Текст книги "Тайна жертвенных ягнят"

Адам Демир провел нас в громадный, с мраморными колоннами и мраморным полом, холл, где находились ресепшен, киоск с периодикой и сувенирами, кадушки с какими-то экзотическими растениями, два журнальных столика и рядом с ними кресла и диван. В здании было прохладно и пустынно, лишь за стойкой сидел молодой турок, который при нашем появлении встал, приятно улыбаясь. Адам перекинулся с ним несколькими словами по-турецки, затем повернулся к нам и проговорил, разумеется, на русском:

– Уважаемые туристы, в восемь часов вечера жду вас в кафе для беседы, портье скажет, куда именно вам необходимо подойти. У меня для вас есть кое-какая информация, касающаяся вашего отдыха, которую я вам с удовольствием сообщу. А пока желаю приятного отдыха.

Трансфермен развернулся и направился прочь из здания. Оставив вещи возле столиков, мы все приблизились к стойке. Щуплый турок с лицом прилежного ученика, одетый в строгий наряд – черные брюки, рубашку и бабочку, беспрестанно улыбаясь, просил на сносном русском назвать фамилию, после чего сверялся со своим списком, где, очевидно, была указана категория номера, просил заполнить анкету и выдавал ключи. Вновь возникла заминка, когда портье начал выяснять, кто такая Светлана Буренина. Оказалось, что погибшая в Шереметьеве женщина мало того что должна была лететь с нами в одном самолете, ехать в одном автобусе, так она еще должна была поселиться с нами в одном отеле. Мрачновато как-то. Похоже, ее тень будет преследовать нас на протяжении всех десяти дней отдыха. Но не возвращаться же теперь из-за предрассудков домой, и я забрал у портье ключи от своего номера, когда он выложил их на ресепшен. Прихватив свой чемодан, пошел к лифту и поднялся на пятый этаж.

Умеют турки экономно жить или, вернее, экономить. Да и не только турки, это во всех развитых странах, за исключением нас, конечно, хотя мы и не очень-то развитые, развиваемся только, но все равно непростительно так расточительствовать. На этажах включался свет лишь тогда, когда появлялся человек – срабатывали датчики движения. В пятьсот двадцать третьем номере, куда я, открыв дверь, вошел, включить свет можно лишь после того, как вставишь в специальную щель брелок от ключа. Выходя, постоялец номера не забудет вырубить везде свет, так как необходимо вытащить из щели брелок, отключающий электричество, потому что на нем ключ, а без него, как известно, входную дверь не закроешь. Хотя у меня нет особых претензий к жилищным условиям на отдыхе – я целыми днями бываю на улице, а в отель прихожу лишь спать, – номер у туроператора, как оказалось, я выбрал себе замечательный. Он был отделан в бежевой гамме, довольно просторный, с двумя полуторными кроватями, тумбочкой, шкафом, трюмо, маленьким холодильником, телевизором, журнальным столиком и двумя стульями. На каждой кровати из полотенец были сооружены лебеди. Ну, лебедем из полотенца меня не удивишь. За время поездок по различным странам в гостиничных номерах я повидал немало фигур, созданных из полотенец, – и собаки, и слоны, и кошки, и лобстеры, и козочки, и черепахи, и даже обезьяны. Я безжалостно сшиб произведение искусства местной уборщицы, бросив на кровать чемодан, достал из него плавки, переоделся в шорты и майку и, прихватив бывшего лебедя, отправился на пляж.

Заход солнца в это время в Турции в 20.30, встреча с Адамом в 20.00, сейчас 18.30, у меня есть больше часа, чтобы искупаться. Пляж был песчаным, ухоженным, на нем в несколько рядов стояли зонтики, под каждым из них по два лежака. Народу в этот час не так уж и много, свободных лежаков оставалось с лихвой. Я выбрал один, поближе к воде, разогнался и с ходу нырнул в море. Признаться, я устал за время перелета, и мне было уже не до местных красот. Побултыхавшись в воде, я растянулся на лежаке, и меня так разморило, что я чуть не уснул. Пересилив себя, поднялся и отправился в отель. Портье, все тот же «прилежный ученик», указал мне, где обычно происходит беседа трансфермена с вновь прибывшими отдыхающими. Оказалось, за углом здания, в небольшом кафе, которых, кстати говоря, на территории отеля было несколько штук.

Кафе под открытым небом, под зонтиками, ограниченное двумя стенами, представляло собой проход к еще одному бассейну для детворы – «лягушатнику». Вся компания, прибывшая сегодня из Москвы в отель «Чок Яша», название которого переводилось, как подсказал портье, «Будьте здоровы», была в сборе, не хватало меня и Бурмистрова. Адам Демир находился здесь же. Все сидели за большим круглым столом, дожидаясь оставшихся. Я устроился между Яриловой и врачом, напротив Адама. Судя по мокрым волосам, кое-кто, как и я, успел взбодриться, искупавшись в море, а кое-кто все еще сидел квелым, их клонило в сон. Подождали еще несколько минут, однако полицейский не приходил, и Демир произнес:

– Ладно, как русские говорят, семеро одного не ждут, начнем, а ваш товарищ подойдет позже. Вы до него доведете необходимую информацию. Но вначале давайте познакомимся. Назовите, пожалуйста, свои имена и фамилии, чтобы я вас запомнил, потому что мне с вами нужно работать, да и вам не мешало бы знать друг друга в лицо.

Все стали дружно представляться. Кое-кого я уже знал – не пришедшего Бурмистрова, Надежду Ярилову, Алину Милушеву, риелтора Леонида Люстрина, а остальных запомнил сейчас.

Морщинистая сухощавая врач со злым лицом и зорким взглядом оказалась Галиной Студенцовой, плотный мужик с квадратным лицом и черной как смоль бородкой – Валерием Замшеловым, «селадон» – Николаем Гуляевым.

– А теперь, уважаемые туристы, предлагаю вам ознакомиться, – продолжил свою речь Адам, – с экскурсиями, которые предлагает наше туристическое агентство.

Он разложил перед нами буклеты и начал агитировать за то, чтобы мы покупали экскурсии у него по двум причинам: во-первых, выгодно, во-вторых, именно его туристическая компания гарантирует оплату страховки, если несчастный случай произойдет во время экскурсии, приобретенной у обслуживающей фирмы, в которой работает Адам Демир. Я для виду полистал буклеты, а сам исподтишка наблюдал за сидевшей справа Алиной. Ох, хороша девица! Мягкий, будто рисованный художником-аниматором, милый профиль, длинные ресницы, бархатные брови, нежные губки, курносый носик. Зря, конечно, я не познакомился с нею там, в аэропорту Шереметьево, но ничего, время еще есть, познакомимся…

А Бурмистрова все не было и не было, и я отчего-то вдруг начал испытывать смутное беспокойство. Конечно, ничего особенного нет в том, что полицейский не пришел на беседу, мало ли где мог задержаться или пойти куда, но на фоне произошедшего сегодня в аэропорту убийства, а я уже не сомневался, что это убийство, мне почему-то стало казаться подозрительным и зловещим любое, даже незначительное событие, например, такое вот, как отсутствие одного из туристов, прибывших сегодня с нами в отель «Чок Яша». Разумеется, если бы несчастная женщина не оказалась из нашей группы, я подобных чувств не испытывал бы, но, поскольку она сейчас должна была находиться среди нас, чудилось, будто ее дух присутствовал за столом, витал над нами, предвещая беду. Нет-нет да и зарождалась мысль: а вдруг человек, помогший Светлане Бурениной упасть со второго этажа головой на мраморный пол, среди нас? Глупо, конечно, так думать, сколько в тот час было самолетов во все уголки страны, и почему убийца должен обязательно быть с нашего рейса, а потом оказаться именно в нашем отеле? А с другой стороны, убийство явно преднамеренное, совершенное уже в зоне вылета, следовательно, преступник не мог пройти через таможенный и пограничный контроль, убить человека и снова выйти. Его бы сразу вычислили по паспортным данным или по тому, что он не сел в свой самолет. Да и тупо как-то – купить билет на самолет, пройти регистрацию, совершить преступление и уйти из зоны вылета. Вряд ли он был и с другого рейса. Разве можно подгадать так, чтобы намеренно встретиться со своей жертвой в таком громадном аэропорту, купив билет на какой-нибудь другой самолет? Вопрос риторический – нет, конечно. Скорее всего, он приобрел билет на этот самый рейс, убил Буренину и на этом же самолете улетел. Или перебросить женщину через перила мог работник аэропорта, свободно разгуливающий в зоне вылета. Всякое может быть, но во мне почему-то росла и крепла уверенность, что преступник – пассажир. Но в каком он сейчас отеле Турции, остается только гадать, так же как и о мотивах совершенного преступления – не имея доступа к информации, невозможно строить какие-либо гипотезы. Надеюсь, полицейские разберутся в этом деле.

Демир наконец-то закончил кампанию по рекламе достопримечательностей Турции, осматривать которые лучше всего по билетам, приобретенным у туроператора «Оникс», и заговорил на более актуальные для нас темы: о распорядке дня, о режиме питания, о правилах поведения в отеле – для русских это актуально, не умеют себя вести за границей, как, впрочем, и дома, о порядке отъезда из отеля, пояснив, что накануне на доске объявлений в фойе появится список с нашими фамилиями и время отъезда.

– Спиртные напитки, кстати, – упомянул Адам, – на завтрак и обед бесплатные, а на ужин за свой счет.

– Кто же за завтраком пьет-то? – вступил в разговор «селадон». – Потом на жаре с ума сойдешь.

Голос у него был неприятный, какой-то резкий и трескучий. В аэропорту Гуляев, стыдивший зевак, находился далеко от меня, и я его как следует не разглядел, не обратил на него внимания и во время перелета и поездки до отеля, не девица он, чтобы любоваться, но сейчас он сидел близко от меня, и я волей-неволей рассмотрел его. Действительно, в молодости Гуляев был красив. Только сейчас эта красота поблекла, поистерлась, что ли. Под глазами мешки, брови куцые, усы обвислые, прямой нос в красных прожилках, волосы седые и неухоженные, короче, купидон в старости. Одет он был как-то неряшливо: белая рубашка с затертым воротником – мятая, светлые брюки – тоже потертые и застиранные.

– Поверьте, – с улыбкой ответил ему Адам, – бывают и такие, кто пьет и за завтраком, и за обедом, и за ужином.

– Действительно, халявщиков много, – поддакнул Замшелов.

– Ладно, проехали, – своим трескучим голосом произнес Гуляев. – Меня эта тема вообще не интересует – я абсолютный трезвенник.

– Уважаю таких людей, – похвалил «селадона» трансфермен и вновь продолжил информировать нас по поводу организации нашего отдыха в Турции, а когда он замолчал, Леонид Люстрин вдруг спросил:

– А где же наш майор? – Белобрысый риелтор обвел всех нас своими красноватыми, как у кролика, глазами, в которых поселился страх. – Он так и не пришел.

– Вы думаете, с ним что-то случилось? – насмешливо проговорил Валерий Замшелов. Он явно бравировал перед женщинами, хотя в его голосе тоже чувствовалась обеспокоенность.

За столом на некоторое время установилась гнетущая тишина. По-видимому, все присутствующие, за исключением разве что Адама, ничего толком не знавшего о произошедшем в далекой и чужой для него стране, испытывали схожее чувство, вызванное странной смертью туристки, которая должна была бы сейчас сидеть вместе с нами за одним столом, – чувство тревоги.

– Надо пойти и проверить, где сейчас полицейский, – поддержал я белобрысого Люстрина. – Мало ли что с ним могло произойти здесь, в иностранном государстве.

– Вот только не надо каркать, молодой человек, – почему-то с неприязнью заявил «селадон».

– А я не каркаю, – проговорил я с деланым безразличием, глядя прямо в глаза Гуляеву. – Просто забочусь о ближнем. У меня очень хорошо развито чувство коллективизма. Раз уж мы сюда вместе прибыли и вместе уедем, я ощущаю груз ответственности за каждого из вас. – Я проговорил это с преувеличенным пафосом, для того чтобы мои слова нельзя было бы принять всерьез, сводя, таким образом, все к шутке.

Все поняли, что я придуриваюсь, и кое-кто заулыбался. Гуляев хмыкнул, а Демир задорно рассмеялся.

– Зря вы, Игорь, и вы, Леонид, – поочередно глянул он на меня и на риелтора, – беспокоитесь. У нас здесь на побережье русских любят. Мы живем за счет вас, туристов, за счет тех денег, что вы привозите в нашу страну. Поэтому, уверяю вас, никто никогда, во всяком случае, в тех отелях, которые обслуживает наша компания, вас не обидит.

– И все-таки неплохо было бы узнать, где полицейский, – проворчала врач Студенцова, и ее дряблое лицо в обрамлении венчика крашенных в каштановый цвет волос стало строгим.

– Ну, хорошо, – сдаваясь, мягко проговорил Адам. – Идемте кто-нибудь со мной, я спрошу у портье, не выходил ли господин Бурмистров из номера прогуляться. – Он встал, со стуком отодвинув стул, и поклонился присутствующим, добавив: – Сюда я уже не вернусь, всего вам доброго. Если будут какие-нибудь вопросы или пожелания, звоните мне. – Достав из кармана рубашки своей униформы визитную карточку, он положил ее на стол. – Здесь номер моего телефона. А теперь извините, у меня дела.

Разыскивать Бурмистрова вызвалась вся мужская часть нашей группы, присутствующая за столом. Я, Николай Гуляев, Валерий Замшелов и Леонид Люстрин как один поднялись со стульев и двинулись следом за направившимся к входу в отель трансферменом.

На сей раз за ресепшен стояла улыбающаяся турчанка, одетая в фирменную одежду отеля – темный низ, голубой верх, с румяным, само собой, смуглым, довольно приятным лицом и длинными вьющимися волосами. Адам Демир перебросился с ней несколькими фразами на родном языке. Произнеся последнюю, девушка пожала плечами и одновременно отрицательно покачала головой. Можно было уже и не переводить, но Адам сказал нам по-русски:

– Ваш земляк никуда не выходил. Ключа от его номера нет. Если хотите, можете подняться к нему. Вас проводят, а я, с вашего позволения, пойду. У меня еще много дел в других отелях. – Он поклонился, развернулся и направился прочь из здания.

– Оди-ил! – позвала турчанка, и на ее зов из двери, за которой, очевидно, была комната для портье, вышел полноватый парнишка лет шестнадцати, с сытой довольной физиономией и маленькими глазками, маслено смотревшими на мир.

Девушка объяснила, что от него требуется, на всякий случай дала от номера Бурмистрова запасной ключ, и парень, выйдя из-за стойки ресепшен, направился к лифту. Мы двинулись следом. Кабина лифта с золочеными поручнями и облицовочными под золото молдингами, зеркалами и большим матовым плафоном, дающим мягкий рассеянный свет, подняла нас на пятый этаж, где, как выяснилось позже, расселилась вся наша группа. Мы прошли по пустынному, отделанному под темное дерево коридору, с последовательно вспыхивающими по мере нашего продвижения лампочками в плафонах, и сгрудились у двери с номером 503.

Приведший нас сюда откормленный отрок, не произнесший ни одного слова, очевидно, по причине незнания русского языка, все так же молча постучал костяшками пальцев в дверь, и мы вчетвером, прислушиваясь, замерли. В ответ не раздалось ни звука. Отрок постучал сильнее, и мы снова навострили уши. Но, сколько ни напрягали слух, стараясь различить за дверью какой-либо шум, свидетельствующий о присутствии в номере человека, ничего не уловили. В номере было глухо как в танке. Я почувствовал себя как-то неуютно перед дверью, за которой должен был находиться наш товарищ, но стояла мертвая тишина. Нечто подобное, как мне показалось, испытывали и остальные мужчины. У стоявшего по левую сторону от меня риелтора Люстрина пробежала по телу дрожь, у стоявшего справа бородатого Валерия Замшелова гулко застучало сердце, а торчавший за моей спиной длинный «селадон» Гуляев шумно сглотнул. Только сытомордому отроку все было нипочем. Он вертел по сторонам своей круглой, как мяч, головой и только собрался еще раз грохнуть в дверь кулаком, как Гуляев жестко потребовал:

– Открывай давай! – И в дополнение к сказанному, чтобы исключить неправильную трактовку своих слов ни бельмеса не понимающему по-русски отроку, продемонстрировал, что именно от него требуется, – вытянул из-за моего плеча руку и повертел ею, имитируя таким образом открывание ключом двери.

Парень пожал плечами, сунул в замочную скважину ключ, повернул его и, распахнув дверь, отступил в сторону. Черт возьми, из-за двери потянуло почти могильным холодом – в номере во всю мощь работал кондиционер.

– Господин полицейский! – срывающимся голосом проговорил Люстрин, просовывая голову в дверной проем, и его реденькие, будто пушок, волосики на голове зашевелились то ли от страха, то ли от вырвавшегося из номера холодного воздуха.

– Да чего вы менжуетесь! – хриплым голосом проговорил «селадон», бывший красавчик. – Заходите давайте!

Однако вместо того, чтобы оттеснить меня и войти первым, он почему-то вдруг подтолкнул меня сзади в спину, понуждая войти в номер. Люстрин, я, Гуляев и Замшелов – в такой последовательности мы ступили в прихожую номера. Парнишка двинулся последним.

– Господин полицейски-ий! – вновь позвал белобрысый Люстрин и открыл дверь в ванную. Там было темно. Я нажал на выключатель, вспыхнул свет – пусто. Мы двинулись дальше и вошли в комнату.

– О боже! Я так и знал! – вскричал Люстрин, вошедший в комнату.

Я замер на пороге. В комнате, точной копии моего номера, только не в бежевой, а в розовой цветовой гамме, на кровати лицом к нам лежал Бурмистров. Одна его рука была свешена на пол, другая откинута в сторону, ноги разбросаны, лицо красное и отекшее, а изо рта вытекла жидкость, казавшаяся на розовом покрывале темным кровавым пятном.

Сзади меня вновь подтолкнул Гуляев, и я вынужден был широко ступить в комнату, на него напирал Замшелов, из-за которого выглядывал отрок.

– Фи-фью! – присвистнул Гуляев, увидев представшую его глазам картину. – Кто же его так?

Он подошел к Бурмистрову, наклонился, взял его руку, поднял и отпустил. Она безвольно упала на пол. Подошел и я, потрогал лицо полицейского – холодное, как у остывшего несколько часов назад трупа. Я спортсмен, изучал медицинскую подготовку и превосходно знаю, как проверить, жив человек или находится в состоянии клинической смерти, и как ему в случае необходимости можно помочь, потому бесцеремонно обхватил шею Бурмистрова рукой и тремя пальцами нажал на сонную артерию. Черт возьми! Бурмистров был еще жив!

– Господин полицейский! – проговорил я громко, уже догадавшись, в чем дело, и потряс Бурмистрова за плечо.

Тот как лежал трупом, не шевелясь, так и продолжал лежать. Я похлопал майора по щеке, потом ударил сильнее, и полицейский наконец что-то промычал и зашевелился.

– С вами все в порядке?! – спросил я громче.

Майор открыл глаза, посмотрел на меня затуманенным взором, затем хрюкнул, с трудом поднялся и сел на кровати.

– В чем дело, мужики?! – пробормотал он, обводя нас по-прежнему мутным взглядом, распространяя вокруг себя густой запах перегара.

– Вы живы?! – воскликнул Люстрин, оторопело глядя на Бурмистрова.

– А ты хотел, чтобы я сдох, да?! – вдруг рявкнул Бурмистров, сунул руку куда-то между кроватью и стоявшей рядом с нею тумбочкой и вытащил почти пустую бутылку коньяка, которую купил, вероятно, еще в Москве в дьюти-фри, о чем свидетельствовала валявшаяся на полу фирменная упаковка из магазина беспошлинной торговли.

– Да жив он, жив! – с ухмылкой произнес Гуляев, наблюдая за майором, который хлебнул из бутылки приличную дозу спиртного. – Пьян просто. А это пятно на кровати, что мы за кровь приняли, слюна его. Так сладко спал, что нюни распустил. – И он насмешливо взглянул на меня.

Я почувствовал жгучий стыд. Надо же так опозориться, поднял панику, ни с того ни с сего взбудоражил народ и притащил сюда людей, для того чтобы они полюбовались на пьяную морду полицейского.

Замшелов тоже не удержал от насмешки.

– Паникер, – бросил он презрительно, развернулся и, чуть не сбив с ног стоящего за ним сытого отрока, пошел прочь из номера.

Похоже, меня невзлюбили, во всяком случае, мужская часть нашей группы. И что интересно, хотя белобрысый Люстрин, так же как и я, попал впросак и стоял сейчас с бледным лицом и подрагивающей от пережитого испуга нижней челюстью, его и Замшелов, и Гуляев своими замечаниями обошли, все шишки за ложно поднятую тревогу достались мне.

Потянулись к выходу и «селадон», а за ним и риелтор Люстрин. Я постоял немного, потом взял пульт с тумбочки и уменьшил мощность на всю катушку работавшего кондиционера.

– Простудитесь, – сказал я полицейскому, неуверенным жестом поднесшему ко рту бутылку и сделавшему еще один глоток коньяка, затем развернулся и тоже вышел из номера.