Текст книги "Взятка. Роман о квадратных метрах"

Прораб, как он есть

«Их роман был скоротечным, подобно капле дождя, скользящей по ветровому стеклу авто». Такие или примерно такие фразы сплошь и рядом встречались в книжонках, которые читала эта влюбленная в меня, источающая последний сок любви, старая смоковница. Она была сентиментальна до умопомрачения и от этого казалась глупой и неуместной во всем, за исключением практичности. Деньги она любила, умела считать и поначалу была откровенно прижимиста, воистину отделяя мух от котлет. Наш роман, зародившийся в номере совковой гостиницы, чуть было не прервался в самом начале, когда, удовлетворив мною себя, Алла стала, наконец, выражать интерес к предмету куда как более важному для меня, нежели секс с ней. Я обстоятельно рассказал ей обо всем, что касалось предварительного этапа работ, и, покуда из уст моих не зазвучали цифры, она внимательно и даже благосклонно слушала меня, выражая свой интерес покачиванием головы и мимикой нижней части лица. Такова была ее интересная особенность: лицо словно разделяла пополам невидимая черта. Эта женщина никогда не щурилась и не морщила лоб. Сомневаюсь, что она когда-либо могла сделать это, но, быть может, это было результатом действия какого-нибудь препарата, который она решила попробовать на себе после того, как он чудесно помог одной из ее клиенток. Нижняя же половина ее физиономии, или «мордочки» (это было одно из ее любимых, доводивших меня до бешенства словечек), наоборот, была весьма активна. Алла выпячивала подбородок, складывала губки бантиком или вытягивала их в хоботок, и кончик ее носа подрагивал, словно клюв не крупной, но хищной птицы. Подрагивание носа означало у нее высшую степень накала страстей, к которым относилось, безусловно, и раздражение. Что это такое – ее раздражение, я впервые испытал после того, как извлек на свет составленную мною смету и начал озвучивать ее значения. Она постоянно прерывала меня раздраженными заявлениями «ах, как это дорого», а в ходе оглашения «приговора», то есть итоговой стоимости, ее вскрики переросли в настоящие вопли:

– Но почему же все так дорого, Слава! – спросил у меня ее подрагивающий нос, и подбородок едва не пригвоздил меня к стене.

– Вовсе нет, Аллочка, – вложив в голос всю свою мнимую милую непосредственность, стараясь звучать без фальши, словно пианист Кисин, не имея права на ошибку, искренне ответил я. – Это самые низкие цены, какие только существуют на рынке, и притом они конечные, никаких подвохов тебя не ожидает. Это будет стоить для тебя столько, сколько я тебе сейчас сказал и ни копейкой больше. Я здесь ничего не зарабатываю. Говорю это сразу, чтобы ты не думала, что я хочу как-то тебя использовать. Нет-нет! Я давно в деле, у меня свои принципы, и я никогда не надуваю своих клиентов. Я просто надеюсь, что буду получать от тебя ежемесячную зарплату, вот и все, на что я рассчитываю.

– Зарплату? Вот как?!

– Но что здесь такого? Это общепринято! Если заказчик не хочет, чтобы его обманывал прораб, то он платит ему зарплату. Я бы и так не обманывал, но ведь я должен что-то получать за свой труд, не так ли? Речь-то идет всего о тысяче долларов в месяц и не более того. Сама видишь, у меня запросы вовсе не космические. Я адекватен и скромен, как моральный кодекс!

Прораб должен быть актером и не только. Прежде всего он должен быть психологом высочайшей квалификации, определяющим потенциал и характер своей предполагаемой жертвы с первого взгляда. Он как именитый стрелок, выступающий на Олимпиаде и ни в коем случае не имеющий права допустить промах. Каждый выстрел в «десятку»! Так и у прораба: каждое слово должно вонзиться точно в сердце заказчика, там должен распуститься пышный розовый куст, и прораб должен внушить заказчику, что розы не имеют шипов и уколоться, а вернее сказать, «наколоться» здесь невозможно, так как все возможные риски берет на себя он, прораб. Помимо всего прочего он еще и великолепный психолог, который, мгновенно оценив, что за человек перед ним стоит, тут же начинает мимикрировать под него. Прораб-актер все играет с первого дубля, так как права на ошибку у него нет. Смотрите правило для стрелков выше: «каждый выстрел в «десятку».

– Гляди, что получается… – И я, не давая ей перевести дух, заставил ее погрузиться в постижение моей системы подсчетов, в которой она, конечно же, ни черта не понимала, но делала вид, что «рубит фишку», чем чрезвычайно меня позабавила. В мыслях я хохотал над ней, над ее глупой дурью, которую она старательно маскировала под маской ироничного недоверия. И маска эта держалась на ней очень плохо. Тоже мне «мадам Домино», мать ее! Я шестым чувством понял, что она уже никуда не сорвется, не соскочит, что я насадил ее на свой член словно безжалостный натуралист, пронзивший бабочку булавкой, и деньги у нее есть, и она с ними, пусть неохотно, но все же расстанется, несмотря на всю свою бюргерскую, присущую толстожопым людям прижимистость. Чем больше у человека его жопа, тем сильнее он притянут к Земле, «приземлен». Женщин с короткими ногами и широкими, мощными задницами называют «низкосрущими». Быть может, это и так, но все коротконогонизкосрущие экземпляры весьма самостоятельны, практичны и подозрительны. «Развести» такого заказчика – верх прорабского искусства.

…Простите меня за небольшое отступление, вернее за мой поганый язык, за мой мерзкий нрав и подлую натуру. Но как иначе, нежели чем на примере отношения к венцу создания – женщине – мне доказать вам собственное злодейство, коварство и злобу, которую я отчего-то питаю почти ко всем людям. Моя злоба не распространяется лишь на мою мать, а всех остальных я тихо ненавижу и с удовольствием занял бы место Полпота или Гитлера, объявив войну всем вам. Причина? Нет никакой причины, и в то же время она есть, но она чрезвычайно проста и банальна, будто снег зимой: я Никто, и самое ужасное в том, что я Никто Завистливое. Осознание собственного ничтожества невероятно бесило меня. Я понимал, что достичь чего-то мне придется, идя по трупам, ведь примеров именно такого достижения успеха хватало вокруг. Успешность, которая тогда уже прочно вошла в моду, подразумевала отсутствие нежных симпатий к ближнему. Каждый человек воспринимался как потенциальный конкурент в борьбе за лучшую долю, и во мне тяга к успешности, требовательность к совершенству своего отсутствующего пока окружения была доведена до невероятного уровня. Я никогда не мог представить рядом с собой женщину с данными Аллы, для меня это было постыдно и унизительно. Я грезил о загорелых, стройных и ненасытных стервах, но вынужден был терпеть, стиснув зубы, понимая, что дорога в страну длинноногих стерв лежит через постели посредственностей, готовых за право казаться счастливыми самим себе платить таким, как я…

Уже находясь в конце своей прорабской проповеди, в качестве неубиваемого козыря, я показал ей два чертежа:

– Архитектор уже начал работать. Вот первые результаты. Только представь себе: оказывается, ему знаком твой дом, он заявил, что когда-то уже делал нечто похожее, и для него не составит особого труда повторить проект, ведь он остался у него в голове! Поэтому архитектор, добрая душа, сделает проект за половину обычной стоимости, всего за десять тысяч долларов (это и сейчас для многих астрономическая сумма, а тогда прекрасной зарплатой считалось пятьсот баксов в месяц).

– Господи! – Алла даже отпрянула от меня. Подбородок ее задрожал так сильно, что, казалось, она сейчас заплачет. – Десять тысяч! Десять тысяч за какие-то бумажки!

– Это вовсе не «какие-то там бумажки», – напустив на себя вид оскорбленного в лучших чувствах, мягко парировал я. – Это, Аллочка, основное. Без проекта я тебе дом не построю. Я же не могу «на глаз»… Спроси у кого хочешь, что значит проект. Спроси у своих клиенток. Они все барыни и живут в палатах белокаменных да в резных теремах, а чтобы терем выглядел казисто, его сперва надо полностью нарисовать. Строитель, он кто? Он… – я задумался, – …строитель и есть. Он чурбан, камень бесчувственный. Ему как нарисовали, он так и построит. А архитектор – это вдохновенный художник. У него каждый проект – это тот же живописный шедевр, только без рамы, а шедевры повсеместно не дешевы. У тебя же не щитовой садовый домик на шести сотках. У тебя там и ландшафт и окружение солидное, я же все подметил, все уловил, так сказать. Мы с архитектором советовались четыре часа, прежде чем он сделал два первых чертежа. Теперь ему надо аванс заплатить, а то он работать дальше не станет. Вдохновение всегда надо подкармливать, – со вздохом закончил я, весьма довольный переменами, произошедшими в ее лице. Конечно же, она еще немного покуражилась, инстинктивно обороняя свой карман, но я-то видел, что для себя она все давно решила…

– Ну так и что? Когда тебе нужны деньги? – немного надменно спросила она, тщательно скрывая под этой надменностью желание обнаружить мою алчность и то, что я, быть может, отвечу «чем скорей, тем лучше». И вот уж тогда (если бы я оказался таким дураком и сказал бы именно это), даже несмотря на наше недавнее сближение, Алла прониклась бы ко мне недоверием, и все бы тогда завершилось полным поражением. «Каждый выстрел в «десятку», – иначе чемпион проиграет. Я не проиграл.

– Это зависит от твоего желания. Погода позволяет, да и с хорошими рабочими сейчас проще, а то ведь в сезон их днем с огнем не сыскать. Всех разметут! Если сейчас начнем, то к осени сможешь отпраздновать новоселье! На этих чертежах первый уровень твоего дома – достаточно для того, чтобы начать рыть котлован, заказывать материалы и так далее. В общем я-то готов тебе помочь с этим делом. Ты только, пожалуйста, почаще…

– Что? – заинтересованно спросила она.

– Почаще вспоминай обо мне. – Я погладил ее по щеке, и она головой прижала мою ладонь к своему плечу, не выпускала. – Мне больше ничего не надо. Знаешь, я когда тебя увидел… Как ты голосовала утром там, на обочине, я очень испугался, что кто-то перехватит тебя раньше, чем я. Знаешь же, бомбилы народ бесцеремонный. Как хорошо, что твой «Фольксваген» забарахлил, а я проезжал мимо. Ведь правда? Хорошо?

После этого откровенно лживого выступления мне пришлось вновь заняться с ней делом, постылым для меня и сладким для нее. Именно в такие моменты понимаешь, что значит «сука-любовь»…

И вот на следующий день началось. Ранним утром я уже был возле ее подъезда. Ждать мне пришлось часа полтора, и я все это время дергался, переживал и успокаивал себя лишь тем только, что это не она опаздывает, а это я приехал так рано. Наконец они появились: Алла и ее муж, при взгляде на которого мне захотелось заблеять козлом, намекая на его нынешнюю рогатость. Сдается мне, что при всей его любвеобильности по отношению к своим пациенткам и при всем его равнодушии по отношению к собственной супруге, это светило медицины все же испытал бы сильные чувства, узнай он, что вот этот самый молодой человек с широкой акульей улыбкой, выпрыгнувший из задрипанного автомобиля ему навстречу, вчера пошалил с его благоверной. Ну, да черт с ними, с предположениями, ведь впереди у меня были только заманчивые пачки денежных купюр американского производства, и пачки эти вскоре появились в руках мужа Аллы. По ее бесстрастному лицу я понял, что должен сам «доубедить» этого заносчивого очкарика в собственной нужности, и я моментально избрал верную тактику: напустил на себя серьезный вид, внятно и разборчиво ответил на все его вопросы. Он чувствовал себя виноватым перед Аллой, поэтому был рад согласиться с ее выбором: чтобы хоть в чем-то потрафить ей, заглаживая свою вину. Да, все это тонкости, но их не стоит учитывать лишь после провала, когда уже ничто не важно и все приходится начинать заново, а вот на формирование успешного финала тонкости порой оказывают решающее воздействие. Не зря бродяга-ветер думал поиграть со звездами. Сдается мне, что он свое желание как-нибудь да исполнил. Например, ему стало меня жаль и он нашептал тому созвездию, под которым я родился, что, дескать, неплохо было бы обратить на паренька внимание, нашаманить там чего-нибудь этакого, чтобы он, то есть я, «поднялся».

А может, дело в другом. Может, этот успешный человек, передавая мне им самим заработанные деньги, вместе с ними передал мне часть своего везения? Фарт свой отдал? Может быть… В конце концов тогда меня эти мысли не беспокоили. Тогда я был рад той пачке банкнот, которая спустя мгновение после того, как я почувствовал ее блаженную тяжесть в правой руке, перекочевала в мой карман и приятно замерла совсем неподалеку от сердца. Деньги… Мои первые, настоящие. Деньги, большей части из которых предстоит стать моими, если я проявлю: бессовестность, бесстыдство, бессердечие, беспринципность, безапелляционность, бесславие и безбожие. И я проявлю все это, можете во мне не сомневаться. Вес денег перевесит любой вес в мире. Лишь деньги эквивалент всего, эквивалент самой жизни.

Они долго обсуждали со мной всякие детали, давали советы, спрашивали о чем-то важном для них и скучном для меня. Я знал, что впереди у меня поиск бригады орангутангов, беседы с угрюмыми крановщиками, сухомятка из придорожного магазинчика. Да, все то же самое, только ответственности прибавилось. Черт, и почему нельзя поднимать деньги с пола? Вернее, нет, не так (ведь для того, чтобы их поднимать, приходится наклоняться). А вот почему их нельзя просто брать со стола? И скидывать небрежным жестом в приоткрытый по такому случаю ящик…

Мгновенное видение, искра наития мелькнули передо мной и погасли. Я попрощался с надутыми мною в первый, но не в последний раз заказчиками и поехал по делам. Перво-наперво я прикатил на «черную биржу», как называлась и называется по сей день «точка» возле Ярославского шоссе. Здесь я быстро познакомился с узбеком по имени Дима-бригадир, и мы достигли полного взаимопонимания за распитием чайника зеленого чая в кунге списанного военного грузовика, который служил для Димы жилищем. Откуда взялся этот грузовик, я не стал расспрашивать, да и было все это не так уж интересно. Гораздо интересней было то, что Дима оказался опытным шаромыжником, знал, где добыть рабочих, и был готов выполнить свою миссию вербовщика моментально.

«Черная биржа» располагалась прямо на обочине шоссе, справа, если ехать из Москвы. Это была полоса земли шириной метров в пятьдесят и длиной в триста, вся сплошь уставленная какими-то сарайчиками, ларьками, постройками, автомобилями, и между всего этого сновали юркие вербовщики. Сами «кроты», или «рабы», как между собой вербовщики частенько называют рабочих, жались поодаль, сбившись в стайки, образовав приличную толпу. Некоторые грелись у разведенных костров, кто-то порой вставал и шел к сарайчику или к ларьку, чтобы купить хлеб или сигареты.

– Значит, говоришь, все с нуля надо начинать? – расспрашивал Дима. – Котлован копать? Фундамент заливать?

– Ну да. Только жить там негде. – Я вспомнил, что в моей смете есть графа «вагончик», и слегка поперхнулся чаем. – Хозяева люди экономные, не хотят бытовку покупать.

– Да херня. – Дима махнул рукой. – Доски купишь, они себе сколотят жилье.

– Ну да, – облегченно вздохнул я, поздравив себя с первой «оптимизированной» статьей расходов. Доски стоят ерунду, нужно их совсем немного. В любом случае на «вагончике» я уже круто наварился. Его стоимость в смете я указал такой, какова она есть на самом деле. Всякий хитрый прораб знает, что в смете некоторые позиции должны стоить столько, сколько они стоят на самом деле, и даже немного меньше, чтобы всегда можно было показать хозяину, какой честный прораб ему достался. Вон как бережет хозяйскую копеечку! На всем экономит, все нашел дешевле, нигде лишнего не срубил. Святой человек!

Дима загрузил в кунг бригаду из шестерых узбеков. Публика эта была мне отличным образом известна: все зверского вида, настоящие головорезы, поджарые, скуластые: одним словом, потомки Чингисхана и все такое. Так мы и прибыли к воротам поселка МВД: бывший военный грузовик, набитый узбеками, а перед ним я на своей «девятке», что, между прочим, для девяносто третьего года считалось если и не супер-крутым, то уж, во всяком случае, не самым лоховским вариантом. Все пацаны тогда рассекали на «девятинах» и «зубилах» черного и «мокрого асфальта» цветов, носили клубные куртки из Турции и кепки. Пацаны, которые приподнялись чуть повыше, то есть им уже повезло стрясти с кого-то бабла единоразово, обзаводились длиннополыми пальто и поношенными «БМВ» – остроносыми «акулами». Я, разумеется, часто встречал таких повсюду. Их было очень много тогда, этих случайных ловцов счастья, романтиков большой дороги, раздолбаев и отморозков с пистолетами. Я всегда смотрел на них, как на живых покойников, так как мне уже в двадцать лет было понятно, что всем им рано или поздно наступит конец. От пули, от гранаты, от наркоты, от водки, да просто от паскудной их, бандитской жизни. Во всяком случае, я был далек от пацанов, но идея «хапнуть» сразу и много, которая в начале девяностых годов двадцатого века носилась в воздухе и будоражила умы всех возрастных категорий, увлекала меня также и казалась соблазнительной границей, за которой воображение меркло и лишь понятно было, что тогда начинается совсем иная жизнь: настоящая, сверхновая, густая.

Стоял мороз, бабка-надзиратель долго не хотела открывать, и пришлось просить ее звонить Алле на работу, чего бабка делать тоже не больно торопилась, так как ей было охота поскандалить, и пришлось добрых полчаса выдерживать ее истеричные атаки. Я просто молчал, и узбек Дима, вышедший из кунга, встал со мной плечом к плечу и тоже молчал, порой с выражением среднеазиатской меланхолии поглядывая на бесноватую старуху. В конце концов ее буйство ослабло, и она уползла куда-то, а мы проникли за ворота.

Покуда я рыскал по окрестностям в поисках телефона, мечтая о мобильнике, обладание которым было тогда символом нереальной крутизны, так как стоил мобильник несколько тысяч долларов, покуда звонил откуда-то с поселковой почты по базам стройматериалов, на которых я за несколько лет своей начальной строительной карьеры успел приобрести кое-какие знакомства, узбеки сидели в кунге и терпеливо ждали. Вся их жизнь состояла из ожидания и работы, третьего было им не дано.

В течение двух суток я полностью обеспечил Аллину стройку материалами, которых должно было хватить на первый, «нулевой» этап. Тогда, в далеком девяносто третьем, строительных рынков было так мало, что их почти вообще не было. Все приходилось искать по базам, с кем-то договариваться, иметь полезные знакомства и так далее. От моей бывшей конторы у меня остались контакты различных мест, где торговали всякой строительной нужностью. Меня там почти не знали, но вот название моего, перешедшего в бандитские руки кооператива помнили хорошо. Поэтому мне не составило особенного труда попросить всех этих неулыбчивых, поджатогубых, прокуренных людей выписать мне чеки на ту сумму, которую я им назвал, и поставить печати в накладных. После того, как все материалы были на месте и мне оставалось лишь заплатить за пару десятков бетономешалок, которые должны были прийти еще не скоро, я уселся на каком-то ящике, вооружился калькулятором и стал подсчитывать свои барыши.

Здесь я вновь, уже в который раз сделаю маленькое отступление от своего бесхитростного рассказа, от полузастенчивой исповеди начинающего жулика и поясню все то, о чем я только что рассказал. Вот, значится, как все будет устроено, когда вы надумаете построить свой дом и наймете кого-нибудь вроде меня (хотя, разумеется, не такого интеллигентного и с виду порядочного парнишу: я никогда не был вполне «в формате» для прораба, иначе, уверен, Алла не клюнула бы на меня).

Итак, вам предоставят смету, в которую включат расценки на стройматериалы и стоимость работ. Все расценки на стройматериалы будут завышенными. Если же в вас опознают «прошаренного» в строительных вопросах чела, то в смете могут быть указаны реальные цены на материалы, но вы никогда не узнаете, каков размер скидки, которую ваш прораб получает в той фирме, где он собирается все это закупать. То есть когда вы доверяете покупку стройматериалов (а они совсем не дешевы, как и все, что имеет отношение к стройке) прорабу, то будьте уверены, что он заработает на этом в любом случае, или, как принято говорить, «по-любому». Кстати, «по-любому» – это, кажется, преферансный жаргон. А может, и нет. Да и черт с ним.

Примитивный прораб, тупой и приземленный тип, который встречается чаще всего среди украинцев, умеет только закупать все на рынке, где просит у торговцев вписать ему в товарный чек такую-то и такую-то завышенную им самим в алчном раже выдуманную сумму. Как правило, если его берут за мягкое, отборным салом накачанное место – этот парень начинает мямлить что-то вроде «ну там все так стоило», «я не знаю, шо там так все стоило», «шо-то там все вот так стоило» и нести прочую, недобросовестно сфабрикованную пургу. В начале девяностых из прорабов-«невозвращенцев», то есть тех, кто, покинув родные края, поехал жулить в Россию в надежде найти пару-тройку сладких лохов, самый высокий процент был как раз среди украинцев. Их убивали не потому, что они жульничали, их убивали потому, что невероятно бесила их тупая, непрошибаемая упертость. Жулик должен быть обаятельным интеллектуалом с легкой глазурью мизантропии и склонностью к анализу. Тогда он проживет долго и умрет своей смертью от стенокардии в возрасте семидесяти шести лет, и кишечник его расслабится, и те, кто будут обмывать его после смерти, вознесут свои молитвы наравне с хулой. «О, наш господин! И после смерти своей ты умудрился всем поднасрать, да упокоит тебя Господь на злачных своих пажитях, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь».

Да, воистину все, кто строится, наколбасив для этого незнамо где изрядное количество денег, при посредничестве прораба части этих денег навсегда и в безвозмездном порядке лишаются. Наварившись на стройматериалах посредством завышения цен в смете, прораб элементарно покупает их меньше, чем нужно, и потом, когда раздосадованный непомерными тратами заказчик вопрошает, почему же «не хватает», то прораб лишь разводит руками и говорит что-то вроде «Чего же вы хотели? Это стройка. Здесь никогда нельзя учесть всего». Или же есть еще один способ, когда в смете заведомо указывается завышенное количество материалов, а излишек элементарно тырится. В Аллином случае я не мог поступить таким образом, ведь я все еще не знал, что именно я буду строить. Кстати, я сполна получил деньги за курсовик Рубена, доставшийся мне бесплатно, и, по мере того, как я с азартом игрока в игровые автоматы, нажимал на калькуляторе кнопку «плюс», глаза мои увлажнялись от умиления, а мошонка волнительно сжималась, ведь никогда еще я не держал в руках такой внушительной суммы. В смете, в графе «работы», мною, как и положено, был учтен каждый чих, каждый пук, каждый ик и каждый чес. На самом деле ни за какие мелкости я рабочим не платил. Вот, например, смета на фундамент, многие пункты в которой – плод моего собственного творчества:

– «земляные работы комплексные»,

– «земляные работы специальные»,

– «гидродренаж котлована»,

– «трамбовка дна котлована»,

– «укрепление стенок котлована»,

– «подготовка материала опалубочного»,

– «подготовка арматуры»,

– «бетонирование арматуры»,

– «вязка арматуры»,

– «сборка опалубки комплексная»,

– «заливка бетона товарного»,

– «разборка опалубки»,

– «гидроизоляция по бетону»…

И еще какая-то хрень. На деле же я плачу рабочим лишь за кубический метр залитого ими бетона. Они заливают вручную, корячатся, надрываются, а я пишу в смете, что при заливке фундамента используется бетононасос, и кладу себе в карман стоимость услуг этого самого насоса, якобы работавшего. А это, между прочим, немало: пятьсот долларов. Кубический метр бетона вместе с работой обошелся Алле в сто пятьдесят долларов, рабочим я уплатил пятьдесят, остальное зажулил. На бетоне я ее тоже нагрел. Самого бетона при этом фактически пошло на фундамент двести тридцать кубометров, а в смете я указал триста двадцать! Вот так, худо-бедно, за какие-то считаные дни я из забитого жизнью нищего, уволенного супервайзера стал обладателем немалого для того времени состояния в размере шестидесяти тысяч долларов, и это при том, что строительство дома еще даже не начиналось! Расслабленный и оглушенный, не верящий своему счастью, я сидел на ящике, смотрел на цифру в калькуляторе и блаженно покуривал. В моей голове роились мысли одна смелее другой. На что истратить такую кучу денег? Купить новую машину? Купить квартиру? Купить… Но я решил ничего не покупать. Я решил подождать, а чего, я тогда и сам толком не знал. Просто сработала интуиция и вера в приметы: никогда не распускай по ветру свои первые серьезные деньги. Потому, что деньги всегда к деньгам. Используй свой первый капитал, пуская его в рост, делай на него дело. Так делают все евреи, надо брать с них пример. Иначе, если ты банально профукаешь деньги на разные сомнительные удовольствия, то сто к одному, что второго случая прихода больших денег может и не быть. Они обидчивы, они имеют свой характер, они любят липнуть друг к другу, эти чертовы, милые, любимые деньжата, денежки, деньжульки.