Текст книги "Сила одного"

–Эй, парень, ты, кажется, пристаешь к этой девушке?– низким хриплым голосом проговорил тот, что стоял впереди.

–Да нет, что вы? Мы просто беседуем о… – начал было Данко, глядя, как Наташа, не оглядываясь на них, быстрым шагом направилась к двери.

–Ты выбрал неудачное место для бесед,– оборвал его вышибала.– и твои разговоры здесь никому не нужны. Для начала мы тебя хорошенько отделаем, а если ты окажешься таким болваном, что попадешься нам на глаза еще раз,– считай, что ты труп. А теперь– выкатывайся отсюда ! Живо!

–Хорошо-хорошо, сейчас! Я только допью свой коктейль…

–Ты что, не понимаешь, что тебе говорят? –Узкие глаза вышибалы, как как тараканы на стенку, полезли на лоб. –Ну, считай, что ты– труп !-бешено выдохнул вышибала и, сделав шаг вперед, выбросил в лицо Данко здоровенный мясистый правый кулак. Данко едва успел увернуться и, не дожидаясь, когда бандит двинет второй рукой, коротко и сильно ткнул ему прямо под дых. Вышибала зашатался, судорожно хватая ртом воздух. Двое других кинулись на Данко сразу с обеих сторон. Того, что был справа, он встретил коротким, но сильным ударом ребром стопы в коленную чашечку. С диким воплем коротко стриженный “браток” рухнул на пол. Однако третий оказался проворнее и так засветил Данко под левый глаз, что он, не удержав равговесия, рухнул на скользкий пол. Ухмыльнувшись, третий уверенно надвинулся на пытавшегося подняться Данко, намереваясь окончательно вырубить его ударом ноги в лицо… как вдруг на его голову с треском обрушился стул. Покачнувшись, третий “браток” c грохотом свалился, а над ним возникла довольная физиономия Малыша.

–Бежим, сейчас здесь будут менты! Сцапают нас, тогда– хана, мы же с тобой в самоволке! – бросил тот на ходу, таща еще полностью не пришедшего в себя Данко к выходу.

На улице они сразу сели в такси и, отъезжая, увидели, как из бара выбегают, грозя кулаками, уже опомнившиеся вышибалы. Однако догнать умчавшихся на такси солдат им не удалось. Выбравшись из машины у части и расплатившись, Данко и Малыш через дыру в заборе, миновав плац, осторожно пробрались в казарму. В каптерке сменили гражданскую одежду на форму, после чего, наконец, добрались до своих кроватей.

–Как это тебя угораздило сцепиться с такими громилами?– начал было задавать свои вопросы сгоравший от любопытства Малыш.

–После все расскажу… -сонно обрезал вконец уставший за день от избытка событий Данко.

Глава 7

–Да-а, рядовой Шагаев, вид у тебя еще тот!– саркастически протянул старшина, оглядывая синевший под левым глазом Данко фингал.

Только что окончился завтрак, и старшина проводил ротное построение. Распределял, кому и чем предстояло сегодня заниматься. Одним выпало идти в караул, другим– в наряды: суточный и по столовой.

–С таким фонарем, Шагаев, тебе лучше не маячить в полку, на глазах офицеров,– покачиваясь на носках перед строем, продолжал старшина.– Еще не хватало мне из-за тебя выговор получить. Поэтому отправлю– ка я тебя сегодня на хозяйственные работы. У нашего командира полка– новая дача, и ее надо привести в порядок.

Работенка как раз для тебя, рядовой Шагаев, как думаешь?… И для рядового Ишимкина.– бросил старшина уничтожающий взгляд на Малыша.

–Так точно!– громко рявкнул со своего места Малыш.

–А тебя кто спрашивает, а?!– уставясь на Малыша налитыми кровью глазами, свирепо прорычал старшина. Старшину в роте никто не любил, но Малыш не любил его больше всех, и старшина это знал. И оба не упускали случая подействовать друг другу на нервы. Впрочем, последнее слово, всегда оставалось за старшиной. Так же, как и сейчас. – Сразу после возвращения с хозработ назначаю тебя, рядовой Ишимкин, дневальным в наряд по столовой. И учти: я лично приду проверить, как ты чистишь картошку. И драишь котел. Понял меня, солдат?

– Так точно! –еще громче рявкнул Малыш.

– Рота, разойдись по местам!– махнул рукой старшина.

–И кто тебя все время за язык тянет?– говорил Данко малышу, когда они и еще пятеро солдат тряслись в кузове “Урала”, везущего их на дачу командира полка. В кабине, рядом с водителем, сидел их старший и сопровождающий– старшина. Он сначала хотел отправить с ними командира взвода, сержанта– контрактника Воронцова, однако потом почему-то передумал и решил ехать сам. Для Данко и Малыша это было плохо. Придется теперь вкалывать наравне с пятью другими солдатами, “салагами” и “черпаками”. Уж старшина спуску не даст. Особенно Малышу.

Дача командира полка находилась далеко за городом, на холмах. Среди поросшей густыми деревьями чащи. Идеальное место для отдыха. От сумасшедшей “цивилизации”, города, и особенно– от сумасшедшей жизни в полку. Впрочем, судя по состоянию дачи, командир полка здесь бывал нечасто. В огромном двухэтажном доме все было новое– крыша , полы, стены, паркет. Веранда, пристройки, ограда и даже бассейн, полный воды. Все было новое, но какое-то нежилое. С первого взгляда видно было, что всем этим редко пользуются и что люди здесь почти не живут.

Подъехав к широким, почему-то наглухо закрытым изнутри воротам, тяжелый “Урал” наконец остановился. Из кабины выпрыгнул старшина, из кузова высыпались солдаты. Подойдя к большим и, по– всей видимости очень прочным воротам, старшина нажал на какую-то кнопку. Прошла минута, другая, наконец послышался лязг тяжелых замков, и ворота открылись. За ними стояли двое коренастых, коротко подстриженных парней– видимо, охранников. О чем-то коротко переговорив со старшиной, они расступились, уставившись на проходивших в ворота солдат. Острый взгляд одного из них Данко почувствовал на себе– парень внимательно осматривал его глаз. У Данко появилось смутное чувство, что он этого парня уже где-то видел. Но где?

Старшина провел их в одну из громадных пристроек и назначил им “фронт работы”– всю внутренность дачной пристройки предстояло отчистить от всякого оставшегося от строителей железного. Деревянного и кирпичного хлама. А хлам этот лежал в пристройке почти до потолка. Увидев этот так называемый “фронт работы”, Малыш уныло присвистнул. Однако, как оказалось, старшина совсем не собирался собственноручно командовать ими и стоять у них над душой. Распорядившись, что, куда, и как нужно отнести, он вместе с обоими короткостриженными охранниками направился в сторону дачи, бурно о чем-то с ними переговаривась.

–Да-а, опять это “пахалово”…– сплюнув и глядя, как пятеро “салаг” и “черпаков” принялись за работу, выругался Малыш. – И на “гражданке”, когда уволимся, нас ждет тоже самое! Работа, работа, с утра до вечера, а получаешь за это– копейки!

–Многие так живут…-пожал плечами Данко.

–Многие, но не все! И я тоже так жить не хочу! Не хочу загибаться с восьми до шести, получать за это жалкие гроши, тянуть от зарплаты до зарплаты и выбирать купить жене перчатки или себе– носки. Вон мой отец всю жизнь пахал на заводе, и что? Пьет уже не только по выходным, но и каждый день после работы. Нажрется, как свинья. И скандалит с мамкой– голова идет кругом! Я не помню, чтобы у меня в детстве было то, что было у других детей– сынков этих богатых козлов, которые только и делали, что хвастались своими шмотками, раскатывали на крутых тачках и имели самых красивых девчонок! А ты сидишь без гроша в кармане, смотришь на все это и думаешь: для чего придумали такое бесполезное слово, как “справедливость”? Одни– пашут как проклятые, от зари до зари, но не имеют от жизни ничего, а другие, как свиньи, – только жрут, пьют, ничего не делают, зато все имеют. Скажи мне: в чем здесь дело?

–Хочешь знать ответ? Возьми “Капитал” Маркса и прочитай. Там все про это сказано…

– Не буду я читать эту тягомотину! Ты сам-то ее читал?

–Нет.

– Вот видишь! Откуда же ты знаешь, про что там сказано!

–Потому что все это: богатые и бедные, счастливые и несчастные, жестокие и безответные, хорошие и плохие– неотъемлемые составные человеческого общества, человеческой жизни. Не мы такие– жизнь такая! Несправедливая и жестокая для одних и легкая и сладкая для других. Каждый– выбирает свое! Да, кто-то может пахать всю жизнь и ничего не добиться, а кому-то все падает, словно с неба! Но тут ведь важно и то , на какой “ниве” ты пашешь! Конечно, если ты пашешь на каком-нибудь заводе, тебе никогда в жизни ничего не обломится. Поэтому те, кто хитрее, наглее, никогда и не пойдут на завод. Найдут место, где, может быть, нужно будет врать, воровать или даже убивать, но можно будет грести деньги лопатой. И они будут ради этого делать все! Каждый в этой жизни сам делает свой выбор! Хочешь грабить кого-нибудь, убивать– пожалуйста! Но все же стоит знать. Что деньги в жизни– не самое главное. Главное– покой на душе. Хотя и тут– как посмотреть. У кого нет совести, тот и по горло в грехах будет жить-поживать спокойно. Просто все зависит от самого человека– что для тебя в этой жизни важнее: деньги, душевный покой или что-то другое.

Посмотри :ведь и в армии те же законы! Что мы здесь сейчас делаем? Вкалываем на того, кто в этой жизни наглее, бессовестнее, может быть, предприимчивее.

А дедовщина? Разве ты сейчас, пользуясь своим положением, не облегчаешь свою жизнь, перекладывая труд на других?

–Но ведь я “отпахал”, “отлетал”, в свое время?…– попытался оправдаться несколько притихший Малыш.

–Дело не в этом. Может быть, тот, на чьей роскошной даче мы сейчас пашем, тоже считает, что вдоволь помучился, потрудился, потерпел в свое время, пока дорвался до своего сегодняшнего куска. И поэтому считает, что имеет право заставлять пахать на себя других.

–Еще немного твоих речей, и я, пожалуй, тоже за лопату возьмусь. Начну вкалывать, как “молодой”, вспомню о братстве, равенстве…-заметил Малыш.

–Не возьмешься ты за лопату. Хотя бы потому, что есть у тебя еще и такое понятие, как “западло”. Мол, ты– не ровня этим “молодым”, ты– лучше их. Потому что ты– “дембель’, больше их прослужил. А значит, считаешь, что имеешь право стоять над ними. А стать вровень с ними для тебя будет унизительно. И так же думают все другие. Конечно же, все это полная ерунда, внушаемая людям коварной жизнью. Любой сегодня может вознестись на вершину, а завтра– оказаться в сточной канаве. Но пока этого не случилось именно с ним, человек этого не понимает. Каждый верит в свою звезду. До поры до времени. Пока их не образумит сама жизнь. Пока она, жизнь, не отрезвит их. Но пока этого не случилось, переступить через себя могут очень немногие. И ты тоже не сможешь. Для этого нужно быть по-настоящему сильным…

–А я до сих пор думал, что я такой…– уверенно заявил Малыш.

Шь ты завтра отказаться от своих “дембельских” привилегий? Самостоятельно зашивать свой подворотничок, никем не командовать, драить наравне с “молодыми" полы? Стать таким же, как они, стать с ними равным, спуститься со своих мнимых высот? Сможешь ли ты это?– спрашивал Данко.

–Я что, идиот?

–Вот видишь. Так же ко всему этому относятся и все остальные. Каждый стремится забраться как можно повыше и ни за что не захочет спускаться вниз по собственной воле.

–И что же ты теперь предлагаешь делать? В монахи податься, что ли? Или заняться благотворительностью? Подавать нищим, которые потом эти деньги пропьют? Вкалывать на каком-нибудь заводе– лишь бы никого не обидеть. Сидеть и самой смерти, а потом оглянуться и подумать? а на фига я вообще жил? Другие– вон хоть деньги сделали да пожили в свое удовольствие. А я– ртом прощелкал. Нет, это не для меня!

–Дурак ты! Ничего ты не понял! Ради бога-делай что хочешь, это твой собственный выбор. Я тебе просто пытался все объяснить, чтобы ты не скулил! А выбор твой на твоем лбу написан, для тебя главное– деньги.

–Даже если так, что с того? Это все же лучше, чем ворочать лопатой дерьмо,– кивнул головой в сторону убиравших хлам солдат Малыш.

–Рядовой Ишимкин, рядовой Шагаев, ко мне– вдруг раздался с улицы громкий голос шедшего по двору старшины.

–О, этот-то, видал? Не откажется поездить на ком-нибудь… – пробормотал Малыш, следом за Данко выбегая из пристройки. Едва они выбежали, один из работавших “черпаков” тут же бросил лопату и присел, считая, что, раз он теперь старший, работать ему не положено

-Для вас двоих, ударники трудового фронта, у меня будет другая работа,– повел их старшина за собой за угол огромного дома.

–Ты, Ишимкин, должен будешь полностью расчистить дорожку к задним воротам. И запомни: если я говорю расчистить полностью, значит, именно это я и имею в виду.

Оставив унылого Малыша с лопатой в руках, старшина повел Данко дальше. Подвел вплотную к задней стене дома. И показал на небольшие лунки, образовавшиеся на покрывавшей фундамент земле.

–Видишь эти лунки, Шагаев? Сейчас начинается сезон дождей– с крыши будет капать. Вода станет скапливаться под стеной, а затем стекать в подвал. Но там она на хрен никому не нужна. И нашему доблестному командиру полка тем более. Ты меня понял? Твоя задача– ликвидировать эти лунки и сделать стоки для дождевой воды. Если командир полка скажет мне потом, что у него в подвале сыро, я перед всей ротой залью тебе за шиворот, Шагаев, ведро воды. Ты меня понял?

–Так точно!

–Вопросы есть?– по привычке бросил старшина, разворачиваясь уходить.

–Так точно!

–Что?!– вновь оборачиваясь к Данко спросил старшина недоуменно.– Тебе что-то неясно, солдат?

–Я только хотел спросить, товарищ прапорщик: вы это хотели попросить меня сделать, чтобы не посадить в дисбат?

Старшина дико захохотал, вернее, захрюкал, поскольку именно свиное хрюканье напоминал его смех. Данко было совсем не до смеха. Он просто попытался узнать, что именно хочет заставить его сделать старшина, о чем он тогда говорил в канцелярии.

– Ну ты и шутник, Шагаев,– услышал Данко ответ, когда хрюканье прекратилось. –Ты что, всерьез полагал, что от дисбата так просто отделаться?

–Я просто хотел узнать, что мне предстоит сделать…

–Всему свое время, Шагаев. И лучше никогда не торопи время. Кто знает, может быть, впереди тебя ждет гораздо худшее, чем то, что происходит с тобою сейчас. Так что меньше знаешь– легче живешь. Вот так-то. А теперь– работай, Шагаев, сейчас тебе есть чем заняться…– Сказав это, тучный прапорщик заковылял своей тяжелой походкой в сторону пристроек.

Сплюнув, Данко взялся за лопату и принялся за работу. А работать Данко, вообще-то любил. Довольно быстро он сровнял с землей лунки, проложил водостоки. И остановился, чтобы малость перекурить. Воткнул лопату в землю, отошел в сторону, достал из кармана пачку, из пачки– сигарету, вытащил зажигалку, закурил. Вспомнил о вчерашних событиях в баре “Амазонка”. Вспомнил о Наташе. При мысли о ней сердце Данко, к его удивлению, защемило. Да, успел он к ней всерьез привязаться. Привык, чтобы рядом находилась она. Та. Которой можно рассказать о том, о чем даже друзьям не расскажешь. И с которой можно забыть обо всем на свете, даже– “дембеле”… но что было– прошло. И назад уже не воротишь. Да и не стоит– после случившегося. Здорово она все-таки его за нос водила. Успевала везде. Одно слово– женская порода. Никто не знает, что у этих баб на уме. Но хватит об этом. Куда важнее и непонятнее– что же все-таки случилось с Платоновым и Салаховым. Что они делали в баре? Во все объяснения Наташи Данко нисколько не верил. Видно было, как она придумывала все на ходу. Чтобы выкрутиться. Выяснить, что известно Данко, направить его по ложному следу. Но по какому? И для чего? И что она там скрывает? То, что в баре Наташа называется Анжелой, понятно. Неужели она этих двоих “молодых” в бар к себе пригласила? В качестве так сказать, клиентов? Но, с другой стороны, к чему тогда вся эта секретность? Раз уж она призналась, что подрабатывает проституцией, могла бы уж и насчет “молодых” не стесняться. Хотя, с другой стороны, во-первых, Данко не верил, что Салахов изменил бы своей горячо любимой, верно ждавшей его на “гражданке” подруге. Во-вторых, что бы там эта Наташа про себя ни говорила, профессиональной проституткой она все-таки не была. Гулящей– может быть, но не девушкой по вызову. За время общения с ней Данко ее хорошо изучил. Значит, в баре она находится с другой целью. С какой? Это-то ему бы и хотелось узнать. И еще, самое главное– почему после этого визита в бар один “салага” дезертирует, а другой, вроде бы никак не склонный к самоубийству, вешается? Эта загадка мучила Данко больше всего. А в том, что эти печальные события с солдатами случились после их визита в бар, он не сомневался: недаром Наташа изо всех сил старалась скрыть от него время посещения их бара “салагами”. Даже попыталась приплести сюда одну женщину, которой наверняка не было и в помине. Одно слово– баба. Коварное существо. Созданная на радость мужчине и на его погибель. Но в любом случае с Наташей надо было поговорить еще раз. Осторожно и аккуратно на нее надавить. Если она сама даст такую возможность. Однако в этом-то как раз Данко и сомневался. Наверняка теперь она постоянно будет его избегать. Слишком серьезные тайны, судя по всему, за этим стоят. Данко шел в “Амазонку”, надеясь получить ответы на мучившие его вопросы, а получил, наоборот, еще больше вопросов. Но ответы на них, кроме него, Данко, искать некому. В этом он лишний раз убедился при последнем случае– ограблении оружейного склада и гибели часового. Никому из военных чиновников выяснять причины и обстоятельства гибели простых солдат на фиг не надо. По крайней мере пока обо всем этом не знает общественность.

Но общественность о многом не знает. А рассказать обо всем невозможно. Да и не нужно. Сейчас перед Данко стояла конкретная задача– выяснить, что случилось с Платоновым и Салаховым и какое отношение к этому имеет Наташа. Тут он вспомнил о трех вышибалах и потер свой синяк. Просто так держать столько похожих на бандитов вышибал в обычном баре не стали бы. А может быть, эти вышибалы и есть самые настоящие бандиты. Так что Данко впереди ждут серьезные неприятности. И, вполне вероятно, новая встреча с этими бандитскими рожами. Да-а, если все окажется слишком серьезно, не мешало бы заранее обзавестись оружием. Об этом еще надо будет подумать…

Сигарета обожгла Данко руку. Он бросил ее на землю, притоптал…И вздрогнул: рядом, на земле, лежал тонкий коричневый окурок ментоловой сигареты. Данко поднял его. Тщательно осмотрел. Прочел на фильтре смутно различимую знакомую надпись: “More”…Где-то он это видел…Внезапно он вспомнил, где. Во внутреннем карауле, на посту, на вышке, где зарезали часового. Такая же ментоловая сигарета. И край фильтра так же сильно прикушен. Сигарета, которую не курят солдаты и которую Данко за всю службу видел лишь трижды: там, на вышке, и здесь, на даче у командира полка. И еще– он не помнит, где. странно все это…

Держа в руках найденный окурок и продолжая механически оглядывать землю, Данко вдруг увидел едва торчавший из-под грязной земли край металлической дверной ручки. Нагнувшись, он схватился за нее обеими руками и потянул на себя. Тяжелый стальной люк , к крышке которого была прикреплена ручка, стал медленно открываться. Полностью откинув его, Данко заглянул внутрь: темнота. Вниз, в темень подвала, вели металлические ступеньки. Он ступил на ступеньки и стал осторожно спускаться. Оказавшись внизу, достал зажигалку и зажег ее, пытаясь осмотреться вокруг. Слабые блики пламени выхватили из темноты крашеные зеленые стенки деревянных, обшитых по углам полосами железа ящиков. На внешних стенках этих ящиков виднелись номера. Это были армейские ящики. В таких хранятся боеприпасы и вооружение. Данко почти не сомневался, откуда эти ящики. Оттуда же, откуда и окурок ментоловой сигареты– с полкового оружейного склада. Склада, на посту у которого зарезали часового. Оружие и боеприпасы со склада хранились здесь. И поэтому сюда не должна была попадать вода…

Внезапно сверху послышались чьи-то шаги. Данко быстро погасил зажигалку, подошел к краю лестницы. И вздрогнул: сверху, стоя у края люка, на него мрачно смотрел старшина.

–У тебя слишком длинный нос, рядовой Шагаев. И ты стремишься его всюду сунуть. Это нехорошо. Такое плохо заканчивается.

–Виноват, товарищ прапорщик,– напустив на себя глупый вид, попытался оправдаться Данко, поднимаясь вверх по ступенькам.– Я просто подумал: нет ли здесь чего-нибудь съестного…

Старшина недоверчиво смотрел на него. Видимо, он размышлял: видел Данко ящики или нет? В том, что он ничего не видел, Данко и пытался убедить старшину своим видом.

–Отправляйся к машине, -приказал он Данко, который послушно пошел, чувствуя на себе подозрительный взгляд прапорщика.

У машины уже собрались остальные солдаты, в том числе и Малыш. Поблизости, покуривая и переговариваясь, стояли двое кототко стриженных охранников. Наконец появился и старшина. По его команде все погрузились в машину.

Когда они вернулись в роту, старшина как и обещал, отправил усталого и злого, как черт, Малыша в наряд по столовой.

Данко, воспользовавшись тем, что бывший сегодня ответственным по роте старшина пошел проверять, как работает наряд по столовой, зашел в канцелярию. Взял телефонную трубку, набрал номер санчасти. Когда дежурная медсестра ответила, сказал:

Позовите, пожалуйста, медсестру Наташу Туманову.

Спустя минуту в трубке раздался ее голос:

–Медсестра Туманова слушает.

–Привет. Это Данко. Нам надо поговорить…

–Нам не о чем с тобой говорить.

–Это ты так думаншь…

–Да. И мне плевать, что думаешь по этому поводу ты. Отстань от меня!– Она повесила трубку.

Вот так. Ничего больше от нее узнать не получится. Надо будет искать какие-то другие пути, чтобы узнать про Платонова и Салахова. А теперь еще– про Астафьева. Данко подумал о ящиках, обнаруженных им на даче “кэпа”. Там тоже– нечистое дело. Кому сообщить об этом? Ясно, что не офицерам полка. Может быть, в управление войск? Но как? Кому? Да и кто его будет слушать? Высокая проверка из управления не стала ничего выяснять. А может быть, они все там повязаны? Это значит, что обращаться туда– просто подставлять свою голову. Нет, сначала нужно узнать, каким образом оказались ящики со склада на даче командира полка.

Глава 8

Прошла еще одна ночь. Наступил новый день. Близился вечер. Время ротных разводов: в наряды– суточный и по столовой, в караулы– во внутренний и на зону. Полк, в котором служил Данко Шагаев, был конвойный. Внутренние войска. ВВ. “Велосипедные войска”– как дразнили “вэвэшников” солдаты из других родов войск. “Веселые войска”– как называли себя сами конвойники. На самом деле веселого в конвойной службе было не так уж и много.

Полк состоял из двух батальонов, нескольких рот. Первый батальон сопровождал по железной дороге этапы заключенных, второй, в котором служил Данко, охранял зону– исправительную колонию, общий режим. Так же оба батальона посменно несли в полку внутренний караул.

Сегодня Данко Шагаеву предстояло заступить часовым в караул для охраны зоны. В карауле– двадцать два человека. Начальник– “прапор”, два сержанта– помощника и солдаты. Стоять– по четыре часа, в две смены.

За полчаса до развода на службу Данко вызвал к себе в канцелярию старшина.

Постучавшись, войдя и доложившись, он застал мясистого прапорщика в обычной позе– развалившимся за крохотным видавшим виды столом.

Кивком головы старшина указал Данко на стул. Затем, сдвинув на затылок фуражку, толстый прапор достал измятую пачку сигарет из внутреннего кармана. Щелчком выбил одну, сунул ее в зубы, чиркнул спичкой и прикурил. Выпустил в лицо Данко струю вонючего дыма…И, наконец, заговорил:

–Помнишь наш уговор, Шагаев? О том, что ты должен будешь сделать, чтобы не попасть в дисбат? Так вот, сегодня все будет зависеть от себя самого.

Данко внутренне весь напрягся: наконец-то он узнает, что хочет от него старшина.

–Что я буду должен делать?

–Сейчас ты об этом узнаешь. Хочу предупредить тебя сразу, Шагаев? Как только ты об этом узнаешь, для тебя обратной дороги не будет. Только– вперед. Делаешь дело, получаешь две штуки баксов и ждешь преспокойно свой “дембель”. Я обещаю, что уволю тебя с первой партией. Если же ты вдруг струсишь или решишь поиграть в “кошки-мышки”, жить тебе придется недолго. – Голос старшины стал металлическим, сузишиеся глаза не мигая смотрели на Данко в упор– такой точно ни перед чем не остановится.– Если вздумаешь выкинуть что-нибудь, мы свернем шею не только тебе, но и твоей длинноногой подружке из санчасти, ты меня понял?

Старшина имел ввиду Наташу. О ее связи с Данко он, видимо, разузнал. Не знал только, что теперь между ними все кончено. Но это не имело значения. Все равно за нее Данко теперь тоже в ответе. Да, обложили его конкретно. И выхода практически нет. Придется принимать их условия.

Данко выжидательно смотрел на старшину. Решив, что все его запугивания достигли цели, старшина наконец продолжил:

–Сегодня, Шагаев, ты идешь в караул. Я специально поставил тебя на седьмой пост. Как ты сам знаешь, это самый длинный и самый глухой участок периметра. Ты заступаешь во вторую смену– с двадцати двух до двух часов ночи.теперь небольшая прелюдия. На зоне сидит мой брат. Сидит за пустяки. А отец мой тяжело болен. – Говоря все это, похожий на грубое бревно старшина попытался выдавить из своего голоса нотки сердечности. Но его попытка была бесполезна. – Так вот, мой отец сейчас лежит при смерти. И хочет напоследок увидеть старшего сына. Но все мои попытки добиться для брата временного освобождения толку не принесли. Поэтому…– Голос старшины снова стал жестким и скрипящим, как ржавое железо. – Поэтому остается только одно: устроить ему побег.

Данко пристально посмотрел на старшину. Шутит, что ли? Но весь вид этого готового на самопожертвование ради близких гориллоподобного старшины говорил о том, что к шуткам он сейчас расположен меньше всего.

–Если я выпущу заключенного, меня сразу же посадят…– проговорил Данко.

–Ты не понял, – нетерпеливо махнул рукой старшина. – Мой брат сбежит лишь на время: только чтобы повидаться с отцом. А потом– сразу же вернется обратно. С повинной. Чтобы честно отбывать срок. Тебя арестуют только на время– до тех пор, пока не вернется мой брат. А потом тебя снова отпустят и даже скорее всего отстранят от службы в карауле. Видишь. Как крупно тебе повезет, поддонок? С таким везением ты можешь запросто на скачках играть. Ну, что скажешь, а?

–А если вдруг ваш брат вовремя не вернется вообще? Что тогда со мной будет, а?

И без того несветлое лицо старшины совсем потемнело от благородного негодования.

–Да как ты смеешь так говорить, поддонок?! Как ты можешь подозревать моего брата в том, что он не сдержит данное слово? Ты хочешь сказать, что он лгун?!

–Я не хочу оказаться вместо дисбата в тюрьме. Уж лучше тогда– в дисбат. Зачем менять шило на мыло.

–Тебе ничего не придется менять. Все, что тебе нужно будет сделать,– это изобразить, что ты просто заснул на посту, а потом, когда все уляжется, спрятать в надежное место две штуки баксов. А другого выбора у тебя, Шагаев, теперь, когда ты все знаешь, не остается. Надеюсь, ты это хорошо понял, поддонок?

Данко молчал. Еще раз переваривал все услышанное. Он нисколько не верил в историю “брата-отца “, которую ему наплел старшина. Но от этого то, что ему предстояло сделать, не менялось нисколько. Да и выбора теперь, как и сказал ему этот толстый прапорщик, у него практически не было. Они свернут шею не только ему, но еще и Наташе, с которой у него все кончено, но за которую ему теперь придется нести ответственность. Но в самом крайнем случае, даже если тот зэк, которому предстояло бежать, обратно с повинной не вернется, он, Данко, всегда может, в свою очередь, заложить старшину. Рассказать все начистоту. Какому-нибудь военному прокурору. А если тот его слушать не будет, есть еще комитет солдатских матерей. Там-то уж его точно выслушают. Но пока не стоит торопить события. Может быть, все обойдется. Сбежавший вернется, Данко останется на свободе, получит деньги. а там уже тщательно все обдумает и во всем разберется. Сейчас времени думать у него не было. Слишком хитро поступил старшина. Сказал ему обо всем всего за полчаса до караула.

–А когда я получу свои деньги?

–А вот это уже лучше. Это уже ближе к телу. Деньги я тебе отдам сразу, как только вернешься в казарму. Запомни, Шагаев: в полночь через участок твоего поста заключенный совершит побег. Ты его пропустишь, потом скажешь, что просто заснул. И без каких-то там штучек, запомни, Шагаев. А то умирать будешь долго и тяжело. И твоя длинноногая подружка– тоже. А теперь– все, проваливай!– закончил старшина.

Развернувшись через левое плечо, Данко вышел из канцелярии.

Глава 9

В ротной комнате хранения уже получали оружие те, кому сегодня предстояло заступать в караул. Как обычно, быстро и привычно набивали патронами из колодок автоматные магазины и выходили на плац перед казармой– строиться.

Так же быстро и привычно дежурный офицер провел развод караулов и нарядов, и группы солдат устремились к своим местам.

Зона общего режима, куда Данко шел со своим караулом, находилась в паре километров от окруженных высоким бетонным забором казарм полка.

Топая по асфальтированной дороге, солдаты, как и положено по уставу и чтобы скоротать время, тянули песни. Одну за другой, до самого караула.

Вот и зона. Три километра в периметре, окруженная несколькими рядами опутанных колючей проволокой высоких бетонных заборов. По углам этого огромного неправильного четырехугольника– высокие караульные вышки.

Вот и караулка. Железная дверь: за ней– небольшой дворик и само караульное помещение. Во дворике вновь прибывшие смены сразу разделились. Одна пошла принимать “порядок”у старого караула, другая– сменять посты.

Данко и вся вторая смена, приняв караулку, отправились спать. До двадцати часов– когда придет их черед заступать на пост.

Войдя в спальное помещение, солдаты сразу попадали на кровати и захрапели. Данко не спалось. Отдельные, известные “фигуры” мозаики никак не открывали хоть какой-то картины. Салахов, Платонов, Наташа, бар “Амазонка”– одно. Оружейный склад, дача командира полка, связующий их окурок ментоловой сигареты– другое. Наконец, старшина и организованный им побег заключенного– третье. И есть ли между всем этим какая-то связь? Неизвестно. И пока на это ничто вроде бы не указывает. Во всяком случае, в данную минуту для Данко это самое важное. Потому что нужно срочно решать: как быть? Допустим, он сделает все так, как говорит старшина. Выпустит заключенного. Интересно: кто этот заключенный? Как там еще отреагируют на его побег? Вдруг это какой-нибудь важный авторитет? Что вероятней всего. Кого еще будут освобождать с таким риском? Ну ладно, черт с ним– как быть, если Данко после этого сразу закроют? А сам беглец не вернется? Тут было над чем подумать. рассказать все начистоту– это еще не освободит его от ответственности. Хотя, с другой стороны, старшина ведь его шантажировал. А значит, вина в основном падет на него, а не на Данко. Но кто поверит ему? Какому-то рядовому солдату? Скажут: проспал и теперь отмазывается. Да, тут сам черт ногу сломит. А если бегущего зэка не выпустить? Подстрелить, как это и положено? Ну, тогда скорее всего Данко уж точно не сносить головы. И Наташе, хоть она теперь для него никто, тоже. Уж старшина, который, как теперь Данко ясно понял, был связан с преступниками, впустую грозить не будет. Слишком уж все серьезно. Так что выбора у Данко фактически не было. Слишком уж в крутой ситуации он неожиданно для себя оказался. Придется делать, что сказано. Хотя бы для того, чтобы выиграть главное– время. А время для него теперь имело самое большое значение. Но, понапрасну нервничая, тратить его не стоит. Что делать в ближайшее время– Данко решил. Как быть потом– станет видно. А пока– нужно спать. Скоро ему заступать на пост, а потом, судя по всему, ему долго спать не придется. Перевернувшись на другой бок, Данко попытался заснуть– и заснул.