Текст книги "Знаменитые русские о Флоренции"

Митрополит Исидор приехал в Москву 19 марта 1441 г. и проследовал прямо в Успенский собор для богослужения. На литургии он велел поминать на первом месте не имя Константинопольского патриарха, а имя папы Евгения IV. После литургии митрополит приказал своему протодиакону прочесть во всеуслышание с амвона Соборный акт 5 июля 1439 г. об унии. Затем передал великому князю послание от папы, в котором Василий II приглашался быть усердным помощником митрополиту в деле введения унии. Быстрота и натиск, с каким действовал Исидор, настолько смутили князя, бояр и епископов, что они в первый момент растерялись: «Вси князи, – говорит летописец, – умолчаша и бояре и инии мнози, еще же паче и епископы русский ecu умолчаша, и воздремаша, иуснуша…»

Великий князь Василий II отвергает Флорентийскую унию.

Лишь через три дня, собравшись с духом, Василий II объявил Исидора еретиком и приказал арестовать его и заключить в Чудовом монастыре. Состоявшийся вскоре Собор русского духовенства, обличив ересь Исидора, увещевал его раскаяться, однако, ввиду непреклонности Исидора, его держали в заключении несколько месяцев, а потом «позволили бежать»: Исидор бежал через Тверь к литовскому великому князю Казимиру, а оттуда в Рим. Судьба епископа Авраамия Суздальского, сначала подписавшего Флорентийскую унию, а затем отрекшегося от нее, сложилась благополучно. Его верный человек в русской делегации на Соборе в Италии, иеромонах Симеон Суздалец, официально показал, что Авраамийде не хотел подписывать унию, но отступник Исидор посадил его «в темницу и cede неделю полну; и тому подписавшуся не хотением, но нужею». В1448 г. епископ Авраамий участвовал в Москве в Соборе, окончательно низвергнувшем Исидора и поставившем епископа рязанского Иону митрополитом Киевским и всея Руси.

Василий Богданович Лихачев

Биография Василия Богдановича Лихачева, посла русского царя Алексея Михайловича к Великому герцогу Тосканскому Фердинандо II, изобилует лакунами, нередкими для русской истории XVII в. Известно, что он начал карьеру в окружении патриарха Филарета (Романова), отца царя Михаила Федоровича: в конце 1620-х гг. значится «патриаршим стольником». При царе Алексее Михайловиче, в качестве «дворянина московского», Лихачев на государевой службе; в 1640-х гг. был воеводою в Цивильске – важном военно-опорном пункте Московского царства в чувашских землях. Позднее снова отмечен в Москве – в окружении патриарха Иосифа; неоднократно сопровождал Алексея Михайловича и царицу Марью Ильиничну (урожденную Милославскую) в загородных поездках и «богомольных походах» в Троице-Сергевский и Саввино-Сторожевский монастыри.

Новое возвышение Василия Лихачева произошло в годы патриаршества Никона, имевшего большое влияние на царя, в том числе в вопросах внешней политики. Во время военного конфликта с Речью Посполитой за контроль над западно-русскими землями, а затем и в начавшейся войне со шведами Лихачев был в ближайшем окружении царя: в июле 1656 г. участвовал в дипломатических переговорах в Полоцке с послами императора Священной Римской империи Фердинанда III, а в августе того же года, под Кокенгаузеном (Кукейносом) – с посланниками датского короля Фредерика III.

В 1659 г. царь Алексей Михайлович задумал новое посольство в «италианские земли»; на этот раз (после неудачного посольства Ивана Чемоданова и Алексея Посникова к дожу Венеции в 1656-1657 гг.) – во Флоренцию, к Великому герцогу Тосканскому Фердинандо II из дома Медичи. Руководителем посольства был назначен Василий Лихачев – по этому случаю ему был присвоен титул «наместника Боровского».

Сохранился «Статейный список» посольства 1659-1660 гг., опубликованный затем в «Памятниках дипломатических сношений древней России с державами иностранными». Целью посольства было поднятие международного авторитета Московии в ходе противостояния с Польшей и Швецией, а также установление привилегированных торговых отношений с Тосканой: московский царь велел просить у Великого герцога о продаже московским торговым людям без пошлины «узорочных товаров» для царского обихода и вообще о дозволении им «повольной» (т. е. беспошлинной) торговли. В обмен Алексей Михайлович дозволял подданным Великого герцога беспошлинно торговать в русских землях и держать на откупах рыбный и икряной промыслы в Архангельске.

Прием московского посольства Василия Лихачева Великим герцогом Тосканским Фердинандо II.

Посланником во Флоренцию при главе миссии Лихачеве был направлен опытный дьяк Иван Федорович Фомин (в будущем дослужившийся до царского стольника), вместе с подьячими Степаном Полковым и Панкратом Кулаковым, ведающими делопроизводством. Из Посольского приказа к делегации были приставлены два толмача-переводчика: итальянского языка – Тимофей Топоровский (известно, что он уже бывал в Италии и получал ежегодное жалование в зб рублей) и немецкого языка – Плетников.

По обычаю, в делегацию был включен православный священник Иван Алексеев. Позднейший комментатор отмечал в этой связи, что в послы в те годы назначались пожилые бояре, которые, отправляясь надолго за границу, «боялись умереть, среди неблагочестивых, без духовника и обрядов, предписанных Восточною Церковью». Царь велел также взять в Архангельске надежного «целовальника» (казначея, дававшего клятву честности на кресте) для хранения «государевой соболиной казны», которую послы везли в подарок тосканскому герцогу и его приближенным.

8 июля 1659 г. делегация выехала из Москвы в Архангельск и прибыла на место лишь и августа. Еще месяц посланники прожили в Архангельске, в ожидании прибытия и погрузки двух английских кораблей, идущих вокруг Европы. 21 сентября, отслушав молебен в Преображенском соборе, Лихачев, Фомин и их товарищи (всего 24 человека) отправились, в сопровождении отряда стрельцов, в морскую гавань на Мосеевомострове, откуда и началось плавание. Английские купеческие корабли были выбраны в том числе потому, что Англия в те годы находилась в хороших отношениях с Оттоманской Портой, и под защитой английского флага московские послы могли не опасаться нападения «турских воровских людей», господствовавших в Средиземноморье. Плавание началось с несчастья: на третий день умер переводчик с итальянского Тимофей Топоровский (его отсутствие потом сильно скажется в Италии), и священнику Алексееву пришлось совершить отпевание и погребение в море.

Обогнув Европу и пройдя Гибралтарский пролив, корабли с русским посольством вошли 9 ноября 1659 г. в Средиземное море. Лихачев с удивлением отметил в «Статейном списке»:

«На том море дни стали светлы и красны, как у нас о Троицыне дне, а тут о Филиппове заговенье таковы: а дни и ночи одинаковы».

Однако почти сразу начались сильные штормы – как и три года назад, когда тем же путем из Архангельска в Ливорно направлялось посольство Чемоданова и Посникова, потерявшее тогда большую часть взятого с собой коммерческого товара и сильно повредившее дорогие сибирские меха, предназначенные для венецианцев. На этот раз, для облегчения кораблей, пришлось сбросить в море часть съестных припасов и бочек с пресной водой – к концу путешествия из-за недостатка питьевой воды приходилось собирать на палубе дождевую воду. В «Статейном списке» посольства имеются записи: «После бури на море, посланники воздавали Христу Богу молебное пение…»

5 января 1660 г., уже в виду гавани Ливорно – главного морского порта Тосканы (полностью заменившего к тому времени Пизу из-за обмеления устья Арно), сильнейшая буря так повредила корабли, что они еле смогли бросить якоря. Команда и пассажиры прошли строгий пограничный контроль из-за угрозы занесения «морового поветрия»: тосканская стража каждого «разболокала» (раздела) и внимательно осмотрела.

7 января губернатор Ливорно князь Томмазо Серристори пригласил послов в город. «Урядясь в посольское платье» и сев в крытые, обитые бархатом гребные галеры, гости поплыли к городской пристани, приветствуемые оружейной пальбой. От берега до губернаторского дворца Лихачев и Фомин с ближайшими людьми ехали в двух богатых каретах «шестериком»; по обе стороны шла стража с зажженными факелами, а остальные члены делегации следовали сзади пешком.

Три дня послы прожили в доме богатого ливорнского купца, давно торгующего с русскими, а потом князь Серристори передал им приглашение Великого герцога прибыть в Пизу, где Фердинандо II с женой Витторией (из знатного урбинского рода делла Ровере) и сыном-наследником Козимо пребывали, оказывается, уже месяц, получив известие о скором прибытии «московитов» через гонцов из Амстердама.

Палаццо Питти – резиденция Великих герцогов Тосканских

В Пизе русские послы вручили Фердинандо II грамоту царя Алексея Михайловича, а также «любительные поминки» (подарки). Описание приема посланников в «Статейном списке» вызывает некоторые сомнения: наверняка сказалось отсутствие переводчика, умершего во время плавания. Так, согласно «Списку» Лихачева, герцог Фердинандо в своей речи якобы постоянно называл себя «холопом московского государя»:

«За что меня холопа своего и работника ваш Великий Князь, из преславного града Москвы поискал премногою милостию и поминки прислал? А он Великий Государь, что небо от земли отстоит, то он Великий Государь: славен и преславен от конец до конец всея вселенным, и имя его преславно и страшно во всех государствах, от ветхого Рима и до нового и до Иерусалима, и что мене бедному, воздать за его велию и премногую милость? Аяи братья мои и сын мой его Великого Государя рабы и холопи и ради служить и работать ему Великому Государю на веки как ему угодно и где мог моя будет…»

Во Флоренции («преславном городе Флоренске») русское посольство разместили в палатах герцогского Дворца Питти на левом берегу Арно. Три вещи особенно поразили гостей – необычайного вида глобус, чернильница и богато убранное отхожее место:

«Да построено колесо, а на колесе яблоко, а на яблоке написано всех государств земли, да на том же яблоке написаны ночные беги и лунное течение… Чернильница, из чего писали, золотая, фунтов в тридцать, а вместо песка руда серебряная, а отходы крыты бархатом Флоренским, выпражняют их во вся дни».

Во время торжественного приема, данного Великим герцогом в честь московских посланников, Фердинандо II посадил Лихачева возле себя; дьяк Фомин сидел рядом с сыном-наследником, будущим Великим герцогом Козимо III. Герцогское угощением поразило гостей:

«На столеустроены три орла двоеглавые, первый орел сделан на сахаре, в средине онаго изображен Великий Государь наш на аргамаке <коне>, в руке скипетр держит… а яствы были на столе все деланы с вымыслом мастерским; звери, птицы и рыбы, а все с сахаром…» Много тостов произнесли за государей: «Ипосланники вышед из за стола, с великим подобострастием, пили учтиво, а преж де питья титлы говорили полные про Государское многолетнее здравие и про Царицыно и про Царевичев и про Царевен; а князь и братья и сын и все в то время стояли: в то же время играли на музыке и кимвалы и в органы и два трубача и восемь гудцов».

Получив в подарок от царя Алексея Михайловича дорогие сибирские меха, Великий герцог стал расспрашивать Лихачева про «Сибирское государство» и рассматривал его по «чертежу»,т. е. на географической карте. Герцог был поражен размерами Сибири и очень удивлялся, что нельзя «выловить» живущих там соболей, куниц, лисиц, белок и прочих зверей; он даже взял у Лихачева роспись, «по скольку который зверь годом плодится». Заинтересованность Великого герцога Лихачев в «Списке» объяснил тем, что «у них никакого зверя нет, потому что места зело гористы, а не лесны, а лес все саженый».

Во Флоренции тогда готовилась свадьба наследника тосканского престола Козимо Медичи с француженкой Маргаритой-Луизой, дочерью герцога Орлеанского. Герцогиня Виттория пожелала, чтобы были сделаны две шубки «по русскому обычаю», которые она могла бы подарить своей невестке. Лихачев распорядился сделать две шубки: одна была горностаевая, крытая камкой, другая беличья, крытая тафтой: герцогиня «вздела на себя и дивилася, что урядно выделали».

Лихачева и его спутников поразил в одной из герцогских палат планетарий (тот самый, что организовал покровительствуемый Медичи Галилео Галилей): «небесное движение и круг, а в нем описание всего света и солнечный бег». Затем гости посетили оружейный двор, окруженный рвом, полюбовались в конюшенном дворе на иноходцев и аргамаков, которых насчитывалось там до четырехсот, и заключили герцогским «зверинцем»:

«Они же (т. е. слуги) казали 2 льва да 2 медведя живых, 2 птицы строфокамилы [африканских страуса]; одна птица снесла яйцо, тому часа нет, а тянет полпята фунта, величиною с шапку: яишницу ели 27 человек из одного яйца».

В один из дней русских посланников повезли смотреть традиционную командную игру в мяч – giuoco del calcio – на площади Санта-Кроче:

«На рынке устроено посланникам место высоко, крыто бархатом; а на другой стороне против посланников палат со сто, о трех и о четырех жильях; тут сидели князь и княгиня и сын и братья княжие, а из всякаго окна из палат развешены были ковры дорогие. А игра была: поставлены были два шатра, и люди в доспехах и панцырях и в шлемах: шестеро карлов, шесть трубачев, шесть барабанов и полковники, да с юо человек нарядных молодцов и легких; а играли: мячем бросали, которая страна перемечет: ив то время были по 4 выстрела по всему городу. А посланникам и игрецам от княгини дары: тафтяные ширинки [вымпелы], а ратный строй на них напечатан, и быв поехали к себе».

Игра в мяч на Площади Санта-Кроче. XVII в.

Перед отъездом русских послов из Флоренции Великий герцог подарил Лихачеву и дьяку Фомину каждому по увесистой золотой цепи: одному в 10, другому в 8 фунтов. Не были забыты и другие члены делегации: каждому из них было дано по золотой цепочке, весом по 1 фунту 20 золотников.

16 февраля 1660 г. посланники выехали из Флоренции на Болонью, Пьяченцу, Милан. Далее путь шел в Швейцарию: при переходе альпийского перевала Сен-Готард заверенное золотой печатью письмо Великого герцога царю Алексею Михайловичу несли особенно бережно. Когда весь скарб, в том числе государеву казну и подарки, везли на повозках, запряженных волами («для того, что лошадей со вьюками, как ветр велик, бросает в глубокие пропасти») «Флоренского князя лист» несли подьячие.

Проплыв далее по Рейну, путешественники в конце марта 1660 г. были в Амстердаме, откуда кораблем возвратились в июне в Архангельск. Месяц спустя, в кремлевских палатах, посол Василий Лихачев торжественно вручил царю Алексею Михайловичу грамоту от великого герцога Тосканского.

Борис Петрович Шереметев

Борис Петрович Шереметев (1652-1719) – военачальник, дипломат, близкий сподвижник Петра I.Генерал-фельдмаршал (1701); граф (1706). Выходец из древнего боярского рода. Начинал службу при царе Алексее Михайловиче: в 1765 г. пожалован в комнатные стольники. При царе Федоре Алексеевиче был еще более приближен: «в рассуждении своего преимущественно красивого вида и внешних качеств тела, стоял на аудиенциях, дарованных послам, в одеянии рынды [оруженосца] перед троном». В 19 лет в должности воеводы и тамбовского наместника командовал войсками против крымчаков. В 1682 г. при вступлении на престол царей Иоанна и Петра пожалован в боярство. С конца 1686 г. руководил войском, охранявшим южные границы, участвовал в Крымских походах. После падения правительницы Софьи примкнул к царю Петру Алексеевичу; участник Азовских походов (1695-1696).

В 1697-1698 гг., по заданию Петра 1,45-летний Шереметев совершил важную дипломатическую поездку в государства Европы: Польское королевство, Священную Римскую империю, Венецианскую республику, Папское государство, Королевство обеих Сицилий, Мальтийский орден, а на обратном пути – еще и в Великое герцогство Тосканское. В свиту Шереметева входили: Алексей Курбатов, «дворецкий», иногда представительствовавший от имени и под видом Шереметева (позднее выдвинувшийся как крупный российский администратор и финансист); Иосиф Пешковский, духовный чин, занимавшийся переводами и составлением официальных бумаг; Герасим Головцын, близкий к Шереметеву по военным походам; еще несколько дворян и слуг. Позднее, на основании записей Головцына и Курбатова, дьяк Петр Артемьев составил официальные материалы поездки, ставшие известными как «Записка путешествия графа Шереметева».

Посольство выехало из Москвы 22 июля 1697 г. с бумагами от Петра I к польскому королю, австрийскому императору, римскому папе, дожу Венеции и великому магистру Мальтийского ордена для создания коалиции против турок. Для достижения политических целей посланец русского царя неоднократно прибегал к хитростям и мистификациям. В Польше, где профранцузская партия не признавала власти русского ставленника короля Августа II, Шереметев, как следует из бумаг, принужден был скрывать свое имя, назвался русским «ротмистром Романом», переменил платье, имел общий стол со свитою, в то время как Курбатов представлял первое лицо. В начале февраля Шереметев тайно, переодевшись в чужое платье, ездил вперед посольства в Венецию, чтобы провести конфиденциальные переговоры, а заодно без формальностей поучаствовать в карнавале. Здесь к русской делегации присоединились находившиеся в Венеции по заданию Петра I младшие братья Бориса Петровича – Василий и Владимир Шереметевы.

21 марта 1898 г. русская делегация – через Феррару, Болонью, Фаэнцу, Пезаро и Сполето – прибыла в Рим, где папа Иннокентий XII оказал послу московского царя редкую честь: «не велел отбирать у него шпаги и шляпы при входе в аудиенц-залу, принял сам из рук его привезенные им грамоты, выхвалял мужественные его подвиги против неприятелей Святого Креста и допустил к своей руке, а сам поцеловал его в голову». На другой день Шереметев, в свою очередь, «препроводил к Первосвятителю соболье одеяло в девятьсот рублей, две драгоценные парчи и пять сороков горностаев». Перед выездом русских из Рима, Иннокентий прислал Шереметеву золотой крест, вмещавший частицу древа животворящего Креста Господня.

Далее Шереметев со свитой – через Террачину и Капую – продолжили путь на Неаполь, откуда морем отправились двумя кораблями на Мальту. 2 мая 1698 г.

Шереметев был торжественно встречен мальтийскими рыцарями в Валетте и имел переговоры с Великим магистром Раймундом Переллос-Рокафуллом, наградившим посла русского царя Мальтийским крестом.

22 мая русская делегация вернулась морем в Неаполь, откуда Шереметев ездил на побережье Адриатики в Бари на поклонение святым мощам Святителя Николая Чудотворца, и июня Шереметев снова был в Риме, виделся с Папою (у которого получил ответные грамоты русскому царю и австрийскому императору Леопольду) и 15 июня выехал в обратный путь на север в направлении Венеции и Вены.

22 июня 1698 г., «на осьмой день» пути от Рима, Шереметев прибыл в столицу Великого герцогства Тосканского, где делегация остановилась на одном из постоялых дворов. Той же ночью к Шереметеву прибыл посланец от Великого герцога, прослышавшего о приезде во Флоренцию именитого «московита»: «И того же вечера, о приезде боярском сведав, грандъдюк прислал к боярину часу в третьем ночи аббата, патера Франциска».

Борис Петрович Шереметев

В «Записках» Шереметева приводится витиеватое обращение аббата Франциска к послу московского государя:

«Пресветлейшаго и державнейшего великого государя, его царского пресветлаго величества Московского и иных премногих и преславних государств автократора и императора, ближний боярин и наместник вятский Борис Петрович Шереметев, и войск его великий генералиссимус, прислал меня до знатнейшей особы вашей пресветлейший грандъдюк Флоренский Козмус Третий де Медицис, повелел тебя спросить о здоровье и через меня, нижайшего своего раба, предпосылает тебе свое поклонение. Радуется же тому немало, что дождался в свое государство Вашу милость, такова приятного гостя, точию о сем скорбит, что, не сделав о себе известия, к нам благоволил прибытии без учинения всякой подобающей твоему славному и высокородному имени чести; однакож и то рассуждает, что знатнейшая твоя особа учинити то благоволила по своей воле, и приписует то мудрым твоим поступкам. А мне приказал служить твоей милости и каретами своими со служителями и скороходами, и, где угодно, изволь в них ездить. Притом же просил его светлость о том, чтобы, где Ваша милость изволит сам, видеться с его светлостию грандъдюком».

В те годы Великим герцогом Тосканским был уже немолодой Козимо III Медичи (1642-1723) – ревностный католик, но малоспособный политик, чье государство находилось в упадке. Более двадцати лет назад он развелся с Маргаритой-Луизой Орлеанской (на ней, как мы помним, он готовился жениться во времена посольства Лихачева к его отцу), которая скорее предпочла уйти в монастырь, чем жить с опостылевшим супругом. Когда же, спустя несколько лет, Козимо попросил француженку возобновить брак, та гордо ответила: «Не проходит часа или дня, чтобы я не желала, чтобы Вас кто-нибудь повесил… Мы оба скоро отправимся в ад, и мне еще предстоит мучение встретить там Вас…»

Великий герцог Тосканский Козимо III Медичи

На следующий день по приезде Шереметев с братьями Василием и Владимиром в двух присланных Великим герцогом экипажах и в сопровождении аббата Франциска и бегущих впереди карет «скороходов» отправился осматривать город.

«Флоренция – город великий, больше Венеции, – читаем в «Записках» Шереметева. – Палаты в нем деланы особливым строением, и не так, как в Римской и Венецианской областях. Сквозь город Флоренцию течет великая река, называемая Арно, через ее четыре моста великие с разными фигурами. Флоренский грандъдюк есть дедичный [наследственный] князь и самовластный, не так, как князь венецианский. Палаты грандъдюка Флоренского великие и зело украшенные».

Путешественники осмотрели кафедральный собор Санта-Мария дель Фьоре и строящуюся Церковь Сан-Лоренцо с родовой усыпальницей Медичи:

«Тут есть превеликая церковь, вся сделана, от земли и до креста, из разных мраморов, а простого камня нигде нет… Другая церковь строится, где стоят гробы грандъдюков Флоренских, вся из разных драгоценных мраморов, каковой церкви нигде не наезжали. А как сию церковь начали строить, строить тому шо лет, а только еще вполовину состроена, и всегда непрестанно строится, и превеликая, сказывают, на нее тратится казна». Обязательным пунктом программы осмотра Флоренции высокопоставленными гостями был герцогский «зверинец» – предмет гордости нескольких поколений Медичи:

«Потом были во зверинце и видели больших львов, и львиц, и по полугоду молодых львов, также барсов, медведей, волков, лисиц, песцов белых, котов морских и великих орлов».

На третий день пребывания русских гостей в столице Тосканы был организован торжественный прием в великогерцогском дворце:

«И как приехали ко всходу в палаты, встретили тут боярина многие его министры. А сам грандъдюк встретил в другой палате и привитался любезно, взял боярина за руку и повел в свою палату по правую себя руку и говорил: «Зело радуюсь, видя в доме моем такого приятного гостя, которого, слыша содержаща путь свой в Италианских краях и далее, попремногу всесердечно – желал видети, которого моего желания ныне не лишился.». Против чего также пристойным образом боярин ему благодарствовал…»

Площадь Синьории. XVIII в.

Козимо III показал Шереметеву хранящуюся в его кабинете гравюру с изображением московского царя Петра в немецком платье, сказав при этом: «На сию, его царского величества, персону смотря, как на самого его, истинно чиню всегда ему почтение». Показал великий герцог и московские географические карты Черного моря, сказав, что «оную ландкарту его царское величество благоволил сочинити сам своими руками». Затем Козимо повел Шереметева в особую комнату, где хранились фамильные драгоценности Медичи: «И водил боярина в другую палату, в которой показывал камень, алмаз граненой, величиною с лесное яблоко, со всех сторон равен, также премногие разные драгоценные запоны и множество персицкого жемчугу, иной жемчуг величиною есть с русской орех, и в одной запоне казал висячей красной дал [камень наподобие рубина], величиною с большое лесное яблоко, и многие другие вещи показывал…»

После визита во дворец гостей возили смотреть особо чтимую флорентийскую святыню – нетленные мощи Марии Магдалины де Пацци, хранящиеся в церкви Санта-Мария дельи Анджели:

«Того же дня ездили в монастырь законниц-кармалитанок. Тут в церкви лежат мощи святые мученицы Марии, положены под престолом и видимы за хрусталем нетленные…»

Посмотрели гости и сокровища галереи Уффици, сочетавшей в себе государственную канцелярию и хранилище раритетов:

«Потом были в казенных в одиннадцати палатах, показывали премногое сокровище золота, серебра, дорогих каменьев, разных шкатул с каменьями, разных живописных картин, ружья и седел разных государств, в чем состоит великое богатство и наблюдается чистота…»

С особой бережностью хранились в Уффици документы Флорентийского собора 1439 г., на котором была заключена уния между католической и православной церквами: «Показывали бывшего во Флоренции собора описание на великом листе, на котором цесарь Греческий и все, кто были на оном соборе, подписали свои имена своими руками». Шереметева, по-видимому, этот документ особенно заинтересовал, и он попросил снять ему копию, каковая была сделана и вручена ему перед отъездом.

Накануне отбытия Шереметева из Флоренции все тот же аббат Франциск от имени Козимо III преподнес ему в подарок драгоценную «шкатулу»: «оная шкатула резная, оправлена серебром, а в ней два ящика со многими лекарствами». Шереметев в свою очередь тоже одарил гостеприимных хозяев: «И боярин оного присланного дарил: две пары соболей да косяк камки – ценою в пятдесят рублев; а возницам княжим, и лакеям, и скороходам дано дватцать червонных».

15 июня 1698 г. русская делегация выехала из Флоренции в Венецию, где собралось к тому времени немало русских в ожидании царя Петра Алексеевича, путешествовавшего по Европе в составе «Великого посольства».

По-видимому, по заданию Петра Шереметев задержался в Венеции до 10 августа, потом почти месяц вел переговоры в Вене, где император Леопольд I «слушал с любопытством рассказ Бориса Петровича, в особенности, об Италии и Мальте; желал, чтобы полученный им орденский знак поощрил его к новым подвигам, полезным для всего христианства».

Побывав затем в польских землях и Киеве, Шереметев возвратился в Москву лишь 10 февраля 1899 г., представ перед царем Петром «в немецком платье, с Мальтийским командорственным крестом и драгоценной шпагою». После этого царь приказал записать во всех официальных бумагах, касаемых Шереметева, что «титло его, сверх боярского достоинства, еще получило приращение, и как в Боярской Книге, в Росписях и других бумагах, так и сам бы он писался: Боярин и Военный свидетельстьвованный Мальтийский Кавалер».