми! Вот с этим смириться мне оказалось труднее всего. Настя ничем не отличалась от обычного человека. Если не обращать внимания на некоторые, поначалу кажущиеся совершенно незначительными, странности ее поведения. К примеру, у нее не было никаких предпочтений в еде. Она заказывала и выставляла на стол то, что я просил. И, сидя напротив, мерно пережевывала пищу с абсолютно безразличным выражением на лице. Как будто у нее напрочь отключены все вкусовые и обонятельные рецепторы. Наверное, она вообще могла обходиться без пищи и ела только в моем присутствии. За компанию. Ей было абсолютно все равно, какую музыку слушать. Когда я спрашивал ее о прочитанных книгах, она отвечала коротко: «Понравилось». Или: «Не понравилось». Как вариант: «Не очень». Она даже ни разу не сказала: «Так себе». Мы не встречались с ее коллегами по работе. У нее не было близких друзей. Я ни разу не видел ее родителей – Настя говорила, что они живут на Аляске и не любят покидать свой дом. Не знаю, смог бы я в конце концов сам суммировать все эти мелкие несоответствия, чтобы в итоге сделать тот вывод, к которому подвел меня майор Ворный.