Текст книги "Портрет смерти. Холст, кровь"

– Мы все переживаем, детектив, – скулы женщины внезапно побелели, напряглись, появилось в чертах что-то неуловимо азиатское. – Нас всех расстроила пропажа Гуго. Это вышло так внезапно… Мы в полном недоумении. Куда он мог пропасть? Ничто не предвещало несчастья. Полиция обыскала весь дом, прочесала территорию: парк, оранжерею, бывшую пивоварню, морозилки для мяса…

– Есть и такое? – удивился я.

– Все заброшено, – отмахнулась Изабелла. – Гуго – увлекающаяся личность. Он пробовал варить пиво, бросил, пытался завести свою ферму, наскучило, дальше морозилок не ушел… Полиция облазила все помещения, искала потайные ходы, работала с охраной. Никаких результатов…

– Вы позволите осмотреть территорию? – спросил я.

– Конечно, – кивнула Изабелла. – Осматривайте. Если Эльвира так решила… Надеюсь, у вас хватит такта не заходить в своих поисках слишком далеко?

– Хватит, – улыбнулся я.

– Спасибо, – зефирно улыбнулась Изабелла. – Горничная Сесиль подготовит ваши комнаты. Вы уже осмотрели дом?

Она призывно улыбалась, но меня не покидало чувство, что женщина над нами изысканно издевается. Возможно, не все обитатели дома были одинаково сумасшедшими, или сумасшествие у отдельных резидентов выражалось как-то особо…

– Мы еще немного походим, – учтиво поклонился я. – Здесь так необычно и привлекательно.

– Как угодно, – женщина собралась нас покинуть.

– М-м, – сказал я. – Простите за вопрос, мы давали обещание не лезть в чужую частную жизнь, и тем не менее. Сколько вам лет, Изабелла?

– Так плохо выгляжу? – притворно удивилась женщина. – Мне тридцать лет, детектив. Переломный возраст. Начало конца, если позволите.

– Тогда получается, что Марио… – я сделал мысленный математический расчет и удивился.

– Родился, когда мне было семнадцать лет? – Изабелла лукаво подмигнула. – Такое случается, господа. Рафаэль Розетти был, конечно, неудачником, но благополучно разрулил ситуацию в надзирающих инстанциях. И даже женился на мне, притворившись честным человеком.

Женщина растворилась в лабиринтах таящего опасность здания (а я уже не сомневался, что опасность таилась). Варвара изучала мое лицо.

– Эй, подъем, охотник за женскими скальпами, – она потрясла меня за рукав. – Она коварная нимфа, оставь в покое свои прыщавые сексуальные фантазии.

– Прости, задумался, – я виновато погладил Варвару по плечу. – Разве может кто-то сравниться с Варварой моей?

– Если ты о постели, то выброси из головы. Клянусь Отчизной, Раевский, то была минутная слабость… вернее, два раза была минутная слабость (два по три – всего шесть, – подумал я), и теперь мы с тобой – друзья и коллеги.

Откуда-то снизу полилась негромкая психоделическая музыка. Просквозила тень от гостиной к лестнице. Мы молча проводили ее глазами. Это была высокая худая женщина в черном платье. Мы переглянулись и пожали плечами. Не сговариваясь, подошли к окну. Солнце опустилось за деревья, превратив их в рябящую бесцветную канитель. Парковая зона погружалась в сумрак. На черных качелях раскачивался мальчик. Он смотрел в одну точку перед собой, почти не шевелился, качели взлетали, опускались…

Мы отвлеклись на шорох. По холлу пробежала девушка в черно-белом форменном платье. Она держала перед собой увесистую стопку чистого белья. Мы посмотрели, как она исчезает в северном крыле, и вновь обратили свои взоры на улицу. Мальчик продолжал качаться, но амплитуда колебаний пошла на убыль. К мальчику приблизилась женщина в черном платье. Мы видели только спину, прямую и костлявую. Она остановилась, видимо, что-то говорила, а может, молчала, являя мальчику свою свирепую гувернантскую суть. Нас опять отвлекли. Движения мужчины были неверны, походка – шаткой. Взъерошенный, сутулый, мятая рубашка торчала из мятых штанов, которые он забыл застегнуть. Пошатываясь, он отошел от «капли», остановился, словно забыл, куда собрался, побрел дальше – на лестницу. Присутствие двух людей у окна он, видимо, посчитал малосущественным, хотя не заметить нас не мог.

Мы тупо уставились в окно. Качели были пусты, хотя и продолжали раскачиваться. Мальчик с гувернанткой пропали. Из-за скульптурного недоразумения, напоминающего раздевшуюся колхозницу, выступила долговязая рыжая личность – садовник Тынис. Он держал устрашающий секатор, вторая рука висела плетью. Он угрюмо, без отрыва, смотрел на нас.

Мы окаменели. Тупо смотрели на него, чуть не сплющив носы о стекло. Недобрый взгляд пригвоздил к месту.

Немая дуэль не затянулась. Садовник пощелкал садовыми ножницами, отступил за скульптуру. Мы отпрянули от окна.

– Твою дивизию… – ругнулась Варвара. – Чуть ноги не отнялись… Может, вернемся в Россию, Андрюша?

– Заманчивое предложение, – я насилу расклеил губы. – Но согласись, велика ли вероятность, что нас без видимых причин забьют садовыми ножницами, сбросят с лестницы, заклюют привидения? Давай подождем.

– Чего подождем? – приуныла Варвара. – Появления видимых причин?

Личность Гуго Эндерса требовала если не полной разгадки, то хотя бы частичного понимания. Варвара заныла, что ей нужно на горшок, поесть, помыться и спать. Я тоже хотел буквально все из списка, но удобствами нас пока не обеспечили, и я предложил ей еще раз пройтись в галерею.

– Хорошо, – вздохнула Варвара. – Там я точно забуду, что хочу в туалет.

Не сказать, что я был в полном восторге от творчества Эндерса, но две картины в лабиринтах галереи мне понравились. Прекрасная дама в соломенной шляпке, выписанная мазками золотистой масляной краски, словно сотканная из лепестков – она сидела, сложив руки на коленях, и без затей позировала художнику. И странный персонаж с дряблым морщинистым ликом столетнего старца и удивительно упругим телом. Персонаж картины на фоне сельского хозяйства взваливал на плечо плотно набитый мешок. В картине было что-то нетрадиционное для Эндерса (как и в предыдущей). Я долго смотрел, пытаясь понять, кого же хотел вывести художник – рано состарившегося юношу или старца, одержавшего победу над собственным телом? Или снова аллегория? У Гуго Эндерса была великолепная техника исполнения, персонажи излучали динамизм, краски налагались таким образом, что при долгом вглядывании в картину начинали как бы течь, подплавляться, оживляя нарисованное…

– Здесь кто-то есть, – шепнула Варвара.

– Где? – тупо спросил я.

– Там, – показала она за спину.

– Ну и что?

– Ничего. Пойду, посмотрю.

Она решительно отправилась в соседнюю комнату. Там действительно кто-то был: послышалось шуршание, и что-то неопознанное скользнуло в проем. Раздался тихий смешок. Варвара остановилась в замешательстве.

– Пугают, – неуверенно заметил я.

– Это не Марио… Это женщина. Зачем нас пугать?

– Чтобы страшно было, – я разозлился, взял Варвару за охладевшую руку, повел в коридор. И вновь мелькнула тень за светящейся панелью. Определенно, женщина. Мужчины не ходят в коротких платьях.

– Послушайте, – сказал я, – это помещение для игры в пятнашки?

Лукавый смешок. Я отпустил Варвару и решительно направился в соседнюю комнату, куда заскочил призрак. Второго выхода из комнаты, насколько помню, не было. Но тут погас свет. Я встал, и Варвара с замогильным урчанием въехала мне в спину.

– Это ты?

– А кто это спрашивает?..

Мы стояли, дожидаясь, когда дадут свет. Шорох за спиной – я резко обернулся. Поскрипывали плитки под ногами – уже в другой стороне. Я вновь сменил позицию, с досадой сообразил, что полностью потерял ориентацию. Где выход?

– Глупая шутка, – выплюнул я в пространство и стал ждать. Тишина.

– Ты помнишь, где выход? – прошептала Варвара.

– Нет… – я машинально похлопал по карману, выудил зажигалку. Язычок пламени вырвал из темноты объятые ужасом глаза. Варвара однажды призналась, что боится темноты. Я поводил зажигалкой, осветил кусок гладкой стены, исполненное муки лицо вопящего в пустыне уродца, взрыв сверхновой – резкое сочетание желтого, зеленого, огненно-оранжевого…

– Мы видели хоть один выключатель?

– Ты с кем сейчас разговариваешь, Андрюша?

Страх прошел, осталась злость. Неподалеку притаился человек и наслаждался нашей растерянностью. Пламя зажигалки было худеньким подспорьем. Я выключил и сунул ее в карман.

– Доставай, Варвара, свой сотовый. А я свой…

Освещая дорогу телефонами, проклиная здешние порядки, мы выбрались в холл. Я вертел головой. Клятая «капля» на пьедестале вновь разверзла нутро, подмигивал свет. За окном еще не сумерки, но солнце ушло за деревья, погрузив природу в мерцающую дымку.

– Прошу прощения, господа, – произнес по-английски женский голос. – Я, наверное, отвлекаю вас…

Скромная девушка в черно-белом платье вышла из темноты проема и остановилась. Мы помалкивали.

– Здравствуйте, – сказала она, смиренно сложив руки в районе пупка. – Я горничная Сесиль. Госпожа Изабелла распорядилась насчет помещений для гостей. Помещения готовы. Можете располагаться. Идите за мной, я покажу, где это.

– А вы не говорите по-русски? – спросила Варвара.

– Нет, что вы, – испугалась горничная, – очень сложный язык. Сложнее датского и китайского. Я немного говорю по-английски… ну, и по-французски, ведь я родом из французского Бреста.

– Как у нас с французским? – я покосился на Варвару.

– Как у всех, – пожала плечами Варвара. – «Привет», «спасибо», «почему бы нет», «я не ел пять дней»…

– Понятно, – кивнул я. – Спасибо, Сесиль. Скажите… а нам приготовили отдельные комнаты?

– Да, – кивнула прислуга. – Вам приготовили отдельные комнаты. Разумеется, если вы желаете жить в одной…

– Ни в коем случае, – испугалась Варвара. – Как вам в голову могло такое прийти. Мы не женаты, слава богу.

Наши «апартаменты» оказались в северном крыле, за гостиной, витиеватым коридором и усыхающей канной в пластиковой бадье. Две двери рядышком.

– Пожалуйста, располагайтесь, – сказала горничная. – Вот ключи. Комнаты одинаковые. Белье чистое, все прибрано. Для каждого помещения – отдельные ванная и санузел. Но с едой придется подождать. Дело в том, что в этом доме… – горничная замялась, – не принято готовить, еду подвозят из ресторана «Эль-Пасо», что на Пуэрта-Виа. Но у них все свежее, меню разнообразное, кроме того, в буфете имеется широкий выбор напитков и мелких закусок – надо только спуститься на первый этаж, войти в северное крыло, и сразу направо…

– Там было заперто, – напомнил я. – И что-то звенело..

– Ах, простите, – сказала горничная. – Возможно, я наводила там порядок и машинально заперлась… А звон… Какой, простите, звон?

Мы недоуменно переглянулись. Но девушка уже удалялась, покачивая юными, плохо разработанными чреслами.

– Всё, – сказала Варвара. – До новых встреч. До ужина не кантовать.

Она открыла левую дверь, ехидно посмотрела на меня, вошла и заперлась. Я скрипнул зубами и вошел в правую.

Хлопнул и тоже заперся.

Комнатка оказалась чистая, но какая-то… казенная, что ли. Не для самых дорогих гостей. Серые стены, серый потолок. Кровать у левой стены, стол, кресло, жалюзи на окнах. Я бросил сумку в кресло и лишь теперь осознал всю степень усталости. Добрел до ванной, осмотрелся, попробовал воду. Не найдя сюрпризов, забрался в сияющую емкость, минут пятнадцать смывал с себя все ненужное. Завалился в чистых трусах на койку. Стал думать.

Поменял позу, отвернувшись от стены. В комнате явно не хватало телевизора.

Я плохо понял, как это произошло. Вернее, совсем не понял. Что-то изменилось. Раздвинулось пространство, прибавилось воздуха. Я продолжал лежать на боку, открыл глаза, недоверчиво уставился на стену напротив. Стена была на месте. Но все равно было что-то не так. Я кожей чувствовал изменения в окружающей среде. Рядом со мной кто-то был…

Я медленно поворачивал голову – вместе с плечевым суставом. Напрягся…

И ничего не понял. Рядом со мной на такой же койке лежала Варвара с зеркалом в руке и придирчиво выискивала на лице жировики, угри и прочие отдельные недостатки.

Ладно, я был в трусах. На ней же абсолютно ничего не было, не считая мокрого полотенца, обмотанного вокруг головы, и золотого крестика с цепочкой! Она лежала, подложив под голову две подушки, забросив ногу на ногу, и сосредоточенно выковыривала из носа недостаток.

Я тупо смотрел на нее. Она почуяла неладное, нахмурилась, покосилась влево, вправо… открыла рот и стала покрываться красными пятнами.

Это продолжалось минуты две.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – выдавила она. – А-а… э-э?

– У тебя новые тормоза, – похвалил я. – Прикройся, бесстыдница.

Она ойкнула, потеряла пинцет с зеркалом, выхватила из-под головы подушку и перебросила на живот.

– Раевский! – возмутилась Варвара. – Что за дела? Как тебе не стыдно!

Я молчал. Варвара усмирила гнев и стал усиленно думать.

– Черт… – она вскочила, набросила на плечи домашний халат. Я перегнулся через левый край кровати. Мы чуть не стукнулись лбами.

Перегородки, разделяющей смежные комнаты, больше не было. Был продольный паз и такой же наверху. Разумеется, если дом спроектировал великий Корбюзье, то все в порядке. Один из принципов архитектора провозглашал свободную планировку: при необходимости внутренние перегородки помещения располагались по-разному или удалялись вовсе. А бесшумные механизмы, приводящие в движение машину «перепланировки» – это уже современность…

Я наливался краской. Можно не любить гостей, но издеваться над ними… Скрипя зубами, я начал одеваться.

– Ябедничать пойдешь? – глухо спросила Варвара.

– Строить всех подряд, – буркнул я.

– Только не зверей. А то выгонят к чертовой матери, бомжевать пойдем по солнечной Испании.

Но когда я вылетел в холл, всю мою злость как рукой сняло. Переливались глянцевые панели, «капля» с человеческим сердцем неутомимо вращалась. У окна стояли двое. Изабелла, скрестив руки на груди, что-то гневно выговаривала пьяному мужчине в мятой рубашке. Тот мялся, свесив голову, держался за подоконник. Оба посмотрели в мою сторону. Изабелла что-то тихо бросила. Пьяница отклеился от подоконника, глянул исподлобья, двинулся петляющей походкой к лестнице. Я дождался, пока он уйдет с моей траектории, приблизился к Изабелле.

Она приветливо улыбалась. У женщины была потрясающая мимика. Еще минуту назад она буквально лопалась от гнева.

– Уже отдохнули, детектив?

– В некотором роде, да, Изабелла. А вы беседовали, надо полагать, – я покосился в сторону лестницы, – со своим братом Генрихом?

– Ага, с младшеньким, – легко согласилась Изабелла.

– Да что вы говорите? – удивился я. – А выглядит так, словно старше вас на целую эпоху.

– А вы попробуйте выпить половину мировых запасов виски и хереса… Никчемный, опустившийся лодырь. Если вам интересно, почему вся семья собралась под одной крышей, то это исключительно по доброте душевной Гуго. – Изабелла блеснула прекрасными зубами. – Вы, наверное, в курсе, что у Гуго нет детей? Первая семья погибла. Жуткое несчастье. «Desventura», хм, по-испански. А с Эльвирой он пока не обзавелся детьми.

– Простите за вопрос, вы все… на содержании у старшего брата?

Изабелла не обиделась.

– Генрих – да. Еще пять лет назад он держал автомобильный салон в Южной Франции. Жена вскрыла некрасивый адюльтер, с треском развелась, отняла львиную долю бизнеса, остальную он быстренько пропил и покатился. А у меня, если вам интересно, имеется немного недвижимости в Италии, в той же Франции – она приносит небольшой, но устойчивый доход. Если Гуго в один прекрасный день соберется от меня избавиться… – женщина не договорила, предпочла поменять тему. – Вы явно чем-то возбуждены, детектив.

Я обо всем рассказал.

– Странно, – очень эротично повела плечами Изабелла. – Этот дом, не спорю, с определенным приветом. Странности Гуго, знаете ли. Внизу имеется операторская, где по компьютеру задаются функции – световые реле, датчики дверей, вращение скульптур… – Изабелла неприязненно покосилась на «каплю». – Задается программа, и можно неделями не подходить к компьютеру. Обычно Гуго этим и занимался… Да, некоторые перегородки в доме легко удаляются, перекрываются жалюзи в плане безопасности, но я не знакома с конкретными операциями.

– Может, Марио балуется? – предположил я.

– Марио с гувернанткой Габриэллой, – Изабелла прищурилась, словно ее осенило. – Впрочем… я поговорю с Кармен. Может, она что-то знает.

Компаньонка и лучшая приятельница Изабеллы… Признаться, о данном персонаже я забыл. Игривая особа. Балуется со светом в галерее, с перегородками. Вместо того, чтобы идти сигары скручивать на табачную фабрику…

– А вас этот случай сильно задел? – игриво посмотрела на меня Изабелла.

– Не сильно, – признался я. – Но задел мою коллегу.

– Не может быть, – она шутливо ахнула, смерила меня взглядом, задержавшись на плечевых выпуклостях, рельефом которых я никогда не стыдился. Намек был тоньше некуда. Грудь совершила непроизвольный вздох, рванувшись из оков платья…

Но я не испытывал пока ностальгии по качественному женскому телу.

Вернувшись в комнату, я обнаружил, что перегородка на место не вернулась, зато пропала Варвара. Я перебрался в «условно» смежное помещение, заглянул в санузел, под кровать, прошелся по шкафам. Варвара пропала вместе с одеждой. Оставила сережки на кроватной тумбочке, которые сняла перед мытьем в душе, и запах на подушке. Я сгреб блестящие украшения, сунул их в карман для пущей безопасности – с этим домом нужно держать ухо востро. Сел и задумался.

Колебание воздуха вывело меня из прострации. Я обернулся и чуть не подпрыгнул: наши с Варварой комнаты вновь разделяла стена! Я недоверчиво ее пощупал. Гладкий пластик.

Хорошо, что ключ от моей комнаты лежал в кармане, а дверь Варвариных «апартаментов» легко открывалась изнутри. Я заперся, побежал наверх, точно зная, чем займусь в ближайшее время.

Попадание было точным. В холле царила тишина, но во владениях Эльвиры было весело. Взбешенная Варвара стащила с Эльвиры сорочку, доволокла ее до сверкающей джакузи и пыталась перевалить через борт. Эльвира тихо постанывала, открывала и закрывала мутные глаза. Демонстрация обнаженного тела повлекла естественную реакцию: я встал столбом.

– Не запылился… – отдуваясь, проворчала Варвара. – Бабы голой никогда не видел? Помоги.

– Ну, уж нет, – отказался я, – давай сама. Но не забывай, что эта знойная прелестница обещала нам еще девяносто тысяч веселых европейских денег.

Эльвира растеклась по стенкам ванны в позе абсолютно неприемлемой. Я отвернулся.

– Справляйся сама, коллега. А я в комнате подожду. Не забудь про слово «деликатность». И не пытай ее холодной водой – это вредно для здоровья.

Когда я выходил из ванной, она на полную врубила воду, радостно засмеялась.

– Какой мой любимый праздник в России, догадайся, Раевский?

– Не знаю, – пожал я плечами. – День защиты животных?

– Не-е. Горячую воду дали…

Я сидел, развалясь в кресле, уже откушал для поднятия тонуса коньяка Louis XIII из благородной семейки «Remy Martin», уже примеривался к продолжению банкета, когда от сильного пинка распахнулась дверь, и явились обе красавицы. Эльвира была закутана в банный халат, а Варвара – в своем и вся мокрая. Она тряслась от бешенства. Процесс купания «младенца» явно не внес умиротворения в мятущуюся душу.

– Ты была деликатна? – спросил я.

– Как никогда, – рявкнула Варвара, усадила Эльвиру в соседнее кресло, отобрала у меня рюмку, которую я предвкушал опрокинуть, и опрокинула в себя. Плеснула в опустевшую емкость из бутылки, разлив половину мне на колени, поднесла ко рту клюющей носом Эльвиры. В глазах ценительницы излишеств появилось что-то осмысленное. Она вцепилась в рюмку, вылакала. Заплакала горькими слезами. Варвара молитвенно вознесла глаза к потолку, плюхнулась на кушетку и принялась себя успокаивать.

– Господи, что это было? – бормотала Эльвира. Такое ощущение, что у нее во рту выросли коросты, за которые цеплялся язык.

– Небо обрушилось, – фыркнула Варвара.

Эльвиру трясло крупной дрожью, стучали зубы, она шарила безумными глазами по пространству, не узнавая ни его, ни нас. Пришлось набраться терпения.

– Выпить… дайте.

– Выпили уже.

Эльвира вздрогнула и перестала трястись.

– Вы помните нас? – спросил я.

– Помню, конечно, – она вздохнула. Алкоголь разлился по крови, наступило временное облегчение. – Скажите… Гуго не нашелся?

– Нет. Признайтесь, Эльвира, все, что вы наговорили, остается в силе?

– Конечно… Простите, я тут немного… в общем…

– Захлопоталась. Домашние дела, понимаем, – буркнула Варвара. Я посмотрел на нее с укором.

– Мы не знали, Эльвира, что вы принимаете наркотики.

– Я тоже… не знала. Мне казалось, я только пью…

Я удивленно посмотрел на Варвару. Та сделала скептическую мину.

Постепенно мы разговорили женщину. Воздушный перелет состоялся успешно. Завалилась в дом глубокой ночью, разругалась с Изабеллой (а ведь Изабелла ничего об этом не говорила), у которой опять околачивался начальник местной полиции Рикардо Конферо – неприятный, скользкий тип. Заперлась в апартаментах, имея там все «необходимое» для автономного проживания.

– Вы потребляли раньше наркотики?

Глаза Эльвиры забегали. Можно считать, она уже ответила на мой вопрос. Залепетала, что случались срывы, но все это в прошлом, она понятия не имеет, откуда в этой комнате кокаин. Она запирала дверь – совершенно точно. Однако, если дверь была заперта, то как сюда попали детективы из России?..

Я не мог избавиться от мысли, что от нас в этом доме уже ничего не зависит. Мы собрались уходить, но тут она выпрыгнула из кресла, принялась умолять простить ее за глупое поведение, просила не уезжать – ведь ей так страшно в этом доме без Гуго. Уверяла, что завтра же пойдет и снимет со счета еще десять тысяч. Мы взяли с нее слово (а Варвара уныло предложила взять расписку), что пить она не будет и к ужину явится цветущая и трезвая – если нас не разведут, конечно, с ужином…

Не успел я завалиться на койку, чтобы немного подумать, как в дверь задубасили, ворвалась разгневанная Варвара.

– Представь, брюлики свистнули, я их на тумбочку положила…

– Расслабься, – я выудил из кармана сережки и сунул в трясущуюся длань. – Без присмотра не хотелось оставлять.

– Тьфу ты, черт, – сплюнула Варвара и в изнеможении опустилась рядом со мной. – Устала я сегодня, Андрюша. Не возражаешь, если я с тобой минуточку полежу?

– Полежи, полежи, – я обнял ее за плечи и притянул к себе, пока она не передумала…