Текст книги "Черные лебеди"

Посвящаю моей семье

ОДНИ В МОРЕ

Оранжевый спасательный плот, подгоняемый в неизвестном направлении ветром и невидимыми подводными течениями, уже трое суток скитался по морю, как потерявшийся в чужой негостеприимной и опасной стране путник.

Море было не таким, как всегда: нефть вырывалась со дна на поверхность и разлилась уже на несколько километров вокруг; обломки, оставшиеся от взорвавшейся нефтяной платформы, собирались в кучи, разносившегося по морю в разные стороны мусора.

Море будто умерло. Точнее его убили. И стоило только прикоснуться к воде, как эта смерть оставляла на руке свой черный маслянистый след.

Порывы холодного ветра каждый раз напоминали, что здесь Арктика, и даже сейчас, в августе, с неба мог повалить мокрый снег, а по ночам воздух не редко сковывали заморозки.

Сева пытался разбудить Андрея, но Андрей не приходил в себя. Иногда он что-то говорил во сне; что именно – понять было невозможно.

«Что делать?» – единственный вопрос, который не давал покоя, но также позволял не смириться со случившимся окончательно. Насколько бы все не было плохо, но пока задаешься вопросом «что делать?» – значит, еще веришь в лучшее.

Сева не заметил, как зачем-то стал считать бьющиеся о борт плота волны. Ориентироваться во времени он давно уже перестал и поэтому день сейчас или вечер Сева не знал. Одно было известно наверняка: сейчас третьи сутки, как они оказались на этом плоту в море. Потерявшиеся среди бесконечных покрытых нефтью волн и обломков нефтяной платформы; неизвестно куда несет их море и неизвестно ищет ли их кто-нибудь сейчас. Неизвестность пугала, но со временем в сознании все-таки появлялось и безразличие. Безразличие ко всему происходящему; безразличие, которое притупляло страх.

– В плоту дырка?

Андрей пришел в себя, чему Сева очень обрадовался. Он не хотел быть на этом плоту один, и поэтому даже от слабого едва слышного голоса Андрея у него появилась надежда, что все не так плохо, и возможность спастись есть. Хотя в плоту действительно была дырка.

– Ну наконец-то! – закричал обрадовавшийся Сева. – Ты спал много часов. Я пытался тебя разбудить, но твоему сну позавидовал бы и ребенок!

– Ну не знаю. Мне кажется сейчас я и сам позавидую любому ребенку, ведь детям не надо думать о том, куда и как сходить в туалет. – Андрей с трудом приподнялся. – Ты не против, если я отолью за борт?

– Мы и так делаем это уже три дня подряд. Так что валяй.

– Только тебе придется подержать меня за руку, чтобы я не свалился в воду.

– Хорошо, но только не против ветра!..

– Не переживай, я аккуратно. Говоришь, значит, я долго спал?

– Да. Я пытался с тобой говорить, пробовал привести в чувства, но все было бесполезно.

– Значит, хотел со мной поговорить как с маленьким ребенком и привести в чувства как какого-то старого пердуна.

– Не преувеличивай. Ни маленькие дети, ни тем более старые пердуны за борт так ловко не отливают, – возразил Сева, но Андрей его будто не услышал – так сильно он злился на свою собственную беспомощность.

– Вот, значит, какой я теперь: беспомощный и доставляю одни только проблемы. Меня проще утопить! Ты, кстати, об этом еще не думал? – Андрей рассмеялся назло самому себе; но с трудом – грудь будто сдавили в тисках.

– Я много о чем думал, но только не о том, что бы тебя утопить, – ответил Сева, будто обидевшись на слова друга, но уже через мгновение присел рядом с ним.

– Ну так что с плотом? – спросил Андрей, быстро настроившийся на нужный лад.

Сева посмотрел на дно плота – там местами образовались небольшие грязные лужи.

– Протекает медленно, но верно.

– Пробовал найти дырку?

– Да…

– И?..

– Не нашел.

– Надо будет попытаться еще. Если не отремонтируем плот, то продержимся здесь не так долго, как хотелось бы.

– Лично мне вообще не хотелось бы здесь больше находиться.

– Можем попытаться добраться до берега вплавь, если ты не против, конечно.

– Обязательно! Только когда потеплеет.

– Когда потеплеет, я хочу пить ром и жрать ананасы, а не практиковаться в умении ссать с плота!

Сева засмеялся, удивившись, что на это у него еще оставались силы. Но это и хорошо – что, несмотря на все, что произошло с ними за последнее время, на этом плоту еще можно было услышать смех. Особенно Сева удивлялся, как легко ко всему происходящему относился Андрей. Его здоровье оставляло желать лучшего, но и спустя три дня, что они здесь находились, Андрей, как того не хотели бы от него обстоятельства, не сдавался и говорил, что скорее отправится искать спасение вплавь, чем останется здесь и будет превращаться в бесполезное и беспомощное дерьмо.

– Что это?!

Прищурившись, Сева посмотрел вдаль.

– Что?

Андрей уперся локтями в борт плота и приподнялся насколько хватило сил.

– Корабль! – закричал Сева.

Андрей его тоже увидел.

– Заметят? – спросил он, но не для того, чтобы услышать от Севы какой-нибудь ответ. Спросил просто сам себя. Поверить в то, что мимо будет проходить корабль, до этого момента было также непросто, как и теперь было непросто поверить в то, что на корабле их кто-нибудь увидит.

Но сквозь облака иногда пробивались лучи солнца, и видимость вокруг позволяла надеяться, что оранжевый плот все-таки заметят.

– Ракеты!

Первым опомнился Сева и бросился в угол плота за спасательными ракетами.

От волнения он пару раз выронил их в заполнявшую плот воду.

– Проклятье! – разочарованно крикнул он, кинув на дно плота вторую несработавшую ракету.

– Дай.

Андрей взял у Севы последнюю оставшуюся.

Несколько секунд надежды и… ничего.

– Что-то не так. Не получается.

– Это из-за того, что они мокрые?

– Не знаю.

Не переводя взгляды ни на что другое, ребята долго смотрели вдаль на все так и не приближавшийся к ним и казавшийся крошечным отсюда корабль. Следили за ним затаив дыхание. Минуты надежды – это лучше чем ничего, но и эти минуты скоро закончились.

– Уходят? – спросил Сева, когда корабль почти скрылся за горизонтом, хотя и сам уже знал ответ на свой вопрос.

Андрей, ничего не ответив и глубоко вдохнув пропитавшийся запахом моря и нефти воздух, закрыл глаза.

      Когда наступил вечер, воды на дне плота стало еще больше. Она уже не скапливалась местами в небольшие лужи, а плескалась внутри как в надувном бассейне, заполнив плот по щиколотку. Грязная, маслянистая и холодная вода была теперь их проклятием, их страхом с которым предстояло провести наступающую ночь.

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД…

ПЕРВОЕ ДЕТСТВО

СЕВА (Встреча с отцом)

Стою перед крыльцом школы, двумя руками вцепившись в новенький школьный портфель. На мне темно-синяя школьная форма; челка аккуратно зачесана на правый бок. В общем, все, как и полагается для ребенка, отправившегося в первый класс.

Мои родители считают, что учеба – дело серьезное. Интересно, что бы это значило? Ведь значение слова «серьезное» я себе представляю плохо, а вот если бы мне кто-нибудь сказал, что учеба – это просто игра с определенными правилами, то, скорее всего, это заинтересовало меня куда больше. И почему иногда взрослые забывают, что главное для ребенка – это игра? Они ведь и сами не прочь поиграть, только в свои взрослые игры.

В общем, что касается моего личного мнения о школе, то кажется мне, что вляпался я по самые уши! Вот ведь как получилось! И неужели теперь придется каждое утро вставать по будильнику в принудительном порядке и с полузакрытыми глазами ползти на уроки? От таких мыслей совсем не по себе становится.

Около школы собралось много таких же как и я ребят. Некоторые из них смеются. Вот счастливчики! Наверное, кто-то им рассказал правила игры и теперь школа для них – это невероятное путешествие! Для меня же это просто серьезное дело, в котором я должен много стараться и трудиться. А мне ведь только семь…

Я утешаю себя мыслью, что все те, кто сейчас так весело и задорно смеются, возможно, делают это не по-настоящему. Притворяются. Как выброшенная из воды на берег рыба пытается поймать жабрами кислород, они, выброшенные из дома, сейчас пытаются выглядеть счастливыми! Но это агония. Дело-то ясное, и все улыбки ненастоящие, ведь там, внутри школы, также как рыбы ищут и не находят на берегу кислород, мы будем искать и не находить глоток свободы! Именно таким я сейчас все себе и представляю, и никто не сказал мне ничего, чтобы мое мнение о школе было другим.

А может быть кто-то из них действительно счастлив?.. – закрадывается в голову невольная предательская мысль.

Пришли все, как и полагается с двумя родителями, а некоторые умудрились притащить и бабушек с дедушками. Я же только с мамой.

– Мам, а папа придет скоро? – спрашиваю я ее.

– Вечером… – коротко отвечает мать и, видя мое невеселое состояние, пытается ободрить меня своей улыбкой.

– Бабушка сказала бы, что папу словно корова языком слизала!

– Ну, ты же знаешь, что у папы такая работа. Он много работает для того, чтобы ты ни в чем не нуждался.

Да, я это знал. А еще я знал, что вернется он только на месяц, после чего его снова слижет языком корова.

После того, как директор школы поздравила нас с одним из самых важных, по ее мнению, дней в нашей жизни, нас запустили в кабинеты, туда, где предстояло провести ближайшие годы жизни. Внутри школы пахло свежей краской и новым линолеумом.

Когда появившееся из-за туч солнце пригрело меня на прощанье своим лучом, мне стало совершенно ясно насколько это не справедливо – сидеть здесь в четырех стенах и нюхать дешевую не выветрившуюся краску, когда за окном такая хорошая погода! Еще, наверное, и букварь сейчас принесут, по которому учились несколько поколений, или того хуже – заставят покупать новый! А я так скажу: лучше пусть мне железную дорогу купят, и никаких букварей тогда не надо! Но тут я, наверное, уже немного вредничаю.

Мысли о несправедливости прерываются, в тот момент, когда я оказываюсь за последней партой.

Несмотря ни на что, букварь не такой и старый выдают, и мне даже доставляет определенное удовольствие процесс перелистывания его страниц, с которых на меня смотрят знакомые мне уже буквы и цветные картинки.

Знакомство с классным руководителем начинается с того, что она рассказывает нам про людей, живших на земле много лет назад. Неандертальцах. Я слушаю ее с открытым от интереса ртом. Как же это здорово! Я с огромным интересом узнаю, как на земле появился первый человек и как он стал тем современным человеком, который живет сегодня.

А может быть меня тоже возьмут в игру под названием школа?..

Потом учительница начинает рассказывать про то, чем африканские туземцы отличаются от американских, и тут я понимаю, что школа – место, где не так-то и плохо!

Кстати, африканские туземцы строили себе среднего размера хижины, в каждой из которых жила одна семья, а хижины американских туземцев были в несколько раз больше хижин африканских и жили в них сразу по несколько семей. Такой был заведен у них порядок.

Да я за всю свою семилетнюю жизнь не узнал столько, сколько я узнаю теперь за несколько дней в школе!

Потом наступил вечер.

Мы опять сидели с мамой за столом вдвоем. Отец так и не появился.

– Мам, а где папа сейчас? Он же обещал прийти!

Она посмотрела на меня с грустью в глазах. Кажется, она уже и сама не верила, что меня можно ободрить одной лишь своей улыбкой.

– Да, конечно придет! Ты же знаешь.

Но я уже не знал.

– Он же должен был уже прийти! Разве ты не говорила, что вечером он будет с нами!

– Опаздывает… – только и смогла произнести она.

Потом, видя, как сильно я расстроился, попыталась сделать еще одну попытку меня приободрить.

– Не волнуйся, Севка! Ты же знаешь как он тебя любит, но такая у него работа…

– Так зачем он на ней работает? – нахмурил лоб я.

– Для того чтобы у тебя все было.

Сколько раз я это слышал! Но всего мне было не нужно. Мне нужна была только моя семья! Я промолчал, но мама и так знала, что на душе у меня не спокойно.

Не доев ужин, я пошел в свою комнату, в которой не стал выключать свет.

День отнял много сил, но заснуть я не мог. К тому же все время мне казалось, что отец вот-вот придет. И я ждал… Ждал, и только когда прошел час или два, веки потяжелели, стали медленно опускаться на глаза, и я уснул.

Сон прервался посреди ночи, когда на щеке я почувствовал что-то колючее.

Открыв слипающиеся глаза, я увидел его. Отец ничего не говорил и выглядел уставшим.

– Пап, колючий! – радостно воскликнул я и обнял отца.

Он улыбнулся.

– Где ты был так долго?

– На работе, – услышал я его тихий уставший голос. – Из-за плохой погоды нас не успели вовремя отвезти на материк. Прости.

– А я сегодня был в школе! – не переставая радоваться появлению отца, сообщил я.

– Ого! Молодец какой! И что там было интересного? – теперь его голос, несмотря на усталость, ожил и звучал веселее.

– Узнал кое-что про американских и африканских туземцев!

– Туземцев? Вот это да! – засмеялся отец. – Неплохое начало для будущего ученого!

– Нет! Только не ученый! – сделав страдающий вид, взмолился я. – Лучше поездом управлять или… или быть капитаном корабля!

– Такая работа отнимает много времени и сил. Посмотри на то, сколько времени провожу на работе я. Ты хочешь того же?

– Точно. Я как-то сразу и не подумал.

Он опять уколол меня иголками на своей щеке.

– Или все-таки ученый?

– Нет! – закричал я смеясь.

– Хорошо, хорошо! – улыбнулся отец. – Да и вообще, если честно, ученые – люди странные. Ну, или, во всяком случае, иногда такими бывают.

– Странные?

– Ага. И становиться вторым Эйнштейном или Менделеевым тебе ни к чему.

– А это кто?

Отец снова улыбнулся, отчего морщинки в уголках его глаз стали заметней. С лица не сходила усталость.

– Эйнштейн это ученый, который доказал, что все на свете относительно.

– Это как?

– Ну… сложно сказать. Вот представь…

– Пап! – перебил я.

– Что?

– Не надо. Не объясняй. И, кажется, я знаю, почему ты не хочешь, чтобы я стал вторым Эйнштейном… А Менделеев кто?

– Это тоже ученый. Свое самое важное открытие он сделал во сне.

– А вот это мне больше нравится! Так спать хочется!

Я зевнул и посмотрел на наручные часы – часы показывали начало третьего ночи.

– Ну, тогда спи, сынок, – сказал отец, еще раз поцеловав меня в щеку и еще раз напоследок перед сном уколов своей щетиной. – И, помни, важно не только то, что тебе нравится, хотя и это тоже очень важно, но еще и то, что принесет тебе пользу. Главное определиться с тем, кем ты хочешь стать в будущем. Благодаря правильному выбору ты не будешь нуждаться в самом элементарном: жилье и еде. Ты должен стать человеком, который сможет обеспечить и себя и свою семью. Поверь, для этого нужно будет приложить немало усилий! Но будь целеустремленным и своим собственным трудом ты придешь к намеченной цели. Об этом мы с тобой когда-нибудь еще поговорим.

– Да, пап, я понял, – ответил я, засыпая, и уже через несколько секунд провалился в сон, возможно, чтобы сделать там какие-то очень важные открытия.

АНДРЕЙ (А здесь не так-то и плохо)

Сейчас, кажется, должна была раз и навсегда сломаться схема всей моей жизни, по которой я привык жить. Она была такой удобной! Да что там удобной. Идеальной! Схема назвалась: пожрать-поиграть-поспать. Да, в этой схеме были и некоторые другие моменты, но в целом она выглядела именно так, и такой она мне нравилась.

В садик я не ходил по причине того, что меня просто некому было туда водить: мама работала посменно, папа тоже иногда работал, но даже тогда, когда он этого не делал, вести меня в сад не собирался. Говорил, что кроме того, что там нечего делать, это еще и опасно. Там я только понахватаю разных вирусов, – говорил он, – больше ничего.

Со временем я настолько привык проводить время либо дома перед телевизором, либо на улице, что теперь меня пугала одна только мысль о том, что придется каждый день ходить в школу.

Еще мне не нравилось, что все здесь были одеты в одинаковые брюки и пиджаки. Зачем? Мы же еще не в армии! А как же человеческая свобода? Отец говорил о ней всегда, когда мама отчитывала его за то, что он или много выпил, или в надежде когда-нибудь быть замеченным и оцененным рассылал свои рассказы в различные издательства.

Несмотря на то, что по специальности отец инженер, он много раз пытался устроится на работу то сварщиком, то оператором станка на производстве, а один раз даже сторожем. Но долго он на этих работах не задерживался и всегда говорил, что это не для него. Иногда он еще говорил, что заработает много денег продавая и покупая какие-то ценные бумаги через компьютер, но за это всегда тоже получал от мамы и на этом его деятельность заканчивалась.

День сегодня выдался на загляденье. Это я про школу опять и про то, как туда мне не хочется идти. Я гулять хочу, а не проводить время в старых и тесных коридорах школы! Неужели кому-то здесь еще не понятно, что отсюда надо валить? Выбираться всеми силами! Из адских пещер да в райские кущи, пока эти учителя не сварили нас заживо в своих адских котлах!..

В общем-то, я и выбрался после того, как приложил некоторые усилия, – о которых сейчас расскажу, – правда, оказался не совсем в райских кущах, а точнее сказать, не в райских кущах вообще. Мне не повезло, и я угодил прямиком к директору школы.

Хотя, с другой стороны…

Для нее, как она сама сказала, это была большая головная боль, для меня – большой успех!

Да, точно! Вот в чем отныне для меня весь смысл школы! Это же успех – оказаться первого сентября напротив директрисы школы! Лицом к лицу! И все ее внимание обращено было теперь только на меня!

Таким, как и все остальные школьники я себя теперь не считал. О них не знал никто, я же был почти знаменит. И это за пару проведенных здесь часов! Нет, что-то хорошее в этих старых вонючих коридорах точно было: школа давала мне возможность показать себя с самой лучшей стороны. Я понял: школа – это возможности, которые открывались для меня теперь с этого дня! И возможности эти не имели ничего общего с теми возможностями, про которые директриса рассказывала сейчас, глядя на меня через свои круглые очки.

– Ты же понимаешь, какие возможности открывает для тебя школа? – Да, конечно, я понимал. Всеобщее внимание и популярность! Вот это возможности! – И ты хочешь лишить себя таких возможностей в первый же день, что здесь находишься? Да? Ты этого хочешь?

– Нет, – единственное, что я ей ответил, но это была правда! Таких возможностей, какие представлялись мне сейчас, я лишать себя точно не хотел.

– Ну а что тогда? Зачем разбил окно в спортивном зале?

– Я не хотел…

– Ну вот! Вы на него посмотрите! Он не хотел!

Директриса взглянула на маму.

– Значит, не хотел?

– Нет, не хотел, – повторяю я, и это была отчасти правда. Зачем мне разбивать окно в спортивном зале, если это единственное место в школе, которое мне нравилось. Да, бросил камень. Да, метился в окно. Но не в окно же спортивного зала!

Так ей и говорю, в общем.

– Не в окно спортивного зала?

– Нет.

Возникла недолгая пауза, которую прервала она же.

– А куда? – нахмурив лоб спросила директриса. Кажется, она меня изучала.

По неосторожности я рассказал то, что было на самом деле.

– К вам, – говорю, – в окно метил.

От такой наглости глаза директрисы полезли на лоб, и вся она стала похожа на напыщенную курицу.

– Вы на него посмотрите! Нет, вы на него посмотрите!

Это ее возмущение было похоже на куриное: квах-квах-квах, кудах-тах-тах!

– Андрей, ну что ты такое говоришь? Ты же не хотел бросать камень в окно, – пыталась оправдать меня мать. – Он не такой, не слушайте его – сказала она, обращаясь уже к директрисе.

А что тут вообще такого-то? Ну да, камень бросил… И что? В конце концов, в ее окно я же не попал!

– В этой школе учиться ты не будешь! Вот что я тебе скажу! – истерика продолжалась. – И ты думаешь, что тебе место среди нормальных детей?

Кто такие нормальные дети она, к сожалению, не уточнила, а я, если честно, не сильно этим интересовался, и уже потерял интерес ко всему происходящему. Мне просто хотелось домой.

– Ну, вы уж нас простите… что так получилось, – опустила глаза мама.

– Не знаю, что теперь с вами делать. Не знаю, – постучала директриса пальцами по старому рассыхающемуся столу недавно, видимо, покрытого лаком.

Мне же хотелось сказать: мам, да брось ты! Все будет хорошо! Все будет хорошо, и ничего она нам не сделает! Ты не слушай ее и не о чем не проси. Ведь ты не виновата – виноват я, в конце концов!

Теперь из сумасшедшей курицы директриса, кажется, превратилась в голодную злую кобру. И она хотела меня сожрать! Шипение этой ядовитой змеи я будто слышал сейчас перед собой.

Мама взяла меня за руку и строго сказала подождать за дверью.

Я не хотел оставлять ее здесь одну, но сейчас она казалась мне слишком расстроенной. Я не стал спорить и мне не оставалось ничего другого, кроме как выйти из кабинета, закрыв за собой дверь.

Потом, не сказав ни слова, мама отвела меня домой.

Только благодаря ей меня не выгнали из школы, в которой теперь меня многие узнавали. На все у меня было свое собственное мнение, и даже директор школы об этом знала.

ПОРА МЕНЯТЬ ЖИЗНЬ К ЛУЧШЕМУ!

Отец Севы, Сергей Викторович, был человеком практичным, трудолюбивым и никогда не сидел без дела. Он старался, чтобы во всем у него был порядок. Это касалось и дома, где Сергей Викторович не без строгости воспитывал сына, и работы, где он терпеть не мог людей, относящихся к своему делу безразлично и безответственно.

Наверное, сложно себе представить, что могло быть общего у Сергея Викторовича с отцом Андрея, Михаилом Михайловичем, человеком не приспособленным ни к какой работе, которую надо выполнять пять дней в неделю и восемь часов в день, но, тем ни менее, то ли из-за старой детской дружбы, то ли из-за чего еще, но эти двое иногда даже приходили друг к другу в гости.

Заработанных Михаилом Михайловичем денег его семье, конечно, не хватало. Жена посменно работала упаковщицей на производстве за небольшую зарплату, а сам он был способен только на непостоянные заработки, которые не сильно улучшали материальное положение семьи. Часто он писал рассказы и повести, считая это своей основной занятостью. Потом, рассылая произведения во всевозможные издательства, Михаил Михайлович ждал от них ответа, но так до сих пор и не дождался.

Иногда еще он лелеял мечту выиграть на фондовой бирже за счет удачной купли-продажи ценных бумаг. Для этой цели он купил себе старый ноутбук и установил на него необходимое для сделок приложение. Но те небольшие суммы денег, которые изредка у него появлялись, не позволяли купить сколько-нибудь серьезное число акций. Иногда то, что было на счете, шло в плюс, но чаще акции дешевели и он оставался с убытком. Конечно, потери были не такими большими, так как Михаил Михайлович приобретал акции стоимостью нескольких обедов и терять-то, по сути, было нечего, но пускай и маленькие, но неудачи все равно уменьшали его уверенность в себе. Достижению результата также препятствовало неумение целенаправленно заниматься одним делом.

Михаил Михайлович никак не хотел понять, что при игре на фондовой бирже не существует какой-то уникальной схемы, которая позволяла бы всегда выигрывать. Он пытался ее найти, верил в ее существование, но из-за того, что этим он просто обманывал сам себя, никакого успеха не было.

Так он и жил: ждал ответа от издательств и момента, когда его акции внезапно и стремительно подорожают.

Однажды, сидя на кухне у Сергея Викторович, Михаил Михайлович не выдержал и излил старому другу свою душу. В его словах была усталость и безнадежность. Он говорил, что жизнь ему надоела и он не знает, что делать дальше. Работы нет, денег тоже нет, отношения с женой разладились.

«Ты же инженер!» – сказал Сергей Викторович так громко, что Михаил Михайлович растерялся и нечего не ответил.

После того, как Михаил Михайлович с грустью сообщил, что вообще не знает правильно ли поступил, решив получить техническую специальность, с его-то, как он выразился, предрасположенностью к свободной деятельности, Сергей Викторович предложил ему работать вместе. На севере.

«На севере?» – удивился Михаил Михайлович.

«Да! Начнешь все сначала. Зарплату компания платит хорошую. Единственное что – к северу нужно будет привыкнуть».

Это был шанс, но Михаил Михайлович никак не мог решиться, чтобы им воспользоваться. Сергей Викторович подбадривал, приводил убедительные – которые были известны и самому Михаилу Михайловичу – аргументы в пользу того, чтобы товарищ согласился, но справиться с многолетней, укоренившейся где-то глубоко внутри привычкой работать от случая к случаю, Михаилу Михайловичу было не просто, хотя разум и подсказывал, что с предложением нужно соглашаться немедленно.

«Дай мне подумать. Посоветоваться с семьей» – ответил в конце концов Михаил Михайлович, хотя от безработного инженера-неудачника просьба дать время не раздумье звучала странно и неубедительно. Семье-то как-раз и не хватало именно того, чтобы он начал зарабатывать и приносить домой деньги. О чем тут можно было еще советоваться, Сергей Викторович не знал, но время подумать, конечно, дал. Было очевидно, что Михаил Михайлович просто борется с собственной ленью, и никаких других причин, чтобы не согласиться с предложением, у него нет.

Домой Михаил Михайлович пришел растерянный, но воодушевленный. Правда таким он бывал и раньше. Жена, заметив это, спросила все ли у него в порядке. Сразу он ей ничего не рассказал, – сам, наверное, не зная почему, – и отправился в комнату, где просидел около часа, обдумывая предложение Сергея Викторовича.

«Мне работу предложили» – наконец сообщил он жене, когда та сама зашла в комнату, где он находился. Сначала она подумала, что речь идет о какой-то временной и не серьезной работе за которую мало платят и на которой муж опять не проработает дольше двух месяцев, но, когда он пересказал ей разговор с Сергеем Викторовичем, на ее лице впервые за долгое время заиграл румянец. Сдержанная улыбка, которой женщина как будто то ли стеснялась, то ли пугалась, тронула ее губы.

«Обязательно соглашайся!» – сказала она, посмотрев на мужа с появившейся надеждой.

Через день Михаил Михайлович встретился с Сергеем Викторовичем и сообщил ему о принятом решении.

«И что ты решил?» – спросил Сергей Викторович, не уверенный в том, что Михаил Михайлович согласится с предложением.

Или все-таки согласится?..

Зная Михаила Михайловича уже много лет, он вполне отдавал себе отчет в том, что этот человек может быть непредсказуемым. Непредсказуем! Это было действительно так. А что если сейчас он скажет, что готов работать, а потом на буровой вышке из-за этого возникнут какие-нибудь проблемы? Ведь он совсем не опытен и ни разу не работал в подобных условиях! Только сейчас Сергей Викторович осознал, что в Михаиле Михайловиче он не уверен на все сто. В желании помочь другу, раньше он об этом не задумывался, сейчас же мысли о, возможно, неподходящей кандидатуре Михаила Михайловича начали его тревожить и постоянно заставляли задумываться, правильно ли он поступил, предложив другу работу. Но, несмотря на то, что Сергей Викторович впервые в жизни принимал решение, не задумываясь о том, к какому оно может привести результату, помощь другу он считал своим долгом.

«Я хочу работать с тобой на севере!» – ответил Михаил Михайлович. – «Надоело мне здесь. С женой проблемы, денег ни на что не хватает… Ты прав, пора менять свою жизнь к лучшему!»

Михаил Михайлович мог приступить к работе после того, как уладит все формальности с оформлением и пройдет предварительное обучение. Сергей Викторович должен был стать его непосредственным руководителем и, конечно, Михаилу Михайловичу это нравилось, ведь всегда легче начинать работу под руководством знакомого человека.

ВТОРОЕ ДЕТСТВО

СЕВА (Ссора)

Поеживаясь от холода, люди прятались от моросящих капель дождя под зонтами. Ну и весна у нас! Уроки в школе закончились, и больше всего хотелось поскорее добраться до дома, где можно было согреться и снять насквозь промокшую обувь; но все оказалось не так просто, и я лицом к лицу столкнулся с Джином. Джин – прозвище одного парня примерно моего возраста. В школе он всем известен тем, что хочет всегда и у всех быть на виду, поэтому, наверное, и я о нем уже кое-что слышал.

Коротко стриженые волосы, большой лоб и будто усмехающиеся над тобой глаза. То, что выглядел он не так, как все остальные, я отмечал каждый раз, когда его видел.

Рядом с Джином два его приятеля: один крепкий с короткими волосами, такой же, в общем, как и сам Джин, другой – рыжий, и почти на голову ниже своих товарищей парень. Похож на какого-то хлюпика, но ведет себя так же нагло и уверенно, как и его друзья.

Мой разговор с ними получился не простым.

– Что это у тебя? – Джин кивнул на телефон, который был у меня в руке, а его ладонь повисла у меня на плече.

Я молчу и хочу просто пройти мимо, не обращая на него внимания.

– Подожди, говорю! Дай посмотреть! – тянется Джин за телефоном, крепко схватив меня за плечо.

Я рванул в сторону, его рука соскользнула, правда другая при этом крепко ухватилась за рукав куртки.

– Это просто телефон? – говорю.

– Просто телефон? – передразнил Джин. – Серый, глянь. – Обратился он к одному из своих дружков. – Ты когда-нибудь видел такой просто телефон?

Серый усмехнулся.

– Нет. Такого не видел.

Я замер, а сердце ускоряло ход.

– Этот телефон слишком дорогой для того, чтобы быть просто телефоном! – продолжал Джин.

– И что? Тебе-то какое дело до того, сколько он стоит?

– Рот закрой! – рыкнул Джин. – Давай сюда. Я погоняю и верну.

– А, может быть, ты погоняешь что-нибудь другое?! – выпалил я, и оттолкнул его так, что он, поскользнувшись на мокрой скользкой земле, сел на жопу.

Быстро поднявшись, он вцепился в меня двумя руками, желая повалить в грязь. Моя куртка затрещала по швам.

Но тут же за спиной Джина я увидел нашу классную училку, бежавшую под дождем и державшую в руке бледно-розовый зонт с парой сломанных спиц.

«Как вовремя!» – подумал я.

Под давно уже непрекращающимся дождем Валентина Вениаминовна спешила под крышу школы, но… Мне показалось, или она действительно не хотела принимать участие в решении чужих проблем?.. Неужели считает, что ей и своих хватает? Вроде тех, что уже который год она не может от нас избавиться и взять классное руководство над классом отличников.

«Здравствуйте, Валентина Вениаминовна!» – поздоровались все, кроме меня, потому что я находился в недоумении.

«Здравствуйте, ребята! Ой, дождь-то какой!» – голос Валентины Вениаминовны слишком весёлый для ситуации, в которой я оказался.

«Вот коза!» – ругнулся я, сам от себя не ожидая такого.

Пройдя мимо, она еще раз мельком взглянула в нашу сторону.

Потом я почувствовал, как Серый подошел со спины, схватил за шею и стал душить.