Электронная библиотека » Алексей Колышевский » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 13:34


Автор книги: Алексей Колышевский


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
3

После всего, что произошло накануне, я решил следующим утром ехать в офис и рассказать о том, что всем нам угрожает. Этот Константин Андреевич крутой, сразу видно. У него понтов и охраны столько, что в «Субурбан» все это едва помещается. Такой может здорово испортить жизнь.

В офисе я бывал не часто, для меня это было сродни курортному блаженству: тепло, светло, чисто, женщины из бухгалтерии колошматят каблуками коридорный пол и делают это с такой силой и так убедительно, словно выступают в суде на стороне обвинения. Я люблю смотреть на женщин из бухгалтерии, среди них попадаются хорошенькие, а две примерно моего возраста: Леночка и Катечка. В мою сторону они даже и не смотрят потому, что я лишь супервайзер, что в их понимании означает почти полный ноль, а значит, нечего со мной и время терять. У Леночки, простите за простоту речи, клевые сиськи, у Катечки – красивая попа. У Леночки пушистые длинные волосы, у Катечки длинные, стройные ноги. В каждой из них есть то, чего нет у другой. Они словно сделаны из половинок красивого и посредственного, и таковы, по моему глубокому убеждению, почти все женщины, кроме тех, которые либо принадлежат к партии полных уродин (сокращенно ППУ), либо улучшают свои посредственные половинки с помощью косметики и пластической хирургии. Нет, я отнюдь не женоненавистник, но я страстно желал тогда переспать и с Леночкой, и с Катечкой. А лучше с ними обеими сразу, потому что они виделись мне как творения шутницы-природы, поменявшей местами их элементы. Ну, вы понимаете? Катечка одолжила у Леночки задницу, а та, в свою очередь, заняла у Катечки сиськи под ноль процентов годовых. Как-то так…

Еще в офисе было сколько угодно горячего чая, и ровно в час дня открывались двери столовой, где мне несколько раз довелось отведать супу и еще чего-то, неважно чего именно, но всяко это было лучше, чем кефир и пирог с подозрительной начинкой.

Начальником моим был Илья Гаврилыч Крыжный – знатный строитель с богатой биографией, в которой было, кажется, три года «химии»[1]1
  «Химия» – наказание в виде принудительных работ с проживанием в колонии-поселении.


[Закрыть]
за какие-то мелкие проступки, связанные опять же со стройкой еще в советское время. Был он пузат, убедителен, голосисто-раскатист, имел широченные ладони рабочего муравья, и когда, бывало, потирал лоб, то не только лица, но и всей головы его за ладонью видно не было. Лицо у товарища Крыжного было кирпичного оттенка, крупные поры носа напоминали лунные кратеры, подбородок был массивным, выдающимся, и когда Илья Гаврилыч двигался, то казалось, что подбородок его режет пространство, словно корабельный форштевень. Крыжный имел должность начальника участка, руководил несколькими объектами одновременно, из офиса отлучаться не любил, поэтому постоянно обзванивал нас, супервайзеров, всегда задавая в начале разговора один и тот же вопрос с одной и той же интонацией.

– Ну, шо там? – спрашивал Илья Гаврилыч, и, после того, как выслушивал часть моего доклада, произнесенную на едином дыхании, он ловил момент, когда я набирал воздух, и вставлял увесистое «так». Этих «так» он произносил десятка два раз и заканчивал беседу предикативным «угу», делая ударения на последнюю «у».

Увидев меня в натуральном виде, Крыжный удивился, взял со стола пачку сигарет и замахал на меня:

– Пойдем-ка покурим!

Вышли, задымили…

– Ну, шо там? – начал он.

– Пиздец, – уверенно и лаконично ответил я. – Вчера заказчик приезжал со своими кабанами. Рабочих избили, меня чуть в землю сырую не втоптали.

– Так.

– Сказал, что сегодня сюда собирается приехать. Будет разбираться, почему до сих пор дом крышей не накрыт. Угрожал, что всех порвет на фашистские знаки.

– Так.

– Ну и все. Когда материалы-то будут, Гаврилыч? А то я ссу уже на объекте появляться, и работяги разбежаться могут, если уже не разбежались. Приеду, а там их и нету никого.

Крыжный был спокоен. Он курил, щурился от дыма и время от времени поглаживал свой арбузный живот. Видимо, обдумывал что-то. Наконец высказался:

– Плохо дело. Деньги его усвистели. Снабженца нового взяли на работу, и кранты.

– ??!

– Да закупал все на тридцать процентов дороже, поэтому не у тебя одного такая ситуация.

– Кто ж его такого до работы допустил? – изумленно вопросил я, а Крыжный в ответ только рукой махнул. Вот оно что, значит. Лихо. Моя контора строит девять или десять домов одновременно, и каждый из них примерно такого же пошиба, что и дом Константина Ан… (я устал выписывать его название, пусть будет просто «Ка», почти как удав в сказке). Материала туда надо невероятно много, и если покупать его на тридцать процентов дороже, чем заложено в смете, то это реальное попадалово.

Прежнего нашего снабженца однажды не нашли. Случилось это после того, как он уехал куда-то в Ростов за гигантской партией стройматериалов и не вернулся. Вместе с ним не вернулся и чемодан наличности. Поиск чемодана ни к чему не привел, а он, конечно же, интересовал собственников моей конторы куда как больше, чем местонахождение предыдущего снабженца. Вариантов было два: или его банально угрохали какие-нибудь бандеры, или снабженец решил попросту зажилить чемодан, и второй вариант выглядит, конечно, более привлекательно и дает пищу для размышлений на тему «кто успел, тот и съел». Из рассказа Крыжного получалось, что новый снабженец очаровал начальство своей ухваткой и умело подвешенным языком, которым он орудовал, словно змий. Поначалу, когда его еще контролировали, он действительно находил кирпич, фанеру, доски, бетон и всю эту хренотень по действительно сладкой цене, существенно снизив тем самым издержки и повысив конторе прибыль. Хозяев это несказанно обрадовало, и они, позабыв о принципе граблей и дурака, до них охочего, доверились змию, который начал мутить так, что никому и не снилось, и намутил в результате столь основательно, что продолжать строительство оказалось не на что.

– А что с ним сделали-то? – поинтересовался я, ожидая леденящего душу рассказа о посаженном в подвал и прикованном к батарее парового отопления снабженце. Но вместо этого узнал, что окаянный змий устроился на работу по чужому паспорту, подлинный обладатель которого по фамилии Жабер оказался артистом областной филармонии, человеком чрезвычайно рассеянным и знать не знающим, где и когда именно он свой паспорт обронил. Мнимый Жабер просто вклеил в паспорт свою фотографию и нагрел нас на круглую сумму. В девяносто третьем в ходу были паспорта СССР, от подделок они были защищены плохо, и с ними такая операция, как переклейка фотографии, проходила довольно легко.

Есть такая поговорка: «Нет ума – строй дома». На мой взгляд, она справедлива, хотя, конечно, не все так уж однозначно, и кому-то от стройки достаются сплошь одни блага, но к работягам вроде меня блага отношение имеют самое отдаленное. А ежели честно, то и вовсе никакого. В строительстве все начинается со смет, их всегда две: смета заказчика и наша внутренняя смета, которую заказчику показывать ни в коем случае нельзя, иначе он или будет требовать скидок, или вообще «соскочит». В той смете, которую получает заказчик, все выглядит довольно убедительно, и стоимость работ там прописана отдельной строкой. Заказчик думает, что платит только за работу, а на самом деле он платит за все. Его нагревают на стройматериалах, как минимум процентов на двадцать, он вынужден оплачивать каждый чих, каждый забитый гвоздь, каждый снятый краном поддон кирпича, транспортную доставку, словом, все! – и притом с коэффициентом «два». Тот, кто доверяет строительство собственного дома «профессионалам» вроде нас, не знает, что не свяжись он с нами, прояви хоть немного любознательности, он сэкономил бы, как минимум, в два раза от цены той сметы, которую ему вручили в офисе вместе с лучезарной улыбкой, чашкой растворимого кофе с порционными сливками и пожеланиями всякой фигни, вроде «надежды на успешное сотрудничество» и уверений в «исключительном качестве наших работ».

…В той смете, которая остается у нас, все выглядит несколько иначе. Сумма в ней та же, что и в первой смете, а вот расписана она совершенно по-другому. Стоимость строительных материалов в ней волшебным образом уменьшается, и все, что вбито в первую смету дурака-заказчика, переносится в параграф «прибыль». Эту прибыль сразу забирает себе руководство, и частью она тратится на функционирование офиса, на зарплату леночек, катечек и, разумеется, славиков вроде меня, а то, что остается, оседает в карманах самих учредителей. Иными словами, чем больше организация, которой вы доверяете строить свой дом, тем дороже он вам обойдется. Строительные фирмы дают на свою работу «гарантию», но на самом деле особой разницы между теми, кто строит вам дом, нет, потому, что вся разница здесь лишь между узбеками, таджиками, хохлами, белорусами, литовцами. Иными словами, между национальным составом бригады рабочих, которым моя фирма платит треть от того, что предусмотрено в смете дурака-простофили-снисходительного-идиота-заказчика…

Однако насчет зарплаты это я к месту вспомнил:

– Гаврилыч, а мне бы это…

– Чего?

– Ну, как чего? Узбекам пора за работу заплатить, так?

Крыжный вздохнул, вытащил еще одну сигарету, поглядел на нее, поморщился:

– Не с чего им платить-то. Пусть там подождут как-нибудь. Что им? Привыкать разве?

Да нет, краснорожий ты мой приятель, им-то не привыкать. А то, что я сам с тех денег хотел откусить малость? Вот что меня волнует больше всего, если честно…

Да-да. Вот такой я гнус. Обкрадываю рабочих. А кто их не обкрадывает? Натурально, все и обкрадывают.

Я просек это дело как-то почти сразу. «А что, если немножко откусывать от их жалованья? Ну, скажем, оштрафовать за что-нибудь, удержать, то да се? В конторе все равно ничего никто не узнает», – осенило меня, и я попробовал. И получилось. С тех пор я регулярно при выдаче зарплаты своим работягам удерживал с каждого по десять-пятнадцать процентов и при этом совершенно не страдал никакими угрызениями совести. Кто такой рабочий? Да никто. Ноль. И прав у него никаких нет, тем более права «вякать». Все, что он умеет, – это ворочать руками и ногами, а я работаю головой. Головой завсегда больше наваришь, а из рук почти все утечет водой сквозь пальцы. Вот такой я. А вы думали, я «юности честно зерцало»? Ну, конечно. Ага. Еще чего. Мне тоже хочется, чтобы карман оттягивало, я уже почувствовал вкус шальных денег – это как наркотик, от него невозможно отказаться. Опять же, что я там зарабатываю-то? Как ели мы с мамой замороженную курятину, так и продолжаем, ничего не изменилось. Ну да ничего, я только начал…

В общем и целом, как говорил еврейский комиссар Швондер, картина вырисовывалась неприглядная: дом Ка достраивать не на что, денег на зарплату работягам тоже нет, мой «бонус» пролетел, как фанера над Парижем. Я уже хотел было спросить Крыжного, к чему, по его мнению, стоит готовиться, но вопрос застрял у меня в горле: во двор вкатились давешние «Субурбаны», и оттуда собственной персоной выпростался Ка.

– Вон хозяин-то, – шепотом сообщил я Крыжному, – все, как и обещал. Приехал. Что же теперь будет?

– Да нам-то что? – с явным безразличием ответил Гаврилыч. – Мы люди маленькие. Что будет, то и будет.

Константин Андреевич между тем проследовал мимо нас и даже носом в нашу сторону не повел. Я хотел было поздороваться, но не решился. Ну его к черту, в самом деле! В офис мы с Крыжным решили не заходить, а переждать визит этого нувориша на улице. И правильно сделали, потому что спустя некоторое время изнутри стали доноситься чьи-то истеричные вопли, шум и стук, производимый падающей мебелью. Уж такое это было время: заказчик был бандером, повсюду ходил со своими кабанами и бычьем, делал все что хотел и считал себя полным хозяином на этом празднике жизни. Контора наша, как ни странно, оказалась «не прикручена», то есть «крыши» не имела, и прямо на наших с Крыжным глазах эта ситуация резко исправилась. Ка напустил на наших учредителей страху, наехал на них по полной форме, и те (как потом рассказала не то Леночка, не то Катечка, которой случилось быть неподалеку) так перетрухнули, что цветом лица напоминали бумагу писчую формата А4. На Ка их уверения в том, что случился форс-мажор и все вот-вот исправится, как только удастся получить финансирование, подействовали как нельзя более положительно. Он немедленно заявил, что единственным способом исправить положение является взять кредит в подконтрольном ему банке. Вопрос решился очень быстро, и строительная фирма, где трудился ваш покорный слуга, попала к Константину Андреевичу в кабалу. Разумеется, мои бывшие хозяева так никогда и не смогли расплатиться по этому кредиту. В результате один из них полностью обнищал и впоследствии спился, а другой наложил на себя руки: повесился. Но я сильно забежал вперед, за что приношу свои извинения, да и занесло меня немного не туда. Просто хотел напомнить, что было тогда такое вот время. Время откровенно бандитское, «крышное» время.

В моей судьбе ничего не изменилось, если не считать того, что, вернувшись на объект, я нашел вагончик опустевшим. Напуганные вчерашним террором узбеки разбежались, расползлись, словно муравьи из муравейника, оставшегося без матки. Работать было некому, я сидел возле огромного недостроенного дома, как полный кретин, и не знал, что же мне делать дальше. Именно тогда меня и посетила мысль о том, что неплохо было бы мне стать самостоятельным, свободным и богатым. Вот так, ни больше, ни меньше. И я стоял на этом стылом поле и мечтал, и ветер время от времени легонько пинал меня в спину своей ногой. Ветер и дождь – вот главные враги строителя. И еще мороз. Хотя, чем больше ты понимаешь, что ветер и дождь – это твои спутники на всю жизнь, тем безразличней для тебя становится их присутствие. Ветер и дождь – сами строители. Древние зодчие Земли. Они появились здесь первыми, они уйдут отсюда последними. Уйдут тогда, когда смоют и сметут следы всего, что мы построили, а мороз все заморозит. То-то будет невесело здесь.

Итак, я потерял работу. Я окончательно понял это не в тот самый момент, стоя возле брошенного муравьиного приюта, а спустя день или два, когда в офисе стали происходить разные события вроде изнасилования Катечки и Леночки пехотинцами Ка. Эти самые пехотинцы, пацаны, кабаны, бычье, братва, черт бы их всех забрал (а так впоследствии и случилось), вскоре после того памятного визита Ка-всемогущего заняли в офисе лучшую комнату: светлую и большую. Раньше там работали архитекторы, а теперь развлекались пацаны: играли в компьютерный пасьянс, пили, курили план, нюхали белый волшебный порошок. Сотрудники все еще ходили на работу, все еще на что-то надеялись, и Леночка с Катечкой тоже надеялись. На что? Наверное, на то, что все как-нибудь авось да и образуется. Но ничего, конечно, не образовалось.

Я тогда сидел за столом Крыжного, который немедленно после визита Ка сказался больным. Услышав душераздирающие вопли, я выбежал в коридор. Сотрудники, застигнутые этими воплями, рыданиями, мольбами, вжав голову в плечи, с опаской пробегали мимо двери бывшего архитекторского помещения, в котором развлекались пацаны. Вы думаете, я стал героем? Ворвался к ним и всех вырубил? Спас Леночку и Катечку, и они потом, в знак благодарности, устроили мне ну… что-нибудь такое устроили… – нет! Так же как все, втянув голову в плечи, я ринулся в отдел кадров, забрал трудовую книжку и навсегда покинул свое первое место работы. И таких, как я, был целый офис. И никто из нас ничего не сделал тогда, даже в милицию никто не позвонил, все мы старательно отводили друг от друга глаза. Я никогда в жизни больше не встречался с этими людьми. Леночку и Катечку я никогда больше не видел. С бывшими пехотинцами и бычьем я нечасто, но вижусь. Встречаемся по бизнесу, сугубо с деловыми целями. Ведь у денег нет ни совести, ни памяти. А вот запах у них есть. Они пахнут потом и носками, порохом и лубрикантами, кокаином и свежим газетным листком. Они пахнут, и запах твоих первых денег навсегда остается в памяти.

Алла
1

Три дня я сидел дома. На четвертый день я стал прорабом. Вернее, не вот так вот сразу, а просто звезды где-то там, наверху, выше того места, где отдыхает на облаках ветер, сложились столь оригинальным образом. Просто утром четвертого дня одна женщина по имени Алла за завтраком решила устроить своему мужу сцену ревности. Почему именно за завтраком? Не знаю. Но полагаю, что для такого дела, как ревность, не существует суточных ограничений. Итак, Алла проснулась в шесть часов сорок пять минут и увидела, что Илья, ее супруг, спит на своей половине широкого ложа, свернувшись будто улитка. Супругов разделяла белая и холодная равнина простыни. Последний секс между ними случился много месяцев назад. Этой ночью он вернулся домой очень поздно, когда она уже спала, и пробрался на кровать, соблюдая максимальную тишину. В этом он преуспел: Алла не проснулась. Сейчас она чувствовала, что пахнет от него вином, духами «Герлен» и, в этом не могло быть никакого сомнения, от него пахло чужой женщиной: ее кожей, ее волосами и так далее. Алла, чье обоняние в связи с длительным воздержанием достигло чрезвычайной остроты, уловила этот запах, и он пронзил ее мозг, отразившись болью во всем теле. Воображение опытной женщины нарисовало перед ней картину падения супруга в объятьях искушенной ветреницы-сердцеедки, которая пользуется этими ужасными духами. «Герлен» – духи для тех, кому за сорок. Они тяжелые, пронзительные, их аромат царапает ноздри и заставляет глаза часто моргать. Значит, та, чей запах он даже не удосужился смыть с себя, примерно Аллиного возраста. Значит, это какая-нибудь очередная пациентка!

Алла была врачом-косметологом. Ее муж – пластическим хирургом. Оба занимались примерно одним и тем же, но разными способами. Жена накачивала пациенток коллагеном и ботоксом, муж исправлял неточности природы с помощью скальпеля. Часто к нему обращались женщины, которым хотелось другой нос, рот, другие сиськи, ноги, губы, другое лицо, и он делал для них все это. Некоторые пациентки в порыве признательности бывали благодарны доктору не только материально. Муж и жена работали в разных местах: у нее был кабинет в здании поликлиники на Бронной, он принимал в одной из платных клиник для богатеньких на Юго-Западе. Места разные, пациентки одни и те же: состоятельные женщины трахательного возраста…

Алла встала, постаравшись сделать это как можно громче, но муж даже не шелохнулся. «Вымотался, кобель», – мрачно подумала женщина и, покинув спальню, проследовала на кухню, где задала работу кофейному агрегату и открыла окно. Поеживаясь от холода, она прихлебывала кофе и больше всего на свете хотела сейчас, чтобы муж подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в шею, в то особенное место под волосами, где есть такая впадинка. Но его все не было, а воздух, проникающий с улицы, был таким холодным, что даже кофе не мог согреть остывающее сердце женщины, оживить ее надежду. Захлопнув окно, она назвала себя дурой, вот тогда-то он появился. Более неподходящего момента и представить было невозможно. Он вошел, как-то растерянно поглядел на нее, вымученно улыбнулся, говоря «доброе утро», и Алла смотрела на него так, словно видела в первый раз. Стройный, без брюха, умное лицо, глаза эти необыкновенные… Конечно, на все это постоянно будет спрос у чужих женщин! Он старался не встречаться с ней глазами, а она с первыми нотками истерики спросила, как он себя чувствует.

– Не очень. Вчера пришлось задержаться… – Он ухмыльнулся, и если бы не эта ухмылка, в которой не было ни тени раскаяния, а одна вопиющая и нахальная насмешка над ней, законной супругой, которой он столь откровенно пренебрегал, в которой давно перестал видеть женщину, то все, возможно, сошло бы на нет. Но ухмылка заставила Аллу перейти к действиям. Она принялась задавать ему вопросы: сперва насмешливо, пытаясь вызвать его искреннюю реакцию, затем, видя, что у нее ничего не получается, Алла сорвалась на крик, принялась обвинять его в измене, а он молча выслушал ее и ответил, что все это «полнейший и бездоказательный бред». Да-да! И он сказал это так, словно читал лекцию студентам, и даже поправил очки так же, как обычно их поправляют те, кто читает лекции.

– Ах, бред?! Да от тебя за версту разит чужим влагалищем! – окончательно вышла из себя Алла и понесла совершенно бесконтрольную околесицу, порой изрыгая словечки из лексикона уличных клошаров.

Но ничего особенного не произошло. Муж ее, спокойно выслушав претензии в свой адрес, осведомился, будет ли ему позволено сказать несколько слов в свою защиту, и, не дожидаясь согласия, рассказал историю своих ночных похождений. Якобы он ехал домой, когда шедшая впереди машина внезапно улетела с дороги и врезалась в столб, и тогда он остановился и побежал посмотреть, в чем там дело. Оказалось, что за рулем была беременная женщина, у которой вдруг, раньше времени, начались схватки. «Семимесячные дела, понимаешь, – пояснил он, – пришлось прямо на месте принимать у нее роды».

– Принял? – насмешливо спросила Алла, готовая поверить во все, что будет дальше, и отчасти даже благодарная своему мужу за его способность вот так невозмутимо лгать, глядя в глаза.

– Разумеется, – с тихим достоинством героя сообщил он, – а затем пришлось везти ее в больницу, а уж потом туда прилетел ее муж и буквально заставил меня выпить, да мне и самому хотелось. Ведь это такой стресс. И как-то я после всего этого совершенно обессилел. Настолько, что даже в душ не полез. Да и вас с Ритой (так звали их дочь) будить не хотелось.

Вот, собственно, и все. Алла не стала продолжать ссору дальше и сделала вид, что поверила. А как тут не сделать вида, когда есть дом в Бельгии, квартира на «Соколе», бизнес и все это пополам. Что же, делить все это, что ли? И к тому же есть Рита, которой нужен отец. «Пусть уж лучше «роды принимает», – вздохнула про себя Алла и решила завести любовника.

По всей видимости, ее желание было настолько сильным, что любовник у нее появился в тот же день, а точнее, спустя несколько часов. Не бином Ньютона – догадаться, что любовником этим стал я. Мне было 23, ей 43, и, впервые увидев ее, я подумал, что у этой женщины, наверное, самая большая задница из всех, на которые я прежде обращал внимание.

В школе у меня была девочка, с которой я не трахался, мы лишь занимались тем, что принято называть «глубоким петтингом». После школы и до армии была еще одна девочка, с которой мы трахались. В армии была еще одна девочка, на которой я обещал жениться, но потом передумал потому, что стал подозревать ее в желании использовать меня в качестве мостика из ее Мухосранска в Москву, а равно и в желании разменять нашу с мамой квартирку. Волею судеб уже тогда я был человеком неглупым и практичным, а иначе совершил бы глупость и женился прямо там, в армии. Неглупость моя и практицизм сводились тогда к постоянному использованию презерватива, чтобы проворная девушка как-нибудь от меня не залетела. После армии были еще какие-то связи, но недолговечные, так как пассии хотели замуж, происхождения были рабоче-крестьянского, а моя мама называла всех моих подружек «сбродом».

– На что они тебе, сынуль? – вопрошала меня мать. – Что они могут тебе дать?

И тут же сама отвечала на свой вопрос:

– Да ничего. Они ничего не умеют и могут только сосать из тебя, а ты будешь на них горбатиться и состаришься раньше времени. Как женщины они тоже мало что умеют, значит, ты останешься неудовлетворен и будешь искать утехи на стороне. Нет, не торопись жениться. Не надо.

И я не торопился. Не было такого желания. Да и с какой радости так рано жениться?! Жить-то на что? Втроем лопать курицу? Наблюдать, как мама ссорится с невесткой? К черту такие перспективы! Поэтому когда я думал о женщинах в своей жизни, то представлял себя в роли альфонса и не испытывал ни малейших угрызений совести. Член – это единственный актив такого простого парня, как я. Ведь и большинство женщин именно так относятся к своему детородному органу, пытаясь пристроить его с максимальной выгодой. Цинично звучит? Куда ж деваться? Правда всегда цинична потому, что в ней нет сентиментального вымысла, которым человек исстари норовит прикрыть то, что есть на самом деле. А на самом деле было вот что.

Около девяти часов утра я ехал по дублеру Ленинградского проспекта и увидел, что на обочине, возле синего «Гольфа», стоит женщина, годящаяся мне в матери, и «голосует». Я выехал так рано потому, что вот уже четвертый день занимался извозом и с утра успел отвезти в аэропорт «Ш-2» какого-то подгулявшего и радостного человека. Он всю дорогу намурлыкивал какие-то шансонные темы, а потом поведал, что летит в Париж, чем вызвал во мне легкий прилив классовой ненависти. Увидев мой поджатый подбородок, человек, летящий «до Парижу», хохотнул и, расплачиваясь, посоветовал:

– За баранкой ни хера не заработаешь. Иди воруй.

И вот, возвращаясь обратно и переваривая его совет, я сканировал взглядом обочину в поисках нового клиента и наткнулся на эту женщину.

– Куда вам? – поинтересовался я, когда она открыла дверцу, и я увидел, что у нее симпатичное лицо. Даже не то чтобы симпатичное, а было в нем какое-то мимолетное «украшение»: то, что притягивало внимание и отвлекало на себя мысли. Как может описать женское лицо тот, кто не является художником? Пожалуй, так: белое, гладкое и… Эх, да что там?! У строителя описывай хоть лицо, хоть еще что, а все равно по описанию получится раковина или унитаз.

– На Бронную, – выпалила она и, не дождавшись моего согласия, уселась по соседству. – Представляете, машина сломалась и вообще…

– А у нас фирма обанкротилась, – бухнул я ни с того ни с сего. – Приходится вот подрабатывать таким образом, но это временно.

– А чем занимались? – поинтересовалась женщина с симпатичным лицом.

– Строительством, – не чувствуя еще бриллиантового дыма, сказал я, – дома людям строили. Красивые дома.

– Так вы строитель? – внезапно просияла она. – Настоящий?

– Ну да, – приосанился я, – прораб с профильным образованием и солидным опытом.

– Гм… – И она о чем-то задумалась ненадолго.

Вам хочется подробностей? Увольте меня от них. Во-первых, они не так интересны, во-вторых, прошло много лет и я всего не помню. Скажу лишь, что вслед за этим «гм» последовал осторожный вопрос, по какой причине обанкротилась наша контора, затем уже более смелое: есть ли у меня рабочие (я, естественно, ответил, что в моем распоряжении несколько лучших бригад), а затем просьба показать что-нибудь при моем участии построенное (выполнить это оказалось совсем несложно). Никаких рабочих у меня не было, но я не унывал. «Что-то да придумаю», – бодрился я, везя эту тетку на Бронную и соображая, как бы побольше да половчей раскрутить ее на деньги. В моем прямолинейном и незамысловатом мышлении сразу выстроилась вся цепочка событий, и я как-то сразу представил себе, что ее заказ у меня в кармане.

Как я уже и говорил, в строительстве я владел больше чем азами, кое-чем довольно посредственно, но не было уже в строительном процессе чего-то такого, чего я себе вообще не представлял. Словоохотливая Алла рассказала мне о характере своей деятельности, я нашелся что сказать, благо язык всегда был подвешен неплохо: поборов искушение поострить в быдло-стиле насчет силиконовых бюстов, я произнес небольшой спич о чрезвычайной важности ее дела. Ведь надутые губы, контурный макияж и тому подобное – все это чрезвычайно важно для всякой женщины, – разглагольствовал я и сыскал себе репутацию любезного и воспитанного молодого человека. Вслед за этим последовало предложение встретиться в субботу и посмотреть на то место, где Аллино семейство предполагало построить дом.

– Знаете, – проникновенно сказал я, – сейчас очень трудно не нарваться на проходимцев и жуликов. Все вдруг стали называть себя строителями. Спрашивается, какие же они строители, когда даже простенький чертеж прочитать и просчитать не в состоянии? Или, скажем, строительные фирмы, вроде моей? Ведь рвачи! Хапуги!..

…И тут я весьма кстати вспомнил этот случай, а когда вы кого-то в чем-то хотите убедить, то всегда нужно больше фактов и значимых имен. Это действует, как автомат Калашникова. Безотказно…

– А вот, буквально! Народный артист Олег Павлович Табаков затеял постройку дома в товариществе «Кино-2» – это между Новорижским и Волоколамкой примерно. Нанял каких-то «строителей», мать их за ногу! А они ему вместо фундамента обычные старые бетонные блоки поставили и даже их не связали. Представляете себе?! Огромный деревянный дом, пятьсот квадратов, повело, представляете! – скособочило через год к чертовой матери, я прошу прощения за резкость. Но вот ведь как бывает! Свяжетесь с такими – и обязательно переплатите им кучу денег за то же самое, что сделаю я за совершенно другие деньги. У вас проект есть?

– Нет, – простодушно ответила она. – У нас есть дом в Бельгии, и я хотела бы построить здесь такой же. У меня есть фотография. Вот, – она достала фотографию красивого белого коттеджа из сумочки и протянула ее мне, – этого достаточно?

Я поспешно заявил, что вполне достаточно:

– Вы мне оставьте фотографию, а уже по ней архитектор сделает проект. Все равно без него не обойтись. Надо же от чего-то танцевать. И вообще, чтонамстоитдомпостроитьнарисуембудемжить. Ха-ха!

– Я вижу, у вас основательный подход, Вячеслав, – заявила она и выпятила губки бантиком, видимо, находя это сексуальным. Я и забыл сказать, что представился ей именно как Вячеслав, навсегда похерив «Славика». Больше никто и никогда не станет так называть меня, решил я тогда.

Все совпало в тот день: и эта ее размолвка с мужем, и укоренившаяся обида на него за то, что он предпочитает ее каким-то сучкам. И, конечно, во всем этом было неизведанное ощущение новизны, той, которую только и может дать молодой и еще здоровый мужской организм увядающему женскому организму. Вы не поверите, но я, при всем своем невеликом опыте, почувствовал ее интерес ко мне. Интерес, стесненный тысячью условностей, табу, запретами и комплексами, сквозь которые он пробился словно росток сквозь асфальт: такая сила была в этом ее желании – попробовать меня.

Разумеется, все заняло какое-то время, впрочем, не слишком долгое. Не случись в ее жизни той утренней сцены, не было бы никаких наших стремительных соитий вечером того же дня, не было бы ничего такого. Алла была умной, расчетливой и хитрой, и хотя страсть притупила в ней остроту всех этих качеств, она, тем не менее, убеждала себя, что не собирается бросаться в омут с головой. Да, я понравился ей, но я был незнакомцем, первым встречным, я был гораздо моложе, и наши биологические волны и все такое еще не настроились друг на друга. Да ведь и мне она совершенно не понравилась как женщина. Сияя, словно надраенный медный грош, я смотрел на нее лишь как на клиентку, на источник своего первого настоящего барыша. Мне и в голову не пришло тогда, что, совмещая строительство дома и сооружение быстро менявшихся постельных фигур, можно достичь всего того, чего в конечном итоге достиг я. Самого дорогого. Ее доверия. Получив доверие, а значит, и любовь женщины, (а женщины слепо доверяют лишь тем, кого они любят), вы можете использовать его в собственных целях в полную силу и достичь многого.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации