Текст книги "Морана"

– Александра. Для меня большим, и очень неприятным сюрпризом было узнать о состоявшемся в мое отсутствие товарищеском суде, твоем исключении из пионеров и полном бессрочном бойкоте.

Взяв протокол собрания второго пионерского отряда, седовласая женщина чуточку брезгливо потрясла им в воздухе.

– Я знаю тебя как умную и уже достаточно взрослую девочку… Ты ничего не хочешь нам всем сказать? Как-то объяснить свое поведение?

Намек на предложение повиниться, и вернуть все как было, не понял бы только одинокий кактус в горшке на подоконнике.

Солнечно улыбнувшись, Саша подтвердила:

– Хочу. Во-первых, суда не было – было судилище. В нашей стране даже самому закоренелому преступнику дают возможность защищаться и говорить. Меня же вызвали, предъявили ворох каких-то выдуманных обвинений…

Не выдержав, председатель совета дружины возмущенно напомнил:

– Мы давали тебе слово!!!

Бух!

Едва не отбив ладонь о скрипнувшую от удара столешню, директриса спокойно напомнила пионерскому активу:

– У вас была возможность высказаться. И будет. Сейчас я слушаю Морозову!

Слегка шевельнув ладонями в жесте «ну вы сами все видите», блондиночка продолжила:

– Не посоветовавшись со старшими товарищами, воспользовавшись отсутствием Галины Ивановны и тем, что замещавшая ее Зося Брониславовна была очень занята – вожатые устроили судилище, на котором дружно требовали от меня повиниться и принять все их условия.

– Какие еще условия? В протоколе собрания этого нет!

– На которых они соглашались простить и забыть все мои мнимые прегрешения. Когда я отказалась это делать, вожатый Тупиков поставил перед председателем Совета дружины Морошкиным вопрос о моем исключении и последующем бойкоте – за что почти все присутствующие пионеры и проголосовали.

Сжав губы, Липницкая вновь взяла в руки протокол товарищеского суда и сделала вид, что перечитывает, выигрывая тем самым время для размышлений. Ну и заодно немного успокаиваясь.

– Понятно. Александра, а мне ты можешь ответить на вопросы, которые тебе задавали на товарищеском суде? Хочу прояснить для себя некоторые… Моменты.

– Конечно.

Секретарша Зося Брониславовна тут же очень выразительно занесла карандаш над чистой гладью нового листа.

– Почему ты отказывалась от закрепления к одной из младших групп? Быть пионеркой-наставницей у октябрят не только почетно, но и дает очень полезный опыт организаторской работы.

– Я учусь с утра и до шести-восьми часов вечера – то есть ребята и девчата видели бы меня только поздним вечером, или в воскресенье. Это ведь уже не настоящее наставничество, а так, для галочки – очковтирательство в чистом виде.

– Н-да. А напомни-ка нам всем, где и чему ты учишься?

– Великий Ленин завещал нам учиться военному делу настоящим образом, что я и делаю на курсах ОСОАВИАХИМ. Кроме того, посещаю лекции в Медтехникуме, и конечно, обязательно присутствую на всех важных контрольных и диктантах в школе.

Нехорошо покосившись на пионерских вожаков, Липницкая вновь опустила глаза на россыпь серо-желтых листов протокола.

– Хорошо, быть закрепленной ты не могла. А что насчет помощи отстающим в учебе девочкам? Ты ведь у нас отличница, а подтягивать троечниц можно и по вечерам.

– По вечерам у меня самоподготовка, выполнение домашних заданий и гимнастика. Но, к примеру, соседкам по спальне я с «домашками» всегда помогала – когда они сами ко мне подходили.

– Понятно. Так, отказалась рассказывать о поездке в Ковров и знаменитых оружейниках… Почему? Ребятам это было бы не только интересно, но и полезно для общего кругозора.

– Меня еще до поездки предупредили, что болтун – находка для врагов. И уже в самом Коврове это еще раз повторили другие товарищи из того же наркомата. Оружейный завод предприятие режимное, на нем чего не коснись – военная тайна… И работающих там людей это тоже касается.

Покивав, директриса «припомнила»:

– Да-да, что-то такое товарищ из НКВД говорил и мне.

Комсомольский и пионерский актив уже открыто запереглядывался и встревожился.

– Что же, это мы тоже разъяснили. Далее: не носишь пионерский галстук, и… Гм-гм, Александра, ну уж действительно, куда это годится! Как ты могла прожечь в нем дыру? Это же не просто какая-то вещь: это символ, олицетворяющий единство нашей партии, молодого комсомола и юной пионерии!

Все присутствующие с осуждение уставились на советскую школьницу, допустившую чуть ли не святотатство: та же с раздражающим спокойствием пояснила:

– Один ученик ФЗУ договорился с цеховым мастером и устроил мне экскурсию по авторемонтному заводу. Обычно на таких занятиях я снимаю галстук, но так как вожатый Тупиков неоднократно делал мне замечания о моем ненадлежащем виде, я перестала это делать, и во время прохода мимо сварочного поста попала под искры – которые и повредили-прожгли ткань.

Порозовев, командир второго отряда возмущенно подскочил:

– А сразу этого нельзя было сказать?!? Развела тут секретов на пустом месте, а я еще и виноватым оказыва…

Бах!

Едва не прикусив язык от неожиданного хлопка директорской ладони по многострадальному столу, вожатый сел обратно и уже с места выдал еще одну тайну Морозовой:

– И учеников этих я знаю: ты им за деньги портреты рисуешь!!!

Получив локтем по ребрам от председателя Совета дружины, правдоруб резко замолк и нахохлился.

– Александра, это правда?

– Что рисую – правда, Галина Ивановна. Вы же знаете, мне нужна практика. То, что делаю это за деньги, очередная гнусная ложь.

Дернувшемуся Тупикову тихо напомнили о дисциплине, причем в то же самое ребро.

– Мальчики старшего возраста иногда просят нарисовать своих девушек, или групповые портреты с друзьями. Взамен… Ну, например, мне для художественной гимнастики нужны были небольшие булавы, обруч и лента. Потом попросила сделать полочки на стены в нашу спальню – девочкам и мне стало неудобно хранить библиотечные книги и учебники в прикроватных тумбочках. Недавно понадобилось переделать раскроечный стол в кабинете труда…

– Достаточно, я поняла.

Собрав в аккуратную стопочку разлетевшиеся из-за удара по столу листы протокола собрания, Липницкая ожгла взглядом председателя Совета дружины и комсорга, после чего перешла к последнему вопросу, который ее интересовал:

– А что там за история с рукоприкладством. Ты и правда ударила Егора?

Пострадавший резко покраснел и уткнулся взглядом куда-то в пол.

– Да.

– Давай-ка поподробнее, а то тут все невнятно описано. Тупикова я уже выслушала, теперь давай узнаем, как это выглядело с твоей стороны. Я правильно понимаю, что между вами была какая-то ссора?

Вожатый второго отряда покраснел еще больше.

– Нет, ссоры не было, хотя в последний год он уделял мне как-то уж слишком много внимания. Постоянно караулил в фойе, останавливал под глупыми предлогами для невнятных и непонятных разговоров…

– Неправда!

Примерившись хлопнуть в третий раз, администратор детдома внезапно пожалела свою ладонь: все же она у нее была не казенная, и уже едва заметно ныла.

– Егор, еще одно слово без разрешения, и ты выйдешь за дверь. Александра, продолжай.

– Всему этому есть много свидетелей. Что касается того, почему я его ударила: в тот вечер я, как и обычно, занималась гимнастикой в нашем спортзале, закрыв его изнутри. Занятия я провожу легко одетой, в одном нижнем белье. Поэтому когда Тупиков открыл дверь другим ключом и зашел внутрь, я невольно сбилась и совершила неправильный выход из… Того, чем занималась. В результате, у меня пошла носом кровь, которая начала капать на тренировочную одежду: отмахнувшись от начавшего меня лапать вожатого, я переоделась и ушла. А на собрании отряда мне поставили в вину то, что я его избила чуть ли не полусмерти…

– Не лапал я тебя, больно надо!

– Так, встал и вышел.

Багровый пионервожатый излишне резко подскочил и почти выбежал за дверь, провожаемый сложными взглядами тех, кто оставался. Особенно комсорга и его молчаливой помощницы: они уже поняли, что сильно недоглядели за младшими товарищами, и теперь напряженно размышляли, как сильно им за это прилетит.

– Если надо, я могу сходить и принести майку: кровь залила ее от груди до середины живота.

– В медкабинет обращалась?

– Утром в школьный: мне там померили давление и нанесли йодную сеточку. В поликлинике ее повторили и выписали справку о легком растяжении связок и ушибе для инструкторов ОСОАВИАХИМ.

Моргнув и переглянувшись с верной секретаршей, почти без участия сознания покрывающей очередной лист стенографическими значками, Галина Ивановна с легким беспокойством уточнила:

– Каком еще растяжении и ушибе?!?

Молча встав и стянув ветровку, блондиночка осталась в черной безрукавке и тонкой ситцевой кофточке под ней: закатав левый рукав, девушка предъявила детдомовской администрации и прочей интересующейся общественности шикарный синяк, отчасти прикрытый парой витков намотанных на него фиолетовых бусин.

– Это еще что такое?! Это Егор?

– Ну, до того вечера у меня подобного украшения не было.

Теперь уже побагровела сама директриса, которой понадобилось пара минут и полстакана воды, чтобы вернутся в более-менее спокойное состояние и уточнить самый важный на данный момент вопрос:

– Тебе это растяжение не помешает на майских соревнованиях?

– Нет.

У Липницкой зримо отлегло от сердца: республиканское первенство по пулевой стрельбе уже сидело у нее в печенках – в том смысле, что кроме приятных «плюшек» лично для нее и для детдома в целом, оно принесло слишком много внимания старших товарищей из РОНО и горкома. Если бы явная фаворитка и одна из кандидаток на призовые места внезапно вылетела из числа участниц, ей бы… Гм, многое высказали. А там недалеко и до организационных выводов!

– А это что за мракобесие?

Комсорг Юдин все еще надеялся хоть как-то поправить положение, поэтому не обвинял, а скорее спокойно-насмешливо интересовался, почему советская школьница носит на руке явные церковные четки. Однако блондиночка, скатывая рукав кофточки обратно, отчего-то посмотрела на парня как на дурачка. Очень выразительно и так, чтобы все это заметили:

– Это бусы.

– Это четки! Бусы длинней, и их на шее носят… Если ты не знала.

– На сколько мне подаренных бусин хватило, на столько и получилось. Как только подарят еще, обязательно удлиню связку и буду ее носить напоказ.

– И кто же тебе такие подарки?..

Легким шлепком ладони (но уже другой) прервав дискуссию, седая женщина… Хм, странно, но черных волос в ее прическе стало заметно больше. Так вот: тихо хлопнув ладонью по терпеливому протоколу, хозяйка кабинета сгребла его и потрясла в воздухе листами, глядя конкретно на главного пионерского вожака всея детдома номер четыре Морошкина:

– Этому всему место в сортире. Проведёте новое собрание, извинитесь и исправите то, что натворили!

– Кхм. Галина Ивановна, можно мне сказать?

Прервав набирающий силу монолог, Липницкая выдохнула и коротко кивнула своей (что уж скрывать) любимице:

– Да, Александра?

– Я отказываюсь восстанавливаться в рядах пионерии. И глядя на комсомольцев нашего детдома, сильно сомневаюсь, что когда-нибудь вступлю в… ВЛКСМ.

Почему-то название всесоюзного объединения коммунистической молодежи прозвучало очень похожим на слово «дерьмо». Прикрыв глаза, женщина вздохнула-выдохнула еще раз и уже спокойно распорядилась:

– Так. Морозова, с тобой мы еще поговорим, а пока – я тебя больше не задерживаю.

Натянув ветровку и направляясь к вешалке со своим пальто и сумкой, блондиночка обратилась к секретарше:

– Зося Брониславовна, когда я могу получить копию протокола сегодняшнего собрания?

Поглядев на начальство, изобразившее из себя советский аналог египетского Сфинкса, стенографистка пару раз моргнула и с легким удивлением обозначила срок:

– Завтра после обеда.

Дождавшись, пока дверь в кабинет мягко закроется, его хозяйка помолчала, затем поинтересовалась совсем не тем, к чему готовился пионерский и комсомольский актив.

– Морошкин, а скажи-ка ты мне: а у Морозовой есть копия протокола вашего товарищеского судилища?

Переглянувшись с вожатым первого отряда и молчаливой помощницей комсорга, председатель Совета дружины утвердительно кивнул. Налив себе еще воды, и неспешно промочив начавшее саднить горло, директриса вновь о чем-то задумалась:

– Хм, и справка о травме.

Вновь хмыкнув, она насмешливым тоном поинтересовалась у комсорга:

– Юдин, тебе подсказать, для чего обычно люди собирают такие документы?

Дождавшись проблеска понимания у семнадцатилетнего парня, а затем и какой-то невнятной надежды, она с почти садистским наслаждением отрицательно качнула головой:

– Нет, я именно что выдам ей заверенную печатью копию нашего сегодняшнего разбирательства. Вы тут в мое отсутствие насрали, а я должна за вами разгребать и убирать? Раз вы с Морошкиным такие взрослые, что уже не нуждаетесь в советах старших товарищей, то сами все и улаживайте в районном комитете комсомола. Свободны!!!

Глава 7

Напитавшись ароматами луговых трав и озимых хлебов на просторах белорусский полей, теплый ветер первой майской декады прошелся над залитым солнцем Минском и свернул на одну из его окраин. Привлекаемый звуками глухих и звонких хлопков, один из потомков воспеваемого еще древними эллинами южного Зефира скользнул-пролетел над Степянкой, порыскал и наконец-то нашел то, что люди называли открытым стрельбищем: в этот день оно собрало на своих трибунах немало зрителей, весьма порадовавшихся пронырливым струйкам воздуха, принесшим с собой легкую прохладу и свежесть. Однако ветер не только свободен, но еще и непоседлив: пройдясь вдоль одинаковых лавок с зеваками, и смахнув легкую шляпу с сидевшего чуть наособицу важного щекастого мужчины, он чуть пошалил, задирая юбки и бросая пыль в глаза. Напоследок невесомо поцеловав-обласкав нежные щечки двух юных красавиц, и растрепав у одной из них старательно уложенные во «взрослую» прическу иссиня-черные волосы, бесплотный шалун полетел дальше – ибо зачем ему земля, когда есть бескрайнее синее небо?

– Участникам полуфинала юниоров приготовиться! Займите свои позиции!

Отпив из стеклянной бутылки газировки «Крем-Сода», которую по слухам, любил употреблять сам товарищ Сталин (и что делало присутствие этого напитка обязательным на любом официальном мероприятии), юная спортсменка тряхнула головой, отчего ее толстая коса на несколько мгновений ожила и стала похожей на недовольную змею – и неторопливо направилась к стартовым стрелковым номерам. А конкретнее к тому, где на маленьком квадратном столике лежал ее спортивный пистолет, на который с самого начала сначала мельком поглядывали, а ближе к финалу уже откровенно косились все остальные юные и взрослые участники Первенства БССР по пулевой стрельбе. Поскучала немного, пока горластый помощник старшего судьи полуфинала с помощью жестяного рупора заново (а вдруг кто запамятовал?) зачитывал с планшета фамилии и спортивные титулы участниц – начисто игнорируя внимание зрителей с трибун, уже давно выделивших из общей массы юниорок стройную девицу в немного необычном и даже чуть мешковатом, но все равно очень подходящем ей костюмчике-«морозовке» из темного шевиота. В сочетании с красивым лицом и снежно-белой косищей почти до пояса, смотрелась девочка – прямо как с передовицы «Красного спорта»! Впрочем, почему же «как»: на стрельбище присутствовали и репортеры с фотоаппаратами, а некоторые юные спортсмены и спортсменки были просто на удивление фотогеничны…

– Заряжай!

Подхватив со столика длинноствольный пистолет с анатомической рукоятью, Александра выщелкнула магазин, и начала его снаряжать, беря патроны из вскрытой бумажной пачки. На пятом остановилась, вытерла пальцы о платок и положила металлический дырчатый прямоугольник рядом с пистолетом. Мимо прошелся один из судей, проверяя готовность, и почти сразу прозвучала следующая команда:

– Приготовиться!

Тонкие девичьи пальчики зарядили угловатое оружие, плавно передернули затвор и плотно «влипли» в рукоять, уперев пистолет краем затвора в исчерченное свежими царапинами дерево столика-стойки.

– Внимание… Огонь!

Т-та-ах!!!

После команды и дублирующего взмаха ярким флажком, все восемь полуфиналисток размеренно и почти слитно отстрелялись, и вразнобой опустили оружие: кто-то сразу положил его на столик, а кто-то придержал в руке, размеренно поводив влево-вправо, и лишь после этого разжал пальцы на рукояти верного «Тульского Токарева».

– Заряжай!

И вновь замелькали девичьи пальчики, вщелкивая в магазины новые патроны.

– Приготовиться… Внимание! Огонь!!!

После пятого такого «салюта» от участниц потребовали разрядить пистолеты и предъявить к осмотру, затем судьям доставили заранее подписанные фамилиями участниц мишени. Коллективно освидетельствовав издырявленные листы тонкого картона, и немного поспорив в нескольких сомнительных случаях, короткий список передали горластому помощнику с рупором, принявшемуся оглашать фамилии четырех финалисток. Одна из вылетевших юниорок не сдержала слез, другой прямо на поле что-то выговаривал недовольный тренер, еще двое просто ушли, старательно не показывая охватившего их огорчения.

– О-ой, Сашка, я та-ак переживала!!! Пить хочешь?

Отказавшись от бдительно охраняемой испаночкой бутылки газировки, Александра уселась на «чемпионскую» лавочку и поглядела на ближайшую трибуну, где за нее усиленно болели директриса Липницкая и воспитательница пока еще Белевская. Личные дела у Татьяны Васильевны шли так хорошо, что она уже понемногу начинала тренировать новую роспись, начальные буквы которой полностью совпадали с фамилией ее будущего мужа – но это, конечно, была большая тайна… Которую знали почти все взрослые девочки детского дома номер четыре. А нечего гулять под ручку с солидным усачом по центру Минска!

– Участникам финала среди юниоров приготовиться! Займите свои позиции!

Дав юным спортсменкам отдохнуть целых полчаса, за которые определились финалисты среди юниоров-юношей, судейская бригада вызвала их на стрелковые номера. Со стороны этого видно не было, но три из четырех претенденток на золотую медаль напружинились, словно готовясь броситься в жаркую схватку: и только памятные наставления тренеров заставили уже почти сформировавшихся девушек понемногу успокоить-выровнять дыхание и вести себя в стиле «вижу цель, не вижу препятствий». Однако мелкие и порой суетливые движения все же нет-нет да и прорывались, и лишь номер семь демонстрировала ленивое спокойствие – словно большая хищная кошка, которая терпеливо ждет подходящего момента для своей атаки.

– Заряжай… Приготовиться… Внимание!? Огонь!!!

Т-та-ах!!!

Даже во время последней серии между двумя претендентками на «бронзу» шла напряженная борьба – закончившаяся тем, что после небольшого спора старшая судья объявила перестрелку. То есть, дополнительную серию персонально для двух соперниц за третье место: стоило только громко хлопнуть почти одновременной пистолетной «двойке», как определившаяся бронзовая медалистка в порыве чувств победно завизжала, выплескивая с криком распиравшее ее напряжение и эмоции.

– Да-а!!!

На трибунах тут же подхватили почин, засвистев-заревев множеством голосов. Недолго конечно, но свой сладкий миг славы и признания счастливица получила, утешающе обняв поникшую недавнюю соперницу за почетное третье место. Через час, когда все победители Первенства БССР по пулевой стрельбе из «Малокалиберной винтовки» и «Крупнокалиберного пистолета центрального боя» уже посетили большой белый пьедестал, и под рукоплескания зрителей получили свои законные медали, (а так же грамоты, значки и кубки), к небольшой группе спортсменок-юниорок подошел коренастый мужчина с чуточку округлым лицом. Уже по его недешевому пиджачному костюму явно-индивидуального пошива и небольшой свите, в которой слегка наособицу стояла пара «прикрепленных» охранников, было понятно, что товарищ очень непростой – но окончательную ясность внес старший судья, почтительно поименовавший незнакомца товарищем Пономаренко, и представивший первому секретарю Белорусской коммунистической партии юную спортсменку Сашу Морозову.

– Ловко стреляешь!

– Благодарю.

С интересом оглядев спокойную беловолосую девицу-красавицу, и ненадолго зависнув на ее ярких фиалковых глазах, первый секретарь по-доброму улыбнулся:

– Я за тебя сразу начал болеть, и не прогадал: теперь-то в Москве увидят, какие у нас тут красивые чемпионки водятся!

Ответно улыбнувшись, блондиночка все так же спокойно подтвердила:

– Не только увидят, Пантелеймон Кондратьевич, но еще и надолго запомнят.

Захохотав, влиятельный «болт» партийной машины внезапно обнял победительницу и от души чмокнул ее в щеку, пахнущую сгоревшим порохом с ноткой горячего металла, и еще чем-то таким, сугубо девичьим и нежно-цветочным:

– Вот такой настрой мне нравится!!!

Поставив стройную, но легкую девицу на землю, Пономаренко хитро прищурился:

– А ты только из своего пистолета такая меткая, или из обычного нагана тоже можешь изобразить?

Увидев подтверждающий кивок, партийный функционер тут же распорядился добыть стреляющий инвентарь и поставить несколько спичечных коробков на дистанцию в двадцать пять метров. Приняв револьвер, с большим душевным скрипом «пожертвованный» одним из охранников, Саша отщелкнула дверцу на барабане и вытряхнула на ладонь один латунный цилиндрик. Под десятком внимательных взоров отошла в сторонку, пару раз слабо щелкнула курком, проверяя усилие спуска, и негромко пояснила:

– Первые три пристрелочные.

Плавно подняв руку, почти без паузы выжала спусковой крючок, затем повторила два раза, вогнав три свинцовых подарка в небольшую кочку перед бетонной плитой пулеуловителя. Звучно хмыкнула, и чуть ли не навскидку высадила остаток барабана – каждым выстрелом сшибая стоящие на ребре спичечные коробки.

– Спуск под себя подтачивали?

Принимая от девицы свое штатное оружие и сэкономленный патрон, «прикрепленный» едва заметно кивнул и отступил в сторону:

– Порадовала!.. Поди, и «Ворошиловского стрелка» имеешь?

– «Юного ворошиловского стрелка» первого класса, Пантелеймон Кондратич. Вторую степень взрослого только с пятнадцати лет выдают – но да, нормативы на него уже выполняю.

Закряхтев от удовольствия, «хозяин» БССР орлом глянул на свое окружение: видели, какие боевитые девчонки у него тут растут?!..

– Ничего, таким красавицам можно и пораньше сдавать… Может, какие просьбы есть, или для подготовки к Первенству в Москве что-то надо? Вроде бы, у спортсменов кроме режима и питание какое-то особенное?.. Ты, Сашенька, не стесняйся, здесь все свои.

– Спасибо, Пантелеймон Кондратьевич, мне инструктора в ОСОАВИАХИМЕ помогают. Разве что…

Подшагнув ближе, юная красавица с полминуты что-то излагала на ухо благожелательно настроенному к ней первому секретарю республики – который, сначала едва заметно удивившись, в итоге согласно кивнул:

– Это можно. Будет тебе, хе-хе, дополнительным призом лично от меня.

Свита едва заметно переглянулась: одни сразу же подумали тем, что ниже пояса – и на эту же тему. А вот другие, которые мыслили верхней головой, неподдельно заинтересовались с виду простеньким вопросом: что же такого могла попросить у главного коммуниста Белоруссии бойкая красивая девица?

– Ну а как вообще живешь и учишься, Сашенька? Ты же из детдома? Как у тебя житье-бытье?..

– Да, Пантелеймон Кондратьевич. Как живу… Хм, вы знаете, я много конечно не знаю, но вот, к примеру – кормить нас в столовой стали заметно разнообразнее и вкуснее. Мяса стало больше, учебники и школьные принадлежности новые, обувь хорошая, ну и вообще… Даже на улицах как-то посветлей и праздничней стало в последние полтора-два года. Вам бы лучше с моей директрисой Галиной Ивановной об этом поговорить, она вас очень уважает, да и о детдоме знает куда больше моего.

– Да?

Довольно покивав, партийный и государственный деятель мазнул взглядом по двум женским фигурам и одной юной брюнетке, почтительно ожидающим в отдалении – и вновь едва заметно кивнул:

– Как-нибудь выкрою время, заеду к вам. Ну ладно, дела зовут: давай что ли прощаться, Сашенька! Порадовала ты меня сегодня…

От новых объятий и поцелуя в щеку уклониться не удалось, но Александра мужественно это перетерпела – раз уж специально притягивала к себе внимание этого на диво энергичного и вполне приятного в общении поклонника. Едва Пономаренко и его свита отдалились, как на замученную общением беляночку тут же налетела коршуном взволнованная директриса:

– Ну как?! О чем спрашивал? Что говорил?!?

Вздохнув и улыбнувшись, воспитанница резанула ей прямо в лицо всю правду-матку:

– Очень вас хвалил, и сказал, что при случае обязательно заедет в гости!

* * *

С победным завершением «Зимней войны» войны пошел на спад и гневный тон советской прессы: черные столбцы с перечислением погибших и покалеченных сменили более приятные списки награжденных орденами-медалями и заслуженными повышениями в чинах и званиях – и надо сказать, народу читать их нравилось гораздо больше. Потому как они вызывали у каждого читателя радость и гордость за защитников советского Отечества! На таком фоне граждане СССР довольно равнодушно встретили новости о том, что Германия стремительно захватила Данию и Норвегию: ну захватила и захватила, чего там. Если уж на то пошло, стрелять в Европе начали еще в сентябре прошлого года – когда Англия и Франция официально объявили войну Третьему рейху, за его наглое вторжение в Польшу. Правда, все боевые действия свелись к угрожающим заявлениям и демонстративным маневрам французских дивизий и английских военных кораблей, отчего к началу сорокового года ее уже в открытую именовали «странной войной». Предпочитая не вспоминать твердые гарантии союза и поддержки, которые англичане и французы давали «Гиене Европы» – и усердно плеваться ядом в сторону Москвы, заключившей пакт о ненападении с нацистской Германией. Какое низменное коварство! Правда, сами они сделали то же самое гораздо раньше Советской России, но «это другое» и вспоминать о подобном вслух было уже как-то даже и неприлично.

После начала советско-финской войны два титана европейской Гранд-политики, не смущаясь как бы уже идущей войной с нацистской Германией, начали заявлять о своем желании послать экспедиционный корпус тысяч этак в пятьдесят штыков, на помощь гибнущей финской демократии. Ну и о том, что неплохо было бы разбомбить все бакинские нефтепромыслы, чтобы танки РККА намертво встали без горючего. Но пока премьер-министр Чемберлен и президент Альбер-Франсуа Лебрен договорились создать соответствующую комиссию по выработке военных планов, Финская республика, чьи безвозвратные потери начали расти как снежный ком, предательски капитулировала.

Увы, но сдача на милость победителя не сопровождалась хоть какими-нибудь предварительными условиями, и была столь стремительной, что маршал Финляндии Карл Маннергейм едва успел застрелиться – ведь его выдача для справедливого суда была одним из поводов «Зимней войны». А вот если бы он промедлил, то имел бы все шансы свести близкое знакомство с виселицей как военный преступник, так что выбирая между быстрой смертью, и позорной… Покуда Лондон и Париж заваливали друг друга дипломатическими депешами и решали, что делать дальше, советские войска хлынули бурной волной, беря под контроль территорию маленькой, и уже совсем не гордой северной страны. Когда НКИД в лице товарища Молотова выкатил проигравшей стороне солидный список требований, в которые входила передача спорных территорий (с новыми «небольшими» дополнениями») и неприлично большая контрибуция – в Лиге Наций[13]13
  Ли́га На́ций – международная организация, основанная после ПМВ в 1919–1920 годах, прообраз ООН. Цели Лиги Наций включали в себя: разоружение, предотвращение военных действий, обеспечение коллективной безопасности, урегулирование споров между странами путём дипломатических переговоров, а также улучшение качества жизни на планете. Прекратила своё существование в 1946 году


[Закрыть] по сему поводу случилась полноценная истерика, сменившаяся затем на что-то вроде ступора от такой неслыханной наглости. Но так как СССР из этой организации исключили еще в декабре прошлого года, то все ограничилось бурным словесным поносом с высоких трибун, и грозными обещаниями всенепременно наказать агрессора. Уж слишком быстро менялась политическая повестка в Европе: пока газеты обливали гневным презрением красного тирана Сталина и его кровавых палачей в форме РККА, законно избранный рейхсканцлер Третьего рейха Адольф Гитлер решил, что «странная война» подзатянулась и начал бомбардировки Британии – причем сразу всеми силами Люфтваффе и в режиме «нон-стоп». Орлы германского рейхсмаршала Геринга, вдохновленные примером сталинских соколов, трудились просто на износ! И их рвение тут же почувствовали на себе жители Лондона, Бирмингема, Ковентри, Манчестера и прочих крупных городов Туманного Альбиона – так стоит ли удивляться, что бомбардировочная «карусель» из почти двух тысяч «Юнкерсов» и «Хейнкелей» буквально задавила тему медленного и вдумчивого «раздевания» бедных финнов злобными большевиками?

Тем более что обдирание Финской Республики поначалу началось с вполне ожидаемой и даже законной тотальной реквизиции любого стреляющего железа: полиции оставили тысячу изношенных ружей и три тысячи наиболее старых револьверов и пистолетов, а все остальное грузилось в вагоны и вывозилось в Советскую Россию. Винтовки, мины и гранаты, пулеметы и артиллерия – включая установки береговой обороны. Любые боеприпасы, холодное оружие и охотничьи дробовики, самолеты и танки со старыми броневиками, даже совсем уж прадедовские фузеи и дульнозарядные пушки времен Полтавской битвы – гребли все, везде и у всех. Потом в зачет контрибуции начали демонтировать и вывозить автотранспорт и предприятия невеликой, но все же бывшей в наличии финской промышленности: зря заводчики и фабриканты Суоми радовались, что ни одна авиабомба так и не упала на их собственность! Красные оккупанты просто считали их станки своими, и еще до окончания войны начали возводить под них на Дальнем Востоке и в Сибири новые цеха. Понемногу пустел покидаемый финнами Выборг, а в освобождающиеся квартиры и дома сразу пять наркоматов уже расписывали и заселяли новых хозяев. Рудник никеля в Петсамо, весь военный и три четверти гражданского флота, содержимое военных складов, пять четвертых всего паровозного и вагонного парка… Забирали даже шпалы и искореженные после бомбежек рельсы – последние резали кусками, грузили на корабли и морем отправляли в Ленинград. Пока инженерные части и военные моряки «раздевали» до состояния голых причалов финские порты на Балтике, немецкая фронтовая авиация почти полностью разнесла Роттердам, Гаагу и Амстердам – не ослабляя бомбардировок промышленных центров Великобритании. А к тому моменту, когда правительство Нидерландов капитулировало, советские железнодорожники успешно демонтировали порядком разрушенную железную дорогу между Финляндией и Швецией, и перешли на «оптимизацию» внутренних линий до одной колеи…

Попытки финнов хоть как-то предотвратить столь наглое разграбление Республики встречали в Лиге Наций неподдельное сочувствие и слова поддержки, но… Это проклятое но! Из-за нарастающего темпа событий «тяжеловесы» Европы были нешуточно озабочены своими проблемами: к тому же, захват Дании открыл интересные возможности, и англосаксы их не упустили, оккупировав все заморские колонии датчан – разумеется, под лозунгом защиты оных от злобного Третьего рейха. Французы усиленно готовились оборонять «линию Мажино» и активно наступать в других местах, но стремительный бросок танковых дивизий генерал-полковника Гудериана и танкового корпуса его коллеги Гота в обход всех укреплений застал их со спущенными штанами, спутав все подготовленные планы сражений. И пока сумрачные тевтоны и галльские петушки бодались в пограничных сражениях, саперы РККА методично подрывали бастионы и форты береговой обороны Финляндии. Вообще, начиная с апреля 1940 года интересные, возмутительные, тревожные и просто занимательные новости сыпались с такой частотой, что почти все газеты мира заметно увеличили тиражи – а некоторые европейские репортеры просто разрывались, не зная, куда бы отправится за «горячим» материалом». Поедешь во Францию, пропустишь заключение большого торгового договора между Советами и Японской империей. Полетишь на Тихий океан к узкоглазым, не попадешь на большую пресс-конференцию Бенито Муссолини, где тот объявляет войну заносчивым галльским петушкам. А те счастливчики, которых допустили до итальянского вождя, автоматически пропускали открытый судебный процесс, который устроили в СССР над финскими военными преступниками!