Текст книги "Отара уходит на ветер. Повесть"

2

Разгар июля. Ни ветерка. Пекло. Два юных всадника – хакас и русский – наискосок пересекали так-себе-озерцо с буйными зарослями камыша. Их кони по-хозяйски вспенивали воду и разрезали высокую траву, создавая сильный шум. Парни двигались спина в спину. По уверенности и безбоязненности, – с которыми они косились на недовольных рыбаков, – можно было сказать одно: едут местные.

– Эй, потише, всю рыбу распугали! – не выдержал мужик, сидевший в надувной лодке и проверявший сеть.

– Обрыбишься! – огрызнулся хакасский паренёк. – Вы наше озеро через сито процеживаете, икре подрасти не даёте, а мы вам звук убавляй!.. Но, пш-ла-а-а!

– На пользу же Вам! – дружелюбно откликнулся русский парнишка. – Мы ж карася с камыша гоним!

Ребята выбрались на берег и остановились. Одеты они были одинаково: в джинсы, рубашки в крупную клетку, кеды и красные бейсболки с логотипом крестьянско-фермерского хозяйства «Тарпан».

В сёдлах они сидели прямо. Но хорошая осанка русского (звали его Володей Протасовым) выглядела фальшиво, потому что выставлялась напоказ. Если на парня никто не смотрел, он становился вялым, переставал контролировать себя и сгибался в рыболовный крючок, на который безбоязненно наживлялись мухи, комары и оводы. Спина хакаса Сашы Челтыгмашева была небрежно-прямой от рождения, внимания к себе привлечь не старалась, поэтому смотрелся он на своём вороном так, как и полагается кочевнику в тридесятом поколении.

– Время скока? – спросил Санька. – Поди, на связь пора выходить.

Вовка нарочито-ковбойским движением схватился за ременной чехол от телефона, выдернул мобильный, как кольт, взглянул на экран и бросил:

– Двенадцать без двадцати.

– Звякни деду, что всё норма, – попросил Санька.

– Не выйдет… Как от Лёнчика отъехали – связь пропала.

– Тогда СМСку катай и мобилу – в небо, – сказал Санька. – На высоте по любой отправка сработает.

– Ни фига, – возразил Вовка. – Мы на озёрах, – не забыл? Да и «БиЛайн» у нас.

– Рыбаков в ихней конторе, что ли, нет? – расстроился Санька. – Говорил, надо было на «Мегафон» переходить. Там по любой мужики работают. А в «БиЛайне» что? Одно бабьё! Оно специально сюда связь не проводит, чтобы мужиков под юбкой держать.

Саньке хотелось выглядеть знающим жизнь и женскую природу. А мужик, знающий жизнь и женскую природу, в его понимании, должен был вести себя цинично и пренебрежительно по отношению к жизни и прекрасному полу. Весь его вид говорил: «Плавали – знаем». Однако дальше буйков, если говорить о тех же женщинах, Санька ни разу не заплывал. А выводы о безбрежном море скопировал у не самых лучших деревенских из числа бывалых. Трепет и романтику он в себе подавлял. Чем выше поднималась в нём волна тепла и нежности в отношении знакомых ему девушек и вообще людей и событий, тем развязнее он себя вёл.

А ведь с рождения у Саньки была другая природа: мягкая, волнительная и отзывчивая. Она прорывалась и гасилась. От постоянной борьбы с собой он всегда был внутренне взлохмачен. Эта борьба зачастую порождала странные ходы мыслей и поступков и оригинальную болезненную словоохотливость.

– Сань, да с «БиЛайном» всё просто, – улыбнулся Вовка. – Не выгодно просто.

– С чего это? Кругом глянь. Рябит от рыбаков с баблом, по снастям сужу. У таких на балансе бабок – не то, что у нашего брата. Они и базарят без экономии. Со смехом, если требуется. С философией навроде той, что нам дед задвигает. С паузами, если тупят. Они могут себе позволить тупить, – прикинь? И таких мужиков взяли и лишили общения!

– Пять минут назад они тебя напрягали, – заметил Вовка.

– Так то пять минут назад! А сейчас гляжу – отличные ребята без связи сидят. Зря мы их накалили на переправе. Нахаркали в колодец, с которого можно было деду звякнуть. Надо было через раз шуметь – местами. Не у всех же «БиЛайн». Вон тот, зырь, базарит из камыша… Ёперный театр – с берегом! Насчёт ухи, что ли, консультирует? – Санька аж привстал на стременах. – Блин, тут доехать-то!

– Чё делать-то будем? – перебил Вовка.

– Судьбу накалывать, чё. Главно, повыше мобилу кидай. Так, чтоб она в небе прописалась, как тётка у меня в хате. – Санька вперился в сторону деревни Аршаново и процедил: «В смысле – временно. А то б я давно уже из дома навинтил – всю кровь свернула».

– Ну, подкину, а потом запчасти по земле собирай.

– У тебя ж «Samsung», даже если шмякнется, – осклабился Санька. – Степная модель, такой хрен чё сбудется.

– А давай ты со своей мобилы, – предложил Вовка.

– Ага – щас! – И без того узкие азиатские глаза Саньки вдруг стали пунктирными линиями. – У тебя батя кто?.. Миллионер! У «Тарпана» такое поголовье, что это уже ни фига не поголовье. Это, извини меня, подотряд или вид – не помню, как там по биологии. А у меня батя кто?.. Лётчик! С рождения не видал. Командировка, типа. Денег не шлёт. – Cанька делано-браво улыбнулся. – А чё – за идею работает, не то, что твой.

– Чё ты язвишь всё время? – обиделся Вовка. – Отцом попрекаешь. Типа, я не на равных с тобой комаров кормлю.

– Ладно, – примирительно произнёс Санька. – Это я так – жрать просто хочу. Бросай мобилу, а потом обмозгуем, как харч добыть.

Вовка спрыгнул с коня и взошёл на ближний курган, чтобы получить выигрыш в метрах.

– Не подведи, родная. Чирикни там, наверху, – прошептал он и набрал в СМСке: «Идём по графику, дед».

– Поехали! – крикнул Санька.

Телефон взмыл в небо взапуски с мальчишескими молитвами. Метрах в десяти от земли, ещё на взлёте, мобильный пропиликал.

Ушла! – выдохнул Санька и бросил: «Лови!»

Но Вовка и без друга видел, что телефон, подброшенный дрогнувшей от волнения рукой, полетел вверх под углом, который выстраивают рукой пионеры, готовясь к подвигу. Он молча бросился к озеру, в которое камнем падал мобильный. Самоотверженный прыжок – и Вовка с зажатым в руке телефоном ушёл под воду.

– Погиб при исполнении, – сказал Санька, когда его друг вылез на берег.

– Фигня – высохну, – улыбнулся Вовка.

– Не ты, дура… Мобила!

Всадники въехали на курган, который недавно был Байконуром. В животах у обоих посасывало. Санька достал бинокль из притороченного к седлу вещмешка и без спешки осмотрел озеро.

– Вон та компания нам в самый раз, – не отрываясь от бинокля, изрёк он, указав на группу оживлённых людей на другом берегу. – Таких хлебом не корми – дай на конях прокатиться. Может, и заработаем на пожрать… Пять пацанов, водяра, закусь нехилая… Девчонки в палатках. – Санька сплюнул. – Блин, девчонок на рыбалку! А потом ноют, что карась на их червя кладёт с прикладом!

– Девчонки нам на руку, – аккуратно заметил Вовка. – Парни покрасоваться захотят.

– Да знаю, знаю, – отмахнулся Санька. – Это я так – на себя злюсь. Потому что через убеждения переступать придётся.

– Сильно, бухие? – спросил Вовка.

– Как надо, – подмигнул Санька. – Нам… Средняя стадия, само то… Короче, надо товар лицом показать. Работаем так. КРС поим возле этой компашки. Но не сильно близко, а то заминируем поляну, с которой самим же жрать. Собираем стадо не как положено, а на скоростях, с поворотами, с дыбами, как в хреновых фильмах о нашей работёнке. Но без перебора. Если городские забоятся коней – голодом останемся. Подтяни подпругу у Лынзи – провисла. Заходим по широкому кругу, с разных сторон. Бурёнки на Васильковое поле выдвинулись. Как знали, что надо будет их на глазах сгуртовать… А теперь пусть готовят мобильнички. Будут им ещё и фотки. В как там его? Ну ваш, этот.

– «ВКонтакт»? – спросил Вовка.

– Не.

– «Одноклассники»?

– Ни фига.

– Типа, ты разбираешься! – психанул Вовка.

– Третий вариант называй! – сверкнул глазами Санька.

– «Фэйсбук»?

– Ну.

– Чё «ну»?

– «Фэйсбук», чё.

– И чё «Фэйсбук»?

– Ты ж сам говорил, что он круче, – сказал Санька. – Нафига нам в хреновых местах светиться?

– Типа, нас кто-то спрашивать будет, – усмехнулся Вовка. – Куда захотят, туда и выложат.

– Это смотря, как покажем себя, – сказал Санька. – Тебя, может, и в «Контакт» запихают, как начинающего. А я пастух с опытом. Они не дураки – увидят.

Вовка закатился от смеха.

– Чё ржёшь? – уставился на друга Санька.

– Просто, – сквозь хохот выдавил Вовка.

– Думаешь, я тупой?

– Не.

– А чё ржёшь?

– Весело, – промычал Вовка.

– Я, по-твоему, клоун? Или, мож, мой конь – клоун?

– Ты – нет, а Орлик – тем более, – искренне заверил подавивший смех Вовка.

– То есть ты животину выше седока поставил.

– Сань, я просто хотел сказать, что ты… ну, другой.

– Сам ты другой!

– Ну, относительно тебя – да.

– Относительно меня ты относительно никакой, – заключил Санька, поднял коня в дыбы и рванул с места в карьер.

Метрах в ста от озерца всадники с улюлюканьем стали сбивать стадо КРС в кучу. Пятиколенные бичи звонко полосовали раскалённый воздух. Коровы на рысях послушно устремлялись в круг.

А вот телята взбудоражились и вышли из повиновения. Они привыкли к спокойному поведению людей на конях. Бурное вторжение всадников было воспринято ими как призыв к игре. Подняв хвосты, брыкаясь и скача, малыши начали носиться друг за другом. Скоро в гонки с частыми сменами направления и резкими торможениями было вовлечено всё ребячье население стада. Телята рассыпались по полю.

Подчинившись беззаботно-весёлому настроению отпрысков, впали в детство и два неразлучных быка-производителя породы герефорд. Тонные туши вдруг потеряли всякое понятие о статусе отцов поголовья. Квадратный приземистый Матуська упёрся безрогим лбом в массивную ляжку Кеши и принялся с пробуксовкой толкать брата по кругу. Лоно природы стало клоном природы. Классическая картина превратилась в постмодернистскую мазню.

В разгаре солнечного дня блистали местечковые звёзды – кентавры Санька и Вовка. Оба выкладывались. Это были разные кентавры. Искушённый в верховой езде Санька был конь конём. Менее опытный Вовка – человек человеком.

– Реальные кадры, – сказал молодой рыбак в дорогой амуниции, снимающий сбор стада на телефон. – Навернутся – цены не будет.

– А не жаль тебе их? – спросил у него товарищ, подкладывая дрова в костёр.

– Ну, их работа случайно стала моим развлечением. А твоим нет?

– И моим…

– А может стать в интернете развлечением тысяч, если один из них полетит кувырком. Знаешь, люди устают после работы, где их дрочит начальство, где им платят гроши. Одни развлекутся перед трудовым днём и запасутся поводом для бесед с коллегами. Другие посочувствуют, бросятся кропать в блоги, увлекутся, собьются с темы, но таки соберут мильён для кошачьего питомника под Мухосранском. Третьи узрят на видео нарушение условий труда крестьян и начнут строить гражданское общество на сломанном копчике нашего пастуха. Чтобы стать героем – парню надо всего лишь навернуться перед глазком моего телефона. Кстати, я за это не получу ничего. Я статист.

– Но это цинично…

– Назови качество, за которое меня выдвинули на коммерческого директора.

– Высокий профессионализм.

– Вот я тебе и говорю как профи: для полноты картинки надо, чтобы хотя бы один из них грохнулся. Не вру, не строю из себя святошу, а говорю, как есть. Даже как надо.

– Далеко пойдёшь.

– Я украл что-нибудь?

– Нет.

– Подставил кого-нибудь?

– Не припомню.

– Если кто-нибудь из них сломает себе шею, первую помощь окажу?

– Да хорош уже…

– Тогда чё те надо?!

– Андрюха, ты не такой ведь…

– Куда там.

– А чё на Мальдивы не поехал? Уж и конторе всей в картинках описал, куда лыжи навострил. А пятый день на «Сороказёрках» торчишь. Жена ему названивает: «Милый, ты же обещал». А он ей: «Потом, Оля»… Так хоть бы клевало! Хоть бы не любил её!

– Отвянь.

– Признайся же, что тебе тут по кайфу. Вот так вот заплыть на лодке и высиживать в камыше непонятно что.

– Не знаю.

– Не знает он… Пятые сутки уж пошли, как не знает. Днём ещё ладно, а вот ночью особенно притихнет и не знает… Ну, когда деревенские мужики на соседней стоянке уловами при царе горохе хвастают.

– Причём тут мужики вообще?

– Притом… Так говорят, что вспоминаешь то, чего с тобой сроду не было. И хочется подойти к ним и задать вопрос жизни и смерти: «Мужики, закурить не будет?». И узнать, что початая пачка с истиной вон там – под дождевиком лежит, чтоб не намочило.

Проделав цирковые номера, юные всадники съехались для совещания.

– Может, оно им и не к спеху, на конях-то, – подумал Санька. – Сытые, пьяные. В нашу сторону и не смотрят.

Ему вдруг стало обидно, что ради брюха пришлось взбудоражить скотину на такой жаре. Отыгрался он на Вовке.

– Чё гонял, как ненормальный? – так спросил Санька у товарища, как будто сам был изначально против своей же идеи устроить представление. – Чую – пожрали с подливом.

– Может, срастётся ещё, – сказал Вовка.

– Ага – щас… У них по любой сейчас одно на уме: ночи дождаться и заняться сам знаешь чем. Сдалось им твоё катание.

– Так одно другому вроде не мешает.

– Не до нас им, тебе говорят, – с видом знатока произнёс Санька и понёс речь, заимствованную у кого-то из деревенских сидельцев. – Бабы двигаются и разговаривают с прицелом. Чтобы понравиться. Стало быть, незамужние. Ржут и ржут. Не голосом – утробой хохочут. Думаешь, им смешно? Ни фига. Вслушайся. Одним вообще не до смеха, годы уходят. Другие просто – для сотрясения воздуха. Рожать самая пора.

– Точно, – с восхищением сказал Вовка.

– Обращайся, если чё, – доигрывая роль бывалого, небрежно ответил Вовка, но удовольствия от спича не ощутил. – Закурить дай.

Курить парни начали недавно и капитальной зависимости от табака ещё не приобрели. Дымили они больше друг для друга, чем для самих себя. Санька впервые взял в руки сигарету за полгода до описываемых событий – упрочивал лидерство среди сверстников. Вовка нашёл в пускании дыма что-то мечтательно-философское месяца три назад и на переменах стал бегать за гаражи. Курили они тоже по-разному. Санька делал это как мужик, стеснённый по времени. Он прятал сигарету в кулак, а потом неглубокими и частыми затяжками скашивал её до самого фильтра. Вовка курил, как английский джентльмен в клубе для рождённых править Британией. Он делал это не спеша, затягивался глубоко, окутывал себя дымом и, добравшись до середины сигареты, небрежно закруглялся.

– Опять бычок не затушил, – попенял Санька другу. – В какой раз уже. Хошь, чтоб степь полыхнула?

Вовка молча слез с коня и направился к дымившемуся окурку.

– Давай – скажи ещё, что зелёнка кругом, – наседал Санька, – что негде палу зародиться.

Вовка не реагировал.

– Игнорируешь меня? – психанул Санька. – Давай, давай! А я тебе пока про шалгиновскую дойку расскажу. Горела, как ненормальная. Пока вся не выгорела – фиг успокоилась. Два трупа – кассирша и управляющий. И это без доярок и животины, – кто их там считал!?

– Так там вообще проводка замкнула, – не выдержал Вовка. – Некорректный пример.

– Хорошо. Сейчас мы поедем в Шалгиново, и ты всей деревне скажешь: «Куча трупов – это некорректный пример». А я в сторонке постою и посмотрю, чё с тобой сделают… Короче, закон о куреве знаешь?

– Знаю.

– Забудь.

– Как?!

– КАком!.. Нет такого закона. Есть заповедь. Закон – это когда перед другими отчитываешься, заповедь – перед собой отчёт. В воде по горло стоишь – и то затуши.

Молодецкий свист со стороны подвыпившей компании…

– О-па, – замерев, произнёс Вовка. – Про самцов-то ты и забыл в своих наблюдениях. Кажись, клюнули.

– Я ж говорил! – вмиг воскрес Санька и затараторил: «Главно – не кипишись под клиентом. Видать, не зря ты чуть два раза не навернулся! Короче, самим не стоит подъезжать, а то подумают, что оно нам надо. Пусть сами подходят, хотя опять же вдруг им лень».

– Заткнись уже, – улыбнувшись, обрубил Вовка.

3

– Здорово, пацаны, – обратился к нашим верховым худощавый высокий парень, одетый в военные штаны и футболку. – Нам бы прокатиться. Как смотрите на это?

– Там нам это – некогда, – ответил Санька. – Скотину надо гнать.

– Да пусть пока тут попасётся, – сказал парень. – Поди, ничё.

– Трава на этом пятаке беспонтовая, – возразил Санька. – Калорий – ноль. Не пожрут нормально – в зиму падежа жди.

– Да мы всего один час покатаемся!

– Ща каждый час – на вес золота. Поголовье вес набирает. А не наберёт – отрыгнётся потом. Знаешь, чё такое ослабевшую корову подымать? – В разгар жары Саньку обдало холодом, он вспомнил страшную зиму 2008-го, колхозный гурт, себя пятнадцатилетнего. – Одну оглоблю – под передние ноги, вторую – под задние. И вчетвером поднимали, значит…

А тут телёнок ещё трётся. Пытается к вымю подлезть. К лежачей-то. А мы её подымаем, а она опять падает. Мы её подымаем, а она – опять. Мы её на бок кантуем, чтоб молоко сдоить. А молока – хрен! Откуда ему взяться? Схудала, сил у неё нет. У неё сил, а у нас – кормов. Неурожай, сена на четыре дня осталось. Вставай, сука, орём. Телёнок у тебя. Лупим её, значит. Но её уже ничто не спасёт, все знают. Даже дроблёнка. Хоть в задницу пихай – толку ноль. Понос от дроблёнки откроется, ещё быстрее сдохнет. А потом…

Потом забиваем её. Телёнок орёт голода. И медленно умирает. Сутки, а то и двое. Это для вас две головы – не потеря. Канеш, когда целое стадо по кругу бродит. Вы и не заметите, если десяток-другой исчезнет. А для пастуха потеря одной головы – конкретная брешь в стаде. Глаз режет, как видать, что 37-ой нет. И маешься…

А ведь не одна голова тогда слегла. По утряни боялись КРС подымать. Идёшь и думаешь: «А вдруг и эта не встанет?» Когда все лежат спросонья, вроде как кажется, что у всех всё нормально. Но вот поднялась первая, вторая, десятая. А двадцатая полёживает, жвачку жуёт.

– Орбит, – попытался разрядить атмосферу Вовка. Неудачно.

Повисла тишина. Задумались кто о чём. Мёртвый телёнок неплохо создал атмосферу.

– А всё равно – круто вы гарцевали, – первым очнулся парень.

– Фигня, наши кони ещё не то могут, – хвастанул Вовка. – Могут и скинуть запросто.

Санька зыркнул на друга и стал выправлять ситуацию:

– Они резвые, когда мы их специально раскочегарим. А так – клячи клячами. Орлику сто лет. Идёт – спотыкается. Того и гляди – завалится и придавит ненароком. – Санька понял, что переборщил. – Правда, ни разу так и не упал. Ага, даже крена маломальского не даст. Не дождётесь, говорит. Дурацкий, короче, конь. Всех любит. Кормишь его, поишь, а эта дура неблагодарная всех готова на спину усадить: что хозяин ему, что Вася Петров.

– Говоришь, старый, а зубы вон – как фарфоровые, – с недоверием произнёс парень.

– Так вставные, – нашёлся Санька.

– Не гони. Чё-то не слыхал я про конских стоматологов.

– Ты и про педикюр конский сто пудов не слыхал, – встрял в разговор Вовка.

– За базаром следи, напарник, – сказал Санька. – Может, твой Лынзя и педикюр, а Орлик – мужик.

– Я про ковку копыт, неуч. На человечьем языке – педикюр.

– А-а-а, – с пониманием протянул Санька.

– А твой тоже спокойный? Не сбросит? – спросил парень у Вовки.

– Мой вообще пьяных любит, – соврал тот, увидев, как их нового знакомого чуток повело в сторону. – Это всё прежний хозяин. Он бухал каждый день, но за Лынзей смотрел, как надо. Вот ты сейчас дыхнёшь на коня – он как с хозяином прежним повстречается.

– Так я это махом, – сказал парень и подошёл к Лынзе.

– Лучше не надо, – сдав назад, предупредил Вовка. – У коня стресс может случиться. Сердце у него того – хоть и с арбуз, а всё же не каменное. Он уж тыщу лет хозяина не видел, а тут на тебе – яркая весточка в нос. Обширный конский инфаркт – не шутка. За ветеринаром ехать придётся. А у Дим Димыча одна микстура – забой. В общем, постепенно надо Лынзю к встрече с хозяином готовить. Пошатываться, горланить песни, материть райсобес.

– Прикалываешься? – почуял парень подвох.

– Если бы, – вошедши в роль, буркнул Вовка. – Сам не рад. Сопьюсь ведь с Лынзей с этим. Да и претензий к райсобесу не имею. Чё это вообще такое – «райсобес»?

– Это вроде грыжи, – уверенно заявил Санька.

Посмеялись и поехали к стоянке, где расположилась компания. Познакомились легко и просто, как это всегда бывает на природе да ещё под градусом.

– Лен, конь – само спокойствие, никакой нервной деятельности, – уже через пять минут расхваливал Санька своего Орлика фигуристой симпатичной брюнетке в майке и шортах. – Росинант, одним словом. Его в своё время Петруха Ахпашев обкатывал. Для своего годовалого сына. То есть даже для дочки. Для Любки, значит. Чтобы бережно возил и так далее.

– А почём прокатите? – улыбаясь, спросила брюнетка.

– Поели бы, а так – бесплатно.

– Как бесплатно?

– Ну как – ну так, – пожал плечами Санька.

– Так не бывает, – со знанием жизни улыбнулась брюнетка. – В Абакане, к примеру, за круг на лошади сотню берут.

– Да ну! – вскинул брови Санька. – В натуре?

– По праздникам даже больше.

– Это чё ж получается… Я вчера на миллион, чё ль, накатался?

– Тебе виднее.

– Нет, ну если я в седле с шести утра до одиннадцати вечера проторчал, значит, где-то на миллион. Вов, слыхал! – просияв, крикнул Санька другу, который расписывал Лынзю под гжель двум парням на другом конце поляны. – Мы с тобой, короче, миллионеры получаемся! В городе сотню за круг берут!

– Не понял! – откликнулся Вовка.

– Я говорю – в городе сотню за катание берут! За один круг, – прикинь?! А мы можем себе позволить весь день с коней не слазить! И мы позволяем! А куда деваться – пешком же не натопаешься! Олигархи мы с тобой, короче!

– Точняк!

– Не, ну ты победнее, конечно, будешь! Ты так – богач просто!

– С фига ли я просто богач?! – возбух Вовка. – Если чё, мы с тобой одно время верхом проводим!

– Ты про вчерашнюю ночь забыл! Ты дрых, а я за овсом до дойки гонял! Тыщ на семьсот, однако, прокатился!

– На четыреста! – запротестовал Вовка. – Больше за такое расстояние не дам!

– Кого четыреста! По объездной гонял, чтоб на глаза никому не попасться!

– Ах, вон оно чё! Опять тырил! – вскричал Вовка.

– Кого тырил?! Взял в долг надолго! – отбрехивался Санька.

– На воре бейсболка горит!

– У тебя такая же! – осклабился Санька. – На лбу – «Тарпан»! Вместе полыхаем!

– А ты меня под свои дела не подписывай! – бросил Вовка.

– А ты скажи своему отцу, чтоб кормами вовремя снабжал! – крикнул Санька. – Кони – не станки, не выключишь! Им при такой нагрузке каждый день овёс нужен!

– Проехали! – сдал один пункт Вовка. – А чё ты про вчерашний обед не вспоминаешь?! А?! Ты седло чинил, а я КРС за барханами подворачивал! Знаешь, сколь километров на копыта намотал?! На миллион потянет!

– Не надо ля-ля! Там езды тыщ на триста – не больше!

– Тебе говорят – стадо аж до Кирбы растянулось! Спасибо Марлоске! Я её потом здорово прогнал, чтоб не уводила!

Забыв обо всём, всадники съехались на центр поляны и продолжили перепалку. Городские оторопели. Они ничего не понимали. Растерянность, однако, совсем не помешала двум отдыхающим включить камеры на мобильных телефонах и начать съёмку. Они выбрали позиции, вытянули руки и стали сосредоточенно фиксировать происходящее. Операторы преследовали разные цели.

Девушка в топике не была лишена художественного вкуса. Её интересовала, прежде всего, картинка. Она даже чётко представила музыку, которую позже наложит на видео.

Лохматого парня в красной футболке с портретом команданте Че на груди занимала не столько картинка, сколько звук. И даже не столько реплики героев, сколько ожидаемые комментарии к ним на форуме в Живом журнале.

Пастухи постепенно раздухарились. После пяти минут перепалки они сошлись только в одном: расценки на катание должны зависеть не только от расстояния. Время суток, скорость перемещения, ландшафт местности, физическое и моральное состояние коней, погодные условия – всё это, по их мнению, необходимо было подвергнуть учёту и переучёту.

Отдыхающая молодёжь в испуге отпрянула назад, когда в какой-то момент воинственно заржали, взвились в дыбы и едва не сшиблись грудями кони, как их далёкие пращуры под сёдлами Пересвета и Челубея на Куликовом поле.

Неизвестно, чем бы закончился словесный поединок, если бы не подгадил Лынзя. Он выдал из-под хвоста целую ленту сарделек и тем самым понизил градус страстей. Вовка от стыда за своего подопечного стушевался и не ввёл в бой убийственный, по его мнению, аргумент, заключавшийся в том, что Лынзю во время галопа стабильно относит в сторону от заданного направления, благодаря чему увеличивается на треть любое расстояние.

Поляна покатилась со смеху… И вдруг – протяжный стон из палатки, стоявшей в отдалении…