Текст книги "Жизнь"

Жизнь
Алексей Краевой

© Алексей Краевой, 2024

ISBN 978-5-0062-5016-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Раздел 1 Война

Память

Забудем ли наши

Священные Стяги?!

Один из них, помните?

Был на рейхстаге!

…Сколько их было,

«Восточных походов»,

Под флагами

Всяких мастей сумасбродов;

Шли на нас тысячи,

Шли миллионы —

Карлы,

Адольфы,

Наполеоны…

Помнит история:

На катафалке

Всех увезли

На позорную свалку.

Продолжать ли список —

Гадать не берусь.

Но верю:

Бессмертна великая Русь.

О чём ты думаешь, Солдат?

О чём ты думаешь, Солдат?

Твой путь – вперёд, а взгляд – назад.

Не потому, что оплошал,

А потому, что отстоял

И жизнь, и смех, и тишину,

Похоронив тогда войну.

О чём ты думаешь, Солдат?

О тех, кто где-то там лежат

В могилах братских и святых,

Принявших смерь без понятых?

Всё тише, тише сердца стук:

«Не я, так сын, не сын, так внук

Родную землю отстоят», —

Об этом думает Солдат!

Старые окопы

В бескрайнем поле —

Гладь пшеницы,

Где мы по росам там брели.

И вдруг – окопы,

Как глазницы

Когда-то раненой Земли.

Как шрамы, брустверы бугрятся

На тёплой коже чернозёма,

Печальной памятью ложатся

Земли и времени разломы.

Ступал он тяжко зло и слепо

Сапог войны.

Окопы эти – страшный слепок

Всеобщей раны и беды.

И кажется, что эти щели

Не человек отрыл когда-то,

Чтоб уберечься от шрапнели,

Свинцовых ливней автомата.

Земля надтреснулась от боли —

Вскипел кровавый снег на ней —

От силы, стойкости и воли

В неё полёгших сыновей.

Окопы, старые окопы,

Вы – память горькая и боль.

Не только наша – Всей Европы.

Европа, помнить – то изволь!

Дамоклов меч

Дамоклов меч висит над жизнью —

Десятком бомб над каждой колыбелью.

Неужто детский смех не брызнет

И не запахнет вновь капелью?!

Неужто разум победит

Безумство, злоба, динамит?!

Висит ужасный этот меч

На нити тонкой, еле зримой.

И каждый час, и каждый миг

Грозит бедой неотвратимой.

Для всех и каждого бедой,

И на земле, и под водой.

Как паутина нить тонка,

А меч всё ниже, ниже, ниже.

Закрыли солнце облака

И пламень твердь земную лижет.

Ещё мгновение, чуть-чуть

И всё покроет темень, жуть!

Стряхни беспечный сон, Земля,

Зажги спасительные свечи

О звёзды мирные Кремля,

Освободи от груза плечи,

От груза ядерных ракет:

Альтернативы миру нет!

Красные звёзды

Жаркий полдень. Июнь 43-го года…

Духота, – словно адская печь.

Тяжко дышит родная природа,

Да слышна лишь немецкая речь.

Даже воздух и тот раскалён,

Тишина гробовая вокруг,

Словно вымерло всё – только стон,

Только стон… Ожидание… Вдруг!..

Среди ясного дня, словно гром,

Над уныло поникшими ветлами,

Над садами, притихшим селом —

Тройка «соколов» с красными звёздами!

Был внезапный и мощный удар:

Запылали цистерны и склады.

Фейерверком для нас был пожар,

Знайте наших, немецкие гады!

Засияла, проснулась природа:

Птичьи песни и воздуха звон,

Звёзды красные – свет и свобода,

От уставшей души вам поклон!

За что же на нас клеветать?

Седая история. Прошлое.

Брошу на Родину взгляд:

Широкая степь да пороша,

Копыта по насту стучат.

Проносятся дикие орды,

Как смерчи по русской земле.

А где-то там сэры да лорды

Разнежившись, спали в тепле.

Не знала ты, миссис Европа,

Татаро-монгольских цепей.

Не ставила ты в изголовья

Тысяч и тысяч свечей.

За русской спиной и за болью,

Вдали от тревог и беды

За праздным сидели застольем

Потише стоячей воды.

Вспомните Геббельса речи.

Вспомните Гитлера – тать.

На наши легло это плечи

За что же на нас клеветать?

Вздыбился мир. Затемнилось.

Тяжко вздыхает земля.

От бомб её ось искривилась

Медлить секунды нельзя!

В этом дичайшем безумстве

Голос – набату под стать,

Голос Москвы: «Образумьтесь!»

За что же на нас клеветать?!

Есть сладкая боль – ностальгия:

Трепещет, тоскуя душа.

Есть земли не наши, другие,

Но как же ты, Русь, хороша!

Раздел 2 Разное

Новогодний экспромт

Тот миг торжественный настал,

И закружилась даль метелью.

В разгаре шумный карнавал,

Конца нет шуткам и веселью.

Вот старый год по стрелкам бьёт,

Снимайте ваши очки-маски.

Идёт к нам Новый, настаёт!

И ночь предстала, словно в сказке.

Беда

Она нагрянула жестоко и нежданно

И чёрной тенью на душу легла.

Не новостью газетной иль экранной,

А вот она живая, как змея.

Беда – проверка каждого на прочность.

Один – раскис – и свет уже не мил.

Другой – пружина, красота и точность:

Чуть-чуть подавшись, плечи распрямил.

Лапша и уши

Басня

Висит лапша, оттягивая уши,

А слух и память —

Глуше, глуше.

А потом совсем потухли:

Уши от лапши опухли.

Мораль такую напишу:

Снимайте вовремя лапшу.

Рассвет

Стою у палатки и слушаю даль.

Какая звенящая тишь!

С кустов и деревьев спадает вуаль.

Молчит, не шелохнет камыш.

Туман – одеяло окутал луга.

И голос чуть слышный в дали.

Мелькают в тумане гиганты-стога,

Как в море большом корабли.

Течёт величаво спокойная гладь,

Артерия жизни – река.

Как другу ей хочется руку пожать,

Зелёные тронут бока.

Прозрачная свежесть, как сладкий бальзам,

Приятно щекочет, бодрит.

Мир счастья открыт и душе, и глазам —

Луч солнца со мной говорит.

Гимн любви

Я слышу музыку, совсем не зная нот.

Глаза закрою, вижу дивный свет:

Искрится радугой, струиться, льёт.

И кажется, ему границы нет.

Она пришла ко мне, святая из святых,

Чудесная торжественность души,

Взошедшая из зёрен золотых,

Я пленник твой, верши свой суд, верши.

Моей душе

(пародия на произведение коллеги «Душа»)

Моя душа вчера повеселилась

Оборвалась в ней жизни нить.

Намаялась со мной, намучилась

И приказала долго жить.

Ну что ж, душа, так может к лучшему

Уж лучше жить мне без души?

Давай останемся друзьями.

Ты с того света напиши.

И так легко сегодня дышится

От этой странной пустоты.

Вся гамма звуков чистых слышится

Ведь не мешаешь больше ты.

Ты ведь, душа, девица с норовом,

Сластёна ты – моя душа!

Я накормил тебя бы здорово,

Да вот в карманах ни шиша.

Но не горюй, моя хорошая,

С тобой присядем мы за стол,

По чарке выпьем за воскресшее

И спляшем чистый рок-н-рол.

И подняв палец назидательно

Я крикнул в даль: «Лети, душа!

С тобой я встречусь обязательно,

Когда ты станешь хороша».

Гулаг

(Памяти А. И. Солженицына)

Простор Сибири и – погосты.

Я внукам не желаю так,

Как дедов их сотлели кости

В тот дико-страшный кавардак.

То была темь страшнее ночи —

Бросали в ямы, как собак,

Не закрывая даже очи.

Не тройку вижу с бубенцами,

Улыбку яркую в фате,

А руки, ноги с кандалами

И лица злобные всё те.

Другая видится мне тройка:

Три стула, красный карандаш:

– Кулак, попина, враг народа.

В расход немедленно – не наш!

– За что в расход,

Я – трудовик, мои мозолистые руки…

– Молчать! Ты порожденье суки!…

(Площадный мат и злобный рык)

– Михайло, помнишь, говорил:

Что в даль и в ширь, во славу стать

Россия будет прирастать

Тобой, Великая Сибирь.

…

Простор Сибири и – погосты,

Гулаг, скелеты валят лес.

А для истории так просто:

Стоит, чернеет страшный крест.

Послание В. Мяковского коллегам по перу

(литературная пародия)

Из вчера я приветствую вас.

Да не живите вы как слизни!

Пером своим не в бровь, а в глаз

Разите нечистотность жизни!

Не только ахи, охи, вздохи,

А социальный слой пашите.

С цветами в жизни – вши и блохи.

Вот это тоже ворошите!

Памяти В. Высоцкого

Аккорд, последний – стон гитары,

Гитары чудного певца…

Он все кричал: Поддайте жаррру!..

И скорби нашей нет конца.

Он, ка и многие поэты,

Ушёл из жизни, не допев,

Погасли дивные рассветы,

Заплакал день, похолодев.

Он не кумиром был, а другом,

Холодных статуй не терпел.

Назло морозам, снежным вьюгам

Он теплотою сердца пел.

Он пел, хрипел и задыхался,

Царапал клетку и стонал,

Каким он был, таким остался,

Таким взошёл на пьедестал.

Чёрная речка

(памяти А. С. Пушкина)

Чёрная речка,

До чего ж ты черна!

Чёрным шаром висит

Над тобою луна.

Даже солнце здесь светит

Не так, как везде,

Растворяя свой свет

Во вселенной беде.

В чёрном воздухе слышится

Траурный стон.

Не земной над водой

Ив плакучих поклон.

Чёрный мрамор. Ступени.

Цветы. Простота.

Не могильная всё-таки

Здесь чернота!

Он стоял в роковой здесь,

Последний свой миг.

Своей смертью бессмертья

Навеки достиг.

Пробивается к нам,

Как могучий родник,

Чтобы жажду забыл

Каждый сущий язык.

Жадно пью

Удивительный этот бальзам,

И напиться нет сил

Ни душе, ни глазам.

Штрих обывательщины

Пахнет плесенью и сладко спиться.

И жизнь так медленно течёт.

А может, что-нибудь случиться?

А может, кто-нибудь придёт?

Такая видится картина:

Кругом «родная» глушь и тишь.

Висит на окнах паутина

И что-то где-то точит мышь.

Заботы нет и нет причины

Любить, страдать, переживать.

Нет дна, средины, нет вершины

И в целом жизнь – ни дать, ни взять.

О, жизнь – борьба и в этом суть.

И красота её и счастье.

Не дай душе своей уснуть.

Будь над судьбой своею властен.

берегите любовь

Мы вечно томимы жаждою,

Любовь – это светлый ручей.

Он мой и твой, и каждого,

И в то же время – ничей.

Любовь – это синяя птица,

Красив её вечный полет,

Ею нельзя напиться,

Она постоянно жжёт.

Стыдливо-интимно нежная,

Без края она и без дна,

Рекою течет безбрежною,

Искрится её волна.

Красива, горда и свободна —

Таков её вечный девиз.

И всё же молвы всенародной

Боится, как грязных брызг.

Любовь скоротечно-непрочная,

Как в марте ноздрящийся лёд.

Ложится печальною строчкой:

«Не любим друг друга. Развод!»

Всё тленно, и всё проходяще,

Лишь вечны любовь, доброта…

В большом твоём сердце горящем

Искрится её чистота.

Моя любовь как сердце Данко

Из этой чёрной пустоты

На горизонте засияло,

Как сердце Данко встала ты.

Всё существо моё воспряло!

Твои глаза, твои черты…

Душа не терпит пустоты.

Раздел 3 Земля

СПАСИБО

Спасибо, Господи, спасибо,

Что ты мне радость подарил,

Что сделал жизнь мою красивой —

Любящим землю сотворил.

Спасибо солнцу, что восходит,

Ветрам, что весело шумят.

Спасибо дню, что ночь уводит,

И василькам – за нежный взгляд.

Благодарю за соки жизни

В любви для счастья родились,

Когда ребёнка голос брызнет.

Спасибо, Господи, за жизнь.

Песня погребковцев

(посвящается огородникам и дачникам из клуба «Погребок»)

Смотрю по утру, спозаранку

На солнечный огненный шар

И слушаю песню зарянки,

Какой же божественный дар!

И вот оно поле родное,

Взлетает на крыльях душа,

Самое в жизни святое,

Как же ты, жизнь, хороша!

Приветствую ласковый ветер,

Приветствую грядки в росе,

Они меня ласково встретят

На убранной мной полосе.

Октябрьская изморозь скоро,

Спешу убирать урожай,

С природой я ласков, не скрою,

Хотя уходящего жаль.

Летят пожелтевшие листья,

На землю родную летят,

Осенняя непогодь свищет,

Но листья тепло сохранят.

Прикроют собою посевы:

Пшеницу, озимую рожь.

И шепчет земля: «Я уснула.

Меня до весны не тревожь»

Гимн рукам крестьянки

Как красивы ваши руки!

И вдруг мозоли вижу я.

Не от горя или муки —

Это матушка Земля.

Не от злобы иль беды

Она оставила следы.

Не болью – лаской эти вздутья

Блестят, жемчужно на руках.

Гляжу на них и весь свечусь я,

Летаю будто в облаках.

Ах, леди, леди!

И я целую руки эти.

Неперспективная деревня

Стою, как будто на погосте.

Здесь жизнь бурлила и цвела,

Друг к другу приходили в гости,

Решали важные дела.

У этих лип промчалось детство,

Сверкнуло, как метеорит,

С жестоким голодом в соседстве,

Но всё равно душа болит.

Ах, ка недавно это было!

Как будто год иль два назад —

Игра в «попка» аж до «топила»,

И тот влюблённый первый взгляд.

Наш клуб – полуземлянка-хата,

И песни, танцы под гармонь…

Душа печалью вся объята —

Погас чудесный тот огонь.

Стою, как будто на погосте,

От ностальгии малость пьян.

Хотел прийти я к детству в гости —

Кругом крапива да бурьян.

В вечернем воздухе – ни звука

И темнота, хоть выбей глаз.

Во всём и всё – такая скука,

Как будто жизни луч погас.

Красоты земли

Шурша по насту шинами, автомобиль медленно осторожно пробирался по еле заметной лесной дороге. По бокам стояли, искрясь в инее, ёлочки и берёзки. Мой попутчик Алексей Крутиков, всегда чем-то недовольный, ка-то преобразился, просветлел:

– Какая красота!

– А?

– Красота, говорю, пленяющая!

Я оглянулся вокруг, всё для меня было привычным, обыденным. Так что же вдохновило, тронуло струны души моего попутчика? Ведь бывает так: скользнёт некоторое светлое мгновение в душе даже как бы беспричинно, человек преображается.

Мне – леснику, сыну лесничего, красота леса была не в диковинку. Я её впитал с детства всем своим существом. Алексей – человек городской, а потому он не унимался:

– Посмотри, посмотри на эту красоту, стоят ёлочки как девицы на выданье.

– Но ведь это только часть земной красоты, – заметил я.

– Не понимаю, почему земной?

– Оглянись вокруг – всё, что нас окружает – производное от неё, матушки-земли. И ёлочки эти тоже. Представь, что это её косы в зимнем убранстве. Земля всегда может быть красивой, если её холить, убирать. Например, простые обыкновенные грабли в тёплых руках человека – это расчёска для земного убранства. Омытые росой её косы – травы с вплетёнными в них лесными, луговыми цветами – это красота, данная от Бога. А поэтому нарушать эту красоту не только преступно, но и грешно. Без неё жизнь была бы серой, тусклой. Просто мы часто этого не замечаем, потому что её вокруг нас много, и дана она нам просто так. Но не всегда мы помним об этом. Вот он воздух, которым мы дышим. Его мы тоже не замечаем, не ценим. А ведь стоит нам поперхнуться, как мы сразу ощущаем цену воздуха, его сладостной постоянной необходимости.

Красота на земле – дело рук наших: или не трогать её девственную, или создавать, совершенствовать. Но не трогать её мы уже не можем. Слишком много нас стало на нашем голубом шарике. Ухаживать за этим божьим даром, создавать красоту на земле мы обязаны, осознавая хрупкость и ранимость нашего родного шарика. А то ведь как бывает: сосед соседу под забор высыпает свой мусор и доволен: убрался, навёл порядок в пределах личного подворья. Вот такое эгоистичное узкомыслие характерно, к сожалению, для определённой части наших граждан.

– Да зачем долго ходить, вон посмотри куча бытового мусора на окраине леса.

Автомобиль внезапно выскочил из лесного массива на полевую дорогу. Здесь в поле открылась своя красота земли: заснеженная даль, уходящая за горизонт, вызывала ощущение какой-то величественной бесконечности. Но ощущение было несколько обманное. По сути, земля – это хрупкое, от Бога данное, наше место обитание.

Вот одна из артерий земли: солнце поднималось над серебряной рекой. Как был прозрачен воздух! Сердце томилось по любви земной. Глядя вокруг на эту нерукотворную красоту, хотелось не просто жить, а жить-творить, отдавать хоть какую-то толику нашей матушке-земле, благодаря за её благодать.

Солнце уже значительно поднялось над горизонтом и спутник мой поднял глаза, задумался.

– О чём мысли?

– Меня всегда восхищает и поражает необъятность мироздания. И я уверен, что мы не одни во вселенной. Но нет более удобной красивой планеты, чем наша земля.

– А если есть?

– Тогда другой неземной разум не желает пока встречи с нами. Боится нас. И поделом нам. Пока мы не наведем должного порядка на нашей земле, ни на какую встречу с братьями по разуму мы не имеем право. Мы можем загадить и их среду обитания. «Рано!» «А когда же будет можно?» – с какой-то глубокой грустью сказал Алексей.

– А как ты думаешь, наступит ли когда-нибудь гармония: человек и остальная природа?

– Хотелось бы надеяться, и даже уверен, когда мы перестанем быть варварскими дровосеками – не будем рубить сучья, на которых сидим.

Мы подъезжали к городу со стороны электроподстанции. Вот она тоже красота – творение ума и рук человека. С вечера всю ночь город залит электрическими огнями. Но у меня перед глазами стоит красота естества: ёлочка-невеста в фате из снежинок, переливающихся мириадами искр на солнце.

Музыка земли

Как-то позвал меня Гончаров Василий Николаевич, большой любитель птиц, знаток их, прирожденный орнитолог, ловить перепелов. Пришли мы на луговину, окруженную посевами хлебов – самое место обитания этих птиц в конце лета и в начале осени. Раскинули сети-ловушки. Почему раскинули на луговине, я и до сих пор не знаю. Думаю, что перепела, насытившись на полях, прилетают на отдых на луга. Сами легли на земле и затаились. Василий Иванович определёнными звуками стал заманивать перепелов в ловушку. Я лежал возле, затаив дыхание, наблюдал за ним и слушал землю. Никогда не думал, что земля может издавать такую гамму звуков. Нет, нет, не только шевелилась, стрекотала и пела вся живность в траве и ближайших кустах, земля пела. Птиц не поймали, но минуты блаженства я запомнил на всю жизнь.

За горизонтом полыхнуло. Прогремело. Мы поспешили восвояси. Вспомнились недавно прочитанные удивительные строки прекрасного писателя Виктора Петровича Астафьева.

…Зарницы, зарницы, зарницы. Музыка есть в каждой минуте жизни, и у всего живого есть свои сокровенные тайны, и они принадлежат только той жизни, которая определена природой. И поэтому, может быть, в те часы, когда по небу ходят сполохи, перестают охотиться звери друг за другом, лосиха и лосёнок замирают с не дожёванным листом на губах, замолкают птицы, а человек крещёный осеняет себя, землю, небо трепетным троеперстием, и некрещёный тоже благословенно останавливается середь поля, охваченный тревожным и сладостным волнением.

Земля слушает их. Хлеба слушают их. И то, что нам кажется немотой, для них, может быть, самая сладкая музыка, великий гимн.

И подумалось, как же мы обедняем себя, не послушав этой удивительной музыки. Окружающая нас природа заслуживает того, чтобы мы хотя бы иногда, опустившись на землю на колени, а ещё лучше, – положив свою голову на тёплую её грудь, отрешившись от всех забот, послушали благостную песнь земли. Ей Богу, это удивительное лекарство от многих невзгод!

(Примечание: Астафьев В. П. «Зрячий посох», Изд. Современник, 1988г., с. 281)

Прости нас, конопля

Хочу рассказать о конопле, этом удивительном растении, ныне ставшем изгоем, источником главной беды в наше время – наркомании.

В своё время для многих регионов России, для сельскохозяйственной Брянщины – Почепа, Погара, Стародуба, Суража, Новозыбкова – особенно, конопля была одним из источников выживания, главнейшей статьёй экспорта. Из неё производились пенька, канаты, верёвки, конопляное масло, одежда, сшитая из конопляного полотна. Вот почему на гербе города Новозыбкова обосновался сноп конопли.

Конопля очень трудоёмкая культура, как я запомнил это с детства. Земля для её посева должна быть хорошо удобрена. Технология переработки требовала определённой подготовительной работы. Необходимы были искусственные водоёмы. У нас, в Погарском районе, где я жил, их называли копанками или сажалками: копали их вручную, желательно в местах расположения подземных ключей, размером двадцать на десять метров, с учётом потребностей одной крестьянской семьи. Глубина копанки составляла приметно полтора – два метра.

Конопля – двудомное растение. Первым созревают кусты с пыльцой – их у нас называли «замашками». Начальная уборка – брать «замашки», т.е. выбирать созревшие стебли, – делали это только вручную. Их связывали в снопы (пуки), ставили к стенам сараев, хат. Из них получали потом более мягкие, но менее прочные волокна. Остальная конопля поспевала значительно позже. Её также связывали в снопы и ставили на просушку. Затем, зажав ногами сноп, большим серпом или косой обрезали головки с зерном. Их сушили, молотили и везли на маслобойни. Для нас, детворы, это было удивительное время ожидания, когда, наконец, привозили обратно конопляное масло и спрессованный жмых (его называли макухой). Долго потом в крестьянских домах разливался благостный дух конопляного масла. Маслом сдабривали всевозможные блюда. А макуху мы с удовольствием поедали с картошкой.

Начинался процесс получения волокна из конопли так. Снопы связывали и опускали в копанки. Чтобы они не всплывали, сверху набрасывали дёрн. Копанки к зиме замерзали. Там, подо льдом, завершался процесс отделения волокон от твёрдого стебля. Потом отмокшие снопы вырубали вместе со льдом, баграми вытаскивали на берег, где они оттаивали. Снопы снова ставили для просушки, после чего происходило не менее интересное и трудоёмкое отделение волокон от стеблей. Это называлось мять и трепать коноплю. Работа эта проводилась в период подготовки к весеннему севу, поэтому на неё оставались редкие, свободные от других дел, часы. Изготавливали мяльницу: в толстом бревне вырубали конический продольный ровчик (канавку) и ставили сооружение одним концом на ножки. В ровчик закрепляли шарнирно «язык» – продольный, тоже конический деревянный брусок. Взяв в руку горсть конопли закладывали её в прорезь и «языком» в другой руке начинали ломать коноплю, постепенно подсовывая пучок под него. Процесс продолжался почти до полного отделения волокна (пенькИ). Твёрдые остатки вытрепывались ударами пучка пеньки о мяльницу.

Дальше изготовляли «мычки». На специальный большой гребень, вставленный в прорезь лавки (скамьи), набрасывали пучок пеньки, чесали его чуть меньшим гребнем, закручивали в пучок (мычку). Мычки складывали в сухие места до лучших времён. В ноябре-декабре возвращались к этой работе. Начинался длинный процесс производства нитей. В долгие зимние вечера при свете керосиновых ламп и каганцов (светильников собственного изготовления) женщины пряли. Мужчины и дети из пеньки вили верёвки, плели из оборок (тонких верёвок) лапти. Иногда собирались в одном доме несколько семей, покупая в складчину керосин. Здесь же происходил и обмен всеми деревенскими новостями, устраивались посиделки.

Процесс прядения – один из самых трудоёмких. Если не было самопрялки, то использовали веретено (маленькую коническую палочку длинной тридцать – тридцать пять сантиметров, сделанную из берёзы). Сначала на гребень нанизывали маленькую мычку из замашек, потом остальную. Дело в том, что волокно из замшек легче протягивать и скручивать. Хозяйка одной рукой начинала тянуть волокно, вращая другой рукой веретено, на кончик которого привязывалась нить. Метр нити протягивался где-то секунд 15—20. Всё зависело от мастерства прядильщицы. Потом нить с веретена перематывалась на клубок.

Производство полотна происходило в феврале – марте, когда не было весенне-полевых работ. В домах устанавливали ткацкие станки – кросна. Процесс был опять-таки долгий, тяжёлый, но уже более радостный для мастериц: им был виден конечный результат длительного труда. Вот оно, наконец, полотно!

Начинали полотно отбеливать – бучить. Помещали в специальные бочки без дна, заливали горячим раствором и плотно укрывали. Потом доставали, хорошенько промывали его в вешних водах. Наступал миг блаженства для хозяек – мастериц. Полотно под щебет скворцов и других весенних пичуг расстилали на лугу для просушки. Это был момент оценки, гордости за выдержку в долгом тяжёлом труде. Уставшие, но радостные женщины нежно поглаживали полотно ещё молодыми, но уже мозолистыми руками, переворачивали его.

Затем полотно сворачивали в трубки и помещали в густо пахнущие нафталином сундуки, периодически доставая его и гордо демонстрируя своим соседкам – товаркам. Шили из этого полотна почти всю одежду в крестьянских семьях. Нужно сказать, что из одного пеньки получалось довольно грубое полотно, идущее на изготовление так же мешков и покрывал. Чтобы смягчить пеньковую ткань, её обрабатывали рубелем, состоявшим из валька и качалки. Ситцевые, а тем более сатиновые платочки, кофточки в горошек женщины позволяли себе в редкие праздники.

А вот как помогла конопля нашим солдатам.

В начале войны через хутор, где я жил в детстве, проходили красноармейцы, выходившие из окружения. Были они голодные, в изношенной одежде и обуви. На ночлег останавливались у нас по 8 – 10 человек. Мать варила ведерный чугун мамалыги, сдабривала её конопляным маслом. Быстро насыщавшись, уставшие люди буквально валились на пол. Мать укрывала их одеялами, сшитыми из грубого пенькового волокна. Утром, когда те собирались в дорогу, она нарезала им из этого же полотна портянок.

Впоследствии, во время оккупации, когда наши военнопленные работали на железнодорожной станции на погрузке зерна и другой сельхозпродукции для отправки в Германию, мы, пацаны, носили из нашего хутора и других окрестных деревень солдатам мамалыгу, незаметно подбираясь к проволочным заграждениям. Как они были благодарны нам за это.

Да, этому удивительному растению – конопле – нужно поставить памятник на Руси!

…Как-то пришёл к нам во двор участковый. Увидел в огороде куст «само сеяной» конопли, заставил вырубить. Я её раньше по старой памяти не уничтожал. Конопля выделяет фитонциды и рядом с ней не болеют многие растения. А теперь мы, выходит, и право сеять её потеряли. Вот таким изгоем стала бывшая когда-то наша кормилица.

Прости нас и наше больное время по отношению к тебе, конопля!