Текст книги "АК-27. Автобиография"

Через тернии к звездам

Владимир Юрзинов. – Динамовские «старики». – Зарплата на двоих. – Кроссовки из Штатов.

На родину я только через год вернулся. Летом подбил своего товарища Алексея Подолинского поехать в Тольятти. За временем мы особо не следили. Загорали, купались – наше общежитие располагалось на берегу канала имени Москвы. Когда посмотрели на часы, то ахнули: поезд отходил через час! Выскочили на Ленинградское шоссе, начали голосовать. Ни одна машина не останавливается. Запрыгиваем в троллейбус, доезжаем до «Войковской». В уме держали, сколько времени должен занять каждый перегон между станциями метро. Учитывали и пересадку. Бежали по эскалатору с огромными сумками, расталкивая всех пассажиров. В вагон поезда заскочили за секунду до того, как он тронулся. Вытерли пот со лба, выжали мокрые майки и рубашки. Переглянулись и решили, что мы изобрели новый вид спорта. Бег с баулами за поездом по пересеченной местности. Веселое было время.

В «Динамо» я снова попал в команду ребят на год старше. Поехали на сборы в Дубну. Тренировали нас Юрий Быстров и Виталий Ерфилов. По утрам рано вставали, по лесу кроссы бегали. Дождь, жара, холод – без разницы. Тяжело с непривычки. Делали прыжки, кувырки, разминались. Завтракали, и потом шли на вторую тренировку. На теннисном корте играли в футбол или в регби, но по хоккейным правилам. С толчками, с силовыми приемами. Заканчивали игру с изодранными руками-ногами. Я понимал, что никто меня здесь жалеть не будет. Никаких поблажек и сантиментов. Так закалялся характер.

Вот помню, Каспарайтис ко мне как-то подходит. «А ты где больше любишь играть – в центре или в углах?». Я ему: «В углах часто играю». Он мне со значением: «Ну мы с тобой там встретимся». Чуть позже случится история, когда после международного юниорского матча с чехами, в котором мы проиграли, Каспер подъедет к своему же голкиперу и одним ударом кулака опрокинет его на лед. Это не потому, что мы как волчата грызлись и даже своих жалеть не собирались. Просто заряженность на борьбу у ребят была постоянно. И мы ненавидели проигрывать.

По тольятгинской привычке, отзанимавшись с одной командой, я задерживался на площадке. Подхожу к Юрию Быстрову: «Можно я с другой группой покатаюсь?». Крепко засел в памяти его ответ: «Катаются только на трамвае. У нас тренируются». У меня сразу желание к двойной нагрузке отпало. Тренер дал понять, что «Динамо» – это не детская секция «Лады». Тут занимаются серьезно, до седьмого пота. И если силы распределять нерационально, то организм не выдержит.

И еще одну шутку вспоминаю. Коньки у меня стали совсем разбитыми, пришла пора их менять. Их выдали, но… на размер меньше. Как в таких заниматься? Быстров утешал: «Ну ничего, ножки попаришь, ногти подрежешь, и все будет хорошо». У меня жуткие мозоли были на ногах от тех коньков. Пришлось обращаться к Зинэтуле Билялетдинову – он был вторым тренером в основном «Динамо». Через него мне достали новые нормальные коньки – профессиональные Bauer 100. Когда встал на них, испытал неземное наслаждение.

Главный тренер «Динамо» Владимир Юрзинов привык доверять молодежи. Первым в основу из нас, зеленых новичков, пригласил Дарюса Каспарайтиса. Потом меня подпустил, чтобы я среди мастеров пооббивался. Это был сезон – 1989/90, мне уже исполнилось 16 лет. Вожаков, Попихин, Мышкин, Татаринов, Леонов, Сергей Яшин – от такого количества звезд с непривычки шла кругом голова. Но и слабину давать нельзя. Бывало, лихо обведешь ветерана на тренировке – он тебе клюшкой по шлему врежет. Как же, самолюбие задето. Шайбы после занятий в ведро я собирал, как и все молодые. Тем более все равно задерживался после тренировки минут на пятнадцать, чтобы броски отработать, технику катания подшлифовать. Как раз Леха Яшин из Свердловска в «Динамо» приехал. Мы с ним часто вместе занимались.

В то же время родилось прозвище, которое дали Андрею Николишину – «Васильич». Его так нарек Миша Татаринов, которого Владимир Юрзинов вернул в «Динамо». Татаринову не хватало «физики», он оставался на вторую тренировку с молодыми. Как-то мы делали упражнение – борьба в углу площадки один на один.

Николишин с ним разок столкнулся – Татаринов упал. Второй, третий… Вернулись в раздевалку, у них язык набок. Андрюха в закрытом шлеме, Татаринов его лица не видит: «Слышь, парень, ты какого года рождения?» – «73-го…» – «Это у тебя маска 73-го года, а сам ты – 53-го!». Все покатились со смеху.

Свой дебют в основном составе «Динамо» помню нечетко. Играли мы то ли со «Спартаком», то ли с рижским «Динамо». Поставили меня в тройку с ветеранами Леоновым и Сергеем Яшиным, причем на позицию центра. Играли в «Лужниках». Волновался, конечно. Бил мандраж. Ничего в том матче я толком не показал. Да и вообще провел в сезоне-1989/90 лишь одну игру. В следующем первенстве – уже 18 матчей, в которых набрал только три очка. Но от меня никто не требовал выдавать статистику на-гора. Главное – расти в мастерстве, прогрессировать. Не так просто сделать это в одном из сильнейших клубов страны. При том, что массового отъезда наших мастеров в НХЛ тогда не наблюдалось.

Юрзинов мне казался строгим тренером. Не потому, что ему делать нечего, вот он и кричит на игроков. Нет, Юрзинов если делал выговор, то по делу. Когда мне доставалось на орехи от старших ребят, Владимир Владимирович закрывал на это глаза. Понимал: все молодые проходят такую школу жизни. И это было правильно. Я чувствовал, что быстро расту как хоккеист. Закрепиться среди ветеранов получалось проще. «Терпение» – это было любимое слово Юрзинова. Очень часто его применял. А одноклубник Сергей Светлов добавил: «Если выживешь в команде, станешь мастером. Если нет, то можешь заканчивать с хоккеем». Я держал в уме эти слова. Пробивался «через тернии к звездам». И терпел, терпел, сжав зубы, как учил Юрзинов.

Мою детскую привычку брать игру на себя в «Динамо» изживали, но осторожно, не лишая меня индивидуальности. Юрзинов проводил воспитательные беседы, в которых тактично говорил, что хорошо уметь в конкретном эпизоде принять шайбу и обыграть одного-двух соперников. Но этим нельзя злоупотреблять. Сам же себе облегчишь жизнь, если не будешь всегда возить шайбу, а научишься использовать партнеров. Один в поле не воин, а команда – это сила! Отдал – получил, отдал – получил. Игра должна быть комбинационной.

Но я чувствовал какой-то шик в том, чтобы совершить красивый проход, сделать умопомрачительный финт и положить (а не заковырять!) шайбу в ворота. Уважаемый голкипер Владимир Мышкин на меня обижался: какой-то пацан на тренировке выходит бить буллиты, эффектно обыгрывает его на раз-два, и потом в команде начинаются подначки. Кому это понравится? Хотя я еще раз подчеркну: в отношениях молодых и ветеранов в «Динамо» не существовало дедовщины, как в армии. Все было сурово, но справедливо. А вне площадки опытные ребята часто помогали новичкам решить какие-то бытовые проблемы или давали хоккейные советы.

Сезон – 1991/92 получился для меня самым удачным. Собственно, это был мой первый и последний полноценный чемпионат в составе «Динамо», в котором я провел 33 матча и набрал 25 очков. В тот же год мы стали чемпионами страны (вдобавок к победам в 1990 и 1991 годах), выиграли Олимпиаду в Альбервилле, а также я привез золото с молодежного чемпионата мира.

Мой роман со сборной складывался тяжело. Когда я в 14 лет приехал в Москву и, как ожидал, «оказался на виду», меня никто из тренеров юниорских сборных в упор не замечал. Дело до того дошло, что Быстров и Ерфилов начали интересоваться у своих коллег, почему они не обращают внимания на их динамовского воспитанника. А те плечами пожимают: «А кто такой Ковалев?». Все-таки пришли на один из моих матчей. Посмотрели и воскликнули: «Почему мы его раньше не видели?». И начали меня привлекать в национальную команду.

В конце 1991-го на молодежный чемпионат мира в Германию отправилась сборная ребят 1972 года рождения. К ней подключили меня и нескольких моих ровесников. Золото мы завоевали сравнительно легко, победив во всех матчах кроме одного. Единственная проблема традиционно возникла с чехами. В последнем поединке встречались с канадцами. Турнирный расклад получался хитрым. Если мы проигрывали Канаде, то первое место занимали шведы. Если побеждаем, соответственно, золото наше.

Канадцев мы обыграли без напряжения – 7:2. У меня есть видеозапись той встречи. Теперь смотрю и удивляюсь: большинство наших соперников попали в НХЛ, стали звездами – Эрик Линдрос, Пол Кария, Тревор Кидд… Из нашей же сборной не вышло много громких имен. На слуху оказались Сергей Жолток (он скоропостижно скончался на площадке в 2004 году), Дарюс Каспарайтис, Борис Миронов, Алексей Житник, Николай Хабибулин, Михаил Волков… Пожалуй, все. Но наша сила была, как и учил Юрзинов, в командной, а не индивидуальной игре. Хотя если посмотреть рейтинги, выше сборной СССР на том турнире котировались не только канадцы, но и шведы, за которых выступали талантливые юниоры Петер Форсберг и Маркус Нэслунд.

В чемпионате страны «Динамо» опередило ЦСКА, с которым была жесткая заруба за очки. В состав я попадал гораздо чаще, чем раньше: многие игроки из распавшегося СССР уже уехали в НХЛ, а кого не брали в Америку, перебирались в Европу – Германию, Швейцарию, Швецию… Но Юрзинов все равно не спешил делать на меня полную ставку – все-таки мне после Олимпиады только 19 лет исполнилось. Я нередко попадал в заявку, но во время матча оставался на лавке.

Первый гол забил московскому «Спартаку». Подобрал шайбу у бортика, выкатился за ворота, сделал финт. Только голкипер Марьин начал смещаться на другую штангу, я резко тормознул, переложил корпус и завел шайбу в пустой угол. Даже сам удивился, как все эффектно получилось. Дебютную шайбу не забрал. Это в НХЛ есть такая традиция, а в нашей стране на нее не обращали внимания.

В другой раз мы играли с киевским «Соколом». Я взял старт от нашей синей линии, обыграл трех или четырех соперников, и забил красивый гол. Кстати, на том матче присутствовал генеральный менеджер «Рейнджере» Нейл Смит…

В золотом «Динамо» играли Жамнов, Каспарайтис, Алексей Яшин, Петренко, Николишин, Хайдаров, выступали ветераны Леонов и Сергей Яшин. Ворота защищали Михаил Шталенков, а еще Андрей Трефилов – он как раз и проявил себя в том сезоне. Трефилову доверили сыграть на Кубке европейских чемпионов. Андрей выступил очень здорово. Потом стал основным вратарем на чемпионате мира – 93, последнем на сегодняшний день золотом первенстве для сборной России.

Церемония награждения прошла в огромном зале, где собрались все три команды-призера чемпионата страны. Это очень не похоже на то, что традиционно проходит в НХЛ, когда выбирают лучших игроков сезона. На празднике все составы выходили на сцену, в их честь произносились речи. Нам вручили золотые медали, потом начался концерт, накрыли общий ужин.

Какими были зарплаты в «Динамо»? Первое время я жил на родительские деньги – папа с мамой высылали каждый месяц из Тольятти по 20–25 рублей. В середине сезона меня поставили на зарплату. Система была интересной – нам с Юрой Костичкиным выписывали по 180 рублей… на двоих. Или я, или он получали всю сумму, а потом делили ее пополам. Постепенно гонорары росли, исходя из ценности игрока для команды. Никакие контракты с «Динамо» мы не заключали – просто не существовало тогда такой практики. Зарабатывали в основном на премиальных и гонорарах за зарубежные поездки. В среднем у меня выходило рублей пятьсот в месяц, что по меркам страны считалось достойной зарплатой. Автомобиль «Жигули» первой модели в ту пору стоил около пяти тысяч рублей.

Первая заграничная командировка (не считая выезда к чехам на автобусе) состоялась в 15 лет, когда я в составе юниорской сборной отправился в США – в Лейк-Плейсид, где проводилась Олимпиада-80. Перед этим мы играли с какими-то школьниками из Бостона – на маленькой площадке, где даже не нарисовали красную линию. Заокеанские правила хоккея казались непонятными и в чем-то примитивными. Мы же в России, чтобы попасть в чужую зону, должны были провести комбинацию через три линии – красную и две синих. «Ну и халява!» – подумали мы. И разорвали американцев с двухзначным счетом. В Лейк-Плейсиде встретились со сборной США 1972 года рождения. И тоже без проблем мы ее победили.

Везли из-за границы кучу вещей. Это сейчас принято считать, что центр моды – Лондон, Милан, Париж. Тогдаже жутким дефицитом были американские джинсы, пестрые футболки, жвачка, которую можно выдувать пузырями. Из поездки я привез кроссовки «New Balance». Стоили они 120 долларов, а все суточные составляли 160. Не совру, лет пятнадцать те кроссовки носили – сначала я, потом отец, а недавно видел их в Тольятти. Живучими оказались. На остальные сорок долларов я приобрел джинсы и пару маек. Молодой был, хотел одеваться стильно.

Америка произвела на меня мощное впечатление. В детстве по телевидению крутили ужастики о том, как плохо жить в этом оплоте капитализма. Черные районы Гарлема, безработица, нищета, криминал. А на деле я увидел красивые небоскребы, хорошую жизнь и американцев, которые оказались вполне нормальными ребятами. Но представить тогда, что я через четыре года перееду в эту страну, не мог даже во сне. Это не было далекой мечтой или планами на будущее. Просто Северная Америка до поры до времени существовала в ином измерении. А о том, что там есть Национальная хоккейная лига, я знал лишь понаслышке.

Альбервилль

Крикливый Тихонов. – Горные лыжи. – Финал с канадцами. – Маэстро, туш!

Так получилось, что я дебютировал во взрослой сборной сразу на Олимпиаде – главном турнире четырехлетия, на котором мечтает выступить каждый уважающий себя спортсмен. Как говорится, взял с места в карьер. Но со второй попытки. Первую я не использовал. Готовился в составе национальной команды к Кубку Канады-91, однако меня на турнир не взяли. Я чувствовал, что был лучше многих ребят. Но меня отцепили от сборной из-за юного возраста. Тем не менее, в Северную Америку я все же полетел. Меня же в тот год на драфте выбрали. Юрзинов отпустил в Нью-Йорк на две недели, чтобы я попробовал силы в тренировочном лагере «Рейнджере».

Тогда я впервые увидел Брайана Литча, встретился с Сергеем Немчиновым… Марк Мессье, правда, еще к «Рейнджерам» не подъехал. Видимо, я произвел впечатление, раз ньюйоркцы начали уговаривать меня остаться в НХЛ. Но я не собирался менять свое решение:

«Лечу домой. Обещал же Юрзинову вернуться». Дай интереснее мне было в «Динамо» – впереди уйма соревнований, а я в своей карьере ничего еще толком не выиграл.

Главной целью, конечно, являлась Олимпиада. Я очень волновался на сборах – как же, на Кубок Канады не попал, и в Альбервилль могу не поехать. Но что оставалось делать? Усердно тренировался, верил в лучшее. В сборной не объявляли разом окончательный состав. Просто один из тренеров подходил к конкретному игроку и сообщал ему неприятное известие: «Ты попадаешь в резерв. Но обязательно тренируйся. Если что, тебя вызовем первым». В общем-то, после таких слов все становилось ясно. Хорошо, что в мой адрес они так и не прозвучали.

За две недели до Олимпиады мы начали подготовку в высокогорной части Швейцарии. Разумно, ведь Альбервилль тоже находится на высоте. Нужно было к этому привыкать, акклиматизироваться… Что я помню, все время ходил с Ромой Оксютой (его потом отцепили от состава). На тренировку шагаем – съедаем по две пачки мороженого. Обратно идем – еще две пачки проглатываем. Над нами остальные ребята смеялись: со стороны казалось, мы только этим мороженым и питались. Юрзинов на нас ворчал: «Есть нормально не будете – силы в ногах не хватит». Это он вспоминал старую хоккейную поговорку: «Какое питание, такое и катание».

Уровень организации в Альбервилле был очень хорошим. Собственно, это лучшая Олимпиада из трех, на которых я побывал. Жилье нам выделили комфортное – домики на лыжном курорте. Общая столовая типична для всех Олимпиад, но во Франции лучше кормили, хорошо организовали быт.

Уже прошли те времена, когда белые Игры проходили под негласным девизом: «Сборная СССР и все остальные». Хотя лучшие профессионалы из НХЛ дебютируют на Олимпиаде только в 1998 году, что сразу уравняет силы семи ведущих хоккейных держав мира (Канада, США, Россия, Чехия, Швеция, Финляндия, Словакия), наша сборная в Альбервилле отнюдь не считалась фаворитом. Более того, в победу русских мало кто верил. У нас же ничего не было – СССР распался за пару месяцев до белых Игр! Даже гимна, герба и флага не имели. Выступали под белым полотнищем МОК с пятью олимпийскими кольцами. Да и с составом, как считалось, у нас очевидные проблемы. В сентябре, за несколько месяцев до Олимпиады, сломал ногу лидер сборной Валерий Каменский. И хотя два его бывших партнера по тройке, уже игравших в Швейцарии – Вячеслав Быков и Андрей Хомутов – поехали на турнир, аналитики морщились, когда смотрели на наш состав: «Один молодняк! А от ларионовской пятерки остались лишь воспоминания». В то, что мы завоюем золото, не верили даже в России. Фаворитами называли канадцев, чехов и шведов.

Сборную комплектовали по клубному принципу. В первой тройке выступали экс-армейцы Быков и Хомутов с примкнувшим к ним Хмылевым из «Крылышек». Во второй выходили спартаковцы Борщевский, Болдин и Прохоров. В третьей играли динамовцы, двое Лех – я и Жамнов, а также Сергей Петренко. Четвертая состояла из игроков ЦСКА – Коваленко, Буцаев, Давыдов.

То, что на наших свитерах не имелось родной символики, даже заводило. С одной стороны, было обидно за развалившуюся страну. С другой – хотелось доказать, что мы не какие-то люди-невидимки. У нас по-прежнему хорошо играют в хоккей. Да и последнюю Олимпиаду-1988, если кто забыл, выиграли русские.

Тогдая впервые работал с Виктором Тихоновым. Каким запомнил этого тренера? В первую очередь, как очень эмоционального человека. Этим он был похож на Юрзинова. Приедешь со смены – Тихонов встанет возле тебя и что-то объясняет, вдалбливает. Рядом Юрзинов с молодыми игроками общается. Крик на скамейке запасных всегда стоял невообразимый! Такой же, как в матчах «Динамо», но умножьте на два. Да что я рассказываю! Посмотрите лучше видео с матчами сборной СССР, когда Тихонов ходит вдоль бортика, что-то говорит, говорит, говорит… Не могу себе представить его, как Владимира Крикунова, тренировавшего сборную России на Олимпиаде в Турине – чтобы он также стоял столбом и лишь время от времени нажимал бы секундомер, чтобы определить порядок смен. Нет, у Тихонова все импульсивно. Видно, что человек работает, живет хоккеем.

Разговоров по душам у меня с Тихоновым не было. Да и как их проводить, когда идет турнир? Если надо что сказать, ко мне подходил Юрзинов – общались, как динамовец с динамовцем. Но это не значит, что в сборной существовали клубные группировки. Хороший у нас был коллектив, очень дружный. Капитан – Вячеслав Быков, которого я считаю одним из лучших игроков, кто соответствует этой роли. Как Марк Мессье в «Рейнджере». Регулярно проводились собрания. Не формальные, а живые, где мы сообща обсуждали, что делать в конкретной ситуации.

Начали Олимпиаду с лихой победы, разгромив швейцарцев (предоставили они нам базу в горах, подготовили на свою голову) со счетом 8:1! Это при том, что незадолго до этого мы проиграли Швейцарии в выставочном матче – впервые в истории нашего хоккея. Так что, небольшая трясучка перед стартом на Олимпиаде у нас наблюдалась. Обратите внимание, восемь игроков забросили по шайбе – Малахов, Хомутов, Быков, Хмылев, Петренко, Борщевский, Болдин и Прохоров. Это говорит о том, что состав у нас был ровным, сбалансированным. Хотя ту победу никто всерьез не воспринимал – крупные турниры мы часто начинали встречами с аутсайдерами.

Обычно запоминаются те матчи, в которых ты забиваешь. А случилось это у меня в Альбервилле только однажды – гол получился в ворота сборной США. У своей синей линии у бортика я подобрал шайбу, доехал до чужой синей линии и от души шарахнул по воротам. Мы вышли вперед 1:0 и довели дело до победы (5:2). Это был предпоследний матч. Между ними пришлись встречи с Норвегией (8:1), с ЧСФР (увы, 3:4), с Францией (8:0), с Канадой (5:4) и Финляндией (6:1).

Проиграли мы лишь однажды. Почему так удачно? Да потому что не требовали от себя многого. Во-первых, как я сказал, в наш успех никто не верил. А во-вторых, никто себя не накручивал: мол, победить любой ценой. Все играли расслабленно (но не расхлябанно!), без напряга и волнения за результат. Выйдемналед, а там что будет, то будет. Это, кстати, нам сейчас мешает. На какой-нибудь турнир сборную России провожают с фанфарами, внушают всей стране и самим игрокам: ах, какие вы сильные! А когда команда оступается, начинают ее долбать, да и сами хоккеисты перегорают. Мне кажется, вся эта преждевременная шумиха только во вред идет.

Перед решающими матчами, когда выпала пара дней отдыха, мы с Каспарайтисом решили… покататься с горки. А то, что это, в самом деле? Живем ведь на зимнем курорте. Взяли напрокат лыжи. Надели модные куртки – яркие, серые с желтым. Сначала с маленьких горок начали кататься. С больших Каспарайтис не умеет. Разгонится, а повернуть не может, вот и заваливается набок с жуткими криками. Съедешь и ждешь Дарюса внизу, когда он до тебя доползет. А потом я его подбил: давай заберемся на самую высокую вершину, один раз съедем и по домам. Залезли, катимся вниз. И видим у подножья… Юрзинова, который стоит руки в боки и восклицает с непередаваемой интонацией: «Вы что, совсем обалдели? Олимпиада идет, а они на лыжах катаются! С ума сойти! Травму получить захотели?!». Нагоняй нам не устроили, но на лыжах мы кататься прекратили.

В финале встретились с канадцами. С чем сравнить ту игру? Только с седьмым матчем финала Кубка Стэнли. Туту нас никакой расслабленности уже не было. Канадцы тоже выглядели взвинченными. Как Тихонов нас настраивал на решающий бой? Да ничего особенного. Просто отдыхали, собирались с силами и мыслями. А уверенности нам занимать не нужно – мы весь турнир прошли вдохновенно, на одном дыхании. И подсознательно верили в успех.

Тактику на финал менять не стали. Остались верны атакующему комбинационному хоккею. Но огульно вперед не лезли, а запаслись терпением. Чтобы поймать канадцев на их же ошибках. И держать, контролировать шайбу. Не допускать ситуаций, когда соперник носится в твоей зоне и тревожит Шталенкова.

Игра получалась совершенно равной. Помню, и мы в защите работали как звери, и канадцы у своих ворот ложились штабелями. Не так много бросков доходило до голкиперов. Поэтому до третьего периода держался нулевой счет. А потом мы их дожали. Красивую шайбу забросил Игорь Болдин, когда его звено разыграло фирменную спартаковскую комбинацию. Остальные два гола – отличились Слава Буцаев (отправил шайбу в ворота с добивания после отскока от лицевого борта) и Слава Быков (щелкнул под перекладину почти от синей линии) – получились в канадском стиле. Но играли мы в русский хоккей в самых лучших его традициях.

Работали творчески. О том, что сборная комплектовалась по клубному принципу, я уже говорил. Тренеры перед матчами вызывали нас к себе целыми пятерками. И требовали, чтобы, идя на встречу, мы уже имели игровой план. Хоккеист должен мыслить не только на площадке, но и вне нее. Обсуждали, спорили: «Мы так хотим играть». – «Но у вас же один парень скоростной, а другой техничный. Вы лучше по-другому попробуйте». Тактика рождалась в дискуссиях. Хоккейная демократия.

Сейчас стало меньше универсализма – команда выбирает одну систему и придерживается ее весь матч. А тогда своя система была у каждого звена. То есть в одной команде имелись четыре пятерки с разными рисунками игры. Не мудрено, что у соперников сборной СССР порой кругом шла голова! Как справиться с таким разнообразием тактических комбинаций? Как остановить Быкова с Хомутовым, которые понимают друг друга с одного движения, и пас-конфетку могут отдать не глядя? Как переиграть звено Болдина – лучшую тройку отечественного первенства тех времен?

Тяжелая борьба с канадцами шла до последней минуты. Вот на табло пошел обратный отсчет: 60 секунд, 59, 58… Счет уже был 3:1. Наша команда на бортике повисла, готовилась на площадку вывалиться, когда все закончится. Взбудораженное состояние – словами не передать. А потом ревет сирена, и начинается куча-мала. Перчатки в разные стороны, клюшки, шлемы. Обжигающе радостное чувство: сделали большое дело! Выиграли золото для России. Говорю совершенно без пафоса.

Домой мы возвращались героями. Все в длиннополых пальто и ковбойских шляпах. Такой была тогда форма у нашей сборной. Как прилетели в аэропорт, помню в тумане – все напились еще в самолете. Нас оркестр встречал, который должен был играть туш в нашу честь, едва игроки выходили из терминала. А у нас, представьте себе, задержали сумки на три или четыре часа. Кажется, электричество в самолете пропало, и багажное отделение не могли открыть. У тренеров портфели с собой, они налегке домой уехали – остальные вещи им подвез обслуживающий персонал. А мы сидели и ждали. И слышали, как оркестр все эти четыре часа играл туш в честь каждого пассажира, кто выходил в общий зал. Музыканты-то не знали нас в лицо!

Мы достали пива, которое купили в дьюти-фри. Продолжили веселье. Сели на ленту транспортера, на который должны были вывалить багаж, и уехали к грузчикам. Их тоже пивом угостили. Смеялись все, прикалывались. А оркестр все играл и играл. Потом музыкантам надоело нас ждать, они плюнули и ушли. Мы вышли из терминала очень поздно, но болельщики и родные нас еще встречали. Цветы, объятья… А когда я в машину сел и прикрыл глаза, то поймал себя на неожиданной мысли: вся Олимпиада пролетела, как во сне! Нереальные волшебные две недели. Неужели я через это прошел? А сейчас один еду, без команды. Сон закончился? Хлопаю себя рукой по груди: нет, вот она, золотая медаль…

А когда я добрался домой, веселье продолжилось – с родными, друзьями. Да у меня же день рождения как раз 24 февраля, на следующий день после того, когда мы с канадцами играли! 19 лет исполнилось. Золото Альбервилля стало самым дорогим подарком.