Текст книги "Капитал. Как сколотить капитал, как его не потерять, и почему нам его так не хватает"

В России всё активнее вводятся меры поддержки российских производителей. Особенно это заметно для компаний автопрома и IT. Крупнейшие российские IT-производители в 2022 году многократно увеличили выпуск высокотехнологичных устройств (ноутбуки, планшеты, компьютеры). Но широкому пользователю эти технические новинки вряд ли знакомы: себестоимость российской техники такова, что она не может конкурировать с китайскими аналогами.

Поэтому отечественные IT-гиганты фокусируются на государственном секторе и крупных корпоративных заказчиках. Участвуя в тендерах, компании получают преимущество за счёт своей «российскости», доказанной в Минпромторге. Для этого нужно набирать баллы локализации согласно ФЗ «О промышленной политике № 488-ФЗ» и Постановлению Правительства № 719. Балльная система призвана показать долю технологических операций, произведённых в России, а по итогу стимулировать локализацию.

Но даже самое высокотехнологичное производство нельзя назвать полностью автоматизированным. Если компания сама проектирует изделия, у нее есть собственный Центр разработок (R&D), и поточное производство может быть налажено под конкретные задачи. Например, пайка печатных плат автоматизирована, происходит в машинах поверхностного монтажа, которые нуждаются не только в техническом обслуживании, но и в постоянной настройке и перепрограммировании. А сборка высокотехнологичных девайсов может осуществляться вручную на конвейере.

Тестирование и контроль качества тоже требуют много человеческого внимания. За машинами, а также за машинами, производящими машины, всегда стоят люди, и если говорить о технологическом суверенитете, первостепенной задачей было бы взращивание человеческого потенциала и воспрепятствование утечки мозгов, которая наращивает темпы. Кроме утечки мозгов страну покидают капиталы. И дело не только в оттоке прямых инвестиций. Уже после 2003 года валютная выручка экспортёров оседала на зарубежных счетах!

В высокотехнологичном производстве от импорта, конечно, сейчас никуда не деться. В производстве компьютерной техники используются зарубежные электронные компоненты, пластиковые детали корпусов и сами средства производства. Хорошо, если отечественные производители нацелятся на развитие вертикальной интеграции с целью углубления локализации. Это пойдёт на пользу не только себестоимости и доступности (и конкурентоспособности) российского продукта, но и создаст новые рабочие места.

Полина Клапцова, ведущий менеджер по закупкам в крупнейшем IT-интеграторе

Высокие ставки портят налогооблагаемую базу и, даже несмотря на снижение госрасходов (чем очень долго евроинтеграторы мучали, например, Грецию), чрезмерно расширяют спектр ненужных и вредных дефляционных мер. Негативное влияние на бизнес-климат в Латинской Америке вполне ощутимо. Долгая инвестиционная пауза после очередных проблем с госдолгом (имеется в виду Аргентина) оставила регион с долей инвестиций в 20 % от ВВП – а этого мало для роста. В отличие от Восточной Азии, которая продолжала индустриализацию, несмотря на долговые кризисы, в Латинской Америке быстрая либерализация, подкреплённая вливанием иностранного капитала по методичке МВФ, обошлась невероятно дорого.

Структурные сдвиги и технологические усовершенствования увели регион куда-то не туда. Страны сами себе устроили преждевременную деиндустриализацию, подкосив экономический рост. Попытки выстроить что-то мало-мальски технологическое провалились, зато немного выросла производительность ручного труда. Как раз для того, чтобы тратить силы на конкуренцию с самыми бедными странами, где зарплаты чрезвычайно низки.

Более того, отчёт показывает, что резкое открытие границ для международной конкуренции и прямых инвестиций заметно сдвигает производство из секторов с самым большим потенциалом роста продуктивности и технологического прогресса. Вместо машиностроения и оборудования экономика двигается в добычу и переработку полезных ископаемых. Конкурентоспособность местного производства страдает от высоких курсов валют, которые очень долго не давали менять Бреттон-Вудское соглашение, а потом и ВТО. Успешный экспорт сводится к низкоквалифицированному труду в стиле мексиканских макиладор с одним-единственным назначением конечной продукции – в США. Что-то подобное происходило и в Турции по отношению к её старшему брату – Германии.

На этом наш лайнер экономического ликбеза останавливается в Мексике. Отстегните ремни, достаньте из капюшона паука и левой-правой на экскурсию по промышленному ландшафту. На испанском «макиладора» означает плату за помол муки, которую крестьяне отдавали проклятому мельнику. Время идёт, а место мельника занимает Илон Маск, в марте 2023 года решающий построить самый большой завод Теслы в мире в трёх часах езды от границы с Техасом [126]. Как водится, эксперты всех мастей проорали: «outstanding move!» и ещё раз окрестили Илона гением и визионером [127]. Но макиладора – идея не его.

Появился термин в Мексике, но сейчас используется и для китайских, вьетнамских и южноамериканских сборочных цехов. Первые макиладоры возникли в 1960-х годах вдоль границы с США и быстро набрали популярность. Идея проста: зачем платить американскому Джону $5 в час, если Хуан прибьёт гайку молотком за $1? Готовая продукция тут же вывозилась для продажи в США и Канаду. Причём владели этими предприятиями, конечно, американцы. Мексиканцам идея зашла, и орды бедноты с юга страны устремились в приграничные города. Биг боссам понравилось не меньше: им не нужны были ни повышение уровня жизни, ни повышение зарплат к югу от границы – иначе смысл в этом мероприятии пропал бы. В 1990-м году известный дружок-пирожок магнатов [128] и актёр лицом Рональд Рейган взял в кулак политическую волю (и яйца) президента Салинаса. Взял – да и потащил Мексику в НАФТА. Макиладоры к тому времени занимали четверть мексиканского ВВП, почти половину экспорта и 17 % рабочих мест. Когда в 1994 году Мексику заманили в НАФТА, комплектующие стали поставляться беспошлинно. И вывозиться тоже. Сейчас вклад макиладор в экономику меньше, но ненамного: речь про 40–45 % от всего экспорта страны, 58 % от индустриального ВВП и каждое второе рабочее место в промышленности [129].

Казалось бы, вин-вин. Но за углом нас поджидает очередной нюанс. Перевод половины промышленности на макиладоры фактически означал колониальную зависимость целого региона вдоль границы. А если посмотреть на структуру экономики Мексики, то и всей страны. Занятость в городах подчистую зависит от экономики соседа – а она, как водится, имеет свойство болеть [130]. В США у этого свойства есть вполне конкретная фамилия, но об этом попозже. Как сказано выше, для работы в макиладорах в приграничные города съехались орды здоровых мужиков без образования. А детство у этих мужиков прошло в коробках из-под холодильника. Уже догадываетесь, что они привезли с собой? Верно, старые-добрые преступления на сексуальной почве, количество которых на севере страны бьёт все разумные пределы [131]. А для закрытия повесточки вспомним о том, что до вступления в НАФТА произведённые на макиладорах продукты должны были отправляться в США. Да, и отходы производства тоже. Чешуйчатые боссы деликатно убрали этот пункт из соглашения, в результате чего с 1994 года все побочные продукты стали сливать прямо в речку-говнотечку за ближайшим кактусом. А у калифорнийских подчинённых Онищенко от результатов анализов воды выпадают волосы [132]. На заднице. Зелёные.

Впрочем, экологи могут потихоньку выдыхать – американские компании давно присматриваются к речкам в Юго-Восточной Азии. Потому что во Вьетнаме люди готовы работать больше, в Южной Корее и Тайване они более образованны, а в Китае лучше организация труда. Интересно, кстати, что Китай в последнее время тоже занимается организацией макиладор – только собственных – в соседних странах. В первую очередь – во Вьетнаме, Камбодже и Таиланде, очередь за Африкой и СНГ.

Я занимаюсь логистикой с Китаем около 10 лет и являюсь большим поклонником их модели, где в рыночную экономику замешана идеология. Культ успеха и трудолюбия создать крайне сложно – человек по своей природе ленив, но при этом жаден и меркантилен. Это хорошо: спасибо, что не безразличен. Поэтому, если создать культ денег и богатства, будет понятно, ради чего трудиться. Китайский импорт уже не такой смешной, как в 90-е годы. Он уже очень серьёзный, технологичный, масштабный и умный! Взять хотя бы тот факт, что производство по своим сферам устроено географически. Одна провинция занимается сантехникой, другая – электроникой и т. д. В рамках провинции или даже города сосредоточены разные фабрики, которые выполняют полный цикл производства, чего не скажешь о нашей стране.

Как-то я вез из Китая крепированную бумагу. Задался вопросом полного цикла: нет у нас бумаги, что ли, своей? Леса-то дофига! Думаю: наверное, бумага делается в Китае, а мы им лес продаем. Порасcпрашивал клиента, и всё оказалось еще забавнее: по сути, наш лес ехал в Финляндию, там его перерабатывали в бумагу, а китайцы только резали! И вот так сорок раз вокруг ноги, через жопу в сапоги наш лес возвращался к нам в виде бумаги за наш же с вами счёт!

Кроме всего прочего, в рамках большого бизнеса в Китае стремительно развивается малый. У каждой фабрики куча посредников, которые, возможно, даже работали когда-то на этой фабрике, а потом организовали своё дело и сейчас просто занимаются сбытом. Когда человек работает на себя, его потенциал многократно возрастает, а завод получает несколько китайских контор, которые рвутся обогнать друг друга в продажах. Были случаи, когда я сменял нескольких таких «подрядчиков» в рамках одного завода, т. к. они ещё и по цене между собой конкурируют.

Я много езжу по работе и некоторое время провел в Средней Азии. Китай уже начал переносить менее технологичное производство в регионы СНГ с более дешевой рабочей силой. Эта эволюция вполне логична, ведь китайцы не только масштабируются, но и развиваются в сторону более технологичного производства. Мое личное восхищение – китайские порты, где основную часть сотрудников составляют айтишники, – работа там полностью автоматизирована. Наши порты сильно отстают, и в высокий сезон у нас образовываются адские очереди. Такие, что можно пару недель только на рейде простоять. А китайцы идут ещё дальше, не просто создавая полный цикл производства, а цикл от производства до сбыта! Они открывают свои логистические компании, покупают свой транспорт, открывают торговые представительства в других странах – со складами и отделом продаж. И ласково, без всяких конфликтов захватывают новые рынки.

Сергей Серебренников, директор логистической компании

Так экономическое чудо оказалось экономическим пуком. Даже в «независимой» Википедии [133] всё описывается очень откровенно: «В Мексике после нескольких десятилетий расцвета макиладор стала очевидна их неспособность принести стране долгосрочное благосостояние по ряду причин. Зарплата, которую платили на макиладорах, была мизерной и не привела к улучшению благосостояния населения».

Давайте прикинем: а вдруг Мексика упустила рост из-за того, что эта индустриализация была «нездоровой»? Макиладоры подъехали уже к концу 1960-х, в то время как «настоящая» индустриализация началась лет за 20 до этого. К тому же китайское экономическое чудо начиналось именно как макиладора. Просто коммунистическая партия смогла взять нефритовый стержень в свои руки и на полученные деньги развивать технологии, не снижая трудолюбия и честно повышая зарплаты бывшим крестьянам из глубинки. Что в перспективе позволило перейти от «Made in China» к «Invented in China».

А горячие мексиканские парни так не смогли и просрали все полимеры на нефтяных фьючерсах. Да и роль НАФТА в экономике довольно спорна. Перед вступлением страны в альянс инфляция бойко переваливала за 150 %, а индейцы на юге Мексики в какой-то момент взбунтовались, взяли под свой контроль пару деревень и выпилили неугодного кандидата в президенты. Что несколько напугало инвесторов и начало подталкивать экономику в пропасть. Вполне возможно, что НАФТА даже спасла экономику страны в этот сложный период. Виноваты ли в сложившейся ситуации американцы? А так сразу и не поймёшь. Они ж не дебилы так палиться: архивы ЦРУ неприкосновенны.

Вернёмся к нашему опасному документу: «Новая государственная политика отлично справилась с предыдущей напастью, но вот хорошей альтернативы предоставить так и не смогла». Традиционные (навязываемые МВФ) меры загоняют страны в валютные долги, высокие ставки и обеспечивают стагнацию экономики – об этом прекрасно знают и прибалтийские страны, и даже издревле цивилизованная Греция.

А вот рекомендации ЮНКТАД: «Странам нужно предпринимать конкретные меры по уменьшению долгового бремени – передоговариваться о ставках, снижать уровень госдолга – и внутреннего, и внешнего. Нужно меньше надеяться на иностранный капитал, а свой поощрять инвестировать за границей, чтобы соблюдать сальдо внешнеторгового баланса. Нужно умело лавировать – усиливать или снижать поток прямых иностранных инвестиций по необходимости. Нужна стратегическая инициатива по инвестициям в высокие технологии, в улучшение производств, научно-технического прогресса и общественной инфраструктуры».

С 1950 по 1970 год экономика Мексики росла по 6.5 % в год. Мексиканское «чудо» служило примером для многих развивающихся стран. В 1980 году ВВП на душу населения в Мексике был в 12 раз больше китайского. Сейчас они примерно равны. Цены на нефть упали, а производство скатилось к тем самым сборочным цехам вдоль границы.

Когда экономика растёт хорошо – жди уважаемых западных партнёров. А когда через 30 лет после вступления в какой-нибудь торговый союз 42 % населения производят только 10 % всего ВВП – жди беды.

И чего?

До начала Первой мировой резервной валютой был британский фунт стерлингов, ведь Британская империя контролировала полмира. Америка заработала, поставляя в Европу оружие – ещё и в кредит. В 1934 году доллар по курсу в $35 за унцию (сейчас цена в районе $2000) стал главной валютой мира.

Европейские страны пытались занижать курсы своих валют для импортозамещения. Но Британия этого делать толком не могла, ведь англичане выкачивали колониальные товары, а южноафриканские и индийские купцы хранили свои деньги в Лондоне: при девальвации торговцы забрали бы свои вклады. А к окончанию Второй мировой США уже накопили ⅔ от всего мирового запаса золота – самая ужасная война в истории прошла в другой части земного шара.

Бреттон-Вудское соглашение заключалось в том, что участники привязали свои валюты к доллару без возможностей делать девальвацию. США продавали свои товары повсеместно. А потом из Америки потекли доллары. Деньги в поддержку греческого и турецкого режимов, поддержка проамериканских правительств в странах третьего мира. Но самое главное – план Маршалла. За 5 лет США выдали больше $17 млрд в виде поддержки. США стала лидером западного мира, получив возможность влиять на европейскую политику. Американцы размещали свои вооружённые силы, чтобы иметь возможность достучаться до тех, кто ещё не согласился на американскую поддержку. США получили полную свободу в достижении своих целей. Огромный профицит позволял им содержать мощнейшую армию.

За несколько лет объём торговли вырос в 3 раза: все знали, сколько будет стоить тот или иной товар. Через десять лет весь мир стал рассчитываться долларами. Но золото всё ещё торговалось на открытом рынке. Немцы согласились не покупать золото в США, а вместо этого держать доллары.

Понемногу стало понятно, что долларов американцы печатают больше, чем у них есть золота. В 1965 произошла история с Шарлем де Голлем, который потребовал обменять 1.5 млрд бумажных долларов по официальному курсу $35 за унцию. Ухудшающийся внешнеторговый баланс, рост благосостояния американцев, растущий госдолг и эмиссия привели к переоценке доллара. К 1970 году он был обеспечен золотом всего на 22 %, а доля Америки в мировых запасах упала с 70 % до 16 %. При этом США продавали почти половину мировых товаров.

В 1971 году Никсон вдруг перестал менять доллары на золото, это всех ошарашило. Золото стало стоить $38 за унцию. В 1973 ФРС объявила о девальвации, и цена выросла до $65. В 1976 заключили Ямайское соглашение, а в 1980 году все развитые страны перешли на плавающий курс. Валюты стали фиатными – это привело к невиданной глобализации капитала. Первое Бреттон-Вудское соглашение (1944–1971) было подкреплено золотом, второе (ямайское, с 1971) – американскими гособязательствами. Возможно, США ждёт товарный кризис, который станет причиной нового миропорядка и снизит роль доллара в мире. Рэй Далио пишет, что все переходы были связаны с девальвацией главной валюты и привязки её к золоту по новому курсу. Когда страны G7 заморозили ЗВР России, считавшийся безрисковым актив внезапно стал очень рискованным. Дело оказалось не в кредитном риске, а в невиданном доселе риске конфискации.

За последние 20 лет доля доллара в глобальных валютных резервах сократилась до 60 %, но лишь четверть из этого сокращения перетекла в юани. Остальное ушло в швейцарский франк, шведскую крону, доллары Австралии и Канады. Но есть и другие мнения. «Альтернатив доллару пока не видно, а международные валюты эмитируются демократиями». «Доллар остается “самой чистой грязной рубашкой”». «Отход от доллара уже происходит, поскольку превращение финансов в оружие – элемент международной политики». «Юань – не полностью конвертируемая валюта». «Юаню предстоит долгий путь до международной валюты». Дилером остаются США, остальные – просто игроки. США строят терминалы для экспорта сжиженного газа, а Европа – терминалы для импорта. В Штаты льётся новый поток долларов вперемешку с новыми рычагами влияния.

Экономику богатых стран называют постиндустриальной. Но развивающиеся страны после перехода к экономике услуг получили снижение и количества рабочих мест, и добавленной стоимости. Особенно проблемы заметны в Латинской Америке и Африке. Мексика – отличный пример. Макиладоры появились в 1960-х годах вдоль границы с США. Там платили доллар в час – в 5 раз меньше, чем в Америке. Готовая продукция вывозилась в США. Владели предприятиями американцы, и им не нужны ни повышение уровня жизни в Мексике, ни повышение зарплат. Макиладоры в середине 90-х годов – это 25 % мексиканского ВВП, 50 % экспорта и 17 % рабочих мест.

Мизерная зарплата не привела к улучшению благосостояния населения, и мексиканский случай типичен. Если в ЮВА рост продуктивности был связан со структурными переменами азиатских тигров, то в Латинской Америке всё произошло с точностью до наоборот: рабочий класс выдавили с заводов в ретейл, гаражи и придорожные кафе. Китай в последнее время тоже занимается организацией собственных макиладор во Вьетнаме, Камбодже и Таиланде. Китайское экономическое чудо начиналось как макиладора, но компартия смогла взять стержень в свои руки и на полученные деньги развивать технологии.

Отношение к производству нужно менять: помогать своей промышленности и не радоваться, что люди идут в сферу услуг. Богатые страны могут это позволить, бедные – нет; там автоматизация приносит совершенно другой результат. После «рыночных демократических реформ» развивающиеся страны имеют те же самые проблемы, что и до этих реформ: плохой внешнеторговый баланс и высокий госдолг. Курс национальных валют обеспечивался притоком иностранного капитала, а высокая ключевая ставка мешала росту. Международная торговля и свободное движение капиталов привели к ухудшению торговых балансов: за импортом выросли внешние долги. Приток инвестиций – фактор нестабильности. Если инвесторы побегут обратно, экономике придётся туго. Либерализация по методичке МВФ обошлась дорого: страны сами устроили себе деиндустриализацию.

Открытие границ для конкуренции сдвигает производство из секторов с потенциалом продуктивности: экономика двигается к добыче полезных ископаемых. Нужно передоговариваться о ставках, меньше надеяться на иностранный капитал, а свой – поощрять инвестировать за границей, чтобы соблюдать сальдо внешнеторгового баланса. А дома нужно инвестировать в высокие технологии, улучшение производств и инфраструктуру.

Впрочем, советы «помогать промышленности» и «договариваться о ставках» актуальны только в том случае, если дорогой читатель занимает пост в каком-нибудь ЦБ или Минфине. Какой вывод может сделать юный неоперившийся рептилоид? Во-первых, пушисто опериться можно только в богатой стране. В идеале выдававшей кредиты во время большой заварушки, сделавшей свою валюту основным платёжным средством в мире и кидающей биржи через писюн по телефонному звонку. Даже несмотря на весь сыр-бор с Тайванем, надеюсь, что эта история уже не повторится.

Зато в 2023 году по миру было не менее дюжины горячих очагов: это и Йемен с Эфиопией, и Конго с Буркина-Фасо. В Мали все дерутся со всеми, а гаитяне после убийства президента в 2021 году до сих пор страдают от свирепствующих банд и вспышек холеры. Пакистан вообще представляет собой слабо управляемый ядерный реактор – притом буквально [134]. Конечно, хочется, чтобы все эти конфликты разрешились мирно, а мы могли спокойно приехать в любую точку планеты и купить бунгало с видом на что-нибудь. Но розовых слонов не бывает. Если в любой из этих конфликтов впишется кто-то третий и разрулит его в выгодную себе сторону, в Африке или Азии появится местный центр силы. Который не очень понравится Бильдербергскому клубу.

Полезно помнить и про макиладоры: Китай в своё время начинал с производства шлёпанцев для жирных миликанцев, но потом стал ведущей экономикой мира. У Мексики же такой финт ушами не прошёл. Сейчас мы наблюдаем новую волну макиладор, которые китайцы строят в бедных соседних странах (и, кстати, в СНГ). Сможет ли условный – стан повторить успех «большого брата» и стать местным гегемоном или же ему уготована участь ещё одной фабрики на задворках Китая? Покажет время.

Но кто мешает сделать ставку на двух лошадок сразу?