Текст книги "Сон Демиурга"

Серебристая туша оленя-великана была испещрена рваными ранами, из которых обильно струилась кровь. Марги впивались в нее длинными зубами, вырывали куски мяса, торопливо пожирали, и кровь текла по их всклокоченным бородам. Рядом, на траве, лежали большие мешки наподобие тех, в которых костровые отряда Гортура на привале носили воду. Они были пусты, и Сергей с содроганием подумал, что предназначены они не для крови оленя-великана, а для человеческой крови.

Зрелище было омерзительным, но Сергея почему-то словно притягивали к себе багровые совиные глазища маргов, и он забыл, что же собирался делать. Легкое прикосновение сзади к плечу заставило Сергея обернуться. Гортур, хмурясь, выразительно смотрел на него. Стоящие левее Сергея Гусев и Саня ловко и заученно вскинули автоматы – и Лукин повторил их движение.

– Давай! – негромко выдохнул Гусев и первым открыл стрельбу по мохнатым монстрам.

Спустя мгновение к нему присоединились Сергей и Саня – и грохот выстрелов вспорол оцепеневшую лесную тишину, прерывая кровавое пиршество.

Все было кончено буквально в считанные секунды. Ни один из маргов не успел не то что укрыться от пуль, но даже повернуться в сторону разящей их из-за деревьев смерти. Они падали с кусками кровавого мяса в руках, и сами превращались в окровавленное мясо… Грохот, кровь, поверженные бурые тела, оскаленные рты-пасти – и тишина…

Сергей смотрел на окровавленные трупы лесных монстров и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Саня Веремеев, похоже, ощущал нечто подобное. Его лицо было бледным, а кадык судорожно дергался, словно Саня непрерывно пытался проглотить что-то несъедобное. Гусев же с победным видом вскинул руку с автоматом, потряс ею и воскликнул:

– Йес! Мы их сделали!

Воины Гортура, уже не таясь, подтягивались к тройке автоматчиков. На лицах их читалось изумление, смешанное с восхищением и приправленное чем-то, несколько похожим на испуг.

Гигант Гортур, не сводя глаз с «калашей», медленно, сомнамбулически произнес:

– У вас страшное оружие, уважаемые мастера… С таким оружием мы давно бы забыли о маргах… – Он наконец оторвал взгляд от обыкновенного автоматического стрелкового оружия, имеющего широкое хождение и популярность где-то там, за пределами этого мира, поочередно посмотрел в глаза Гусеву, Сергею и Сане Веремееву и добавил с расстановкой: – Но не дай Бог повернуть его против людей…

8. Сирруш

После ужина доктор Самопалов оставил жену у телевизора и ушел в соседнюю комнату. Устроившись в кресле у окна, под торшером, он принялся просматривать газеты. Форточка была открыта, и из расположенного напротив дома кафе в комнату рвалась привычная разухабистая музыка.

Внезапно Самопалов отложил газету, встал и подошел к внушительному книжному стеллажу, доставшемуся ему в наследство от отца. Пробежав взглядом по разноцветным корешкам книг, Виктор Павлович выудил с верхней полки монографию «Древнеиндийская цивилизация» – эту книгу он купил еще будучи студентом. Полистал ее, нашел нужное место:

«Мирские узы – порождение космической иллюзии, майи».

Перевернул страницу и тут же обнаружил еще одну, сделанную шариковой ручкой, галочку на полях возле строки:

«Абсолют творит мир силой иллюзии – майи».

Эти галочки когда-то ставил, вероятно, он сам.

Суждения Игоря Владимировича Ковалева были далеко не оригинальными. Но дело было не в этом. Дело было в том, соответствуют ли они действительности.

Самопалов задумчиво покусал губу, потом вернул книгу на место и вышел в прихожую, где на тумбочке стоял телефон.

– Добрый вечер, Володя, – сказал психиатр, услышав в трубке голос давнего приятеля.

– А, Самопалыч! – сразу узнал его приятель. – И, конечно же, нужна информация.

– Да, – подтвердил Виктор Павлович. – Нужна кое-какая информация.

Компьютера доктор Самопалов лишился с тех пор, как сын стал студентом и увез в свою столичную общагу и видик, и довольно приличный «пентиум». Приобрести новый комп Виктор Павлович все никак не мог собраться.

– Что посмотреть-то?

– «Арго», – сказал доктор. – Андрей, Роман, Григорий, Олег. «Арго». Только набери не просто «Арго», в кавычках, а «межпланетная космическая станция» или просто «космический аппарат». А то пойдет древнегреческая мифология или воровской жаргон. А мне нужен именно космический аппарат.

– Пациенты бредят космосом? Рвутся на Луну?

– На Марс. Посмотри, пожалуйста.

– Без проблем. Подождешь?

– Перезвоню минут через пять – семь.

– Хорошо, Виктор. Будет тебе и «Арго», и Марс, и «Звездные войны».

Через семь минут Самопалов узнал, что запущенный в ноябре прошлого года американский космический аппарат «Арго» является АМС – автоматической межпланетной станцией, предназначенной для исследования Марса, и на борту его находится такое-то и такое-то оборудование. Еще он узнал, что спускаемый аппарат станции уже совершил успешную посадку и передает информацию. Ни о каких астронавтах, якобы отправившихся к Марсу на «Арго», конечно же, не было и речи.

То есть – не было никаких астронавтов?…

Доктор вернулся в комнату, вновь опустился в кресло и некоторое время разглядывал обои.

Потом продолжил читать газеты.

И все-таки на месте ему не сиделось, и мысли его невольно возвращались к Ковалеву. Интересный был случай. Интересный – и очень странный. Создавалось впечатление, что Ковалевым словно кто-то руководит, вкладывая в его голову определенную информацию – вкладывая целенаправленно, а не наобум. Вот только куда направлен вектор?… Если, конечно, он есть…

Виктор Павлович вновь поднялся и извлек с полки еще одну книгу. Это был сборник материалов позапрошлогоднего симпозиума психиатров, психотерапевтов и психологов. Доктор Самопалов тоже ездил в Санкт-Петербург и получил массу удовольствия от общения с коллегами – особенно от ежевечерних разговоров в чьем-нибудь номере за стаканом пива или чего-нибудь покрепче. Найдя нужную страницу, он начал читать:

«Включение компьютера в жизнь, несмотря на его пропагандируемую безопасность, безусловно, имеет негативные последствия. Оперирование формальными структурами приводит к чрезвычайно узкой специализации, в частности, интерес фиксируется только в области трехмерной графики, игр, коммуникаций и т. д. Каждая из этих областей формирует свой язык, точнее, сленг.

Фиксация на автоматическом объекте, который становится фактически продолжением памяти, заменяя целые конструкции мышления, общения, приводит к тому, что он одушевляется. К тому же он болеет и нуждается как в лечении (компьютерные вирусы), так и в профилактическом уходе. Он стареет с катастрофической быстротой и нуждается в постоянных средствах на содержание. То есть компьютер – идеальный объект проекции, как будто предназначенный для целой группы людей, предрасположенных к аутизму.

В результате длительной (более семи часов в день) работы за компьютером возникает особая профессиональная модификация поведения и своеобразная окраска неврозов и психозов. Профессиональная модификация поведения, в частности, выражается в упрощении речевых оборотов, взгляде поверх головы собеседника, автоматических жестах, напоминающих печатание на клавиатуре, перед засыпанием и пробуждением, гипногогических компьютерных образах при засыпании, изменении структуры общения и сновидений. При внезапных проблемах (стирание информации, выход из строя компьютера) обнаруживаются так называемые эффекты «отсутствия», которые выражаются в психогенном застывании перед дисплеем, растерянности и астении, а иногда тревоге и беспокойной суетливости».

Доктор Самопалов закрыл книгу и задумчиво сказал:

– Своеобразная окраска неврозов и психозов… Компьютер по имени «Губаныч»…

Может быть, ключ к поведению Ковалева следует искать именно здесь? Последствия длительных, а порой почти непрерывных контактов с компьютером? Какая-то программа, влияющая на психику?

«Попробуем покопать и в этом направлении», – подумал психиатр, в третий раз усаживаясь в кресло.

Добравшись до «Вечерней газеты», он по диагонали просмотрел несколько материалов и перешел к изучению рубрики «Городские новости». И взгляд его почти сразу остановился на заголовке: «Отряд все ж заметил потерю бойцов – пока в этом деле не видно концов». Безымянный автор этой публикации, ссылаясь на безымянный же источник, сообщал о ЧП, которое произошло во время выезда на задание группы из спецчасти на Троицкой.

Доктор Самопалов прочитал текст, что называется, на одном дыхании. Отложил газету и, подперев руками подбородок, уставился в пол.

Бесследно пропали трое тренированных и соответствующим образом обученных крепких парней, с ног до головы увешанных оружием. Связь с ними прервалась – и там, в лесочке, где они находились, готовясь к штурму бандитского гнезда, возникло какое-то странное свечение. Мигом примчавшиеся туда другие участники операции (которая, кстати, все-таки была успешно проведена) обнаружили круг выжженной земли. Поиски в окрестностях ни к чему не привели. Срочно доставленные из города собаки-ищейки след не взяли. Вернее, взяли, но не тот. Следы бойцов вели к месту происшествия, – но не дальше. Самыми очевидными – и столь же невероятными – были две версии: бойцы либо вознеслись на небо, либо провалились сквозь землю. Согласно третьей версии, бойцы вместе со всей своей амуницией мгновенно и бесследно сгорели, и виной тому какая-то уникальная шаровая молния, свечение которой и наблюдалось за деревьями. Только оставалось непонятно, как же в таком случае уцелели сами деревья, на которых не было никаких следов огня.

Комментировал случившееся для «Вечерней газеты» контактер Бондарев. Он почти не сомневался в том, что бойцы похищены экипажем НЛО и, возможно, будут когда-нибудь доставлены назад, на место похищения. Хотя статистика здесь была, по утверждению Бондарева, не весьма утешительная: ежегодно экипажами «летающих тарелок» похищались сотни землян, а возвращались – единицы…

Доктор Самопалов хорошо знал контактера Бондарева и не раз общался с ним. В психиатрической больнице.

Виктор Павлович уставился в ковер на полу. Потом сложил газету и некоторое время сидел, бездумно прихлопывая ладонью по подлокотнику кресла в такт музыке, которая продолжала литься из кафе по соседству.

Газета была сегодняшней, а сегодня был четверг. Неприемный день в отделении. Следовательно, Ковалев не мог узнать об этом событии от кого-то из посетителей. Мог узнать еще вчера? Могли рассказать заступившие на дежурство санитары? С чего бы это вдруг?

Конечно, все это, в принципе, поддавалось проверке, но Самопалов не собирался ничего выяснять. Он был почти абсолютно уверен, что информация пришла к Ковалеву по каким-то другим каналам. По каким?

«Возможно, и всей оставшейся жизни не хватит на то, чтобы получить ответ на этот вопрос, – подумал психиатр. – Если вообще есть такой ответ в нашей плоскости бытия…»

…Спать он лег, как обычно, в начале первого. И уже в полудреме вспомнил слова Ковалева о пустоте, постоянно порождающей иллюзии.

«Иллюзии… иллюзии… И Ковалев иллюзия, и все его рассуждения… И я тоже иллюзия…»

Приехав наутро в клинику, Самопалов сразу направился в палату номер семь. Грузчик Левченко еще спал, громко сопя и то и дело поскрипывая зубами. А Ковалев, поставив ноги на пол, сидел на своей кровати и медленно водил пальцем по какому-то небольшому желтому предмету, который лежал у него на ладони – этот предмет доктор заметил еще в смотровое окошко.

Поздоровавшись и традиционно не получив ответа на свое приветствие, психиатр подошел к кровати Ковалева.

– Откуда вы это взяли?

Вопрос Самопалова прозвучал строго. Больным категорически запрещалось иметь при себе предметы, которые могли представлять пусть даже теоретическую угрозу здоровью и жизни как их собственным, так и здоровью и жизни окружающих. Все-таки контингент здесь был весьма специфический, и вспышку агрессивности могла спровоцировать любая мелочь.

Ковалев медленно поднял голову. Его туманный взгляд ничего не выражал.

– Такими плитками выложена поверхность вокруг Марсианского Сфинкса, там, на равнине Кидония, у побережья древнего высохшего моря, – сказал он приглушенным голосом. – Там тысячи, миллионы таких плиток. Золото, Виктор Палыч. Представляете? Несметное количество золота. – Он протянул доктору плитку. – Возьмите, поглядите.

Самопалов взял желтый квадратик. Взвесил его в руке и некоторое время молча рассматривал изображение фантастического зверя, вызвавшего у психиатра ассоциации с единорогом. Узкое чешуйчатое туловище… Длинный тонкий хвост… Змеиная голова с раздвоенным языком и торчащим изо лба рогом… Передние лапы походили на львиные, а задние словно были позаимствованы у какой-то птицы…

Плитка действительно очень смахивала на золотую.

– Откуда это у вас? – повторил он свой вопрос.

– Очередная иллюзия, Виктор Палыч. Очередные выкрутасы пустоты. Я обнаружил ее еще вчера, вот тут. – Ковалев похлопал по подушке. – Знаете, кто там нарисован?

– Кажется, догадываюсь, – хмуро сказал доктор Самопалов. – Некое животное, о котором вы собирались мне рассказать.

– Совершенно верно. Это сирруш, вавилонский дракон.

– Вы знали об этом раньше?

– Нет, ничего не знал. Но когда дотронулся до нее, вытащил из-под подушки, то как-то сразу все узнал. Что-то словно в меня перетекло. Американцы намерены загрузить «Арго» такими плитками. Они туда затем и полетели. В основном. Получили сведения от своей автоматической станции и отправили секретную экспедицию. Объявили, что запустили беспилотник, а сами астронавтов послали…

Доктор Самопалов покусал губу. В конце концов, все-таки можно было допустить существование информационного поля, к которому неким образом подключается Ковалев. Ведь надо же как-то объяснить все то, что он, врач-психиатр, слышит собственными ушами! Все эти сведения о связи Древнего Египта с Марсом, об исчезновении бойцов спецчасти… Можно даже допустить – чего уж там мелочиться, – что на космическом корабле «Арго» действительно есть люди, американские астронавты, выполняющие сверхсекретную программу НАСА. Экспедиция за золотом… Но как объяснить появление в запертой снаружи палате куска золота – внушительного куска! – с изображением какого-то «вавилонского дракона»? Самопалов не сомневался, что Демиург-Ковалев подробно расскажет ему об этом сирруше, и сведения эти подтвердятся после соответствующего поиска в Сети. Это отнюдь не выдумки Ковалева, не фантомы его больного сознания, а нечто совсем иное. Что?…

Как объяснить появление марсианской – марсианской! – плитки в земной палате для душевнобольных? Телепортацией, которую так любят писатели-фантасты? Или просто самой обычной магией, обыкновенным таким волшебством? А почему на марсианской плитке – вавилонский дракон?… Откуда на Марсе вавилонские драконы?… И что это такое – вавилонские драконы?…

Обыкновенная телепортация. Очень такое обыденное явление. Или обыкновенное сказочное волшебство. Обыкновенное чудо. Только и всего…

Впрочем, Ковалев уже все объяснил: очередная иллюзия, очередные выкрутасы пустоты…

Тоже вполне солидное, всесторонне аргументированное и весьма правдоподобное объяснение. А что, в Древней Индии жили весьма неглупые люди.

Чудо – это явление, происходящее по неизвестным нам законам. Неизвестным – пока. До поры. Из этого и надо исходить.

Доктор Самопалов сел на стул у кровати и бесстрастным голосом произнес:

– Ну, давайте, выкладывайте о сирруше. А эту вещь я вам верну при выписке.

– Оставьте себе, Виктор Палыч, мне она не нужна, – равнодушно сказал Ковалев. – Это все знаки, демонстрация… Вдалбливает, как тупым школьникам.

– Кто вдалбливает?

– Она и вдалбливает – пустота. Хотя я и так не сомневаюсь. И насчет творения мы тоже… Иллюзии, порождающие другие иллюзии… Иллюзии иллюзий, творящие иллюзии иллюзий иллюзий… Так ведь до бесконечности можно, да? Ладно, давайте лучше о сирруше. Его изображение находилось на вратах богини Иштар в древнем Вавилоне. И сохранилось до наших дней. Там рядами шли изображения быков – рими, и этих вот драконов – сиррушей. Только сирруш на самом деле не дракон, а одна из стадий дракона, вроде куколки. У него же нет крыльев! В драконов они перевоплощаются далеко не все и не всегда. Возможно, сирруша на самом деле держали в каком-то вавилонском храме и поклонялись ему.

– Так это земной зверь или марсианский?

– И марсианский, и земной, и еще в сотне разных миров водится. Драконы – это… – Ковалев пошевелил пальцами, словно силясь подобрать нужные слова. Но так и не подобрал и, ссутулившись и положив руки на колени, начал медленно раскачиваться.

Психиатр опустил плитку в карман своего халата и еще раз заверил:

– При выписке верну, можете не сомневаться.

Он собирался показать эту диковину специалистам.

Ковалев слабо усмехнулся и тихо, но внятно произнес:

– Я Демиург, Виктор Павлович. А демиург может создать все, что ему заблагорассудится. При желании. Но не всегда подобное желание есть… А временами такая тоска накатывает, таким все ненужным кажется… И хочется плюнуть на все и растереть… Навсегда!

Ковалев перестал раскачиваться и застыл, судорожно сцепив пальцы. Доктор внимательно посмотрел на него, раздумывая, стоит ли продолжать разговор. И все-таки сказал:

– Я навел справки об «Арго». Как вы просили. Это беспилотный космический аппарат. Там нет экипажа.

Ковалев расслабился, положил ногу на ногу и, прищурившись, устремил взор в окно, где сквозь остатки зелено-желтой листвы виднелось голубое небо.

– Вернее, нет сведений об экипаже, – поправил он психиатра. – Хотя… Возможно, и на самом деле никого там нет, и корабля такого нет… Ничего нет, Виктор Палыч! Кому-то на мгновение приснился какой-то сон, но мгновение прошло – и сон исчез. Вы думаете, мы тут с вами на самом деле сидим и разговариваем? Нет, это просто кому-то кажется, что мы сидим и разговариваем… Может быть, это я придумал, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем, а, Виктор Палыч? Вы такое допускаете?

– Допустить можно многое, – дипломатично ответил психиатр. – Все зависит от ситуации.

– Именно, – кивнул Ковалев. – Что-то внутри меня сказало: «Твори». Или это я сам себе сказал. И творю… Вы же читали в газете про этих парней из спецчасти, – это прозвучало то ли как вопрос, то ли как утверждение.

Доктор Самопалов некоторое время молчал, покусывая губу, потом задал встречный вопрос:

– А вы?

– Конечно, нет. Откуда же у меня газеты? Да мне это и не надо, я и так знаю. Я даже наперед знать могу, Виктор Палыч! И без всякого тумана, полунамеков, а совершенно конкретно о совершенно конкретном человеке. Настоящие пророчества всегда сбываются…

«Проскопия?[4]4
  Проскопия – способность «видеть» будущее.


[Закрыть] – подумал Самопалов. – Ко всему прочему – еще и проскопия?… В информационном поле содержатся сведения о будущем?»

– Не хотелось бы вас огорчать, Виктор Палыч, – продолжал Ковалев, вновь с прищуром глядя в окно, – но в самом скором времени вы будете ранены. Знаете, как в этих американских фильмах, – в мякоть, навылет, в левое плечо. В общем, просто заденет чуть-чуть. Если только какого-нибудь другого выкрутаса не случится.

– Вот как? И кто же и при каких обстоятельствах меня ранит? И где это произойдет?

– Не знаю… Ничего не знаю… Это что-то во мне… внутри…

Ковалев вдруг повалился на бок, зарывшись лицом в плоскую больничную подушку.

Доктор Самопалов резко поднялся со стула, склонился над пациентом, нащупал пульс. Пульс едва-едва угадывался. Психиатр быстрым шагом вышел в коридор, намереваясь позвать медсестру, а из палаты слабо донеслось:

– Это все он… Марсианский призрак…

9. Пророчество

Все ярче и ярче, красными огнями светофоров, разгорались во тьме зловещие глаза. Его несло к ним, его неудержимо тянуло к ним, и он знал, что там – остановка, конец, страшный и неотвратимый финал его жизненного пути, оказавшегося таким коротким… Но пронизал темноту чистый детский голос, поющий чудесную песню, – и вязко колыхнувшись, расступилась липкая темнота, и красные глаза-огни вмиг поблекли и растворились, не выдержав света, хлынувшего подобно живой воде из прекрасной чаши небес. И песня стихла, уступив место другим звукам – где-то поблизости размеренно стучали чем-то металлическим, и слышалось конское ржание.

Он уже покинул зыбкий мир сна, но не решался пока открывать глаза, втайне надеясь, что кони – это по телевизору в соседней комнате. А стук… Ну, наверное, Димка балуется какими-нибудь железяками.

Однако он уже прекрасно понимал, что нет и не может быть здесь никакого телевизора, и Димки тоже нет. И это не Димка играет в свои игры, а кто-то или что-то играет с его, Димкиным, отцом в королевство Таэльрин.

Сергей открыл глаза, уже зная, что увидит.

И увидел. Высокий, потемневший от копоти свечей и факелов потолок из широких, тщательно оструганных досок. Стены, увешанные неяркими гобеленами с вязью вычурного орнамента наподобие того, что украшал бока кувшинов с магическим зельем. За гобеленами скрывались холодные каменные глыбы, из которых была сооружена башня замка. Широкая деревянная скамья у стены, а на стене, на высоте человеческого роста, – два меча в ножнах и кинжал с тускло поблескивающей рукоятью. Кресло с высокой спинкой у массивного стола с витыми бронзовыми, давно нечищеными шандалами. Толстые желтоватые оплывшие свечи в шандалах не горели. Да в этом и не было необходимости, потому что за распахнутыми створками квадратного, углубленного в стену небольшого окна расплескалось солнечное утро. Под окном, у стены комнаты, стояла еще одна скамья. На ней были разложены вещи, резко диссонирующие с окружающей обстановкой, явно выпадающие из общего тона помещения: круглый зеленый шлем с прозрачным щитком и черной закорючкой микрофона, внушительного вида бронежилет, автомат, «кошка» и прочее снаряжение бойца спецподразделения, выезжающего на задание. Приподняв голову, Сергей обнаружил свою одежду – она была развешена на спинке кровати, в изножье. Кровать была хоть куда – широкая, из толстенных брусьев, лишь слегка приукрашенных резьбой, с жестковатой плоской подушкой, обтянутой светлой льняной наволочкой, и таким же не очень-то мягким матрасом. Подлинное ложе воина-защитника, а не прожигающего жизнь какого-нибудь столичного бездельника. Комната была гостевой, но те, кто наносил визиты лонду Гарраксу, видимо, не принадлежали к числу неженок.

Сергей откинул жестко шуршащее легкое одеяло, сел и опустил ноги на пол, покрытый неброским, под стать гобеленам, ковром. Ковер был кое-где заляпан желтыми пятнышками воска. За окном, внизу, по-прежнему то и дело стучали по железу, и доносились оттуда чьи-то голоса.

Сергей машинально взглянул на свои наручные часы: девять семнадцать. Еще вчера он убедился в том, что местные сутки вроде бы соответствуют… нормальным. Только это «девять семнадцать» там, откуда они провалились в неведомое доселе королевство Таэльрин, было девятью вечера, а не утра. Спать они улеглись вчера в начале одиннадцатого, значит, проспали достаточно для того, чтобы хорошенько отдохнуть после вчерашних довольно утомительных лесных переходов-переездов. И утомительных не только для тела…

Сергей встал и в одних трусах направился к скамье, над которой висели мечи и кинжал. Сушить мозги раздумьями с самого утра не хотелось – для этого будет еще море времени. Как там вчера сказал Геныч? «Давайте считать, что мы в заграничной командировке»? Что ж, вот так и будем считать. Пока. А жизнь, она, брат, понимаешь, покажет. Главное, чтоб не в смысле: «Я тебе покажу, урод…»

Сергей провел пальцем по холодному клинку кинжала. Потом вытащил из ножен меч – вопреки ожиданию, тот оказался гораздо легче «калаша» – и неслышно затанцевал босыми ногами по ковру, делая лихие выпады и отражая удары мнимого противника. Получалось у него не очень ловко, скорее даже, неуклюже. Для того чтобы эффективно махать этим Эскалибуром-Дюрандалем, требовалась определенная сноровка, которую не выработаешь за две минуты. Лукин представил себя со стороны – босого, в трусах, с мечом средневекового вида в руках, – негромко хохотнул и вернул меч на место. И на душе у него отчего-то стало легче.

«А почему бы и нет? – подумал Сергей. – Таэльрин так Таэльрин. В конце концов, не все же время мотаться по тревоге в какой-нибудь сто первый микрорайон или куда-то еще… Даешь королевство, блин, а не станцию Кондрашино с торговками-самогонщицами и пьяными придурками! Димке латы привезу, настоящие, рыцарские – обменяю на бронежилет, так и быть. Пусть из зарплаты высчитывают…»

Он встал на скамью, навалился животом на широкий прохладный каменный подоконник и высунулся из окна. С солидной высоты угловой башни хорошо был виден один из четырех секторов обширного двора, отделенный от других секторов двумя сложенными из крупных каменных блоков стенами. Стены по диагонали сходились к центральной башне – донжону. Там располагались покои владельцев замка лонда Гарракса и его супруга лонды Окталии и большой зал, в котором вчера имели честь отужинать «уважаемые подземные мастера Сергей, Геннадий и Александр». Вдоль боковой стены, соединяющей две угловые башни замка, тянулась крытая красной черепицей конюшня. Сергей слышал доносящееся из полумрака пофыркивание скакунов. Рядом с ней примыкала к зубчатой стене еще одна постройка под такой же красной черепичной кровлей. Скорее всего, это была оружейная мастерская. На утрамбованной площадке возле ее раскрытых настежь дверей стоял стол с инструментами. Среди них Сергей опознал щипцы и молотки. Двое смуглых бородачей в длинных кожаных фартуках сосредоточенно трудились у наковальни. Один держал щипцами меч, а другой сноровисто обхаживал клинок молотком на длинной рукоятке (хотя за точность собственной терминологии Сергей поручиться не мог). Сектор справа, за диагональной стеной, ведущей к широкобокому высоченному донжону, почти не просматривался – не хватало высоты обзора. Над ним вздымались развесистые зеленые кроны деревьев, густо испещренные желтыми точками каких-то плодов. Приглядевшись, Лукин решил считать эти плоды яблоками, хотя таких высоких яблонь ему не доводилось видеть. Впрочем, замков вассалов короля видеть ему тоже не доводилось. Вероятно, там находился замковый сад. А еще из окна гостевой комнаты, где провел ночь Сергей, открывалась неплохая панорама территории за стенами замка. Многое Сергей увидел еще вчера, когда двадцатка Гортура выехала из леса и направилась к замковым воротам.

Это произошло уже под вечер – дорога наконец перестала быть отражением реки, повторяющим все извивы берега, и свернула в сторону, на возвышенность. Там лес сначала поредел, а потом и вовсе иссяк, словно деревья устрашились устремленных к небу, соединенных стенами массивных башен, которые господствовали над всей округой. Вид у замка был грозный и неприступный, с налетом торжественной угрюмости, его четкие лаконичные формы были вполне самодостаточны – в общем, замок выглядел именно так, как и должна выглядеть настоящая крепость в приграничном районе.

Дорога вилась мимо домиков с двускатными соломенными крышами. За плетнями, во дворах, виднелись легко узнаваемые атрибуты крестьянского быта: поленницы под навесами, лестницы, приставленные к распахнутым дверцам сеновалов, двухколесные повозки, стожки сена, различные кадушки и горшки и прочий сельхозинвентаръ. Возились в огородах женщины, сидели на бревнах бородатые мужчины, сновала туда-сюда, играя в извечные детские игры, босоногая ребятня. Поодаль, на холме, растопырила огромные крылья мельница. При виде приближавшейся двадцатки селяне прерывали свои занятия и приветственно махали руками – и Гортур с воинами поднимали руки в ответ. Мальчишки пылили ногами по дороге, спеша вслед за конями пограничников. У плетней копошились куры, а за околицей задумчиво бродили по зеленому лугу коровы. Все окружающее выглядело такой идиллией, что Сергею невольно подумалось: уж не в сказку ли их занесло? Он ловил на себе удивленно-любопытные взгляды селян – в разговоры с всадниками, однако, никто не вступал – и чувствовал себя, как во сне. Но был абсолютно уверен в том, что сон этот вряд ли удастся прервать, даже если в самой категорической форме приказать себе проснуться.

Если это и был сон, то удивительно реальный, не упускающий ни одной детали. Вот пахнуло тиной от маленького обмелевшего пруда у дороги. Вот длинная тень от башни легла на канаву, в которой валяется деревянное потрескавшееся колесо. Вот прямо из стены замка, из щели между камнями, тянутся какие-то бледно-зеленые стебельки. Вот с громким натужным шорохом начинают медленно открываться ворота пограничной цитадели…

Да, если это и был сон, то ничем не отличимый от реальности.

А потом… Потом был замковый двор и многочисленная челядь, которая высыпала встречать вернувшуюся с границы двадцатку. Высокое каменное крыльцо донжона, винтовые лестницы, освещенные факелами, ожидание аудиенции. Лонд Гарракс и лонда Окталия – очень симпатичные, по мнению Сергея, моложаво выглядевшие люди с изысканными манерами истинных аристократов, в нарядных одеяниях, украшенных драгоценными камнями. Владельцы замка не стали утомлять и без того утомленных «подземных мастеров» долгими расспросами, отложив все деловые разговоры на утро. И отдали распоряжение слугам проводить троицу в гостевые комнаты одной из угловых башен, чтобы «визитеры» умылись с дороги и через некоторое время вновь вернулись в донжон на ужин в большом зале.

Обменявшись мнениями, «подземные мастера» решили снять бронежилеты и оставить оружие в своих комнатах. Негоже было переться за стол с автоматами в руках, выказывая тем самым недоверие гостеприимным и как будто бы не желающим им ничего плохого хозяевам. Однако Гусев все-таки прихватил с собой пару гранат и «погремушку Перуна» – «на всякий случай». Невзирая на то, что Сергей не приветствовал такое решение, да и молчание Сани Веремеева было неодобрительным.

– Сопрут нашу технику, хотя бы ради любопытства, – будете потом локти кусать, – заявил Гусев.

И после того как слуги заперли двери гостевых комнат, забрал у них ключи.

– А вообще, лучше бы кому-то из нас остаться при нашем арсенале, – добавил он. – Надежнее будет. Можем на пальцах кинуть.

Но кидать на пальцах и Сергей, и Саня отказались.

– Ты тени собственной боишься, Гусек, сам и оставайся, – сказал Саня. – А похавать мы тебе принесем.

– Как бы не пожалел потом, Веремей, – многозначительно процедил Гусев, но от участия в ужине отказываться не стал.

В большом зале было людно. У дальней стены, увешанной гобеленами, оленьими рогами, щитами и различным колюще-режуще-рубящим оружием, полыхал в огромном камине огонь. Длинные широкие столы, расположенные в виде буквы «п», были уставлены серебряными подносами и блюдами, фарфоровыми тарелками, глиняными кувшинами и хрустальными вазами. От обилия разнообразной снеди просто разбегались глаза. Оставалось только удивляться: когда успели приготовить столь грандиозный ужин? Слуги в красных куртках (камзолах? кафтанах?) сноровисто подносили все новые и новые блюда, один за другим выныривая из боковой арки, откуда тянуло вкусными запахами разного варева-жарева. Окон в зале не было, но на стенах горело множество факелов, так что на недостаток освещения жаловаться не приходилось. Представители местного бомонда сидели на длинных лавках с обеих сторон двух параллельно расположенных столов, покрытых желтыми скатертями. А за перпендикулярным к ним столом с белой скатертью восседали в высоких креслах с резными спинками лонд Гарракс и лонда Окталия. Черноволосая миловидная владелица замка была очень хороша в своем длинном белом платье, искусно украшенном золотой и красной отделкой. Голову ее венчала изящная небольшая корона – Сергей не очень разбирался в подобных вещах, но, кажется, такая корона называлась диадемой. Лонд Гарракс, в тон одеянию супруги, тоже был одет в белое с золотом. Рядом с лондой Окталией, в таком же высоком кресле, сидел, скрестив руки на груди, сухощавый лысоватый пожилой мужчина в темно-синем плаще. Сергею почему-то сразу подумалось, что это и есть странствующий маг Ольвиорн. По левую руку от лонда Гарракса пустовали три кресла – вероятно, предназначенные для «подземных мастеров». Сбоку от стола, метрах в двух с половиной над полом, выступал из стены балкон с узорчатыми перилами. Вход на него был занавешен плотной красной тканью. А еще бросалось в глаза обилие прекрасных цветов в больших вазах и кадки с чем-то, похожим на пальмы – или это и были пальмы? – группками расставленные по всему залу.