Текст книги "Цветы в поле дифлексии. Анекдоты об интенсивах и психотерапии в гештальт-подходе. 18+"

Цветы в поле дифлексии
Анекдоты об интенсивах и психотерапии в гештальт-подходе. 18+
Алексей Владимирович Каширин

Юмор есть остроумие глубокого чувства

Федор Достоевский

Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слезы

Николай Гоголь

© Алексей Владимирович Каширин, 2017

ISBN 978-5-4485-5266-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

История этой брошюры началась с того, что, уезжая со своего шестого клиентского интенсива, я придумал анекдот, но не успел рассказать. А уже через три года – на восемнадцатом воронежском интенсиве «Гештальт-терапия – практика отношений» – я рассказал его тренеру Вершинину Андрею. Он анекдот поддержал, и из меня попёрло. За 12 дней я придумал много анекдотов, которые понравились терапевтам, тренерам и клиентам, а некоторые из них поддержали идею публикации анекдотов.

Как достаточно долгому клиенту, мне известно, что смех и юмор – соответствуют такой форме защиты в контакте, как дифлексия. И оставаясь дикими клиентом и ни разу не обучающимся в группе, я начинаю брошюру с вспоминания известных мне определений и идей о дифлексии, юморе и анекдоте. Если сами анекдоты – результат моего обучения и подражания величайшему в СССР клоуну Юрию Никулину, то это введение – подражание лекциям известных мне гештальт-терапевтов. С единственным отличием, что я сейчас не преподаю терапевтам, как проводить психотерапию, а пишу ту лекцию, которую хотел бы прочитать сам (как это рекомендовал в своё время знаменитый и плодовитый писатель Стивен Кинг – пиши книгу, которую сам бы хотел прочитать) – не о том, как «работать в любом поле», а о том, как «жить в любом поле». И я себе представляю, что большинству читателей этой брошюры интереснее узнать про «поле дифлексии», чем про «цветы в поле», что намного более интересно мне, как нетерапевту.

А для психолога самым крупным авторитетом должен быть Зигмунд Фрейд, обращавший внимание на взаимосвязь остроумия и бессознательного. И согласно его представлению – остроумие – это психосоциальный сигнал – попытка достичь удовольствия, сняв напряжение от социальных напряжений и правил: один другому делает смешно, сохраняя при этом серьёзный вид. И смех над остротой является признаком удовольствия от освобождения энергии, ранее блокирующей социальные запреты – чаще всего по отношению к чувству враждебности. Выходит, что остроумие помогает людям раскрепоститься и сблизиться.

Второй крупный исследователь природы смеха – Анри Бергон – в своей интереснейшей книге «Смех» замечает, что в основе юмора находится человек. Некая механистичность человека, вместо ожидаемой гибкости. Причём особенно важно мне кажется выделить вслед за ним разницу между драмой и комедией. Первая концентрируется на сложной истории конкретного человека, а вторая – на упрощённой истории абстрактного, к которому эмпатия снижена. И смех является своеобразным наказанием за косность – попыткой включить более сложного человека – дать психологического пинка застывшему. Отсюда вырастает остроумие подражания, пародий и повторений. И эту мысль философ развивает до идеи о том, что с помощью юмора всякое общество пытается вывести из человека косность прошлого общества – подтолкнуть к косности настоящего. Мне это подсказывает красивую и приятную идейку о том, что с помощью юмора коллектив делает шаг из «там и тогда» в «здесь и сейчас». И если там и тогда остаётся «драма жизни», то «здесь и сейчас» – сама жизнь. По этому поводу Анри Бергсон отмечает, что повторение драматического переводит его в комическое – а то какой-то сплошной конкурс сироток получается. И, наконец, самая сильная мысль философа – что юмор – это здоровое сумасшествие. Тогда получается, что остроумие – это попытка перевести нездоровое сумасшествие – в здоровое.

Третий мой авторитет в мире юмора – Юрий Никулин, знавший больше 6000 анекдотов – был твёрдо уверен в том, что юмор помогает переносить тяготы жизни и баготворно действует на больной организм человека. И даже в предисловии к одному из своих сборников анекдотов он приводил пример детской больницы, в которой дети выписывались в среднем на 10—12 дней раньше, применяя психотерапию. Полезность юмора он описывал метафорически просто – от неё дохнут микробы внутри. И позже американским неврологом Ульямом Фраем было описано, что смех представляет особую форму дыхания (ой, а ведь в гештальте просто дыхание связывают с жизнью!), снижающую уровень гормонов стресса, улучшающую циркуляцию крови и очищающую верхние дыхательные пути, что в комбинации соответствует прогулке по лесу. Расслабление мышц, 5 минут смеха вместо 40 минут отдыха, снижение головной боли, косметический эффект… ну, в общем, человек, шатающийся по интенсиву и травящий анекдоты направо и налево – это настоящий санитар леса… человеческого леса. И я вспоминаю с благодарностью своего друга Черкасову Юлию из Воронежа – мастера анекдотов, веселившего меня анекдотами и зажегшего во мне желание удивить её (вот, пришлось даже придумывать свои). Ещё всплывает вопрос – а при чём тут дифлексия?

Это страшное слово, означающее на латыни «отклонение» описывает механизм прерывания контакта человека с человеком и его опытом. Основатель гештальт-терапии Фриц Перлз его не рассматривал – как защитную бяку его вывели позже Полстеры. Если описывать просто, то дифлексия – это когда человек уменьшает глубину контакта с помощью долгих разглагольствований, вышучивания, избегания прямого взгляда, произнесения банальностей, абстрагирования от ситуации – в общем, преподносит в контакт фигу из минимально эмоциональных реакций вместо живого участия. И за свою недолгую жизнь (и ещё менее долгую клиентскую) я сам много раз так делал и видел, как это делают другие – не только клиенты, но и терапевты, супервизоры и тренеры. При дифлексии человек уклоняется от глубокого чувства другого человека и не может собрать сколь-нибудь крупные плоды из отношений (Большое спасибо моему психотерапевту Татьяне Прокофьевой из Армавира, помогшей мне прочувствовать эту сторону жизни). Выходит, что далеко не всегда дифлексия – это смешно – а смешно это потому, что она содержит в себе противоречия и ритуальности, которые становятся объектом для юмора.

Когда я придумырал название для брошюры, я хотел сравнить анекдоты с цветами. И в этой аналогии получилось, что удобрением для них является как раз дифлексия. Но они, как и цветы, ведут к плодам, ведь над хорошим анекдотом можно задуматься (этому меня научил тренер из Санкт-Петербурга Андрей Вершинин, мотивировавший меня написать книгу по рассказанным ему анекдотам) – и, например, анекдот про абстрактную тёщу может помочь кому-то вспомнить про свою конкретную (однажды, так и было). Или ещё был случай – когда мы прощались с моими друзьями Черкасовой Юлией и Зубковой Аллой – прикольными, весёлыми гештальт-терапевтами (поддержавшими моё желание написать эту брошюру) – на вокзале – мы друг другу посылали всякие шуточные прощания – дифлексировали. И через пять минут такого обезьянничества, я показал им жест – руки, сложенные на сердце. Вот этот жест был очень серьёзным и очень тёплым. Краем глаза я заметил, что рядом со мной заплакала соседка по купе. Как будто до этого была сделана важная разминка. И это возвращает меня к главной мысли, которую я хотел выразить в этом рассуждении (ну, кроме выражения благодарности людям, благодаря которым эта брошюра выходит в свет) об анекдотах и дифлексии. Я уважаю анекдот, потому что он позволяет перейти от драмы отсутствия контакта к драме присутствия контакта – как цветок соединяет поле, на котором растёт и плод, ко

...

конец ознакомительного фрагмента