Текст книги "Место службы – Владикавказ. Интернет-дневник офицера (2006—2010)"

29.10.2006. Записи с пятницы по воскресенье

Пт

Утром выли пожарные машины. Горели боксы артполка. Чуть позже слышался далёкий взрыв. Может быть, и не там. Все в батальоне ходят довольные: не нам одним страдать. Наши боксы сгорели с год назад. С ними – девять бэх. А БМП – штука недешёвая. Прославились на всю Россию. «Нет ничего приятнее, чем неприятности у соседа».

Утром же радовались снятию РТГр. Не будем мы больше РТГром. Правда, через месяц станем БТГром.

А вообще, похоже, что эту зиму придётся провести в палатках. Разрушить решили, похоже, все сооружения полка, кроме двух-трех. То есть казармы снесут, а пока построят общежитие для контрактников – пройдёт ещё очень много времени. Обещают, конечно, к декабрю, но, подозреваю, даже к лету не успеют. Но работают да, работают активно.

Что плохо – завтра уедет Кешисян, и в батарее наступят чёрные времена – начнёт рушиться порядок, начнёт исчезать имущество, начнутся наезды и поборы со стороны.

Что ещё в понедельник на смотре донёс до нас полковник Санчин, начальник штаба дивизии? Ну, что мы худшие. Правда, проверку провалили не мы, а 429-й полк и танковый батальон. Но мы всё равно худшие, потому что игнорируем приказ непосредственно Верховного Главнокомандующего, и сержантского состава, переведённого на контракт, у нас на 15 октября было не 70 %, а 13 %. А в других полках уже по 110 %. «Так сказал солдатам подполковник Гуго».

Ещё читал Визбора – «Альтернативу вершины Ключ». Далеко не «Завтрак», конечно. Слишком навязчивая идея трудового подвига, слишком много казёнщины. И всё-таки хорошо. Потому что про альпинистов, потому что про опоздавших с семьёй, с достижениями, про тех, кто отбрасывает последний шанс – но твёрдо. Печально, что никогда не буду своим в том мире, где люди-легенды были одними из «своих». Визбору всё-таки сильно повезло.

Во вторник на ОГП Подольский притащил «лепесток». Учебный. В среду достал его из кармана и показал Андрею и Аслану Газаеву. Те шарахнулись в стороны. Потом разглядели, что учебный. Объяснили, что за шутка. Лепесток – это такой милый кусочек пластмассы. Содержится в кассетных боеприпасах, авиабомбах, артиллерийских снарядах. Лепестки разлетаются по полю. Наступаешь на него – и ступни нет, взрывается потому что. А рассыпается их по полю уйма. Вообще, они запрещены. Но что такое запрещение на применение оружия в серьёзной войне?

Подполковник Гапонько: «Меллер, сигареты есть?» – «Не курю, товарищ полковник». – «Лучше бы ты не ел…»

Сб

Кешисян уезжал ночью. Высыпала его провожать на улицу вся казарма. А одевают солдат зимой в так называемую «белугу» – белую сорочку под китель и белые кальсоны под брюки. Что-то типа пижамы. И вот человек сорок – всё, что осталось от двух рот, батареи и трёх отдельных взводов, – топают по полку. Кешисяна вышибли из казармы ударом табурета по заднице – так принято. Он ушёл на ночной поезд. Домой.

«Подольский, покажи свой ремень… сколько ему лет?» – «Я девятый ношу. От деда к духу переходит, к самому прошаренному. Видите, девушка сидит на камушке, плачет…» (на хвостовике ремня, внутреннем, действительно вырезан силуэт сидящей на камне девушки, очень талантливо).

В артполку, говорят, сгорело пять машин – со всеми боеприпасами. И боец.

Вск

Утром пришлось идти в полк и стоять на построении часа полтора. А плаца нет. Строимся на дороге напротив П-образной казармы первого батальона. Кошка залезла на зарешеченное открытое окно оружейки, а снизу котенок, ещё не умеющий прыгать, пытается попасть к ней. Шарит лапами по стене, бегает, смотрит на окно, встает сусликом, заваливается. Не может. И тут барабан! Зампотыл рапортует командиру полка о том, что полк на развод построен. БАРАБАН! Кошка в оружейку, а котёнок обезумел, рванул с перепугу, забился в угол буквы П, вжался туда. Барабан затихает, и слышно становится, как он орёт с перепугу. И снова барабан. Так и просидел в углу котёнок до конца построения. Смелый. Лужи под ним не обнаружилось.

Многие здесь очень недобрым словом отзываются о переводе на контракт. Примерно так:

«Пц, что начнётся. Русские бойцы здесь переходить на контракт отказываются, значит, будут брать местных. А обезьянами этими ни управлять нельзя будет, ни на службу они ходить не будут, поборы начнутся, напрягать бойцов на деньги станут…»

Местные действительно – беда для полка. Пользы, кроме вреда, никакой. А переход на контракт… у нас в батарее около 7–9 человек готовы перейти на контракт, и ещё человек 10 можно уговорить. Как ни странно. Но – только не здесь. В другом полку. Или в России, лучше ближе к дому. Главное – не здесь. Оно и правильно. Что рассказывают офицеры, служившие в Будёновске, в Волгограде – несравнимо. Нормальные деньги, нормальный рабочий день, порядок, столовая, общага…

Не будем о грустном.:)

Вообще, молодое пополнение в полк прибыло. Неизвестно, зачем, если мы переходим на контракт. Все одеты в новенькое. Ходить строем не умеют, зато всем приказам подчиняются. Сказано – перекур, и они один к одному в курилке садятся. Ещё 2 месяца у них будет КМБ, а потом их передадут в подразделения. Нам, то есть.:)

aradan_1

Меллер, пожалуйста, расшифровывай аббревиатуры типа РТГр и БТГр, да и остальные – тоже. Даже те, которые ты уже месяц назад расшифровывал – подобные вещи на гражданке не запоминаются:)

ameller

Подстава в том, что аббревиатуры в армии двухуровневые. И если я буду писать вместо РТГр «Ротно-тактическая группа», понятнее не станет. А каждый раз пояснять, что это за штука – сильно длинно получаться будет.:)

ytt

Лёшк, а у тя есть возможность там халтурить на компе? Удалённо, допустим. Слабо себе представляю, но мало ли…

ameller

Если за это пойдут хорошие деньги – да. Потому что командир батареи, вообще говоря, имеет возможность прикрывать своего взводника. Если это имеет смысл.:) Одна проблема – компа своего нету, а на Санин – очередь.:)

31.10.2006. Случайно мимо шёл

Нашёл Яндексом скалодром. В воскресенье. Во Владике. Сегодня отответствовал и пошёл искать. Нашёл. Манеж Дворца спорта. Похоже, очень похоже на ДДС. В углу скалодром. Мёртвый. Две вертикальные трассы – редкие зацепки. Потолок маленький. Болдеринговая арка – зацепок почти нет. Сюда давно никто не ходит. Как объяснила бабушка на входе, скалолазы поссорились с администрацией, и теперь здесь хоть кто-то появляется пару раз в неделю. А секция ушла в какое-то «училище». Засунул трогательную записку с телефоном под зацепку. Вдруг кто и откликнется. А может, кто-нибудь из балроковцев сумеет выйти на местную секцию?

* * *

У Кешисяна по загривку с плеча на плечо шла татуировка. Какая-то вязь. Я не вглядывался. Думал, что-нибудь из Корана. Но. Понедельник – командирский день. Вечером перед отбоем командир подразделения проводит телесный осмотр. И вот вижу на Казакове и Моисеенко подобные татуировки, только на других местах. Вглядываюсь – не вязь. Латынь? Готика? Ну ладно.

Отбой прошёл. Вижу – Шемякин сидит в бытовке, что-то пишет. «Что, – спрашиваю, – Шома, домой письмо кропаешь в стихах?» – «Да нет, товарищ лейтенант…». Смотрю: шаблон татуировки. Той же. «Шома, а что написано?» – «Каждому своё».

И тут я как-то задумался. И объяснил Шемякину (которому, впрочем, было всё равно), что были два таких милых места в недавней истории, как Бухенвальд и Освенцим. И что на воротах одного из них красовалось «Каждому своё», а на воротах другого – «Труд освобождает». И о том рассказал, что татуировки там весьма ценились. Отдельными кожевенниками-ценителями.

В общем, задумался я. О том, как оно всё неправильно. Татуировка, полуеврей Моисеенко и Бухенвальд нашли друг друга всего полвека спустя.

* * *

Впрочем, что касается полувека… Тема сегодняшнего занятия по ОГП: «60 лет с начала героической обороны Севастополя». Простые математические операции позволяют быстро выяснить, сколько лет назад отказали мозги у старшего офицера по ОГП. Оборона Севастополя – это 1941–1942 года. Вторая оборона.

Конспект занятия, кстати, выкачали по сети из дома. Собрали по Яндексу. Через ГПРС. Саня настроил. Это, впрочем, не значит, что я смогу выходить в сеть из дома. Это значит, что занятость компьютера сильно возросла.

* * *

Дошла посылка Серого. Записи с Чулышмана. «Бесимся». Хорошо.

08.11.2006. Пусто

Вот прошла неделя, а писать совершенно нечего. Обычным стало решительно всё. В голове по такому случаю вообще не задерживается ничего, кроме того, что было сказано смсками непосредственно в процессе. Но я скажу что-нибудь.

В прошлую пятницу весь второй этаж казармы переселили на первый. Плотность набивки народа, разумеется, выросла вдвое. Все помещения теперь делим с шестой ротой. То есть разделили каптёрку шестой роты на две части шкафами. Причём наша часть теперь и канцелярия наша, и каптёрка. Сидеть что днём, что ночью стало негде. Ночные писания писем, кажется, закончились. Ну и народ ночью хрен уложишь. В ИСР (инженерно-сапёрная рота) дисциплина идеальная – ротный их страшно бьёт, ломает носы, челюсти; взводники постоянно находятся в полку, не отдыхают после ответствия, не имеют выходных. То есть раньше наши основные соседи – сапёры – ложились спать и сразу засыпали. Бузили только отдельные взводы: химики, медики, связисты, ОФСБ. Теперь у нас в соседях ещё и шестёрка, а там дисциплины нет вообще. И наши ведутся. И вот – хождения по расположению до трёх ночи. А я всё сдаю и сдаю позиции. Чем лучше узнаёшь людей, тем труднее их наказывать или принуждать. Слишком привык по-человечески. Или просто драку завязывать боюсь.

Бить-то, как известно, надо сильных, а сильный если «в обратку» пойдёт – может и положить. А как им потом командовать, когда он тебя раз поваляет, непонятно. Кафкасссс, млин.

Переезжали тоже любопытно. Отправились мы с Белоусовым за покупками в город. Мыльно-рыльные и многочисленная мелочевка для бытовой комнаты. Обегали весь город, но всё купили. Приезжаем гордые: будет у нас классная бытовка. А наши уже все на первом этаже, уже перенесли всё. Не будет у нас бытовки вообще. Ну и ладно.

На выходных было два выходных. У нормальных людей три, но у военных два. У меня один неполный. И ни одной ночи на отоспаться. План выходного дня – это дураковаляние у личного состава. То есть задачи-то есть кое-какие, но мелочи. Главная задача – помыться и поменять бельё. Организовано глупо, поэтому на это половина дня уходит.

В воскресенье крепко пили на дне рождения Сани. Я пил не крепко, разумеется, а кто пьёт не крепко, тот утром идёт работать, это закон вечный.:)

В понедельник заступили с Андреем дежурными по полку и помощником. Андрею было кисло «после вчерашнего». Заступили нормально, а потом пошли косяки. В час ночи на КПП задержали гражданскую машину (доступ в полк запрещён без специального разрешения командира полка). До четырёх поднятый среди ночи командир дивизиона и начарт писали расследования. В помещении дежурного по полку. В половине пятого задница. За территорией полка поймали двух бойцов. (!) Из караула. (!!) С запахом перегара. (!!!) …Караул был наш: замполит Серёга начкаром, и бойцы оба – с моего взвода. Криминал страшный. Тоже: вызовы к командиру дивизии, расследования, снятие бойцов с караула, замена… Нас бы сняли с наряда (что предполагает денежные лишения и повторное заступление в наряд). Если бы не надвигалась ж. па похуже: учения. Командно-штабные, если я не ошибаюсь. А значит, дежурный ждёт сигнала тревоги и поднимает полк. С сигналом тревоги получилось смешно: нам его забыли передать из дивизии. Потом выдача пистолетов управлению полка. А потом снова задница: дивизия и армия всё время звонят и задают глупые вопросы. Сколько людей, какие машины, когда выйдет колонна… Летали как ссаные веники. Потом поутихло. Управления полка нет, и всё тихо. Правда, генерал, комдив зашёл, выдрал меня за неуставную кобуру, поставил невыполнимую задачу и смылся. Задачу пришлось выполнить. Денег с мобилы на служебные звонки уходит во время дежурства по части – страшно.

Главная задача помдежа, как известно, – вывезти помойку. Помойку вывезти. Удовольствие ниже среднего. Сначала ты ищешь проклятого мусорщика, и он выгоняет машину. Потом три часа работаешь погонялом для слонов, которые грузят мусор проклятыми уставными лопатами, которыми только драться можно нормально.

Потом едешь на свалку и ждёшь там, пока они разгружают мусор. А там собаки, вонь и очень хочется пострелять из казённого пистолета по бутылкам или собакам, а нельзя.

Потом возвращаешься, весь провонявший и грязный. А дежурство уже почти сдано.

В общем, не сняли нас. А почему? А потому что не до того было с этими учениями. Мы победили. Ура-ура-ура. Где же, спрашивается, положенный отдых после наряда? А вот он. Андрей в первой половине дня отдыхал, а я – во второй. И то – какие-то к Андрею претензии.

После сдачи дежурства пришлось бежать в парк, опечатывать свои и чужие боксы. Искать пластилин, разминать его, выковыривать песок и запирать чёртовы калитки. Итого 30 часов без еды и три часа сна.

Впрочем, поесть возможность была. Не было желания. Слово «долг» здесь легко понимаешь, – прошу прощения, дамы и впечатлительные граждане, – когда с минуты на минуту должен по телефону прийти сигнал тревоги, дежурный по полку ушёл менять бойцов из караула, а в животе десятибалльный шторм и… хоть пальцем затыкай, но никуда отойти нельзя ни на минуту.

Сегодня опять вспоминал Покровского. «Бес до самых белых фуражек ходил в шапке»…

Строит всех замполит дивизии. Вставляет всем по очереди. Доходит очередь до меня.

– Почему в кепке?

– На складе нет ушанок 60-го размера.

– Есть.

– Мне не выдают, товарищ полковник.

– Пиши рапорт на командира батальона.

– Он уже ходил туда вместе со мной. (Это неправда, но реально помогал с получением формы.) Для него тоже нет.

– Тогда покупай.

– Денег нет, товарищ полковник. (И это неправда, денег много, но 500 рублей тратить на шапку, которую мне ДОЛЖНЫ выдать, не буду). Четвёртый месяц за штатом.

– Почему?

– Дела-должность не принял.

– Почему?

– Так сначала месяц Турского, потом на каждую подпись, считай, две недели, потом расследование…

– А какое тебе дело до расследования? Это тебя касаться не должно, ты акты сдал – и готово.

– Так командир полка…

– Этим должен заниматься командир батальона… …Короче, поставил он задачу командиру третьего бата, который сейчас за командира полка, чтобы тот мои акты подписал. Ну, на эту задачу тот, разумеется, забил.

Приём дел и должности – это отдельная история. Как закончится – напишу.

* * *

Здесь утром: «Здравия желаем, товарищ полковник». При этом Гапонько – подполковник. Подполковников называют полковниками – и произнести проще, и им приятнее. Кроме того ритм:/–/-/-/-. Попробуйте туда вставить «под…»

Со старшими лейтенантами сложнее. Когда обращается солдат, получается что-то вроде «товарищ старшинан», а от подполковника уже называют «лейтенантами».

* * *

Саня дома бегает по интернету. Не он один. У него уже аська, опера… В ужасе думаю, что надо срочно цензурировать журнал. Пока журнал не найдёт. Сегодня вернулся из отпуска Челебий. Скажем так, я не рад.

* * *

Зашёл сегодня в местный военный магазин «Комбат». Типа нашего «Сплава». Сплав тут тоже есть, но никудышный. А здесь… такого изобилия видов форм и знаков отличия я ещё не видел. И по тканям, и по моделям, и по типам. Истёк слюнями. Хочу красиво выглядеть.

* * *

Дети за спиной в контру режутся. Кафкассс… «Вася, засядь в туалете по-братски, а?»

* * *

А скалодром так и не ищется.: (

11.11.2006. Постельный режим

Стоял ответственным. С четверга на пятницу. И всё было очень даже неплохо. Даже совсем неплохо. Да-ссс. Покачался, под штангой полежал, подтянулся, утомился. Чайку попил в канцелярии.

В 1:04, укладываясь спать, увидел отсвет на потолке. Значит, кто-то в расположении, в темноте, собирался курить. Пошёл в угол, где располагаются отдельные взводы. Да-ссс. А там просто-таки пипец. Восемь черпаков, переходящих в деды, занимаются распитием. Курят, выпивают и закусывают. Бутылку водки спрятали, но поздновато – успел заметить, куда. Забрал, вылил оставшиеся полбутылки в сортир. Сказал, что десять минут на то, чтобы лечь спать. Они, как обычно, ныть: мы тут нормально посидим, никто ничего не узнает, просто 20 лет, раз в жизни бывает. Я тоже, говорю, нормальный, и всё понимаю, поэтому десять минут на то, чтобы отбиться.

Подхожу в 1:28. Сидят. И опять бутылку под кровать прячут. Забираю. Они опять ныть: ну оставьте, ну мы допьём и ляжем, вы солдатскую лямку не тянули, поэтому не знаете, как нам надо иногда отдохнуть. Моисеенко подошёл к проблеме иначе: ты, лейтенант, нам тут отдыхать мешаешь, мы тут уже дембеля, а ты дух, что ты в армии вообще видел? На «Вы», говорю, Моисей. Не хочет. Ну ладно, вставай, говорю, пойдём в коридор. Без звёздочек разберёмся.

Бутылку выливаю в очко, бушлат и китель снимаю. Бойцы образуют круг. Те, кто пили. Остальные спят. Моисеенко: «Ну что, попрыгать хочешь? Давай попрыгаем». Надо сказать, Моисей меня на полголовы повыше, мышцы не прослеживаются. Местный. Был при Кеше палачом. Порядок не поддерживает, пользы не приносит. Только проё. ывается и лупит слонов за дело и без дела.

Запрыгали. Два пристрелочных удара удачных, дальше он вбегает в клинч, месимся, он меня сшибает с ног, возимся на полу. Дальше новая для меня фишка: он вскакивает и начинает меня лупить ногами в голову. А ещё при входе в расположение перекладина, две штанги и четыре проволочные растяжки очень мешают. Встаю, опять обмен ударами в ничью пользу. Опять в клинч, коленями по согнутому (а я в силу роста чаще оказываюсь ниже), валит, ногами в голову. Разводят. Казаков: «Ну что, хватит уже…» Не хватит. Продолжаем. Два удачных удара, слабых, на дистанции, опять клинч и всё по новой. Стягивает футболку на голову, быстро сбрасываю. Валит, лупит ногами, отбрыкиваюсь, лёжа на спине. Публика веселится. Они-то веселятся, а он реально не попадает. Встаю, клинч, валит, хватает табуретку (а табуретки тут металлические, тяжёлые), замахивается по широкой дуге. Кто-то сзади табуретку у него отнимает. Он и сам готов отдать, хотел бы кинуть или ударить – ударил бы, но знает, что за серьёзную травму мы его посадим. Хватает тумбочку, швыряет, отскакиваю, тумбочки здесь хреновые, – разлетается. Опять клинч, опять пятками по морде, и хорошо, что без обуви – он-то босой в трусах, я в берцах и брюках. Зубы крошатся, сознание почти не уходит, что приятно. Встаю. Клинч. Ногами по морде, с остервенением. Много проходит. Разводят. Финиш.

Ещё десять минут на адреналине хожу из стороны в сторону, переругиваюсь с бойцами. Они всё пристают: «А что вы скажете? А нам не попадёт?» Адреналин уходит, иду в туалет блевать. Не блюется. Слышу за спиной разговоры: «Да фигня, Моисей, два года дисбата – это ерунда… Да ничего не будет… А может, его добить и за забор?..» Шутят они так, простые ребята, сбежавшие в армию от тюрьмы. Выхожу из сортира и падаю на ящики с матбазой. Вернее, сначала сажусь, а потом уже заваливаюсь на бушлат. Начинается новый бой за сохранение сознания. После пяти или десяти минут борьбы сознание сдаётся и соглашается остаться. А бойцы ноют и ноют: «Ну а что вы скажете, кто вас побил? Нет, ну что вы скажете?» Отбрехиваюсь. Не сдам, не сдам. «Нет, ну что вы скажете?» Звоню Даниле: «Приходи в расположение, уведи меня отсюда. Сознание теряю». Лежу, дышу. Встать попробовал – не получается. Потом чувствую – пошло. Встал кое-как, и с надутыми щеками в сортир. Проблевался, стало полегче. Тут и Данила с Саней приходят в спортивных костюмах. «Что случилось?» – «За чаем пошёл, на местных нарвался». – «Где?» – «Около Томилы (магазин такой)». – «Сколько?» – «Трое, местные». Одеваюсь, иду домой, сам, без опоры даже. Вроде совсем нормально. По дороге объясняю, как дело было, убеждаю, что вмешиваться не надо, бой мой.

Укладываюсь дома. Две – анальгина. Чай. Время около трёх. Выключаюсь до утра, то есть часа на четыре. Просыпаюсь, смотрю на мобилу: 7:34. Живот болит. Голова цельнолитая.

Андрей умывается, на службу идти. Выхожу на кухню. Андрей выходит: всё нормально? Он спал, когда я пришёл накануне. Вообще-то, говорю, не очень. Приглядывается. Закуривает. Вообще-то он по утрам старается не курить.

«Что?» – «Да ничего. С рядовым дрался». – «Что?» – «На “ты” обращался». – «Наш?» – «Да». – «Моисей?» – «Да.

Не вмешивайся, это моя проблема. Я сам ему сказал, что разбираемся без звёздочек». – «П. зда ему». – «Не надо. Мой бой». – «…»

Ложусь. Заснуть не могу. Боль в животе не утихает. Каждые полчаса блюю. Если пил, то что пил, то выходит. Иначе – желчь густая, со сгустками крови. Последнее напрягает. К трем часам коллективно решаем везти меня в больницу на Васо. Васо приезжает. Блюю на дорожку. Едем в поликлинику. Там ощупывают живот, вроде, порядок. Везут на «скорой» в больницу. В больнице смотрят: «Военный? А что к нам припёрся? Не хочешь травму в часть привозить?» Не хочу, нам сейчас нельзя, у нас проверка. «Не будем мы его смотреть, везите его в военный госпиталь».

А в госпиталь-то нельзя. Травма пойдет в часть, по части пойдёт расследование, а там мутное дело, много плохого может всплыть. Но еду. Вообще, нехорошо. Блевать хочется неудержимо. Но удержимо. В госпитале сразу просят военник. Военника нет. «А что вы его к нам привезли?» – «Да вы только скажите, что делать, и я уеду». – «С какой части?» – «Только не надо в часть сообщать о травме». – «Почему ещё?» – «Понимаете, у нас проверка… Мы и так стараемся, как лучше, а травма – это ЧП, а ЧП – это проверка провалена». Плету, конечно, а что делать? Звонит дежурному по полку. Я объясняю, как дежурному проверить, есть ли Меллер А. А. в части. Объясняю, где есть список офицеров части. Уговорил не сообщать. Правда, при этом и делать они со мной ничего не собираются. Но согласились сделать рентген. Пощупали живот. Порядок. Написал отказ от госпитализации. Рентген показал, что ЧМТ нет, но сотряс хороший (интересно, как они это по рентгену определили).

«Полежите у нас недельку? Дольше держать не будем…» Не могу, простите.

Прописали жёстко постельный режим на пять дней, никаких нагрузок две недели. «Не пить, не курить, с женщинами не общаться». И отпустили.

Поехали назад. Васо странно мыслит. Врубает музыку – «сольный рефрен ударных». «Что, не нравится такая музыка?» – «Голова болит, Васо». – «Ничего, подобное подобным». И врубает на полную, так, что машина вибрирует. И катаемся по городу по васовым делам часа полтора. Слава Богу, блевать расхотелось, но состояние поганое.

Теперь постельный режим. Вот и вся история.

«А Моисея мы на деньги поставим». (С)

P. S. Сейчас из последствий только разбитая рожа, фингалы и маленькие сколы на передних зубах, остальное ok, не болит ничего.