Текст книги "На границе тучи ходят хмуро..."

Глава 8

«Да. Не балуют офицеров в Российской империи, не балуют. Годовое жалованье – девятьсот тридцать рублей. А ведь умудряются как-то жить, да еще и в картишки поигрывать, за дамами ухлестывать».

Получая свое месячное жалованье – семьдесят восемь рублей и еще сколько-то медной мелочи, – Александр каждый раз все больше и больше огорчался. Все его попытки поднакопить деньжат разбивались о суровую прозу жизни в виде обязательных трат: взносы в кассу взаимопомощи и на офицерское собрание, плата домохозяйке за постой и очень вкусную кормежку, – и на руках оставалось не больше двадцати пяти рублей. А еще нежданно-негаданно добавились расходы на переделку формы, к середине зимы ставшей вдруг неожиданно тесной (в первую очередь благодаря ежедневным тренировкам с унтером и без него). А так же регулярные покупки патронов к «смит-вессону» – на самодельном тире он сжигал их сотнями за раз. Так что к очередной выплате у него частенько оставалось не больше пятидесяти копеек – этакий «неприкосновенный запас». Тягостные раздумья очень кстати прервал вестовой:

– Ваше благородие, там, в канцелярии, господин важный, вас требует, говорит – срочно!

– Передай, вскорости буду. Ступай.

Важным господином оказался обычный курьер-письмоводитель из Таможенного департамента, прибывший передать толстую пачку ориентировок и грозных инструкций на все случаи жизни. А для большей важности и значимости (как же, такой высокий чин пожаловали) одетый не в полагающийся ему мундир коллежского регистратора, а в довольно дорогую для его официального жалованья меховую шубу. Вообще, с вопросами командования и подчинения в погранвойсках империи было сложно. С одной стороны, застава в частности и бригада вообще управлялись приказами из штаба, как и все нормальные воинские части. С другой – все пограничники обязаны были неукоснительно соблюдать требования и приказы Таможенного департамента, и любой чиновник министерства финансов считал своим долгом хоть чуть-чуть, но покомандовать. Конечно, в основном это относилось к тем, кто нес службу на железной дороге, то есть на пропускных пунктах и приграничных станциях, но и обычные заставы чинуши не обходили своим вниманием.

– С кем имею честь?

– Коллежский регистратор Афанасьев. Прошу принять пакет и расписаться в получении. Всего хорошего.

«Надо же, обычный почтальон, а по спесивому гонору на министра тянет! Ну и чем порадует таможня? Новый уточненный список контрабандных товаров, ориентировки на преступников? Ага, быть готовыми, усилить бдительность и не поддаваться на провокации. Как-то знакомо звучит? Еще добавить приказ «ни шагу назад!» – и будет совсем хорошо».

Повод, чтобы проверить свою готовность, вскоре подвернулся, и не слабый. Ближе к Новому году установилась безветренная и не очень холодная погода, и корнет решил оглядеться на дистанции, пользуясь пока еще расчищенной и утоптанной тропой. Он и объездчик из патруля все же изрядно продрогли и уже были на полпути к заставе, когда впереди вспыхнула перестрелка. Александр растерялся, а вот служивый не сплоховал: моментально клацнул затвором, досылая патрон, и изготовился к бою.

– Вашбродь, я вперед?

– Давай потихоньку.

Кивнув ему, князь наконец расстегнул непослушный ремешок на кобуре и достал «смит-вессон». Оставив лошадей, офицер и солдат тихонько выползли на пригорок, аккурат сбоку от раскрытого секрета, и им открылась картина неравного боя: дозорных обнаружили и теперь старались задавить частой стрельбой. Похоже, нападающей стороне частично это удалось – в ответ размеренно бухала только одна берданка.

– Побьют ребят! Как есть побьют. И наших предупредить надо. И-ех! Вашбродь, а?

«Боится меня под пули подставить», – мелькнула мысль, а губы сами произнесли:

– Ты к ним, я здесь, подмогу жду. Выполнять!

– Есть!

Солдат, пригнувшись, короткими перебежками добрался до открытого места, быстро огляделся и продолжил движение по-пластунски, глубоко зарываясь в рыхлый снег. Вскоре на вражескую пальбу стали отвечать в два ствола, а комвзвода-два начала мучить совесть: «Они воюют в полный рост, а я за деревом отсиживаюсь. И помочь толком не могу – куда я со своим револьвером против винтовок».

Раздавшийся совсем рядом треск сломанной ветки прозвучал пушечным выстрелом.

«Твою мать! Обошли. Делать-то что? Найдут – прибьют. Сразу. Как того поручика, прикладами. Потом и дозор кончат. У-уу! Ну, ссуки! Хоть одного, да захвачу с собой на тот свет!»

Тело мгновенно захолодело, и стало сложно дышать – казалось, вздохни он погромче, и тут же последует выстрел.

– Пся крев!!! Долго еще?

– Молчи и топай, да по сторонам гляди.

Чужие голоса звучали совсем рядом, и выбора не осталось совсем. Сделав быстрый шаг влево от дерева, за которым стоял, корнет плавно спустил курок.

Гдах!

Продирающегося сквозь колючки человека откинуло обратно в кусты, а трое позади него как подрубленные упали в снег, хватаясь за оружие. Дальше Александр стрелял, как ковбой из американского вестерна – двумя руками держа револьвер и одновременно взводя курок: гдах-гдах, гдах-гдах, гдах-клац!..

Рывком дернувшись за такой надежный и родной ствол сосны, он буквально в последний момент успел укрыться, а по дереву застучали, сбивая кору, пули. Быстрая перезарядка дрожащими от адреналина руками, ругань во весь голос на отсутствие самовзвода у «смит-вессона», и глубокие вздохи, прогоняющие непонятное удушье – воздух приходилось буквально проталкивать в легкие.

«А стреляют только два ствола. Неужто еще одного зацепил?»

Махнув револьвером с одной стороны, пальнул неприцельно, дождался выстрелов и резко выглянул с другой, на уровне колен.

Гдах!

– Ааааааааааа-ыыыыыыы!..

В ответ раздался рев раненого зверя и истеричные крики последнего невредимого врага, сопровождавшиеся странной сдвоенной стрельбой из…

«Да у него там охотничье ружье, двустволка. Наверняка! И лязг – это он его перезаряжает, последний раз дуплетом саданул. Рискнуть?»

На этот раз в сторону от дерева полетела меховая шапка с гербом, тотчас заимевшая многочисленные дырки от картечи, и почти одновременно с выстрелом прилетела ответная пуля: гдах!

В ответ только стон из одного места и скулеж из другого. Готовы? Осторожно выглянув, корнет решил не рисковать и всадил по дополнительной пуле в каждого. Зарядив оставшиеся два патрона, настороженно прошелся от тела к телу, забирая оружие и стараясь не слишком внимательно смотреть на дело рук своих. Нарастающая дрожь и слабость заставили плюнуть на все и сесть прямо на снег, привалившись спиной к дереву.

«Я все-таки их сделал».

Наверное, он на какое-то время отрубился, потому что прибежавшие солдаты подошли к нему вплотную и почтительно тормошили:

– Вашбродь, что с вами? Вашбродь, слышите, а?! Вашбродь?

– Н-норма… Нормально все, устал просто. Докладывайте.

Приободрившийся ефрейтор начал рапортовать:

– Дозор их увидел, когда они сажен на двести подошли. Хотели еще поближе подпустить, да сами оплошали – заметили их, палить начали, дозор в ответ. Мы как подошли, так одного прямо там и завалили. Остальные его бросили и сбежали. Товар даже бросили. Немного. У нас рядовой Онопко ранен тяжело, у грудь прилетело, да. Его уже на заставу наладили, може довезут. А вы тут, вашбродь, славно повоевали, да.

– А у этого что, не ранение, что ли? Что с ним?

Позади ефрейтора один боец периодически стирал кровь с лица и сплевывал на землю, тряся головой, как норовистый рысак.

– Никак нет, упал неудачно, выворотень под снегом лежал.

– Понятно. Его тоже в лазарет, пусть наш коновал посмотрит, остальным – вытаскивайте на тропу этих… мертвых, и товар, что они там оставили, тоже.

– Слушаюсь, разрешите исполнять?

Пока офицер ковылял до своей лошади, солдаты споро перетащили всех убитых, разложив неровным рядком. Загадочный товар оказался большим тюком с плотно упакованными плитками табака и пятью округлыми флягами, литров примерно по двадцать каждая, со спиртом внутри.

«Стоило из-за этого такую пальбу затевать? Солдаты как оживились, на меня да на спиртягу поглядывают, мнутся. Да не жалко, для хороших-то людей и после боя сам бог велел. Даже наоборот, пускай одну канистру припрячут, до лета далеко, а греться в дозорах требуется. Надо бы оружие посмотреть, вдруг что понравится. Эх, прилечь бы!»

– Ефрейтор!

– Слушаю!

– Значит, так. Контрабандисты бросили четыре фляги, понял? Сдашь их старшему унтеру. Одну из четырех фляг продырявила шальная пуля, погреетесь сейчас. Только в меру. Тючок с табаком тоже не целый был, и тоже в меру. На будущее: что ценного найдете, вначале мне показать, всего и всех касается. Запомнил все? И чтобы все остальные так же запомнили, и никак иначе. Все трофейное оружие мне на осмотр. Выполнять.

– Так точно!

Уже на заставе, отогревшись горячим (почти кипяток) чаем, он добрался до вываленных небрежной кучей на пол трофейных стволов, так сказать, последняя память о безвременно погибших контрабандистах. Винтовка. Ага, вот и название выбито. «Манлихер». И в неплохом состоянии. Еще одна, но уже убитая напрочь. Охотничье ружьишко, то самое, и кавалерийский карабин без единого клейма. Значит, «контрабасы» пришли из Австро-Венгрии. Больше заинтересовали две кобуры, обмотанные поясами. В первой обнаружился брат-близнец личного оружия корнета – «смит-вессон», только практически новый и произведен в Бельгии, ежели верить надписи.

«Неплохо, и очень вовремя, а то у моего ствол уже на ладан дышит».

Вторая кобура порадовала еще больше: в ней обнаружилась новинка от австрийского военпрома – револьвер «раст-гассер»[4]4
  В действительности револьвер начал серийно производиться только в 1898 г., но автор счел уместным немного передвинуть сроки и изменить конструкцию оружия – в частности, у исходного револьвера рамка была цельная.


[Закрыть], восьмизарядный, с самовзводом, полегче привычного четырехлинейного старичка.

«Так. Оба револьвера оставляю себе, решено. С новым «вессоном» буду при начальстве ходить, а в обычные дни лучше поддержу иностранного производителя. Вот интересно, патроны к нему достать можно? Да уж. Пригодилась наука унтера, пригодилась».

Глава 9

Примчавшегося на следующий день, прямо с утра, чинушу очень возмутила захваченная контрабанда, вернее, то, что часть товара оказалась порченой.

– Господин офицер, мне кажется, вы просто покрываете своих подчиненных!

– Господин кабинетский регистратор, мне послышалось или вы только что назвали меня лжецом?

Говоря это, корнет спокойно поправил кобуру на поясе и по-доброму улыбнулся побледневшему собеседнику.

– Вы… не так меня поняли, господин офицер. Я просто позволил себе предположить, что нижние чины могли ненароком испортить часть контрабандного товара.

– Господа, господа, давайте не будем горячиться!

Присутствовавший при разговоре штаб-ротмистр Блинский незамедлительно пришел на выручку застеснявшемуся вдруг чиновнику, попутно одобрительно улыбаясь Александру.

– Князь, я уверен, что господин Коростин не имел в виду ничего такого, просто произошло небольшое недоразумение, вот и все! Не так ли, господин Коростин?!

Представитель Таможенного департамента, услышав, что молодой офицер еще и аристократ, совсем скис.

– Да-да, конечно. Прошу прощения, меня ждут дела.

Проследив за тем, как «дорогой гость» покинул расположение отряда, штаб-ротмистр и корнет вернулись в офицерскую комнату, где и продолжили прерванный приездом чиновника разговор.

– На чем нас прервали? Ах да, вы как раз остановились на том, что услышали треск ветки.

– Верно. Собственно, дальше и рассказывать нечего: подпустил поближе, прикрываясь деревом, и пристрелил. Вот и все, господин ротмистр.

– Скромничаете, князь? Вот так просто взяли и пристрелили? А мне рассказывали, что в дереве дюжина пуль засела, щепок много и шапка ваша в клочья. Да-с. Скромность – это… безусловно, хорошо, но представление на награду я все же напишу, а там уж как в штабе определят, да-с!

Причины такой повышенной заботливости стали ясны через два месяца, когда их обоих вызвали в штаб бригады. Корнета наградили Анной четвертой степени, «клюквой» на профессиональном сленге военных, а штаб-ротмистр получил орден СС, то есть Станислава Святого третьей степени, и сердечные поздравления от генерал-майора Франтца: мол, побольше бы таких поводов видеться. По дороге обратно Блинский пытливо поглядывал на подчиненного – не обиделся ли? Не выглядев ничего для себя тревожного, Сергей Юрьевич преисполнился самых лучших чувств и всеми доступными способами выказывал свое расположение: наговорил кучу приятных слов, сыпал щедрыми обещаниями, намекал на блестящие перспективы. Разве что целоваться не лез, и то только потому, что трезвый был. Улыбаться в ответ и шутить, поддерживая беседу, сложно было только в самом начале – потом вспомнилось про полученную недавно премию за «отбитую в бою» контрабанду, кое-какие планы, да и обиды на штаб-ротмистра не было – обычный карьерист, каких много, главное, что жить не мешает.

«Наконец-то застава!»

К началу весны прибыло небольшое пополнение, и с ним новые проблемы. Новички были двух типов: или вчерашние крестьяне, и с ними особенных заморочек не ожидалось, или рекрутированные из проблемного контингента. Вчерашние воры и нищие, проворовавшиеся приказчики, буйны молодцы из городской бедноты. Их всех объединяло одно – они выбрали службу в армии как альтернативу тюрьме или каторге. И конечно, больше всего таких кадров, по закону подлости, досталось именно второму взводу – потому как корнет князь Агренев уже имел репутацию «слуги царю, отца солдатам», а еще потому, что в момент распределения он отсутствовал в расположении отряда, отчего и узнал о свалившемся на него счастье только на следующий день.

– Равняйсь! Смиррна! Ваше благородие, второй взвод Олькушского погранотряда по вашему приказанию построен!

Александр неспешно прошелся вдоль коротенького строя, разглядывая своих новых подчиненных.

«Интересно, где таких отыскали? У одного уха нет, другой улыбается, как идиот, у этого в глазах застарелый страх стоит. Нда, вот не было печали».

– Говорю всем и один раз! Любое неподчинение приказу ефрейторов или унтеров – и будет наказано все отделение провинившегося. Минимальное наказание – четыре часа строевой подготовки. Затем следуют трое суток отдыха в «холодной», а с самыми непонятливыми побеседую я. На все вопросы вам ответят ваши непосредственные командиры. Разойдись!

После распределения пополнения повседневная жизнь заставы слегка изменилась. Теперь с утра и до обеда на большом пустыре сразу за заставой ни свет ни заря начинались строевые учения и освоение разных солдатских премудростей: как в секрете сидеть, какие хитрости несуны используют для обмана дозорных и многое другое.

Занимался и князь, только по другой программе и в другом месте. Обычная стрельба из револьверов, то есть стоя и неподвижно, за зиму заметно приелась, и заметивший это Григорий подкинул идейку тренироваться в движении. Правда, он подразумевал, что стрелять надо будет в движении на коне и из седла, а Александр понял, что на бегу, в перекатах – одним словом, бегая по земле на своих двоих. Кроме того, за прошедшую зиму было еще несколько стычек, и солдаты принесли еще один «раст-гассер» в неплохом состоянии и немецкий револьвер образца 1879 года чуть ли не в смазке. Плюс парочку неплохих винтовок.

Французский «лебель» не заинтересовал, но все же был оставлен на всякий случай, а вот вторая винтовка сразу понравилась: новенькая, будто только со склада, «манлихер-каркано», в ореховом ложе, непривычно маленького калибра в шесть с половиной миллиметров, шестизарядная, легкая, скорострельная, вдобавок слабая по сравнению с берданкой отдача. Практически готовая снайперка по нынешним-то временам, только оптический прицел где-нибудь раздобыть и поставить да тупоконечные пули слегка доработать. Один только минус все изрядно портил – патроны, точнее, их отсутствие. То, что принесли вместе с винтовкой, хватило только на короткое знакомство, а еще приобрести не удалось, потому как новье-с и в продажу пока не поступало. Пришлось оформлять по всем правилам заказ и платить предоплату. И гадать потом, как скоро хозяин оружейного магазина в Ченстохове сможет его выполнить. Вообще, обеспечение патронами тренировочного инвентаря потихоньку становилось большой проблемой: премиальные деньги давно закончились, да и было их всего сорок пять рублей (чиновник – жмот и жлоб!), жалованье так и не подросло, а иные источники доходов, то есть контрабандисты, только-только отходили от зимнего отдыха, лентяи. Так что, как только заканчивались деньги на патроны, сразу начинались занятия с клинковым оружием или без него, зачастую вводя в полный ступор случайных свидетелей и мелкую ребятню из Олькуша. Двое, иногда трое-четверо мужчин размахивают шашками, пытаются порезать или пырнуть друг друга ножами, а потом еще и на кулачки сходятся: свирепо, яростно, без пощады. А спустя какое-то время тихо-мирно сидят и о чем-то балакают, да еще смеются как ни в чем не бывало. Есть чему подивиться. Младший унтер Григорий таки смог выучиться письму и чтению за два неполных месяца, отчего его авторитет сильно подрос (теперь все желающие обращались именно к нему – домой письмецо черкануть или там растолковать, о чем в газете написали). Затем он сам попросил продолжить обучение, солидно пояснив, что: «Хочу, Александр Яковлевич, быть грамотным со всех сторон!» Вдобавок пробормотав что-то о том, как удивятся его родные в станице, не век же ему солдатскую лямку тянуть.

Видя такое дело, и другие унтера и ветераны стали почтительно интересоваться: нельзя ли с ними как-нибудь тоже? Уж они-то ух как расстараются! Век молить Господа будут, ага. Ну и денежку… немного, правда. От денег корнет отказался, а учить, тяжело вздохнув, согласился. Вот и пришлось взвалить на себя еще и это – в основном по вечерам, чтобы и Григорий мог успеть.

– Вот буква А. Подумайте, на что она походит?

Несколько минут напряженного почесывания в затылке, оглаживания усов и прочих непроизвольных движений, наконец кто-то самый смелый робко пробасил:

– На дом смахиват, вашбродь.

– Правильно, молодец. Каждая буква на что-нибудь да похожа. Ваше задание теперь будет найти это сходство и запомнить. Например О – баранка, Р – топор, М – аршин складной у плотника. Всем все понятно? Тогда неделя вам на первое задание, потом начнем из букв слова складывать. Свободны!

Подождав, пока его ученички покинут комнату в канцелярии, корнет поинтересовался у Григория:

– Слушай, я все спросить хотел: если почти все неграмотны, как тогда с голубиной почтой управляетесь?

– Так мы все знаками особливыми. Все знают, давно уж так заведено.

– Понятно. А вот если надо указать…

В помещение вломился ошалелый солдат из его взвода:

– Вашбродь, у наших буза!

Уже на подходе к казарме стало ясно, что там не все в порядке: на крылечке у входа валялись двое избитых в кровь рядовых из недавнего пополнения, а изнутри доносился шум большой драки. Переглянувшись с унтером, вломились внутрь и сразу оказались в пьяной толчее. Толчок с одной стороны, случайный удар в лицо с другой – и Александр буквально осатанел, а время послушно замедлилось: едва-едва, но ему будет достаточно. Шаг вперед влево, удар в основание черепа – один готов. Шаг вперед вправо, удар ногой по печени, и другому – кулаком в висок. Еще двое. Сбить чужой кулак вбок и ударить вразрез. Он пер через толпу, как бульдозер, не замечая, кто перед ним, и люди разлетались в стороны. Горло, солнечное сплетение, колено, под сердце… Григорий не отставал, и спустя две минуты все «активисты» лежали на полу, кто без сознания, кто – баюкая поврежденную конечность или просто заходясь в судорожном кашле, остальные отхлынули в глубину казармы и стремительно трезвели.

– Смирно!!! Встать! Построиться перед казармой!

Уложились в пять минут. Пройдясь вдоль образцового строя, князь радостно улыбнулся солдатам, только-только начинающим понимать, во что они вляпались и что им за это светит. Пьяная драка, нарушение устава, а если будет желание командира – то и нападение на офицера и унтера, причем массовое, что автоматом подразумевает лет десять-пятнадцать каторги в далекой и снежной Сибири.

– Где старший унтер?

Из строя сделал шаг вперед Григорий:

– Ваше благородие, осмелюсь доложить! Старший унтер не может присутствовать по болезни.

– Точнее!

– Пырнули ножом в ногу, ходить не может.

«Суки! Порядок свой наводить вздумали? Так я вам помогу!»

– Вернуться в строй. Кто зачинщики? Что, никого? Тогда я, пожалуй, скомандую отбой и пойду писать рапорт о вооруженном нападении на меня пьяными нижними чинами. Пусть военные дознаватели выясняют, кто и насколько сядет.

– Вашбродь, вон те двое все начали.

– Ты чего, падла? Пили вместе, а виноват я один? Вот щас про всех обскажу, как дело было!

– Не слухайте яго, вашбродь, как на духу клянуся!

В ходе короткого, но очень бурного обсуждения выявилось трое победителей-финалистов.

– Смир-рна! Ты, ты, ты – три шага вперед. Кто из вас порезал МОЕГО унтера?

Троица загрустила, прикидывая шансы остаться на свободе. Их мучительные раздумья прервал щелчок взводимого курка, а затем и слова:

– Считаю до трех. Кто? Раз, два, три.

Гдах!

– Аааааааааа!

– Не ори, не на базаре.

Снова щелканье курка и вновь вопрос:

– Кто? Раз, два…

– Фомушка это, Фомушка-а-а-а-ы-ы-ы-ы…

– Кто из вас Фомушка? Раз?!

– Он энто, он!

Третий зачинщик бесстрашно указал на своего соседа, дрожа от радости, что он ни при чем.

Гдах-гдах!

Получивший по увесистой тупоносой пуле в плечо и бедро, Фомушка отлетел на метр назад и со всего маху приложился оземь, где и замер без сознания.

– Слушать меня! Младший унтер!

– Я!

– Составить списки: тех, кто участвовал в пьянке, пострадавших от драки, испорченного имущества. Замещаете старшего унтера до его возвращения в строй. Вопросы?

– Никак нет.

– Тем, кто повеселился! С завтрашнего дня и пока не выздоровеет старший унтер, у вас каждый день строевая подготовка. Это если я буду занят, а так еще и побегать придется в полной выкладке. Все сломанное восстановите за свой счет и своими силами. Те, кто по вашей вине получил синяки, в наряды ходить не смогут. В отличие от вас. На этом пока все. Разойдись! – Повернувшись к троице… точнее, к двум в сознании и одному без него, тихо пообещал: – Если вы в течение недели исчезнете из отряда, жить будете. Нет – сдохнете в результате несчастного случая. Вздумаете бумагу марать – обвиню в покушении на убийство и подстрекательстве к мятежу. Все понятно? Унтер! Убрать эту падаль в лазарет, объяснить им, кто такие самострельщики, навести в казарме порядок. Исполнять!

– Есть!