Текст книги "АК-27. Автобиография"

Еще раз повторю, в том «Рейнджере» играли четверо наших хоккеистов – я, Сергей Немчинов, Александр Карповцев и Сергей Зубов. Боролись мы не только с соперником, но и со стереотипом, что русские не умеют сражаться в кубковых матчах. Это убеждение появилось еще с тех пор, когда я выступал за фарм-клуб. Нас даже Майк Кинан всей компанией вызывал на ковер. Случилось это как раз после серии с «Вашингтоном». Не знаю, был ли повод для воспитательной беседы… Я его не чувствовал. Играл нормально, забивал во всех матчах с «Айлендерс», «Столичным» парочку положил. Но, видимо, Кинан хотел еще больше поднять нам мотивацию. Или это его помощник Кэмпбелл настучал, и с его подачи состоялась эта встреча.

Мы собрались в офисе Кинана. Майк начал издалека:

– Вот, некоторые люди говорят, что вам не интересно играть в плей-офф… Нужно доказать, что это ошибочное мнение.

Тут для красочности картины стоило бы написать, что Кинан начал нас бить по почкам, а потом вскочил на стол и стал пинать в нас чернильницы. Эту версию рассказал Карповцев одному доверчивому корреспонденту в интервью, и она потом разнеслась по России. Да, Железный Майк может сорваться и устроить такое буйство, что мусорные корзины по раздевалке летать будут. Но в тот раз ничего страшного не случилась. Обычная воспитательная беседа. Но нас она обидела. В самом деле, играем хорошо, а нам не доверяют? Так будем играть еще лучше!

В полуфинале мы встретились с «Нью-Джерси». Серия складывалась очень тяжело. Тогда «Дьяволы» забивали мало и практически не вылезали из обороны. Забросят одну шайбу, а потом играют на удержание счета. Шел вязкий монотонный хоккей. Игроки «Нью-Джерси» не стеснялись бить нас клюшками по рукам, постоянно цеплять. А судьи закрывали на это глаза. Это сейчас борются за чистоту игры. Но в ту пору дать удаление, да еще в овертайме мог только сумасшедший.

Кульминация в серии случилась перед шестым матчем. Мы уступали 2–3 и приехали в Нью-Джерси. Одна победа «Дьяволов» – и все, «Рейнджеры» вылетают из плей-офф. Тогда наш капитан Марк Мессье сделал заявление в прессе, что он дает гарантию: в этой серии будет седьмой матч, и наша команда победит. Потом на этих словах построили обложки все спортивные газеты Нью-Йорка.

Шестой матч. Ист-Рутерфорд. После первого периода мы уступаем 0:2. Я играю на позиции центра в тройке с Лармером и Матто. В конце периода Кинан сажает меня в запас, и я пропускаю пару смен. После перерыва Майк подлетает ко мне и начинает орать прямо на лавке: «Ты вообще играть будешь? Хочешь играть или нет?!». Я тоже начинаю кричать: «Да, хочу!». И тогда Кинан объявляет: «Следующими на лед идут Мессье, Грэйвз и Ковалев». Мы выскакиваем на площадку, я тут же забиваю первый гол «Рейнджере». Иначал ось… Мы победили 4:2, я набрал 3 (1+2)очка, Мессье сделал хет-трик, а Литч отдал три передачи.

Седьмой матч тоже получился жутко нервным. Мы выиграли в овертайме (2:1), когда Матто забил свой знаменитый гол. Он выкатился из-за ворот «Нью-Джерси». Вячеслав Фетисов, который тогда играл в защите «Дьяволов», присел перед ним. А шайба по хитрой траектории пролетела под Фетисовым и еле-еле заползла в ворота. Комментаторы в «Мэдисоне» тогда чуть голоса не сорвали. Если вы зайдете на официальный сайт «Рейнджере», то и сейчас можете обнаружить ту историческую запись, когда они кричат в микрофон: «Матто! Матто! «Рейнджеры» в финале Кубка Стэнли! Невероятно!».

Мало кто ждал, что в финал плей-офф от Западной конференции пробьется «Ванкувер». В тот год команда, в которой играл Павел Буре, неважно выступила в регулярном чемпионате. Но я не устану повторять, что в Кубке Стэнли у некоторых аутсайдеров открывается второе дыхание, а фавориты наоборот, терпят сенсационные поражения. Так что, это чистая лотерея. Никто, например, не ждал, что и «Рейнджеры» доберутся до финала, хотя мы в тот год и стали лучшими в «регулярке». Народ думал, что первые два раунда ладно, мы пройдем. Но в третьем нас «Нью-Джерси» точно сожрет. Потому что таких прагматиков от хоккея еще белый свет не видывал. Кстати, эта тактика в следующем сезоне принесет «Дьяволам» Кубок Стэнли – они проглотят и не поперхнутся «Детройт», который побил кучу рекордов в регулярном чемпионате, но в финале не выиграл ни одного матча.

Та команда «Рейнджере» была удивительной. Сплоченная, дружная. Я сравниваю с тем же «Динамо» – там коллектив делился на молодых и ветеранов, которые не имели общих интересов. А у «Рейнджеров» такой границы не существовало. Все пахали на льду плечом к плечу. Как игроку-второгодку, было очень приятно, когда во время матча ко мне обращался один из ветеранов: «Давай, Леха, покажи им всем! Ты можешь!». Постоянно меня заводили, и от таких слов хотелось выскочить на лед и забить гол.

Самый пик напряжения случился в седьмом матче с «Нью-Джерси». А в финале с «Ванкувером» мы раскрепостились. Во-первых, потому что отступили от края пропасти. Во-вторых, устали за время длинного сезона. Хотелось быстрее закончить эту серию. В-третьих, концентрация у нас сохранялась, потому что никто не собирался проплыть все море и утонуть у пристани. Мы знали, что можем победить «Ванкувер». И вышли на финал, как люди, которые уверены в том, что победа от них не уйдет.

Хотя вы можете заметить: ведь и с «Ванкувером» финал затянулся до седьмого матча. Где логика? Но я напомню, что мы вели 3–1 в серии. И проиграли два поединка… специально. Как раз в те дни стала известна информация, что Майк Кинан решил уйти из «Рейнджере» – в другом клубе (потом окажется, что в «Сент-Луисе») ему предложили более выгодный контракт. Ветераны «Рейнджере» жутко обиделись на Кинана. Потому что это подло – вести переговоры за нашими спинами, когда мы все вместе бьемся за Кубок Стэнли.

Не скажу, что все расслабились и начали «сплавлять» матчи. Нет, просто стали играть спустя рукава. Потому что понимали: еще одна победа – и все, сезон закончен, Кинан на белом коне уезжает из Нью-Йорка. «Старики» выигрывали по четыре-пять чемпионских перстней за карьеру. Шестой в коллекцию? Здорово, но куда интереснее потрепать нервы тренеру. Преподать ему урок. Дотянуть до седьмого матча, а там – русская рулетка: или пан, или пропал. В этом все дело. Не открылась бы тайна Майка, мы бы спокойно закончили финал со счетом 4–1 и разошлись бы на каникулы.

Кинан – тоже не дурак. Он понимал, что происходит неладное. Тренер перед седьмым матчем зашел в раздевалку и начал извиняться перед командой. Вот, мол, его неправильно поняли, никуда он не уходит. В общем, Майк покаялся, и «Рейнджеры» стали совсем другими. Мы опять начали играть в полную силу и победили «Ванкувер». Помню, один из голов в седьмом матче забил Марк Мессье. Мы вели 3:1, но на 45-й минуте капитан гостей Тревор Линден забросил еще одну шайбу. Концовка должна была стать драматичной. За четыре минуты до конца игрок «Ванкувера» попал в штангу. За 38 секунд до сирены арбитр назначил три вбрасывания в нашей зоне. Но никакой интриги не получилось – мы три раза выиграли «стандарт», причем отличался Крэйг Мактавиш: лучший в лиге по вбрасываниям. Его в прессе называли «последний могиканин», потому что он был единственным в лиге, кто выходил на лед без шлема.

А вообще, играть против «Ванкувера» было довольно просто. У канадцев атаки чаще всего строились через Павла Буре. Соперники выкидывали шайбу в среднюю зону, и Буре за счет своей сумасшедшей скорости улетал один на один с вратарем. Все, что было нужно – перекрыть ему кислород. Мы с этим справились, стараясь играть с Павлом очень плотно. Но не было такого, что Кинан приставлял к нему персональщика, который носился бы за Буре по всей площадке. Это физически невозможно – как угнаться за таким метеором? Поэтому мы держали лидера «Ванкувера», когда он пытался войти в нашу зону. Не стеснялись встретить его жестким силовым приемом, лишь бы отобрать шайбу.

В итоге Буре просто не мог разогнаться. Против него выпускали третье-четвертое звено, где работали Эса Тикканен, Крэйг Мактавиш. Тикканен не просто цеплял Павла при первой возможности, но и подковыривал его, бросал что-то обидное. Мы знали, что Буре вспыльчивый. Когда «Ванкувер» играл в четвертьфинале, за Буре устроил охоту тафгай «Далласа» Шейн Чурла. Он его тоже доставал, и, в конце концов, Павел врезал ему локтем в голову. Чурла рухнул как подкошенный, а Буре заработал дисквалификацию. То есть произошел размен игроков, причем явно не в пользу «Ванкувера». А то, что Павел чувствовал себя неуютно в финале, говорит и то, что много очков против «Рейнджере» он не набрал. А однажды вообще не реализовал буллит в ворота Майка Рихтера. Хотя тот момент едва не стал переломным: забей Павел, и «Ванкувер» мог одержать победу в первом матче, получить моральное преимущество.

То, что творилось вокруг «Рейнджере» в финале, сложно описать словами. Народ приходил на пятый матч с шампанским. Уже на трибуне хотели отметить нашу победу. А команде объявили, что если мы станем чемпионами, то в городе устроят точь-в-точь такой же парад, который был у «Рейнджере» в 1940 году. Принесли Кубок Стэнли, поставили его к бортику. В раздевалки завезли ящики шампанского – нам, конечно, их не показывали. А то, что команда дотянула дело до седьмого матча, только усилило эмоции, когда мы победили.

Последнее вбрасывание в нашей зоне произошло затри секунды до сирены. «Ванкувер» выпустил на лед Буре. Всем было понятно, чего хотят канадцы: одним касанием откинуть шайбу Павлу, чтобы тот нанес мощный бросок. Но Мактавиш даже не дал гостям начать комбинацию. Проревела сирена…

Сергей Федоров рассказывал, что его первое впечатление от выигрыша Кубка Стэнли – это набухшие от пота и талого льда коньки, в которых невозможно передвигать ноги. Проще было провести целый матч в финале, чем сделать один круг почета с серебряной чашей над головой. Федоров ехал, как хмельной, улыбался, его пошатывало от усталости.

А мои эмоции… Какая-то щенячья радость. В тот момент у меня словно второе дыхание открылось. Бегал по льду, всех обнимал, что-то кричал. Кубок Стэнли мне передал Сергей Немчинов. Я хотел схватить чашу и носиться с ней по всей площадке. Пробежал половину поля и отдал трофей Зубову… Отходняк наступил только через несколько дней. Когда прошла эйфория и начали ныть все болячки, заработанные во время плей-офф.

Мы пришли в раздевалку, натянули футболки, на которых заранее было написано «Рейнджере» – чемпион 2004!» (а вот интересно, куда дели бы эту продукцию, если бы мы все-таки проиграли?). Надели бейсболки с логотипом Кубка Стэнли – эта кепка до сих пор хранится у меня в домашнем музее в Нью-Йорке. Навалил народ, который начал растаскивать все, что попало на сувениры. Комментатор Сэм Роузен схватил мои перчатки, другой человек попросил клюшку. Когда с меня начали стягивать нижнее белье – майку, пропитанную потом, носки и даже трусы, я сбежал в душ. На память кроме бейсболки остались только футболка и коньки, которые чудом удалось сохранить.

Это было похоже на шальной, абсолютно безбашенный карнавал. Все в раздевалке «Рейнджере» пели, пили, кричали какие-то лозунги, фотографировались с Кубком Стэнли, без Кубка Стэнли, с партнерами… Обпились шампанским до такого состояния, что у меня от брызг шипучки лицо стало красным – выступило раздражение. Тогда я совершил вообще что-то чудное: взял ведро, в котором принесли шампанское, и попытался встать на руки, чтобы головой погрузиться в лед. А когда делал стойку, то навернулся и сильно ударился ногой об шкаф. Все притихли, начали с тревогой смотреть на меня. А я вскочил, как оживший Терминатор, и снова начал орать: «А-а-а, мы – чемпионы!». Веселье продолжилось, а в потолок полетели новые пробки от бутылок.

Когда шампанское кончилось, достали пиво. Выпили, наверное, годовой запас алкоголя в «Рейнджере». Но что интересно, ребята на своих двоих смогли дойти до банкетного зала, где продолжилось гуляние. Потом мы вызвали такси, я поехал домой. И вот тут, как уже было после золотой Олимпиады в Альбервилле, я поймал себя на мысли: черт, такое ощущение, что эта победа случилась две недели назад. Как будто оглох. Еду в машине под урчащую магнитолу по полутемному Нью-Йорку. И уже нет вокруг этого карнавала. Как будто кто-то невидимой рукой дернул рубильник «fun» в положение «off».

Чувство радости вернулось завтра, когда мы пригласили всю команду в русский ресторан «Распутин». А на третий день в Нью-Йорке, как и обещали, устроили чемпионский парад в честь «Рейнджере». Игроки расселись в машины – в моей находились я, Женя и Зубов с женой. Наш автомобиль ехал одним из последних, а возглавляла процессию машина, в которой расположились пятеро ветеранов: Литч, Рихтер, Мессье, Грэйвз и Лоу. Мы прокатились километра два по Бродвею на медленной скорости. А вокруг ликовали болельщики. Сотни тысяч их были, не меньше. Такое ощущение, что весь город собрался поглазеть на Кубок Стэнли. В воздухе кружило так много конфетти, что было похоже, будто наступила зима.

На следующий день после парада мы отправились на баскетбол: «Нью-Йорк Никс» играли шестой матч полуфинала в НБА… «Рейнджеры» пошли по рукам – нас приглашали вбросить первый мяч в бейсболе перед игрой «Янкиз», разрезать какие-то красные ленточки. Никогда такого не случалось, чтобы я за четверо суток спал около двух часов! В конце концов, стало ясно, что гулянка может продолжаться бесконечно, и я сломался: «Все, ребята, пошел в кровать».

Как раз в те дни ко мне в Нью-Йорк приехал мой друг Леха Подолинский. И мы отправились делать шопинг. Лешка – черненький, чем-то на Зубова похож. А нас весь город знает: какже, все плей-офф смотрели. Народ нас замучил – все просили автографы: и у меня, и у него, думая, что он – Зубов и есть. В конце концов, Подолинский выговорил мне: «Не буду с тобой больше по магазинам ходить. У каждого прилавка приходится по полчаса ждать, пока от тебя поклонники отстанут».

Вечером мы решили покуражиться в ресторане. Отдохнули так, что когда поймали такси, не могли объяснить водителю, где находится мой дом. Это был единственный раз в жизни, когда я напился до потери памяти. Ситуация очень была похожа на эпизод из «Джентльменов удачи», когда Крамаров, Леонов и Вицин катаются по городу и ищут нужный дом, рядом с которым статуя мужика в пиджаке и развесистое дерево.

Название улицы напрочь вылетело у меня из головы. Я управлял таксистом, показывая ему направления, как плохой дирижер. Он возил нас часа два. И каким-то образом – наверное, звезды на небе правильно встали – привез к дому. Леха потом рассказал, что когда мы вошли в коридор, он сказал моей жене: «Сходи, заплати таксисту. Там, наверное, счетчик на пару сотен долларов накрутился». Женя вышла, а водитель уже уехал. Он узнал меня и решил не брать денег в благодарность за то, что «Рейнджере» выиграл Кубок Стэнли.

В лиге есть хорошая традиция – каждый игрок из команды-чемпиона имел право получить Кубок Стэнли на пару дней в безграничное пользование. Что только не делал народ с трофеем! Говорят, и собак из нее кормили, и с балкона бросали в бассейн, находились даже мудрецы, которые спали с чашей в постели. С тех пор, когда кубок стали возвращать помятым, с царапинами, руководство НХП ужесточило правила. Теперь приз дается только на один день, причем к нему приставлены два охранника в белых перчатках.

Увы, мне не представилась возможность устроить вечеринку с кубком. Сначала его получили ветераны. Я ждал своей очереди, время поджимало – нужно было лететь в Россию. В итоге я недотерпел, решив, что получу Кубок Стэнли в конце августа, когда вернусь в Америку. А когда я приехал в Штаты перед началом сезона и позвонил в клуб: мол, пора бы и кубок дать, то меня «обрадовали» известием, что в лиге начался локаут, поэтому все праздники отменяются. Вот когда забастовка подойдет к концу, получишь трофей. Все думали, что локаут не будет длиться долго. Но он затянулся на 102 дня…

Зато чемпионский перстень получил. Их вручали на командном ужине сразу после парада. Нас усадили в зале, где все отделано под старину. Разнесли большие серебряные блюда, накрытые крышкой, поставили перед каждым игроком. Мы одновременно открыли их и увидели коробочку, через стекло которой было видно ювелирное украшение. Я поразился, как быстро они сделали перстень – всего за несколько дней! Разумеется, не в ущерб качеству. На печатке красовалась эмблема клуба, по диагонали синими и белыми драгоценными камнями выложено «Rangers». Сбоку выгравирована моя фамилия и год чемпионства – 1994. Какнам сказали, каждый перстень стоит по 70 тысяч долларов. А женам подарили кулоны с таким же рисунком, как на наших печатках…

Я чемпионский перстень практически не ношу. Он хранится в сейфе одного из нью-йоркских банков. Бывает, хочется его надеть, чтобы вспомнить ту прекрасную победу. Но я гоню от себя эти мысли: любоваться начну, когда повешу коньки на гвоздь. А сейчас нужно идти к новому Кубку Стэнли.

Два раза в ту же реку

Первый локаут. – Обмен в «Питтсбург». – Возвращение на Бродвей. – Свист в «Мэдисоне».

Начало локаута стало для всех шоком. В отличие от забастовки, состоявшейся в 2004 году, в середине 90-х мы не были слишком грамотными в юридических вопросах. Почему профсоюз игроков отказался подписывать коллективное соглашение с НХЛ? С какой стати хозяева клубов решили закрыть стадионы на замок? Сколько дней мы будем сидеть без работы?

Я решил не ждать у моря погоды, и поехал в Тольятти, чтобы играть за «Ладу». Как раз у меня появилась возможность дебютировать в клубе, в школе которого я провел все детство. Помню, позвонил отец и сказал, что «Лада» хочет пригласить меня в состав. Все равно было нужно побывать дома. Прилетел в Тольятти, встретился с руководством. Оговорили условия, и я подписал контракт. Помню, еще Андрюха Коваленко подтянулся в команду, потом Слава Буцаев…

За «Ладу» я провел 12 матчей, в которых набрал 16 (8+8) очков. Без всяких проблем влился в российский чемпионат. После сумасшедших матчей в плей-офф Кубка Стэнли наше первенство показалось мне заторможенным, даже спящим. В первую очередь, на это восприятие влиял размер площадок. Они не компактные, как в НХЛ. Это настоящее русское поле, как в песне – очень большое, потеряться на нем легко. Я пытался поддерживать темп игры, к которому привык в Америке. И с трудом боролся – нет, не с соперниками, а с вязкостью, которая затягивала меня, сковывала ноги, тормозила движение. Словно кто-то держал меня сзади за свитер и говорил: «Ну куда ты бежишь, чудак. Посмотри на других, никто здесь так не носится».

Ближе к зиме я принял участие в турне «Звезд России», в котором играли все наши энхаэловцы – Вячеслав Фетисов, Сергей Федоров, Павел Буре, Александр Могильный… Ребята собрались вместе, чтобы поддержать форму во время локаута. Но, самое главное, хотелось показать нашим болельщикам всех тех парней, которые за последние годы уехали из России в НХЛ. Так сказать, провести хоккейные гастроли.

Конечно, особой спортивной борьбы в тех матчах не было. Хотя вот ярославский «Локомотив» нас обыграл, а ЦСКА в Москве мы победили только со счетом 5:4. Но результат отходил на второй план… За океаном уже закончился локаут, а Фетисов, Буре и Могильный так вошли во вкус, что даже провели один официальный матч за московский «Спартак». Смотрелось это необычно – три экс-армейца в красно-белых свитерах со спартаковским ромбом.

О том, что локаут подошел к концу, я узнал от своего агента. Официально о подписании коллективного соглашения еще не объявляли. Но агент сказал мне: «Собирайся и приезжай в Америку. Сделку заключат со дня на день». Так и произошло. А через две недели начался регулярный чемпионат, который получился усеченным – каждая команда провела не по 84, а по 48 матчей. «Рейнджеры» попали в плей-офф. В первом раунде прошли «Квебек» (4–2), но во втором по всем статьям уступили «Филадельфии» (0–4). Наша команда уже не была такой цельной. Дай Майк Кинан не сдержал слова и перешел в другой клуб. Новым главным тренером был назначен «обожаемый» мной Колин Кэмпбелл.

Вообще, это удивительно: я в «Рейнджере» играл до 1998 года, и все это время меня считали молодым. Какой-то стереотип сложился, что вот, Ковалев еще зеленый, ему стабильности не хватает. Лига в середине 90-х совсем не была похожа на нынешнюю. Это сегодня может появиться 18-летний Сидни Кросби, которому сразу будут готовы нашить букву «С» на свитер и дать львиную долю игрового времени. Теперь делают ставку на молодых, и они раскрываются при новых игровых правилах, когда ставка делается на атаку, скорость, технику.

А в мое время больше доверяли ветеранам. Они пока не завершали карьеру, практически не уходили с площадки. Сложно проявить себя в условиях, когда тебе редко доверяют. Поэтому и получалось, что я переигрывал смены – так хотел показать себя, что из кожи лез вон. Но это наоборот, даже вредило моей статистике: я больше уставал, а люди начинали называть меня индивидуалистом, который увлекается красотой ради результата. И получался замкнутый круг: я набирал мало очков, потому что на меня не делалась ставка в команде, а ставка не делалась, потому что я набирал мало очков. В конце концов, я приучил себя быть более рациональным. Да и переход в «Питтсбург» пошел на пользу – там я почувствовал себя, как рыба в воде.

Почему же тогда у меня в сезоне – 1993/94 все так хорошо получалось? Да потому, что Кинан нашел общий язык с командой – за исключением концовки финала Кубка Стэнли. Когда тренер становится единым целым с игроками, такой коллектив может горы свернуть. Для Майка не существовало авторитетов – звезда-ветеран или новичок, неважно: если ты достоин, будешь часто выходить на лед. Огромное достоинство Кинана в том, что он умеет чувствовать игроков. Может разобраться за короткое время, что представляет собой тот или иной человек. Помню, как поначалу Кинан часто пробовал меня в разных тройках. Искал правильную «химию», при которой я смогу принести наибольшую пользу «Рейнджере». И так в отношении каждого хоккеиста.

Поражает, как «Рейнджеры» развалились всего за одно межсезонье. Ведь как в других клубах? Тот же «Нью-Джерси» выиграл Кубок Стэнли в 1995-м. Конечно, в команде за лето произошли изменения, у кого-то закончился контракт. Но «Дьяволы» сумели сохранить костяк команды, свое лицо. А «Рейнджеры» – нет. Получилось, что клуб пришлось строить заново. С тех пор ньюйоркцы из сезона в сезон меняют игровую концепцию, теперь вот в команде задает тон Яромир Ягр, которого окружает почти десяток чехов. Но стать фаворитом у «Рейнджеров» пока не получается.

Об обмене в «Питтсбург» я узнал осенью 1998-го. Получилось это при смешных обстоятельствах. В то время я уже уверенно пилотировал самолет. Часто после тренировок отправлялся на аэродром, чтобы покружить в небе и снять психологическую нагрузку. Тогда я летал почти весь день. Потом решил позвонить жене из другого города: мол, у меня все нормально, не переживай. А Женя говорит: «Ты сейчас не за штурвалом? Присядь куда-нибудь… Ты знаешь, что тебя продали в «Питтсбург»?». Я удивился: «Нет, не знаю». – «Тебя уже обыскался генеральный менеджер нового клуба, весь телефон нам оборвал. Ты должен был сегодня ехать в Вашингтон и играть за «Пингвинов».

Эту новость я воспринял спокойно. Уже до такого отчаяния дошел в «Рейнджере», где никакие получалось заиграть в полную силу, что вздохнул с облегчением. С другой стороны, было жалко уезжать из Нью-Йорка, в котором я провел пять лет, обзавелся жилищем. Срываться с места и ехать в другой город… Такие мысли крутились в голове, пока возвращался домой. Никуда спешить не стал: завтра прибуду в «Питтсбург», он от меня не убежит. Вечером позвонил генеральному менеджеру Крэйгу Патрику. Тот рассказал, что делать, куда ехать. Утром я отправился на новое место работы.

О моей эпопее в «Питтсбурге» расскажу в следующей главе. Ну а сейчас вспомню о своем втором пришествии в «Рейнджере». Это случилось зимой 2003 года. «Пингвины» не имели денег, чтобы продлить со мной контракт. Стало ясно, что я покидаю клуб. Агент спросил, где хочу играть. Я ответил, что приоритет отдаю Нью-Йорку, чтобы быть рядом с домом, в команде, где начиналась моя карьера в НХЛ. Да и «Рейнджеры», как стало известно, были заинтересованы в моем возвращении – зрители в «Мэдисоне» меня любили, в клубе я знал всех и вся.

Руководство «Питтсбурга» из благодарности, что я немало сделал для команды, пошло мне навстречу и незадолго до дедлайна обменяло меня именно в «Рейнджере». Возвращение в «Мэдисон» получилось символическим. В моем первом матче мы играли против… «Питтсбурга» и победили с футбольным счетом (1:0), причем единственный гол забил именно я. Но «Пингвины», думаю, особо не расстроились, потому что плей-офф им тогда не светил. А «Рейнджеры» в него снова не попали.

Я знал, что в организации поменялось руководство. Кэмпбелл давно ушел в центральный офис НХЛ, где возглавил дисциплинарный комитет. А командой руководил Глен Сатер, исполнявший обязанности и главного тренера, и генерального менеджера. Я думал, что уже доказал свою состоятельность в «Питтсбурге». Возвращался в Нью-Йорк не молодым, а зрелым форвардом. За пару сезонов до этого установил личный рекорд, набрав 95 (44+51) очков за чемпионат. Я полагал, что меня в «Рейнджере» будут использовать как лидера команды. Но я ошибся…

Начиналось же все неплохо. Первый матч – в гостях против «Флориды». Я сразу забил гол, правда, в пустые ворота. Потом была та домашняя игра против «Питтсбурга». В концовке первого сезона я за 24 матча забросил 10 шайб. Приличный результат. Зрители и тренеры были довольны моей игрой. Но расстроились, что «Рейнджеры» снова не попали в кубковую восьмерку. В клубе есть традиция – когда заканчивается последний матч регулярного чемпионата, игроки выкатываются на центр площадки и дарят свои свитера с автографами для самых преданных болельщиков. Так вот, после того сезона во время церемонии звучал недовольный гул: «Буууу»… Народ выражал свои эмоции: лучше бы вы, ребята, не сувениры нам подарили, а плей-офф, который мы с прошлого века не видели.

А потом началась та же ерунда, из-за которой я раньше мучился в «Рейнджере». Меня снова задвинули на вторые роли. Все понимаю, в команде играли звезды – Эрик Линдрос, Марк Мессье, позже подтянулся Яромир Ягр. Но ведь и я – не мальчик на побегушках и не козел отпущения, на котором можно отрываться за все неудачи клуба. В какие звенья меня только не ставили… Был как в бочке затычка. Дошло до того, что впервые в жизни меня начали освистывать зрители. Едва я получал шайбу, как народ в «Мэдисоне» принимался «букать» в мой адрес. В конце концов, меня вызвали в офис к помощнику генерального менеджера, и тот сообщил, что я обменян в «Монреаль». Некоторые расстраиваются, когда им предстоит уезжать в другой клуб. А я только обрадовался. Как камень свалился с души. Уехать бы подальше из этой команды, играть в которой было невыносимо.

В «Канадиенс» я не сразу пришел в себя – потребовалось прилично времени, чтобы найти игру, к которой я привык в «Питтсбурге». В концовке регулярного чемпионата я почти не набирал очков. Хорошо хоть в плей-офф отошел от скованности, появившейся у меня в «Рейнджере». Вот такой парадокс – свой пока единственный Кубок Стэнли я выиграл с «Рейнджерами». Но никак не могу сказать, что это была моя команда. За исключением редких сезонов, я там не играл, а мучился.