Текст книги "Метро 2033: Джульетта без имени"

Глава 7
Грязный шпион и подлая предательница

Несмотря на маячившие перед ними крайне незавидные перспективы, Восток все же позволил себе бросить несколько осторожных взглядов на открывшееся ему доселе недоступное людям зрелище – скавенскую станцию.

Дрезина привезла пленников к въезду на станцию и «припарковалась» у низенького узкого мостика вдоль стены туннеля. Мостик переходил в ступеньки, ведущие на крепкий помост, которым (видимо, для расширения платформы) был полностью, до следующего въезда в туннель, забран путь. С другого края была устроена такая же конструкция. С той разницей, что из соседнего туннеля на станцию высовывался нос поезда.

Как гораздо позже узнал сталкер, помосты состояли из секций, которые, в случае опасности (чаще всего – атаки со стороны разбойного Алтуфьева), поднимались с помощью ручных лебедок, образовывая некое подобие крепостных стен, ограждавших жилое пространство станции. Перегоны с Алтуфьевской стороны также перекрывались сваренными и склепанными из вагонных останков и железной арматуры створками. Таким образом в случае опасности Бибирево превращалось в довольно хорошо укрепленный пограничный форпост, способный выдержать долгую осаду до подхода союзных сил с остальных станций.

Но пока что этого Восток не знал. Он рассматривал интерьер станции и ее обитателей, сбежавшихся со всех сторон, чуть только стало известно, что в перегоне поймали человеческого лазутчика и помогавшую ему предательницу-скавенку.

Вид станции особых сюрпризов (исключая расширенную платформу) не преподнес. Те же палатки, навесы и дощато-металлические хибарки, каких Восток насмотрелся и в своей части Метро на периферийных станциях. А вот сами жители Бибирева… удивили.

Отправляясь в рейд и готовясь к возможной встрече с крысюками, Восток ожидал, что ему встретятся по меньшей мере чуть ли не прямоходящие и говорящие крысы в людской одежде и вполне обычного для людей роста.

Говорящих крыс он не увидел. Более того – некоторых обитателей Бибирева хоть и с некоторой натяжкой, но вполне можно было принять за людей. В основном это были скавены довольно почтенного или просто пожилого возраста, и их были – по сравнению с другими возрастными группами – считаные единицы. Скорее всего, они принадлежали к первому поколению, пережившему Удар, нашествие крыс и прочие беды, последовательно обрушившиеся на этот многострадальный участок Метро.

Но были и те, кто внешне отличался от людей. И, как отметил про себя Восток, чем моложе был скавен, тем менее его облик сохранял человеческие черты. Взгляд цеплялся за лица разной, так сказать, степени мутированности. Впрочем, и среди молодых скавенов встречались вполне привычные взгляду и даже симпатичные типажи вроде Крыси. Восток не особо разбирался в вопросах генетики (а если честно – то совсем не разбирался), но для себя решил, что причины такой разнородности могли крыться в изначально разной наследственности тех, кто двадцать лет назад укрылся здесь от атомного хаоса. То есть те, у кого была сильная сопротивляемость организма, а человеческий геном оказался, невзирая на все отягчающие факторы, сильнее крысиного, – те смогли сохранить хоть какое-то внешнее сходство с людьми. И возможно даже передать его потомкам.

Детей на станции было много. Они вертелись под ногами у взрослых или же прятались за их спинами, робко выглядывая оттуда. Как видно, крысы Серой ветки были не в курсе мнения генетиков о бесплодности гибридов и мутантов и щедро «наградили» местное население чрезвычайной плодовитостью.

Как и взрослые, скавенские детишки отличались разным количеством внешне заметных мутаций. Хотя, конечно, человеческих черт в них было куда меньше, чем у родителей.

Со всех сторон на Востока таращились блестящие детские глазенки – уже нечеловеческие, без белков. Малышне было страшно и в то же время интересно: они, кажется, впервые видели перед собой человека. Некоторые стояли, удивленно разинув рот или прикусив указательный палец мелкими зубками с характерными более крупными резцами. Почти у всех лицевые кости были удлинены, из-за чего лица напоминали крысиные мордочки.

Детишки скавенов, на взгляд Востока, были довольно забавны и безопасны. Пока что безопасны. Но что будет, когда из них вырастут зрелые, матерые мутанты? Насколько серьезно мутация продвинется дальше и насколько изменит скавенов не только внешне, но и внутренне? Не только физически, но и морально? И… чем это может обернуться для человеческой – или, как тут выражались, «чистой» – части Метро?

В отличие от детей, взрослые жители станции удивления при виде человека не испытывали. А выражаемые ими эмоции были и вовсе далеки от положительных. На пленников, которых тащили куда-то в другой конец станции крепкие парни из охраны, со всех сторон летели взгляды и выкрики, полные гнева, ненависти и презрения. Некоторые экспансивные скавенки даже порывались поколотить их. Охранники бдительно отпихивали особо рьяных, но несколько ударов все же достигло цели. Востоку досталось по плечу пряжкой ремня, Крысе едва не прилетело по голове, к счастью, один из охранников перехватил палку, занесенную над девушкой какой-то разъяренной мегерой.

Основная часть ненависти бибиревцев обрушилась на «подлую предательницу». Бедняжка едва успевала закрываться от сыпавшихся на нее, несмотря на все старания пытавшегося хоть как-то прикрыть ее своим телом Востока и усилия охранников, ударов. Эпитеты, которыми ее награждали соплеменники, не оставляли никаких сомнений в самом драматичном для нее исходе дела – если вдруг толпа преодолеет заслон конвоя.

К счастью для Крыси и Востока, охранники хорошо знали свое дело. Изрядно потрепанных, но почти невредимых (если не считать нескольких синяков, ссадин и царапин) пленников притащили на северный конец станции и втолкнули в крошечную подсобку под лестницей, служившую, видимо, камерой для преступников. Отрезая арестантов от звуков внешнего мира и всех возможных путей спасения, с грохотом захлопнулась железная дверь. Лязгнул замок, и наступила тишина.

Восток огляделся. В камере царил полумрак. Единственный источник скудного освещения – тусклая лампочка ватт эдак на двадцать пять, торчала из стены над дверью и больше сгущала темноту, чем рассеивала.

На полу камеры валялся тощий драный тюфяк, переживший, наверное, не одну смену арестантов. Больше в темнице не было никакой обстановки. Даже полагавшейся в таких случаях так называемой «параши».

«Гм… До ветру они нас что, выводить будут? – некстати пришла мысль в голову Востока. – Вот ведь уроды, хоть бы ведро какое поставили! А еще лучше бы Крыську отдельно заперли, зачем ей такие трудности? В одной-то камере с мужиком…»

Послышался шорох. Восток резко развернулся, но подхватить падающую на пол скавенку не успел. Да и не смог бы – руки были по-прежнему скованы за спиной и уже начинали неметь.

Крыся с горестным стоном бессильно осела на пол прямо там, где стояла. Скорчилась, закрыла голову руками (в отличие от человека, ей руки сковали перед собой) и затряслась в отчаянном плаче. Видимо, чаша ее выдержки переполнилась.

– Ну почему, почему они такие… злые? – расслышал сталкер сквозь ее судорожные всхлипывания. – Еще недавно они были… добры ко мне… Но ведь я никого не предавала… Я только… хотела помочь тебе… За что они… так?..

Восток смотрел, как бьет, скручивает худенькое тело его подруги по несчастью затмевающее рассудок горе и осознание непоправимой вины перед соплеменниками. Надо было что-то сказать ей, утешить, но… не умел он утешать плачущих женщин. Это они проходили еще там, в библиотеке.

Однако он видел, что если промедлит – девушке станет совсем худо. Она была сейчас одинока перед лицом обрушившейся на нее беды. Еще немного – и черный поток захлестнет ее с головой, закрутит, унесет…

Восток приблизился и опустился на колени рядом со скавенкой. Склонился, коснулся ее плечом. Девушка вздрогнула.

– Если хочешь – можешь меня поколотить, – стараясь быть спокойным, сказал сталкер. – Потому что все это из-за меня. Но только, пожалуйста, не плачь. У меня от твоих слез нервный тик начинается.

Колотить услужливо подставленную сталкерскую грудь крысишка не стала. Вместо этого она всхлипнула совсем уж душераздирающе и… уткнулась в эту самую грудь, крепко обхватив Востока за шею скованными руками.

И разрыдалась с новой силой.

Восток вздрогнул. Не то чтобы он в своей жизни после катастрофы совсем избегал женщин – нет, монахом сталкер не был. Но будучи верным памяти той, что когда-то сгинула в ревущем ядерном хаосе, старался контакты со слабым полом свести к минимуму. В особенности всякие там «невинные» обнимашки, как правило, вызывавшие в нем невеселые, а порой и горькие воспоминания. До сих пор.

А теперь он оказался в объятиях прижимающейся к нему девушки – перепуганной, плачущей и явно надеющейся на его защиту и покровительство. И ко всему прочему эта девушка еще и не человек!

Ксенофобом или расистом Восток тоже не был, но его все-таки слегка передернуло от чрезмерной близости мутантки.

Как ни была убита горем Крыся – она почувствовала это. Сразу же отстранилась, съежилась и подняла на сталкера бледное, залитое слезами лицо.

– Тебе неприятно?.. Я… настолько… омерзительна?.. Прости… Я забыла, что вы, люди, не любите мутантов… Прости…

И она сделала попытку отползти в дальний угол, чтобы совсем уж скрыться с глаз сокамерника, не напоминать о себе, исчезнуть…

Восток мысленно врезал себе по уху. В конце концов, эта девочка не виновата в том, что он никак не может отделаться от присущей людям инстинктивной неприязни к тем, кто отличался от них. А ей он – как ни крути – обязан жизнью, по крайней мере, трижды. И сейчас, если он оставит ее без своей поддержки…

Умирать с таким грузом на совести сталкер не хотел. А в том, что их обоих казнят, причем очень скоро, он ничуть не сомневался.

– Крыся, постой! – окликнул он ее. – Не надо унижаться и прятаться. Ты не омерзительна, нет. Просто… а, черт, как бы так объяснить?.. Люди веками опасались и сторонились тех, кто не походил на них. И это уже так крепко вошло в плоть и кровь, что даже сейчас нам трудно избавиться от… негативных ощущений, когда рядом находится… чужак. Пусть даже сейчас это – всего лишь тень прежних инстинктов. Прости, пожалуйста. Я ничего не имею против того, что ты рядом со мной. Пусть даже мы и… разные. И ты вовсе не противна мне. Но… видишь ли… – Восток замялся, но потом мысленно махнул рукой, решив сказать правду: – Когда-то у меня была любимая девушка. Еще до Удара. Она погибла, не успев добежать до убежища. Я не смог помочь ей, поскольку находился в это время на другом конце Москвы. До сих пор не могу простить себе этого, хотя умом и понимаю, что в любом случае ничего бы не смог сделать, – слишком далеко мы были друг от друга в тот час… Я потом искал ее, искал на всех станциях, в надежде что ей удалось спастись… – Восток хмуро покачал головой. – Но чуда не случилось.

Крыся глядела на него во все глаза и даже перестала плакать. Но на лице ее все еще было горестное выражение, а губы дрожали.

– А когда ты меня обняла… – чувствуя неловкость от собственной непривычной откровенности, продолжил Восток, – то напомнила о ней – о той, которую я потерял. С тех пор, как это случилось, я старался не сближаться ни с одной девушкой или женщиной, не допускать их близко к себе… Чтобы не вспоминать… И вот сейчас… Признаться, это было для меня крайне неожиданно. Но я не хотел тебя обижать. Честное слово!

Скавенка на несколько мгновений опустила глаза, а когда подняла их, Восток прочел в ее взгляде… сострадание.

– И у тебя тоже есть своя боль… – прошептала девушка и покраснела. – Я… не знала…

Она вернулась на прежнее место. Помедлила и очень робко, нерешительно и почти невесомо коснулась плеча сталкера.

– Я теперь буду бояться лишний раз дотронуться до тебя, – с неловкой полуулыбкой проговорила она, – чтобы снова ненароком не вызвать горьких воспоминаний о твоей возлюбленной. Но… что мне делать, если здесь не только у меня… сердце кровью плачет?

Крайне изумленный, Восток уставился на нее, как на восьмое чудо света. Кажется, скавенка забыла про случившееся с ними, про клеймо предательницы, поставленное на ней соплеменниками, про ожидающую их обоих в обозримом будущем казнь. Отозвавшись на его боль, она восприняла ее как свою. Даже нет – важнее, чем собственные невзгоды!

«Чужую беду руками разведу, а в своей и концов не найду» – вспомнилась сталкеру поговорка.

Он хотел было что-то сказать ей в ответ, что-то хорошее и нужное, но тут загремел дверной засов, и в отворившемся проеме показалась вооруженная фигура охранника.

– Человек – на допрос! – рявкнул он. – Быстро!

Послышалось задушенное «ох!» Крыси.

Восток неторопливо поднялся. Расправил плечи, пошевелил запястьями. Руки затекли, но главное испытание болью, как он справедливо подозревал, ему еще предстояло. Причем испытание – в самом прямом смысле!

Раньше он, перечитывая всякие приключенческие книги, иногда задумывался над тем, смог бы он – доведись ему, подобно книжным героям, вдруг попасть в плен к врагам – выдержать изматывающие допросы и пытки. Восток так и не нашел тогда ответа на этот вопрос – потому что, хвала всем высшим силам, ни разу еще не попадал в такие ситуации.

«Ну, вот теперь и проверим…» – подумал он, ощутив в животе характерный адреналиновый холодок.

Выходя из камеры, он оглянулся. Крыся по-прежнему стояла на коленях, прижимая к губам судорожно стиснутые кулачки. Выражение ее лица не поддавалось описанию.

– Меня тоже будут допрашивать! – быстро и тревожно прошептала она. – Говори правду! Это важно!

Восток кивнул и вышел из камеры. За спиной снова лязгнул замок. В спину чувствительно ткнулся автоматный ствол.

– Пошел!

Глава 8
Узники

Оставшись одна, Крыся в волнении заметалась по камере. Ей прекрасно были известны суровые нравы бибиревцев – одновременно и жителей, и солдат пограничного форпоста Содружества. Здесь никогда не церемонились с различными нарушителями обычаев и законов, и, бывало, наказания за проступки и преступления были довольно суровыми. Бибирево было эдаким военным городком, в котором даже старики, женщины и многие подростки при случае могли взять в руки оружие и отправиться на защиту станции. В этой общине гораздо сильнее, чем в остальных, ощущался дух воинствующего патриотизма, а любое посягательство на безопасность не только бибиревских, но и, в целом, всех скавенских территорий воспринималось чуть ли не как повод к боевым действиям.

До сего момента военные и безопасники Бибирева и двух других станций Содружества имели дело только с более-менее регулярными разбойными нападениями алтуфьевской вольницы на блокпосты и наземные бригады добытчиков или рабочих. Дело было, в общем-то, привычное и уже чуть ли не рутинное, и потому военные скучали по настоящей драке, а безопасники – те вообще маялись от безделья.

Поэтому поимке лазутчика из людской, или, как тут говорили, «чистой», части Метро в Бибиреве обрадовались, как нежданному подарку судьбы. Тем более, что в свете недавних событий – нескольких странных мощных взрывов на наземных территориях Владыкинской общины – засылка людьми соглядатая давала повод серьезно заподозрить их в подготовке к нападению на скавенские станции.

Таким образом, дальнейшая судьба и Востока, и Крыси была совершенно ясна – смерть. Но смерть явно не быстрая – наверняка их сперва еще и помучают, чтобы выведать что-нибудь важное. Особенно – сталкера.

– Бедный Восток… – прошептала Крыся. – Только бы они его не сильно мучили…

У нее была слабая надежда на то, что если сталкер поведет себя разумно и спокойно и будет говорить на допросе правду – как знать, может быть, его и не изувечат. Крыся немного знала начальника местной СБ. Был он мужиком, в общем-то, спокойным и далеко не злым. Но работу свою любил и за станцию готов был порвать кого угодно, хоть чужого, хоть своего. Хотя на Крысю он всегда производил впечатление вполне себе адекватного скавена.

Но, правда, до сих пор здесь еще не ловили человеческих шпионов…

Девушка опустилась на тюфяк, сдвинула поудобнее наручники, чтобы не мешали, обхватила голову руками и стала ждать.

Время тянулось медленно. Крыся уже и измерила шагами длину и ширину камеры, и передекламировала и перепела (вполголоса, конечно) все, какие знала, стихи и песни, и поплакала… Наконец она сдалась, свернулась клубочком на тюфяке и вскоре, чрезвычайно утомленная всем произошедшим, незаметно для себя задремала.

Разбудил ее скрежет замка. Дверь распахнулась, и двое охранников втащили в камеру Востока. Сталкер не шел сам, он висел на плечах конвоиров, низко опустив голову. Его бесцеремонно бросили на тюфяк, и полусонная Крыся едва успела откатиться в сторону, чтобы он (в очередной раз за все время их знакомства) не свалился на нее.

– С добрым утром, барышня! – осклабился один из конвоиров. – Кофе в постель не желаете? Так принесли!

– Хватит, Сергей! – одернул его вошедший следом начальник СБ. – Не издевайся над заключенной. Девушка все-таки.

Крыся метнула на него благодарный взгляд и, уже не обращая внимания на соплеменников, склонилась над сталкером. Выглядел тот, мягко говоря, не лучшим образом. Сквозь растерзанную футболку на теле виднелись синяки и кровоподтеки, на щеке кровоточила широкая ссадина, губы были разбиты. Восток был без сознания, но веки его трепетали, говоря о том, что он скоро очнется.

– Воды! – выкрикнула Крыся и повернулась к вошедшему офицеру. – Дайте воды! Пожалуйста!.. Олег Николаевич… прошу вас!..

Начальник СБ перехватил умоляющий взгляд девушки, помедлил и кивнул.

– Сейчас распоряжусь… Никита!

В дверях показался охранник.

– Принеси воды заключенным. Собственно, почему им до сих пор ее не дали? И… сними наручники с девушки! Безобразие! Устроили тут Алтуфьево!..

– Так ведь эта… Приказа не было! – растерялся парень.

– Теперь есть! Принеси им воды и чего-нибудь поесть. И еще, – он окинул взглядом камеру, отметил более чем спартанскую обстановку, – если им вдруг понадобится… кое-куда – выведи. Приказ ясен?

– Так точно!

– Выполнять!

– Слушаюсь!

Часовой куда-то умчался.

С Крыси сняли наручники. Большим усилием воли скавенка сдержала стон – рук она после нескольких часов в оковах совсем не чувствовала и очень долго болезненно морщилась, чувствуя, как заново восстанавливается в них кровообращение.

Безопасник сделал знак сопровождающим, и те покинули камеру. Сам он некоторое время рассматривал столь необычную пару. Восток по-прежнему не приходил в себя, Крыся, зажмурившись и морщась, с еле слышными всхлипами растирала руки.

– Больно?

Девушка открыла глаза. По щеке ее скатилась одинокая слезинка, но Крыся не позволила себе расплакаться.

– Пройдет… – прошептала она. – Олег Николаевич… Вы лучше скажите… это… это вы его так?

Безопасник нахмурился и ничего не ответил, и она решила на всякий случай далее не искушать судьбу. То есть заткнуться и не задавать опасных вопросов.

Девушка смешалась, покраснела и опустила голову.

– Что тебя с ним связывает? – вдруг услышала она над собой. Офицер, оказывается, неслышно подошел к ней. – Почему ты так заботишься об этом человеке? И… мне передали, как он прикрывал тебя от побоев толпы. Это… впечатляет. Так что тебя с ним связывает, девочка?

…Крыся не имела ни малейшего представления о том, что сказал на допросе Восток про их встречу и завязавшиеся отношения. Но она уповала на то, что сказал он чистую правду. Поэтому и сама решила ничего не скрывать. От этого зависел их приговор и дальнейшая жизнь… и смерть.

Кроме того, она сама не любила ложь. И если, во имя каких-то благих целей, и пыталась лгать, то получалось это у нее очень неумело и всегда – как недавно в перегоне – мигом раскрывалось. Ее прямота и честность порой доставляли ей проблемы и неприятности, но девушка упрямо держалась за свои принципы. И некоторые обитатели Бибирева, этой военной базы в миниатюре, знали об этой черте ее характера.

Вздохнув, она принялась рассказывать о том, как произошло ее случайное знакомство с человеческим добытчиком, какими приключениями сопровождалось и к чему их обоих привело. Ничего не упустила.

– …привезли нас на станцию, а дальше вам все известно, – наконец закончила она.

В процессе ее рассказа часовой принес пластиковую «полторашку» воды и пластиковый же контейнер с грибной кашей. Повинуясь знаку начальства, не стал входить в камеру, а поставил принесенное у входа и испарился.

– Я не знаю… я ПРАВДА не знаю, шпион этот человек или нет, но… зла от него я видела куда меньше, чем от иных членов своей общины. Вернее – совсем не видела. А то, что я пыталась помочь ему добраться до своих… Я была виновата в том, что перед самым восходом солнца он лишился важной детали защитного снаряжения. И это было бы нечестно и… подло, если бы после этого я же его и бросила. Хоть он и враг нам, но… я не смогла его оставить. Я вела его кружными путями, запутывала… Возможно, когда я приняла решение проводить его, то еще хотела и увести подальше от наших территорий?.. Не знаю, в то время я как-то об этом совсем не думала. Просто исправляла последствия своего поступка. Меня так учили – здесь же, в Содружестве, в школе. Так… кого же я предала?

Начальник СБ внимательно посмотрел в широко распахнутые глаза девушки. Крыся глядела на него не отрываясь, открыто и прямо.

– Стало быть, этот парень тебе жизнью обязан? – проговорил он. – Интересно, интересно…

Он хотел еще что-то сказать, но тут Восток слегка пошевелился и издал глухой короткий стон. Крыся тут же беспокойно склонилась над ним.

– А сейчас мне просто его жаль, – ответила она на невысказанный вопрос безопасника. – Его мучили… били… А я… А я – женщина! И мне жалко его!

Офицер, уловив в ее тоне нотки вызова, нахмурился. Но потом вдруг усмехнулся.

– Что ж… женщина… – сказал он с неподражаемой иронией. – Оставляю тебя пока вместе с твоим… подопечным. Только имей в виду, ничего хорошего вас обоих впереди не ждет. Впрочем, надеюсь, ты это и так понимаешь.

– Уже давно поняла, – не слишком любезно буркнула Крыся, – еще там, в перегоне.

– Вот и прекрасно.

Безопасник стукнул в дверь, чтобы его выпустили.

– Олег Николаевич! – вдруг окликнула его арестованная. Он обернулся. – Спасибо вам за воду и… за это, – она приподняла освобожденные руки. – И… прошу вас, простите мне эту необдуманную грубость. Просто… просто мне сейчас очень, – голос ее дрогнул, – страшно…

Эсбэшник окинул ее непонятным взглядом и вышел. А Крыся вновь склонилась над избитым сталкером.

Недолго думая, она освободила его от разодранной футболки и дорвала ее окончательно, пустив на лоскуты для компрессов и примочек.

– Шпионы шпионами, – бормотала она, осторожно прикладывая мокрые холодные тряпочки к его ссадинам, – но зачем же такими зверями быть?..

Про себя она была уверена, что ее черед оказаться на месте сталкера и подвергнуться во время следующего допроса побоям, а то и пыткам, еще наступит. Причем довольно скоро. Первое посещение начальника СБ было лишь прелюдией к основному действу. Соскучившиеся по работе безопасники вряд ли поверят, что они с Востоком познакомились только этой ночью. Еще приклеят им давнее сотрудничество, с них станется! Тем более – в преддверии готовящейся войны! Это сейчас с ней просто разговаривали. А позже возьмутся за нее более основательно, и тогда…

Крыся с детства отчаянно боялась боли и плохо ее переносила, поэтому каждый раз мысли о предстоящих ей муках заставляли ее холодеть и едва не отправляли в обморок. Она пыталась подготовиться морально… но вместо этого еще больше себя накручивала.

«Пыток я не выдержу, – с тоской думала она. – Им нужна правда, но ведь я уже все рассказала, все, что знаю, – как на духу, всю правду… А если мне не поверили… Значит, будут допрашивать… по-другому. Как Востока. Господи, где бы взять силы выдержать все это?..»

…Юная скавенка не знала, что ее саму от участи, постигшей Востока, избавило вмешательство Питона, командира добытчиков Бибирева и – по совместительству – всего Содружества. Крыся, будучи единственной среди них девушкой, была его ученицей, и Питон, знавший ее как облупленную, не побоялся встать в конфронтацию с безопасниками, с руганью, матом и угрозами забастовки добытчиков категорически запретив им применять к девушке допрос с пристрастием.

– Если она виновна – судите и приговаривайте ее по всей строгости наших законов! – заявил он. – Но мучить девчонку не позволю! Чем мы тогда будем лучше алтуфьевского сброда? А если она вдруг невиновной окажется? Кто после ваших допросов вернет здоровье одному из моих лучших добытчиков?

Безопасники, которые – как потом выяснилось – и впрямь намеревались «приклеить» Крысе давнее сотрудничество со шпионом, потрепыхались, потрепыхались, но перед угрозой забастовки добытчиков, единодушно поддержавших командира, отступили.

Крысю не мучили. Ни во время второго допроса, ни вообще. Хотя давнее сотрудничество все-таки приклеили.