Текст книги "БРИКС против диктатуры доллара"

Берлинская стена строится вновь

Ясар Абдулла, «As Safir», арабская пресса

«Господин Горбачев, разрушьте эту стену!» – сказал американский президент Рональд Рейган, стоя у Берлинской стены и произнося речь по случаю 750-летия основания Берлина.

Во время этого выступления в июне 1987 года Рейган попросил своего коллегу и последнего советского президента Михаила Горбачева открыть ворота Берлинской стены, что символизировало бы мир, процветание и свободу Восточной Европы и Советского Союза.

Ворота Берлинской стены открылись 9 ноября 1989 года. За этим последовала череда государственных переворотов в Восточной Европе, а через два года распался Советский Союз.

Несколько дней назад, приехав в столицу Германии на торжества, посвященные 25-летней годовщине падения Берлинской стены, Горбачев сказал, что «мир стоит на пороге новой холодной войны, а некоторые утверждают, что эта война уже началась».

Горбачев говорил о «коллапсе доверия», обвиняя США в том, что они не выполнили обещания, которые дали в 1989 году. Он заявил, что страны Запада, вместо того, чтобы строить партнерские отношения с новой Россией, объявили себя победителем в холодной войне и постарались извлечь все преимущества из временной слабости России.

С тех пор, как американский президент Джордж Буш назвал Владимира Путина «человеком, с которым можно сотрудничать», российско-американские отношения постоянно деградируют. Внешне эта деградация проявилась тогда, когда США начали чинить препятствия вступлению России в ВТО в ответ на ее несогласие с американской позицией в СБ ООН.

Поражение коммунистического блока, состоящего из стран Восточной Европы и Советского Союза, ознаменовало собой окончание холодной войны, но холод быстро вернулся в отношения России и США. Первая трещина появилась, когда российский президент Владимир Путин назвал распад СССР «самой большой геополитической катастрофой XX века» и заявил, что «Россия сама будет решать, с какой скоростью, при каких условиях и какими путями ей двигаться к демократии». В последующие годы слова Путина стали еще жестче. В 2006 году он заявил, что перед Россией стоит задача укрепления своей безопасности в противостоянии внешнему политическому давлению: «Мы должны быть готовы к тому, чтобы отразить любые попытки давления на Россию, цель которых состоит в том, чтобы реализовать свои интересы за наш счет. Чем сильнее будут наши вооруженные силы, тем слабее будут намерения других на нас давить».

Окончание холодной войны, которое ознаменовалось падением Берлинской стены и распадом Советского Союза, позволило США стать единственной мировой державой. Воспользовавшись сложившейся геополитической ситуацией, США при помощи своих западных союзников стали распространять свое влияние на Восточную Европу, которая культурно, экономически и политически была частью советского блока. В практическом плане это влияние выразилось в стремительном вступлении большинства этих государств в ЕС и НАТО. За этим последовало вторжение США в Афганистан, страну, вынужденно оставленную советскими войсками, а затем в Ирак, что шло вразрез с желанием и интересами России. Кроме того, США открыто поддерживали «цветные революции» и создавали военные базы в странах, исторически входивших в зону влияния России.

Череда этих и других событий вынудила Россию задуматься о защите своих границ и интересов. Это воплотилось в военных действиях, начатых Россией в Грузии, в возвращении Крымского полуострова в состав РФ, в одном из последних заявлений Путина о готовности России оказать помощь Афганистану в поддержании мира после вывода оттуда войск ISAF, а также в поддержке, которую Россия продолжает оказывать Ирану и Сирии. В политической сфере Россия воспротивилась попыткам США распространить свое влияние на Ливию, Сирию, Иран, Латинскую Америку и Украину и выступила инициатором создания международной организации БРИКС. В дальнейшем Москва активизировала экономическую деятельность этой организации посредством учреждения таких организаций как Банк развития и Резервный фонд стран-членов БРИКС. Все это – чтобы ограничить влияние Международного валютного фонда, созданного странами Запада.

После того, как на Украине вспыхнула война, в которой Россия поддержала восточную часть страны, и США, и страны Европы ввели против нее экономические санкции. Россия, перед которой встала необходимость сгладить негативные последствия этих санкций, открыла новые торговые каналы со странами Латинской Америки и Азии и усилила свое торговое сотрудничество с Китаем.

Американская антироссийская риторика достигла своей высшей точки во время выступления Барака Обамы в ООН. Американский президент перечислил основные мировые угрозы, поставив в этом списке Россию на второе место после вируса Эбола и перед организацией ИГИЛ. В стенах того же здания российский министр иностранных дел Сергей Лавров жестко раскритиковал США и их союзников, сказав: «Западный альянс во главе с США, выступая поборником демократии, верховенства закона и прав человека внутри отдельных стран, на международной арене действует с прямо противоположных позиций, отвергая закрепленный в Уставе ООН демократический принцип суверенного равенства государств и пытаясь решать за всех, что является благом, а что – злом».

По поводу речи Обамы Лавров сказал: «Это американский взгляд на мир, который изложил президент, неоднократно подчеркивая свою и своей страны исключительность. Взгляд страны, которая в своей доктрине национальной безопасности записала свое право, независимо от каких-либо решений СБ ООН и каких-то других правовых актов, применять силу по своему усмотрению». Лавров также раскритиковал другую речь Обамы, в которой американский президент заявил о возможности применения военной силы для «сдерживания агрессии на юге Украины и в Южно-Китайском море».

Спустя 25 лет после падения Берлинской стены все эти заявления и события указывают на то, что в настоящей момент реализуется новый проект строительства стен в разных частях мира: от Ближнего Востока до Украины, от Азии до Латинской Америки. Вот только вряд ли к власти в России придет «новый Горбачев», чтобы разрушить эти стены, вняв пожеланиям Запада и поверив обещаниям преемников Рейгана.

Добро пожаловать в мир без Запада

Наазнин Барма, «The National Interest», США

«Налицо последовательные усилия восходящих держав по созданию параллельной многосторонней архитектуры, которая обходит стороной либеральный порядок и, скорее всего, самым фундаментальным образом изменит международную политику и экономику».

У американских официальных лиц вошло в привычку характеризовать будущее китайско-американских отношений как главную драму в международной политике. В начале ноября, когда президент Обама собирался на встречу со своим китайским коллегой Си Цзиньпином, госсекретарь Джон Керри заявил своим слушателям в Вашингтоне: «Американо-китайские отношения являются самыми важными на сегодня отношениями в мире, и они будут во многом определять облик XXI века. И точка». Советник по национальной безопасности Сьюзан Райс (Susan Rice), не успев приземлиться в сентябре в пекинском аэропорту, вышла в Твиттер и повторила заезженную фразу о том, что «на большинство глобальных вызовов XXI века невозможно отвечать эффективно без совместной работы США и Китая».

Это не просто дипломатические реверансы. Это важный сигнал о том, как смотрят на мир творцы американской внешней политики. В Вашингтоне преобладает мнение о том, что в конечном счете Соединенные Штаты и Китай либо утонут, либо выплывут вместе, увлекая за собой весь остальной мир. Если две державы смогут правильно выстроить свои отношения и эффективно сотрудничать, все будет хорошо; если нет, жить в предстоящие десятилетия будет трудно почти всем.

У такой точки зрения есть научное обоснование. Предполагается, что сегодня, как и в прошлом, находящиеся на подъеме державы встают перед четким выбором, когда сталкиваются с преобладающим международным порядком, созданным предыдущим поколением великих держав. Они могут либо приспособиться к этому мировому порядку, влившись в него, либо бросить ему вызов. В результате политика Вашингтона в отношении Китая имеет целью как можно более активное содействие его ассимиляции, но при этом США должны находиться в готовности к ограничению ущерба на тот случай, если Пекин выберет путь конфронтации. Такая логика лежит в основе американской стратегии распределения рисков в отношениях с Китаем на протяжении двадцати с лишним лет.

В своем эссе на страницах журнала National Interest, вышедшего летом 2007 года («A World Without the West» – «Мир без Запада»), мы утверждали, что такие научные теории опасно неполноценны, и что возникающая вследствие этого умозрительная карта неверна. Мы приводили доводы о том, что восходящие державы, в частности, Китай, скорее всего, не станут ни подстраиваться под возглавляемый США мировой порядок, ни бросать ему вызов. Причина в том, что оба варианта совершенно непривлекательны. Зачем китайским властям перенимать либеральную систему, которая по большей части противоречит их внутренним и внешним интересам? Смотреть на Китай как на загнанную в угол страну, которой приходится выбирать между двумя малопривлекательными вариантами, значит слишком серьезно воспринимать несовершенную научную теорию и, что еще хуже, неверно толковать поведение восходящих держав.

Выйдя за рамки такого ложного выбора, мы отметили, что восходящие державы начинают вместо этого строить «мир без Запада», действуя в обход существующего мирового порядка. При более тщательном практическом рассмотрении становится предельно ясно, что восходящие державы в приоритетном порядке развивают между собой связи в экономической, политической и даже военной областях. Поступая таким образом, они ослабляют те узы, которыми привязаны к либеральной международной системе, сосредоточенной на Западе.

Такого рода аргументы вызвали дискомфорт у многих людей, потому что практически все они серьезно и почти повсеместно переоценивают возможности, глубину и привлекательность существующего либерального порядка.

Прошло семь лет, и «мир без Запада» оказался у всех на виду. Сегодня главная тема в международной политике заключается не в том, удастся или нет соблазнить, побудить или даже заставить Пекин включиться в существующую международную систему или хотя бы заинтересоваться ею. И не в том, как Соединенные Штаты и Китай сползают к третьей мировой войне – хотя по мере усиления соперничества аналитики-традиционалисты (сторонники подхода «ассимиляция или конфронтация») ошибочно видят в конфликте единственную возможную альтернативу. Вместо этого налицо последовательные усилия восходящих держав по созданию параллельной многосторонней архитектуры, которая обходит стороной либеральный порядок и, скорее всего, самым фундаментальным образом изменит международную политику и экономику.

Последним и самым наглядным примером такой динамики стал новый Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (Asia Infrastructure Investment Bank, AIIB), цель которого заключается в создании альтернативы традиционным и широко известным Бреттон-Вудским институтам. Идею создания такого банка выдвинул Пекин, и, вероятно, он останется под прочным контролем Китая. Индия и еще 20 развивающихся стран подписались под этой идеей, став членами-учредителями Азиатского банка инфраструктурных инвестиций.

Но AIIB – лишь один из многих возникающих сегодня институтов, которые действуют в обход установленного Западом порядка и, как свидетельствует проведенное недавно всестороннее исследование этих тенденций, «дополняют существующие институты либо действуют параллельно им, редко бросая этим институтам прямой вызов». Есть и другие примеры, скажем, политические организации, такие как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), механизм БРИКС, проекты развития типа китайского Нового Шелкового пути и экономические объединения, например, Региональное всестороннее экономическое партнерство. Список можно продолжить.

Являются ли данные институты идеальной заменой многосторонним организациям либерального мирового порядка во главе с Западом? Нет, не являются, но почему нам кажется, что они должны быть таковыми? Настолько ли они велики и влиятельны, как институты, действующие под западным руководством, которые зачастую существуют свыше полувека? Конечно, нет, однако в большинстве случаев это не мешает им привлекать в свои ряды критическую массу членов.

Вопрос не в том, могут ли эти институты «заменить» элементы непрочного мирового порядка в эпоху глобализации, а в том, развиваются ли они такими темпами, в таком направлении и с такой целеустремленностью, что это позволит им создать весомую альтернативу в предстоящие лет десять или около того. Мы думаем, что ответ на этот вопрос решительный и наглядно утвердительный. Такое будущее с «миром без Запада» наступает гораздо быстрее, чем ожидало большинство из нас, и его приход ускоряет хмельная смесь из реальности и представлений о том, что глобальный финансовый кризис форсировал «подъем остальных», который на то время уже начался.

Соединенные Штаты потеряли драгоценное время, и теперь им придется очень быстро переключать интеллектуальные передачи. Самым важным первым шагом должен стать отказ от ложной дихотомической концепции, согласно которой подъем Китая неизбежно заставит его либо присоединиться к господствующей системе, став ответственным и заинтересованным ее участником, либо бросить прямой вызов мировому порядку, что может даже привести к войне между ведущими державами. Но в ближайшее десятилетие мало шансов на любой из этих исходов, и взгляд на них как на два края непрерывного спектра мешает заметить появление «мира без Запада».

Американским стратегам также придется признать, что тот либеральный мировой порядок, о защите которого постоянно твердят американцы, – это скорее желаемое, чем действительное. Мы говорим это не для того, чтобы принизить важность построения открытой и основанной на правилах международной системы, а чтобы показать, что такая система практически не существует за пределами узких географических и весьма спорных сфер. Великая американская миссия XXI века состоит не в укреплении или починке существующей надежной архитектуры, а в том, чтобы продолжать едва начавшееся ее строительство. Поскольку «мир без Запада» начинает играть все более заметную роль в международной политике, Вашингтон не может больше почивать на лаврах сформировавшихся после Второй мировой войны институтов, которым более полувека. Чтобы соответствовать ниспровергающему существующий порядок новаторству восходящих держав, нужно гораздо больше инициативности.

Тем временем, Соединенным Штатам придется напряженно думать о том, как реагировать на институты, не входящие в западную систему. До настоящего времени Вашингтон и его союзники с легкостью и пренебрежением махали рукой на такие организации как БРИКС и ШОС, называя их непоследовательными и бесполезными. Но такого отношения сегодня уже недостаточно, поскольку находящиеся на подъеме державы накапливают серьезное влияние и возможности.

Вашингтон в ответ должен использовать в сочетании следующие варианты действий.

Во-первых, сделать глубокий вдох и не противиться тем незападным инициативам, которые соответствуют интересам США. Не все организации во главе с китайцами изначально представляют угрозу для Соединенных Штатов, и Вашингтону вряд ли полезно и выгодно постоянно противодействовать усилиям Пекина и его союзников по оказанию внешней помощи в сфере экономики и безопасности.

Во-вторых, если Соединенные Штаты все же решат противодействовать китайским инициативам, они должны делать это открыто и предельно четко объяснять причины – ведь слухи о том, что США за кулисами проводят тайное лоббирование против Азиатского банка инфраструктурных инвестиций, лишь затмевают вполне законную озабоченность администрации Обамы и подпитывают сюжетную линию СМИ об упрямом американском обструкционизме. В следующий раз американским официальным лицам лучше открыто объяснить позицию США и выступить в ее защиту, поскольку в случае с AIIB позицию Америки поддержало немало ведущих стран региона, включая Австралию, Японию и Южную Корею.

В-третьих, надо подумать о том, как воздействовать на эти организации изнутри. У Пекина вошло в привычку осуществлять проникновение в международные организации и находить пути и способы для управления ими, а при необходимости и тормозить их деятельность. Вашингтону и его союзникам надо делать то же самое, даже в такой организации как ШОС, которая может быть отвратительной в плане соблюдения норм и стандартов.

И наконец, Вашингтон должен проявить готовность и желание участвовать в торге и соперничестве между институтами. В связи с усилением «мира без Запада» надо на время отказаться от навязчивой мечты об общепризнанном и легитимном либеральном порядке, которая появилась после холодной войны. Вместо этого Соединенные Штаты должны стремиться к созданию и расширению объединений и очагов экономического и политического либерализма, когда для этого появляются оптимальные возможности. А это означает взаимодействие с государствами-единомышленниками и отказ от разглагольствований о том, что США не могут отстаивать и продвигать свои интересы, а также решать серьезные проблемы без содействия Китая и прочих восходящих держав. В некоторых вопросах (таких как изменения климата, где важно участие всех), видимо, так оно и есть. Но в большинстве других вопросов можно обойтись и без Пекина.

Еще давно Томас Кун (Thomas Kuhn) учил нас, что системы воззрений умирают тяжело. В данном случае будем надеяться, что совершенно явное возникновение «мира без Запада» станет, наконец, для нас сигналом побудки и укажет, что пора отказаться от традиционных представлений о тех выборах, с которыми сталкиваются державы на подъеме. Соединенные Штаты не могут пассивно сидеть и ждать, когда Китай присоединится к либеральному порядку либо же бросит ему вызов – ведь на самом деле Пекин постепенно создает альтернативный порядок.

Мы так и не смогли закончить холодную войну

Джон Феффер, «Le Huffington Post», Франция

В 89 году все поверили, что холодная война окончена.

Конфликт тянулся 50 долгих лет, и обоим блокам не терпелось перейти к чему-то другому. Там были перерывы и даже пара разрядок, однако перемирие казалось вечным. Разумеется, в 89 году напряженность не испарилась, и потом возникали какие-то стычки, но каким-то чудом мир продержался более четверти века. И затем, в 15 году перемирие исчезло также быстро, как и появилось на свет, а войну возобновили там, где окончили.

Не волнуйтесь, я вовсе не пытаюсь что-то пророчить. А говорю про 1389 год.

С 1389 по 1415 год в Столетней войне Англии и Франции образовался долгий период затишья. Однако ненавидевший мир Генрих V вновь разжег оставшуюся после битвы при Азенкуре ненависть, воскликнув: «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом, иль трупами своих всю брешь завалим!» (если верить Шекспиру). Война продлилась еще 40 лет, пока французам не удалось, наконец, раз и навсегда выдворить англичан из Франции.

Нельзя заранее сказать, сколько продлится война

Когда, к всеобщему удивлению, наступает мир, нам хочется верить, что подписанные договоры будут вечными, и что вчерашние враги станут пусть и вспыльчивыми, но безобидными соседями.

Однако войны, увы, напоминают изжогу тем, что возникают снова, сколько бы соды вы ни выпили. Вьетнамцы наверняка считали, что вот-вот обретут столь желанную независимость после поражения французов под Дьенбьенфу в 1954 году. Афганцы, скорее всего, думали то же самое после ухода советской сверхдержавы в 1989 году (и вывода британских войск в 1880 году). К сожалению, войнам свойственно опровергать любые прогнозы.

Если отстраненно взглянуть на картину событий, получается, что война – это своего рода вдыхаемый нами кислород, а мир – всего лишь краткий перерыв, когда мы задерживаем дыхание в надежде на то, что все обойдется.

Сегодня наша планета стала театром целого ряда затяжных конфликтов, в которых пока не видно и намека на окончание. Пограничный конфликт на Ближнем Востоке, который стал прямым следствием распада Османской империи, продолжает бушевать в Сирии, Ираке, Израиле и Палестине. Пограничные конфликты в Африке, которые породили конец колониальной эпохи, все так же уносят жизни в Конго, Судане и других странах континента. Это не говоря уже о таком абсурдном понятии как «война с терроризмом», которое появилось еще до 11 сентября и сохранится на долгие годы.

Нам без конца твердят, что холодная война окончена

Уверен, что все вы прекрасно помните о ее похоронах. Мы все присутствовали на той церемонии и с радостью вставали в очередь, чтобы бросить в могилу горсть земли. Высеченные на надгробном камне даты 1946–1991 навевали воспоминания о ее рождении в Фултоне (штат Миссури) с подачи Уинстона Черчилля и его знаменитых слов о «железном занавесе», а затем и долгой агонией, концом которой стал распад Советского Союза. Но вы ведь прочитали немало детективов и наверняка догадались, что, пока все танцевали на могиле, зарытый в землю гроб оказался пустым.

Самые очевидные признаки того, что новость о кончине холодной войны оказалась преждевременной, появились в Азии. Последние 20 лет в каждой статье о безопасности в Восточной Азии я неизменно стараюсь подчеркнуть, что хотя в Европе холодная война, быть может, и осталась в прошлом, в тихоокеанском регионе она по-прежнему остается неотъемлемой частью действительности. Китайская, северокорейская, лаосская и вьетнамская компартии категорически отказываются последовать примеру своих европейских коллег и отчаянно, зубами и ногтями, держатся за власть. Корейский полуостров до сих пор разделен надвое непримиримыми идеологиями. Китай и США упорно рассматривают друг друга как военных противников, в результате чего весь регион разбился на два лагеря: Китай со своими союзниками – в одном, и США со своими – в другом.

Гроб был пустым уже по той простой причине, что холодная война и не думала прекращаться в демилитаризованной зоне между двумя Кореями, Тайваньском проливе и Южно-Китайском море.

Но даже в Европе в истории холодной войны были свои затишья и всплески. Во время разрядки 1970-х годов Вашингтон и Москва пришли к разумному статус-кво благодаря договорам о сокращении вооружений, продаже пшеницы и культурном обмене. Все больше и больше экспертов высказывались в поддержку теории сближения, по которой государство должно было играть более активную роль в капиталистической системе, тогда как коммунизм мог открыться для рыночной экономики. Но затем Советский Союз вторгся в Афганистан, Америка вступила в эпоху Рейгана, страх ядерной войны вновь дал о себе знать… Что ж, снова ринемся в пролом, друзья, товарищи, неоконсерваторы!

В 1980-х годах советское руководство еще больше одряхлело, и общенациональные похороны Брежнева, Андропова и Черненко следовали чередой друг за другом. Чуть позже испустил дух и Варшавский договор. Когда Горбачев выдернул вилку аппарата искусственного дыхания советской системы, восточный блок развалился на части, а два года спустя за ним последовал и сам СССР. Один из двух лагерей холодной войны прекратил существовать. Игра окончена.

Да неужели? А что если все то, что нам рассказывали о конце холодной войны, было неправдой?

После возникновения конфликта на Украине и всплеска напряженности в отношениях Вашингтона и Москвы наблюдатели всех мастей говорят о новой холодной войне. Антироссийски настроенные граждане жадно облизываются, а пацифисты даже боятся представить себе последствия нового конфликта.

Но представьте себе, что мы на самом деле оказались посреди Столетней войны, и что последние 25 лет были всего лишь передышкой. В конце концов, со многих точек зрения холодная война по-прежнему не теряет актуальности. Хотя две бывших советских республики, Украина и Казахстан, отказались от ядерных боеголовок, на руках у России имеется куда более широкий арсенал.

США, в свою очередь, не только почти не сократили силы сдерживания, но и потратили миллиарды долларов на модернизацию оружия, которое Обама пообещал ликвидировать (правда, в неопределенные сроки). НАТО тоже никуда не делось, хотя для всех, кроме заинтересованных сторон, совершенно очевидно, что у организации больше нет никаких причин для существования. Такая устарелость, однако, не помешала альянсу расшириться вплоть до подступов к России, чья зона влияния, в свою очередь, резко сократилась.

Сторонники холодной войны навешивают на Путина ярлык Генриха V

Он стал причиной нового усиления напряженности между двумя блоками, главным образом из-за своих экспансионистских амбиций: сначала Грузия, потом Крым и теперь восток Украины. Кроме того, он занимает весьма агрессивную позицию по отношению к энергетической зависимости европейцев. Он упорно поддерживает сирийского диктатора Асада и работает над созданием геополитических образований в противовес влиянию США: Евразийского союза с Казахстаном и Белоруссией, Шанхайской организации сотрудничества с Китаем и среднеазиатскими странами, БРИКС с Бразилией и Индией.

Национализм Путина весьма ядовит, и я уже посвятил несколько статей тому, как на его решения оказывают влияние самые что ни на есть ярые экстремисты. Однако факт остается фактом: его внешняя политика по своей сути не так уж далека от курса Бориса Ельцина, который считался прозападным лидером. Поддержанные Россией сепаратисты бросили вызов грузинскому правительству еще в 1992 году. Тогда же российские войска оккупировали часть Молдавии, чтобы оказать помощь сепаратистам из Приднестровья.

Когда отец Башара Асада Хафез прибыл в 1999 году в страну с официальным визитом, Ельцин открыто назвал того «старым другом России». Иначе говоря, даже в те времена, когда Россия вроде бы зачарованно внимала пению сирен либерализма, она все равно защищала свои интересы в «ближнем зарубежье» и поддерживала привилегированные отношения с не самыми респектабельными союзниками за пределами прямой зоны влияния.

Единственное отличие – в том, что Ельцин не пытался противиться господству Америки. Россия была ослаблена в экономическом плане и не могла держаться темпа США в гонке вооружений. Поэтому она так ничего и не противопоставила расширению НАТО на восток, сначала с помощью программы «Партнерство ради мира», а затем и посредством присвоения статуса государств-членов бывшим советским республикам Эстонии, Латвии и Литве. Ельцин не считал для себя зазорным оставаться на вторых ролях, пока Вашингтон оставлял ему полную свободу действий в ограниченной зоне влияния, позволял оставить ядерное оружие и экспортировать дешевые самолеты и танки, а также помогал вступить в большую семерку и ВТО.

Таким образом, холодная война была отражением не конфликта двух антагонистических идеологий, а противостояния двух стран, каждая из которых стремилась к мировому господству. Теперь, когда Советский Союз остался в прошлом, путинская Россия по-прежнему сосредотачивает все внимание на своих непосредственных границах. При этом поведение Америки осталось прежним. Именно поэтому холодная война по-настоящему так и не могла прекратиться.

Если бы США распустили НАТО, приложили усилия для ядерного разоружения и строительства нового пакта европейской безопасности с участием России, холодная война скончалась бы от естественных причин. Вместо этого все институты холодной войны остались на своих местах, а конфликт впал в долгую спячку, выжидая подходящего момента для триумфального возвращения.

Это не США не вернули к жизни старого противника под влиянием неуместной ностальгии. Нет, это наше нежелание переоценить наши планетарные планы (вполне предсказуемо) повлекло за собой обратный ход маятника. Вообще, это один из главных законов физики: любое действие влечет равное по силе противодействие.

Поэтому хватит вести себя так, словно в пробуждении холодной войны не виноват никто кроме Владимира Путина. Охотники на вампиров, которые не посчитали нужным вогнать кол в сердце конфликта, – это именно американцы. Так что не стоит удивляться, когда во время прогулок по нашим обширным угодьям нам попадаются все новые обескровленные жертвы.