Текст книги "Призрачный сфинкс"

12. Сирруш

За ужином доктор Самопалов, как всегда, обменялся новостями с женой, а потом они вместе смотрели по телевизору информационную программу. Сын провел месяц в родительском доме и вновь уехал в столицу – он учился на выпускном курсе, – и в квартире было как-то тихо и пусто. Виктор Павлович оставил жену у телевизора – там началась очередная серия очередного кроваво-уголовного сериала, – а сам удалился в соседнюю комнату и, устроившись в кресле у окна, принялся просматривать газеты. Из расположенного наискосок от дома, через дорогу, кафе «Азалия» доносилась привычная разухабистая музыка, под окнами с визгом носилась между крышек погребов детвора.

Внезапно Виктор Павлович отложил газету, не дочитав и до середины статью о темных делишках в коридорах власти, и, встав, подошел к внушительному книжному стеллажу, доставшемуся ему в наследство от отца. Пробежав взглядом по разноцветным корешкам книг, он выудил с верхней полки монографию «Древнеиндийская цивилизация» чуть ли не тридцатилетней давности, которую он купил еще будучи студентом вместо пары бутылок портвейна для вечеринки в общаге. Полистал ее, нашел нужное место: «Мирские узы – порождение космической иллюзии, майи». Перевернул страницу и тут же обнаружил еще одну сделанную шариковой ручкой галочку на полях возле строки: «Абсолют творит мир силой иллюзии – майи».

Эти галочки когда-то ставил, вероятно, он сам.

Суждения Игоря Владимировича Ковалева были далеко не оригинальными. Но дело было не в этом. Дело было в том, соответствуют ли они действительности.

Виктор Павлович задумчиво покусал губу, потом вернул книгу на место и вышел в прихожую, где на столике возле трельяжа стоял телефон.

– Добрый вечер, Володя, – сказал психиатр, услышав в трубке голос давнего приятеля, с которым периодически выбирался на зимнюю рыбалку – правда, с каждым годом все реже и реже.

– А, Самопалыч! – сразу узнал его приятель. – И конечно же, нужна информация.

– Меня всегда поражала твоя сверхъестественная проницательность, – сообщил приятелю доктор Самопалов. – Да, нужна кое-какая информация.

Компьютера доктор Самопалов лишился с тех пор, как сын стал студентом и увез в свою столичную общагу и видик, и довольно приличный «пентиум». Приобрести новый комп до сих пор как-то не получалось – пребывание сына в стольном граде било по родительским карманам довольно ощутимо, и Виктор Павлович при необходимости прибегал к помощи приятеля-рыбака, которого в свое время устроил к себе в отделение для прохождения курса реабилитации – психические нагрузки у бизнесменов бывали похлеще, чем у представителей профессий повышенного риска, особенно при конфликтах с зубастыми конкурентами.

– Слушаю, Палыч-Самопалыч. Что посмотреть-то?

– «Арго», – сказал доктор Самопалов. – Андрей, Роман, Григорий, Олег. «Арго». Только набери не просто «Арго», в кавычках, а «межпланетная космическая станция» или просто «космический аппарат», а то пойдет древнегреческая мифология, аргонавты, или воровской жаргон. А мне нужен именно космический аппарат.

– Пациенты бредят космосом? Рвутся на Луну?

– На Марс. Посмотри, пожалуйста.

– Без проблем. Подождешь?

– Перезвоню минут через пять-семь.

– Хорошо, Виктор. Будет тебе и «Арго», и Марс, и «Звездные войны».

Через семь минут Виктор Павлович Самопалов узнал, что запущенный в ноябре прошлого года американский космический аппарат «Арго» является АМС – автоматической межпланетной станцией, предназначенной для исследования Марса, и на борту его находится такое-то и такое-то оборудование. Еще он узнал, что спускаемый аппарат космической станции уже совершил успешную посадку и передает информацию. Ни о каких астронавтах, якобы отправившихся к Марсу на «Арго», конечно же, не было и речи.

То есть – не было никаких астронавтов?..

Доктор Самопалов вернулся в комнату, вновь опустился в кресло и некоторое время сидел, разглядывая обои.

Потом продолжил читать газеты.

И все-таки на месте ему не сиделось, и мысли его невольно возвращались к Ковалеву. Интересный был случай. Интересный – и очень странный. Создавалось впечатление, что Ковалевым словно кто-то руководит, вкладывая в его голову определенную информацию – вкладывая целенаправленно, а не наобум. Вот только куда направлен вектор?.. Если, конечно, он есть…

Виктор Павлович вновь поднялся и извлек с полки еще одну книгу. Это был сборник материалов позапрошлогоднего симпозиума психиатров, психотерапевтов и психологов. Доктор Самопалов тоже ездил в Санкт-Петербург и получил массу удовольствия от общения с коллегами – особенно от ежевечерних разговоров в чьем-нибудь номере за стаканом отличного пива «Балтика» или чего-нибудь покрепче. Найдя нужную страницу, он начал читать:

«Включение компьютера в жизнь, несмотря на его пропагандируемую безопасность, безусловно имеет негативные последствия. Оперирование формальными структурами приводит к чрезвычайно узкой специализации, в частности, интерес фиксируется только в области трехмерной графики, игр, коммуникаций и т. д. Каждая из этих областей формирует свой язык, точнее сленг.

Фиксация на автоматическом объекте, который становится фактически продолжением памяти, заменяя целые конструкции мышления, общения, приводит к тому, что он одушевляется. К тому же он болеет и нуждается как в лечении (компьютерное вирусы), так и в профилактическом уходе. Он стареет с катастрофической быстротой и нуждается в постоянных средствах на содержание. То есть компьютер – идеальный объект проекции, как будто предназначенный для целой группы людей, предрасположенных к аутизму.

В результате длительной (более семи часов в день) работы за компьютером возникает особая профессиональная модификация поведения и своеобразная окраска неврозов и психозов. Профессиональная модификация поведения, в частности, выражается в упрощении речевых оборотов, взгляде поверх головы собеседника, автоматических жестах, напоминающих печатание на клавиатуре, перед засыпанием и пробуждением, гипногогических компьютерных образах при засыпании, изменении структуры общения и сновидений. При внезапных проблемах (стирание информации, выход из строя компьютера) обнаруживаются так называемые эффекты «отсутствия», которые выражаются в психогенном застывании перед дисплеем, растерянности и астении, а иногда тревоге и беспокойной суетливости».

Доктор Самопалов закрыл книгу и задумчиво сказал:

– Своеобразная окраска неврозов и психозов… Компьютер по имени «Губаныч»…

Может быть ключ к поведению Ковалева следует искать именно здесь? Последствия длительных, а порой почти непрерывных контактов с компьютером? Какая-то программа, влияющая на психику?

«Попробуем покопать и в этом направлении», – подумал психиатр, в третий раз усаживаясь в кресло.

Добравшись до городского еженедельника «Наша газета», он по диагонали просмотрел несколько материалов и перешел к изучению рубрики «Городские новости, сплетни и слухи». И взгляд его почти сразу остановился на заголовке «Отряд все ж заметил потерю бойцов – пока в этом деле не видно концов». Безымянный автор этой публикации, ссылаясь на безымянный же источник, сообщал о ЧП, произошедшем во время выезда на задание спецгруппы «дубльбэшников» с Ковалевки.

Доктор Самопалов прочитал текст, что называется, на одном дыхании, а потом отложил газету и, подперев руками подбородок, уставился в пол.

Бесследно пропали трое тренированных и соответствующим образом обученных крепких парней, с ног до головы увешанных оружием. Связь с ними прервалась, и там, в лесочке, где они находились, готовясь к штурму бандитского гнезда, возникло какое-то странное свечение. Мигом примчавшиеся туда другие участники операции (которая, кстати, все-таки была успешно проведена) обнаружили круг выжженной земли. Поиски в окрестностях ни к чему не привели. Срочно доставленные из города собаки-ищейки след не взяли. Вернее, взяли, но не тот. Следы бойцов вели к месту происшествия – но не дальше. Самыми очевидными – и столь же невероятными – были две версии: бойцы либо вознеслись на небо, либо провалились сквозь землю. Согласно третьей версии, бойцы вместе со всей своей амуницией мгновенно и бесследно сгорели, и виной тому какая-то уникальная шаровая молния, свечение которой и наблюдалось за деревьями. Только вот оставалось непонятно, как же в таком случае уцелели сами деревья, на которых не было никаких следов огня.

Комментировал случившееся для «Нашей газеты» некий контактер Бондарев. Он почти не сомневался в том, что бойцы похищены экипажем НЛО и, возможно, будут когда-нибудь доставлены назад, на место похищения, хотя статистика здесь была, по утверждению Бондарева, не весьма утешительная: ежегодно экипажами «летающих тарелок» похищались сотни землян, а возвращались – единицы…

Доктор Самопалов хорошо знал контактера Бондарева и не раз общался с ним. В психиатрической больнице.

Перестав изучать пол, Виктор Павлович сложил газету и взглянул на первую страницу. Газета была сегодняшней, она выходила по четвергам. Четверг в отделении был неприемным днем, следовательно, Ковалев не мог узнать об этом событии от кого-то из посетителей. Мог узнать еще вчера? Могли рассказать заступившие на дежурство санитары? С чего бы это вдруг?

Конечно, все это, в принципе, поддавалось проверке, но доктор Самопалов не собирался ничего выяснять: он был почти абсолютно уверен, что информация пришла к Ковалеву по каким-то другим каналам. По каким?

«Возможно, и всей оставшейся жизни не хватит на то, чтобы получить ответ на этот вопрос, – подумал психиатр. – Если вообще есть такой ответ в нашей плоскости бытия…»

…Спать он лег, как обычно, в начале первого, и, уже в полудреме, вспомнил слова Ковалева о пустоте, постоянно порождающей иллюзии.

«Иллюзии… иллюзии… И Ковалев иллюзия, и все его рассуждения… И я тоже иллюзия…»

Приехав наутро в клинику, доктор Самопалов сразу направился в палату номер семь. Грузчик Левченко еще спал, громко сопя и то и дело скрипя зубами, а Ковалев сидел на своей кровати и медленно водил пальцем по какому-то небольшому желтому предмету, который лежал у него на ладони – этот предмет доктор Самопалов заметил еще в смотровое окошко.

Поздоровавшись и традиционно не получив ответа на свое приветствие, психиатр подошел к кровати Ковалева.

– Откуда вы это взяли? – вопрос прозвучал строго, потому что больным категорически запрещалось иметь при себе предметы, которые могли представлять пусть даже теоретическую угрозу здоровью и жизни – как их собственным, так и здоровью и жизни окружающих. Все-таки контингент здесь был весьма специфический, и вспышку агрессивности могла спровоцировать любая мелочь.

Игорь Владимирович Ковалев медленно поднял голову. Его туманный взгляд ничего не выражал.

– Такими плитками выложена поверхность вокруг Марсианского Сфинкса, там, в Сидонии, – сказал он приглушенным голосом. – Там тысячи, миллионы таких плиток. Золото, Виктор Палыч. Представляете? Несметное количество золота. – Он протянул доктору плитку. – Возьмите, посмотрите.

Доктор Самопалов взял желтый квадратик, взвесил его в руке и некоторое время молча рассматривал изображение фантастического зверя, вызвавшего у психиатра ассоциации с единорогом. Плитка действительно очень походила на золотую.

– Откуда это у вас? – повторил он свой вопрос.

– Очередная иллюзия, Виктор Палыч. Очередной выбрык пустоты. Я обнаружил ее еще вчера, вот тут, – Ковалев похлопал по подушке. – Знаете, кто там нарисован?

– Кажется, догадываюсь, – хмуро сказал доктор Самопалов. – Некое животное, о котором вы собирались мне рассказать.

– Совершенно верно. Это сирруш, его еще называют вавилонским драконом.

– Вы знали об этом раньше?

– Нет, ничего не знал. Но когда я дотронулся до нее, вытащил из-под подушки, то как-то сразу все узнал. Что-то словно в меня перетекло. Американцы намерены загрузить свой «Арго» такими плитками.

Доктор Самопалов покусал губу. В конце концов, все-таки можно было допустить существование информационного поля, к которому каким-то образом подключается Ковалев. Ведь надо же как-то объяснить все то, что он, врач-психиатр, слышит собственными ушами! Все эти сведения о «стражах пирамид», об исчезновении бойцов спецчасти… Можно даже допустить – чего уж там мелочиться, – что на космическом корабле «Арго» действительно есть люди, американские астронавты, выполняющие сверхсекретную программу НАСА. Экспедиция за золотом… Но как объяснить появление в запертой снаружи палате куска золота – внушительного куска! – с изображением какого-то «вавилонского дракона»? Доктор Самопалов не сомневался, что Демиург-Ковалев подробно расскажет ему об этом сирруше, и сведения эти подтвердятся после соответствующего поиска в Сети. Это отнюдь не выдумки Ковалева, не фантомы его больного сознания, а нечто совсем иное. Что?..

Как объяснить появление марсианской – марсианской! – плитки в земной палате для душевнобольных? Телепортацией, которую так любят писатели-фантасты? Или просто самой обычной магией, обыкновенным таким волшебством? А почему на марсианской плитке – вавилонский дракон?.. Откуда на Марсе вавилонские драконы?.. И что это такое – вавилонские драконы?..

Обыкновенная телепортация. Очень такое обыденное явление. Или обыкновенное сказочное волшебство. Обыкновенное чудо. Только и всего…

Впрочем, Ковалев уже все объяснил: очередная иллюзия, очередной выбрык пустоты…

Тоже вполне солидное, всесторонне аргументированное и весьма правдоподобное объяснение. А что, в древней Индии жили весьма неглупые люди.

Чудо – это явление, происходящее по неизвестные нам законам. Неизвестным – пока. До поры. Из этого и надо исходить.

Доктор Самопалов сел на стул у кровати и бесстрастным голосом произнес:

– Ну, давайте, выкладывайте о сирруше. А эту вещь я вам верну при выписке.

– Оставьте себе, Виктор Палыч, мне она не нужна, – отозвался Ковалев.

– Это все знаки, демонстрация… Вдалбливают, как тупым школьникам.

– Кто вдалбливает?

– Она и вдалбливает – пустота. Хотя я и так не сомневаюсь. И насчет творения мы тоже… Иллюзии, порождающие другие иллюзии… Иллюзии иллюзий, творящие иллюзии иллюзий иллюзий… Так ведь до бесконечности можно, а? Ладно, давайте лучше о сирруше. Его изображение находилось на вратах богини Иштар в древнем Вавилоне. И сохранилось до наших дней. Там рядами шли изображения быков – рими, и этих вот драконов – сиррушей. Только сирруш на самом деле не дракон, а одна из стадий дракона, вроде куколки. У него же нет крыльев! В драконов они перевоплощаются далеко не все и не всегда. Возможно, сирруша на самом деле держали в каком-то вавилонском храме и поклонялись ему.

– Так это земной зверь или марсианский?

– И марсианский, и земной, и еще в сотне разных миров водится. Драконы – это… – Ковалев пошевелил пальцами, словно силясь подобрать нужные слова, но так и не подобрал и, ссутулившись и положив руки на колени, начал медленно раскачиваться.

Психиатр опустил плитку в карман своего халата и еще раз заверил:

– При выписке верну, можете не сомневаться.

Он собирался показать эту диковину специалистам.

Ковалев слабо усмехнулся и тихо, но внятно произнес:

– Я Демиург, Виктор Павлович. А демиург может создать все, что ему заблагорассудится. При желании. Но не всегда такое желание есть… А временами такая тоска накатывает, таким все ненужным кажется… И хочется плюнуть на все и растереть… навсегда!

Ковалев перестал раскачиваться и застыл, судорожно сцепив пальцы. Доктор Самопалов внимательно посмотрел на него, раздумывая, стоит ли продолжать разговор, и, поколебавшись, все-таки сказал:

– Я навел справки о космическом аппарате «Арго». Как вы просили. Это беспилотный космический аппарат. Там нет экипажа.

Ковалев расслабился, положил ногу на ногу и, прищурившись, устремил взор в окно, где сквозь зелено-желтую листву виднелось бледно-голубое небо.

– Вернее, нет сведений об экипаже, Виктор Палыч, – уточнил он. – Хотя… Возможно, и на самом деле никого там нет, и корабля такого нет… Ничего нет, Виктор Палыч! Кому-то на мгновение приснился какой-то сон, но мгновение прошло – и сон исчез. Вы думаете, мы тут с вами на самом деле сидим и разговариваем? Нет, это просто кому-то кажется, что мы сидим и разговариваем… Может быть, это я придумал, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем, а, Виктор Палыч? Вы такое допускаете?

– Допустить можно многое, – дипломатично ответил психиатр. – Все зависит от ситуации.

– Именно, – кивнул Ковалев. – Что-то внутри меня сказало: «Твори». Или это я сам себе сказал. И творю… Вы же читали в газете про этих парней из спецчасти, – это прозвучало то ли как вопрос, то ли как утверждение.

Доктор Самопалов некоторое время молчал, покусывая губу, потом задал встречный вопрос:

– А вы?

– Конечно, нет. Откуда же у меня газеты? Да мне это и не надо, я и так знаю. Я даже наперед знать могу, Виктор Палыч! И без всякого тумана, полунамеков, а совершенно конкретно о совершенно конкретном человеке. Настоящие пророчества всегда сбываются…

«Проскопия? – подумал доктор Самопалов. – Ко всему прочему – еще и проскопия?.. В информационном поле содержатся сведения о будущем?»

– Не хотелось бы вас огорчать, Виктор Палыч, – продолжал Ковалев, по-прежнему с прищуром глядя в окно, – но в самом скором времени вы будете ранены. Знаете, как в этих тупых америкосных фильмах, – в мякоть, навылет, в левое плечо. В общем, просто заденет чуть-чуть. Если только какого-нибудь другого выбрыка не случится.

– Вот как? И кто же и при каких обстоятельствах меня ранит? И где это произойдет?

– Не знаю… Ничего не знаю… Это что-то во мне… внутри…

Ковалев вдруг повалился на бок, зарывшись лицом в плоскую больничную подушку.

Доктор Самопалов резко поднялся со стула, склонился над пациентом, нащупал пульс. Пульс едва-едва угадывался. Психиатр быстрым шагом вышел в коридор, намереваясь позвать медсестру, а из палаты слабо донеслось:

– Это все он… Марсианский призрак…

13. Пророчество

Все ярче и ярче, красными огнями светофоров, разгорались во тьме зловещие глаза. Его несло к ним, его неудержимо тянуло к ним, и он знал, что там – остановка, конец, страшный и неотвратимый финал его жизненного пути, сказавшегося таким коротким… Но пронизал темноту чистый детский голос, поющий чудесную песню, – и, вязко колыхнувшись, расступилась липкая темнота, и красные глаза-огни вмиг поблекли и растворились, не выдержав света, хлынувшего подобно живой воде из прекрасной чаши небес. И песня стихла, уступив место другим звукам – где-то поблизости размеренно стучали чем-то металлическим и слышалось конское ржание.

Он уже покинул зыбкий мир сна, но не решался пока открывать глаза, втайне надеясь, что кони – это по телевизору в соседней комнате, а стук… ну, наверное, Димка балуется какими-нибудь железяками.

Однако он уже прекрасно понимал, что нет и не может быть здесь никакого телевизора, и Димки тоже нет. И это не Димка играет в свои игры, а кто-то или что-то играет с его, Димкиным, отцом в королевство Таэльрин.

Сергей открыл глаза, уже зная, что увидит.

И увидел. Высокий, потемневший от копоти свечей и факелов потолок из широких, тщательно оструганных досок. Стены, увешанные неяркими гобеленами с вязью вычурного орнамента наподобие того, что украшал бока кувшинов с магическим зельем; за гобеленами скрывались холодные каменные глыбы, из которых была сооружена башня замка. Широкая деревянная скамья у стены, а на стене, на высоте человеческого роста, – два меча в ножнах и кинжал с тускло поблескивающей рукоятью. Кресло с высокой спинкой у массивного стола с витыми бронзовыми, давно нечищенными шандалами; толстые желтоватые оплывшие свечи в шандалах не горели. Да в этом и не было необходимости, потому что за распахнутыми створками квадратного, углубленного в стену небольшого окна расплескалось солнечное утро. Под окном стояла еще одна скамья, и на ней были разложены вещи, резко диссонирующие с окружающей обстановкой, явно выпадающие из общего тона помещения: круглый зеленый шлем с прозрачным щитком и черной закорючкой микрофона, внушительного вида бронежилет, автомат, «кошка» и прочее снаряжение бойца спецподразделения, выезжающего на задание. Приподняв голову, Сергей обнаружил свою одежду – она была развешена на спинке кровати, в изножье. Кровать была хоть куда – широкая, сооруженная из толстенных брусьев, лишь слегка приукрашенных резьбой, с жестковатой плоской подушкой, обтянутой светлой льняной наволочкой, и таким же не очень-то мягким матрацем – подлинное ложе воина-защитника, а не впустую прожигающего жизнь какого-нибудь столичного бездельника. Комната была гостевой, но те, кто наносил визиты лонду Гарраксу, видимо, не принадлежали к числу неженок.

Откинув жестко шуршащее легкое одеяло, Сергей сел и опустил ноги на пол, покрытый неброским, под стать гобеленам, ковром, кое-где заляпанным желтыми пятнышками воска. За окном, внизу, по-прежнему то и дело стучали по железу, и доносились оттуда чьи-то голоса.

Сергей машинально взглянул на свои наручные часы: девять семнадцать. Еще вчера он убедился в том, что местные сутки вроде бы соответствуют… нормальным. Только это «девять семнадцать» там, откуда они провалились в неведомое доселе королевство Таэльрин, было девятью вечера, а не утра. Спать они улеглись вчера в начале одиннадцатого, значит проспали достаточно для того, чтобы хорошенько отдохнуть после вчерашних, довольно утомительных, лесных переходов-переездов. И утомительных не только для тела…

Сергей встал и в одних трусах направился к скамье, над которой висели мечи и кинжал. Сушить мозги раздумьями с самого утра не хотелось – для этого будет еще море времени. Как там вчера сказал Геныч? «Давайте считать, что мы в заграничной командировке»? Что ж, вот так и будем считать. Пока. А жизнь, она, брат, понимаешь, покажет. Главное, чтоб не в смысле: «Я тебе покажу, урод…»

Он провел пальцем по холодному клинку кинжала, потом вытащил из ножен меч – довольно-таки увесистый, как оказалось – и неслышно затанцевал босыми ногами по ковру, делая лихие выпады и отражая удары мнимого противника. Получалось у него не очень ловко, скорее даже, неуклюже: для того, чтобы эффективно махать этим Эскалибуром-Дюрандалем, требовалась определенная сноровка, которую не выработаешь за две минуты. Сергей представил себя со стороны – босого, в трусах, со здоровенным, средневекового вида мечом в руках, – негромко хохотнул и вернул меч на место. И на душе у него почему-то стало легче.

«А почему бы и нет? – подумал Сергей. – Таэльрин так Таэльрин. В конце концов, не все же время мотаться по тревоге в какой-нибудь сто пятнадцатый микрорайон или на станцию Чуприяновка с торговками-самогонщицами и рожами этими бандитскими… Даешь королевство, блин, а не сферу влияния криминальных авторитетов! Димке латы привезу, настоящие, рыцарские – обменяю на бронежилет, так и быть…»

Он взобрался на скамью под окном, навалился животом на широкий прохладный каменный подоконник и высунулся наружу. С солидной высоты угловой башни хорошо просматривался один из четырех секторов обширного двора, отделенный от других секторов двумя сложенными из крупных каменных блоков стенами, по диагонали сходящимися к центральной башне – донжону, где располагались покои владельцев замка лонда Гарракса и его супруга лонды Окталии и большой зал, в котором вчера имели честь отужинать «уважаемые Подземные Мастера Сергей, Геннадий и Александр». Вдоль боковой стены, соединяющей две угловые башни замка, тянулась крытая красной черепицей конюшня – Сергей слышал доносящееся из полумрака пофыркивание скакунов, – а рядом примыкала к зубчатой стене еще одна постройка под такой же красной черепичной кровлей. Скорее всего, как предположил Сергей, это была оружейная мастерская, потому что на утрамбованной площадке возле раскрытых настежь дверей стоял стол с инструментами, среди которых Сергей опознал щипцы и молотки, и двое смуглых бородачей в длинных кожаных фартуках сосредоточенно трудились у наковальни: один держал щипцами меч, а другой сноровисто обхаживал клинок молотком на длинной рукоятке (хотя за точность собственной терминологии Сергей поручиться не мог). Сектор справа, за диагональной стеной, ведущей к широкобокому высоченному донжону, почти не просматривался – не хватало высоты обзора – и Сергею были видны только развесистые зеленые кроны деревьев, густо испещренные желтыми точками каких-то плодов. Приглядевшись, Сергей согласился считать их яблоками, хотя таких высоких яблонь ему не доводилось видеть – впрочем, замков вассалов короля видеть ему тоже не доводилось; вероятно, в правом секторе был устроен замковый сад. Да, сада не было видно, зато из окна гостевой комнаты, где провел ночь Сергей, открывалась неплохая панорама территории, находящейся вне стен замка; многое Сергей видел еще вчера, когда двадцатка Гортура выехала из леса и направилась к замковым воротам.

Это произошло уже под вечер – дорога, наконец, перестала быть отражением реки, повторяющим все извивы берега, и свернула в сторону, на возвышенность, где лес сначала поредел, а потом и вовсе иссяк, словно деревья устрашились вздымающихся к небу, соединенных стенами, массивных башен, господствующих над всей округой. Вид у замка был грозный и неприступный, с налетом торжественной угрюмости, его четкие лаконичные формы были вполне самодостаточны – в общем, замок выглядел именно так, как и должна выглядеть настоящая крепость в приграничном районе.

Дорога вилась мимо домиков с крытыми соломой двускатными крышами. За плетнями, во дворах, виднелись легко узнаваемые атрибуты крестьянского быта: поленницы под навесами, лестницы, приставленные к распахнутым дверцам сеновалов, двухколесные повозки, стожки сена, различные кадушки и горшки и прочий сельхозинвентаръ. Возились в огородах женщины, сидели на бревнах бородатые мужчины, сновала туда-сюда, играя в извечные детские игры, босоногая ребятня. Над кромкой леса взлетали в вышину огромные крылья деревенской мельницы. При виде приближающейся двадцатки селяне прерывали свои занятия и приветственно махали руками – и Гортур с воинами поднимали руки в ответ. Мальчишки пылили ногами по дороге, спеша вслед за конями пограничников. У плетней копошились куры, а за околицей задумчиво бродили по зеленому лугу коровы. Все окружающее выглядело такой идиллией, что Сергею невольно подумалось: уж не в сказку ли их занесло? Он ловил на себе удивленно-любопытные взгляды селян – в разговоры с всадниками, однако, никто не вступал – и чувствовал себя, как во сне. Но был абсолютно уверен в том, что сон этот вряд ли удастся прервать, даже если в самой категорической форме приказать себе проснуться.

Если это и был сон – то удивительно реальный, не упускающий ни одной детали: вот пахнуло тиной от маленького обмелевшего пруда у дороги; вот длинная тень от башни легла на канаву, в которой валяется деревянное потрескавшееся колесо; вот прямо из стены замка, из щели между камнями, тянутся какие-то бледно-зеленые стебельки; вот с громким натужным шорохом начинают медленно открываться ворота пограничной цитадели…

Да, если это и был сон, то ничем не отличимый от реальности.

А потом… Потом был замковый двор и многочисленная челядь, высыпавшая встречать вернувшуюся с границы двадцатку. Высокое каменное крыльцо донжона, винтовые лестницы, освещенные факелами, ожидание аудиенции. Лонд Гарракс и лонда Окталия – очень симпатичные, по мнению Сергея, моложаво выглядящие люди в нарядных одеяниях, украшенных драгоценными камнями, с изысканными манерами истинных аристократов. Владельцы замка не стали утомлять и без того утомленных «Подземных Мастеров» долгими расспросами и беседами, отложив все деловые разговоры на утро. И отдали распоряжение слугам проводить гостей в гостевые комнаты одной из угловых башен, чтобы те умылись с дороги и через некоторое время вновь вернулись в донжон на ужин в большом зале.

Обменявшись мнениями, «Подземные Мастера» решили снять бронежилеты, и оставить в своих комнатах оружие – негоже было переться за стол с автоматами в руках, выказывая тем самым недоверие гостеприимным и как будто бы не желающим им ничего плохого хозяевам, – но Гусев все-таки прихватил с собой пару гранат и «погремушку Перуна»: «на всякий пожарный» – хотя Сергей и не приветствовал такое решение, да и молчание Сани Веремеева было неодобрительным.

«Сопрут нашу технику, хотя бы ради любопытства, – будете потом локти кусать, – заявил Гусев и забрал у слуг ключи от гостевых комнат, после того, как те заперли двери. – И вообще лучше бы кому-то из нас остаться при нашем арсенале, – добавил он. – Надежнее будет. Можем на пальцах кинуть».

Но кидать на пальцах и Сергей, и Саня отказались. «Ты тени собственной боишься, Гусек, сам и оставайся, – сказал Саня. – А пожрать мы тебе принесем». – «Как бы не пожалел потом, Веремей», – многозначительно процедил Гусев, но от участия в ужине отказываться не стал.

В большом зале было людно. У дальней стены, увешанной гобеленами, оленьими рогами, щитами и различным колюще-режуще-рубящим оружием, полыхал в огромном камине огонь. Длинные широкие столы, расположенные в виде буквы «п», были уставлены серебряными подносами и блюдами, фарфоровыми тарелками, глиняными кувшинами и хрустальными вазами, и от обилия разнообразной снеди просто разбегались глаза. Оставалось только удивляться: когда успели приготовить столь грандиозный ужин? Слуги в красных куртках (камзолах? кафтанах?) сноровисто подносили все новые и новые блюда, один за другим выныривая из боковой арки, откуда тянуло вкусными запахами разного варева-жарева. Окон в зале не было, но на стенах горело множество факелов, так что на недостаток освещения жаловаться не приходилось. Представители местного бомонда сидели на длинных лавках за двумя параллельно расположенными столами, покрытыми желтыми скатертями, а за перпендикулярным к ним столом с белой скатертью восседали в высоких креслах с резными спинками лонд Гарракс и лонда Окталия. Черноволосая миловидная владелица замка была очень хороша в своем длинном белом платье, искусно украшенном золотой и красной отделкой; голову ее украшала изящная небольшая корона – Сергей не очень разбирался в подобных вещах, но, кажется, такая корона называлась диадемой. Лонд Гарракс, в тон одеянию супруги, тоже был одет в белое с золотом. Рядом с лондой Окталией, в таком же высоком кресле, сидел, скрестив руки на груди, сухощавый лысоватый пожилой мужчина в темно-синем плаще; Сергею почему-то сразу подумалось, что это и есть странствующий маг Ольвиорн. По левую руку от лонда Гарракса пустовали три кресла – вероятно, предназначенные для «Подземных Мастеров». Сбоку от стола, метрах в двух с половиной от пола, выступал из стены балкон с узорчатыми перилами; вход на него был занавешен плотной красной тканью. А еще бросалось в глаза обилие прекрасных цветов в больших вазах и кадки с чем-то, похожим на пальмы – или это и были пальмы? – группками расставленные по всему залу.