Текст книги "ПАРАDOCs"

Казус с жестким диском

Давно это дело было, году этак в две тысячи восьмом-девятом… Сложно датировать точнее. В то время я разъезжал с заказами по всей Москве, чередуя привозы и отвозы оборудования. Никакого интернет-магазина запчастей у нас еще не было.

Уже тогда я выяснил для себя существование особой категории людей, отдающих неисправное оборудование в сервис-центры исключительно затем, чтобы получить хороший повод поорать. А если учесть, что сервисный центр в лице колл-центра, приемки, инженеров и менеджеров охотно принимает участие в этой игре со своей стороны, не приходится удивляться, что порой доходит до рукоприкладства и чуть ли не поножовщины… или же до полиции, как в истории, которую я хочу вам сегодня рассказать.

Было лето. Я договорился с клиентом о встрече в районе двух или трех где-то у метро «Домодедовская», неподалеку от табачной фабрики «Лигетт-Дукат», уничтоженной спустя пару лет после этого героями моего первого стрейтэдж-романа «Ленин жив!». В те времена я нередко таскал по несколько ноутбуков за раз; при этом те, что ехали в ремонт, и те, что, по идее, уже работали, чередовались в моем рюкзаке. Клиент на «Домодедовской», ожидавший свой бук в уже рабочем состоянии, после некоторой задержки появился на месте встречи.

Я ожидал, что клиент в худшем случае захочет включить свой девайс и проверить его, после чего расплатится и уедет, куда ему будет надо. Вместо этого Владимир (не помня за давностью лет имени, назову его так) предложил мне сесть вместе с ним в подъехавшую с водителем машину и отправиться к ним в офис. Как вскоре выяснилось, офис находился далеко за МКАДом, и вернуться обратно самостоятельно я едва ли смог бы без проблем – карты той местности у меня не было, только старая потрепанная схема Москвы на бумаге, а интернет-картами я в то время еще не пользовался. С невыразимой грустью озирал я окрестности, проносившиеся за окном иномарки – в другое время эти виды были бы мне чрезвычайно приятны, но не теперь.

Но всё на свете заканчивается, и наша с клиентом поездка тут не исключение. Офисное помещение стояло в окружении деревьев – чуть ли не на даче. Зайдя внутрь, я узрел коллег Владимира – скажем, Трифона и Николая. Трифон – худой длинный ботан в очках, Николай – лысеющий толстячок. Со мной вошли Владимир и давешний водитель Гриша – крупный, усатый и добродушный, но явно готовый и к грубым словам или действиям. Такая людская черта мне всегда была интересна: сам по себе человек может быть открытым и дружелюбным, никогда не начнет ссору или истерику без существенного повода, но стоит ему хотя бы заподозрить, что с его коллегой или просто товарищем обошлись сомнительно, причем обошелся не представляющий, как он полагает, опасности для самого «Гриши» субъект, находящийся в меньшинстве – тут же градус выплескиваемых неадеквата и агрессии мигом готов дойти до точки кипения. Повод для угрожающих гримас и вращения злыми очами ему вскоре дал курьер сервис-центра, доставивший его боссу ноут из ремонта – ваш покорный слуга.

Выудив ноутбук из рюкзака, я распаковал его и предоставил в распоряжение собравшихся.

– Трифон, глянь-ка там! – миролюбиво скомандовал Владимир.

Ботан – видимо, местный админ – открыл крышку бука и нажал на кнопку включения. Ничего не произошло.

– Ну что? – проявил себя толстый Николай.

– Сейчас… – Трифон догадался, что бук мог разрядиться, и, подключив к аппарату зарядное устройство, воткнул в сеть. Когда загорелся огонек индикатора питания, Трифон еще раз нажал на кнопку включения. Однако ничего не произошло и в этот раз. Я мысленно порадовался, что больше заказов в тот момент у меня не было, и приготовился к долгому и нудному разбирательству.

Алгоритм действий в ситуации, когда доставленное клиенту оборудование частично или полностью не работает, был отработан мною в первый же день на фирме, когда нервная клиентка убежала с ноутом. Позже менеджеры решили с ней вопрос по телефону. Я даже сперва и не понял всю опасность ситуации лично для меня.

Но вернемся к нашей истории. Последовали звонок менеджеру и разговор с ним клиента. Решение менеджера: забор девайса обратно в СЦ.

Однако отдавать мне ноут никто не собирался! Вместо этого меня поставили пред фактом: ни денег, ни ноута. Иди, мол, парень отсюда! Звоню логисту, объясняю ситуацию. Логист (кажется, Максим, но не уверен) советует звонить мусорам. Я прикидываю варианты. Самым боеспособным выглядит Гриша – он уже и сам поглядывает на меня с подозрением, словно чувствуя ход моих мыслей. Схватить аппарат, и – бежать! Отбиться от врага пинками, если понадобится. Ходу, ходу! Но куда бежать?.. Я уже говорил, что не имел ни малейшего понятия, где находился.

В общем, я сделал то, чего не делал ни прежде, ни в дальнейшие лет десять – вызвал копов по телефону. Все эти отчаянные шаги были необходимы: я не собирался сам расплачиваться за ремонт в условиях, когда зарплаты едва хватало на еду, да и то я нередко оказывался стоящим у палатки с выпечкой, какие тогда были на каждой станции метро, и, пересчитывая мелочь в кошельке, с горечью понимал: не хватает на пирожок… Это ведь всё было до того, как на фирму пришел «Медведь» со всеми своими плюсами и минусами, и принес концепцию прогрессивной мотивации.

Копы слушали, как в трубку наперебой вещали то я, то Владимир или Гриша – каждый по-своему трактуя произошедшее. Вся история длилась уже часа три – уступать никто не хотел. Это было хорошей закалкой моей психики: противостояние нескольким людям в одиночку. Интересно, что же теперь, после стольких конфликтных ситуаций последних лет, могло бы меня всерьез напугать?

Между тем, внезапно пришло спасение – выяснилось, что парням был так срочно нужен вовсе не сам ноутбук, а всего лишь жесткий диск, содержавший важные данные.

Я холодно посоветовал вынуть жесткий диск и, оставив его себе, отдать ноутбук на доработку. Это и было решением. С облегчением позвонил мусорам и отменил свой вызов, а снова подобревший Гриша подвез меня до «Домодедовской». Так вот люди и седеют…

По ком звонит Смерть

Огненная, яркая, поэтичная и противоречивая Алина была лидером хит-парада моих девушек до момента знакомства с той единственной, самой красивой, что стала законной супругой. Особенности диалектики и метафизики сложных отношений с Алиночкой я описал в романе «Дама с фюрером на спине». Сегодня речь пойдет скорее не о самой Алине, а о еще более фееричной ее мамаше…

Встречайте: Татьяна «Смерть», бывший преподаватель вуза и, кажется, аж кандидат наук, а ныне – сумасшедший курьер журнала «Знамя»! Татьяне на вид за шестьдесят, красавица Алина – ее поздний ребенок. Татьяна часто улыбается, так что сразу видны ее кривые зубы, сильно отличные друг от друга по форме и размерам. Алина говорит, что если бы ее мать следила за собой, то у нее было бы ее, Алины, лицо. Изначально приехавшая в Москву без своей жилплощади, воспитывала Татьяна свою дочь в одиночестве, в тесной однокомнатной тюрьме без электричества и почти что без иной еды, кроме гречневой каши. Спартанские условия отложили след на них обеих. Алина, которой приходилось ходить к соседям, чтобы посмотреть телевизор (телевизора и света не было, впрочем как и игрушек), научилась извлекать пользу из самой структуры жизни, заряжая окружающий мир магией интереса благодаря собственной юной головке, излучавшей эманации творчества, фантазии, идеи, рисунки и стихи.

Татьяна много читала дочери вслух – пока позволяло природное освещение. После увольнения из сферы образования она работала вахтером, и маленькая Алина всегда была с ней – худенькая, лопоухая, обаятельная. Ее угощали, дарили подарки. Эти дары сформировали другие стороны ее характера – алчность, жажду получить желаемое любой ценой, беспринципность. Взрослая Алина всегда получала свое – отказать ей могли лишь единицы. Если ей нравился молодой человек, она, будучи накануне операции на позвоночник и терпя муки, не долго думая вступала в драку за него с тремя толстыми девушками. А мать ее, собиравшая из своей зарплаты вещи дочери – тряпка за тряпкой – параллельно с тем, как имущество приходило от парней Алины, постепенно стала ипохондриком – ей казалось, что все вокруг только и мечтают ее обокрасть.

Прошел уже год с тех пор, как я перестал общаться с Алиной и старался не общаться с несостоявшейся тещей, но та, ничуть этим не смущаясь, продолжала мне названивать с завидной регулярностью, а если я снимал трубку, то начинала осыпать угрозами жестокой расправы. Отправить ее номер в «черный список» у меня почему-то долгое время не получалось.

По ком звонила Татьяна? Звонила она по вашему покорному слуге. Возвращаясь мыслью в двенадцатый год, я вижу себя стоящим на территории бывшего завода, где сейчас находится моя работа, и принимающим звонок от Алины. Вот что мне говорила моя тогдашняя девушка:

– Слушай, я не могу больше! Помоги мне! Мать уже окончательно свихнулась. Мне страшно! Надо ее как-то в психушку сдать. Просто подлечить немного…

Ни в тот раз, ни позднее мы так и не решили эту щекотливую проблему, так что желающие могут взирать и поныне, как в татьянином челе бурно растут плоды шизофрении вкупе со старческим слабоумием. Думаю, что, помимо скопидомства, ее свел с ума бесконечный шлейф случайных связей, тянущийся за дочерью. Пожалуй, даже я относился более равнодушно к похождениям Алины в те периоды, когда мы расставались, но мать – всегда мать.

О чем хотела поговорить и покричать Татьяна, когда звонила мне всю ночь? О том прошлом, что исказилось ее болезнью. О том, когда Алина, вопреки воле матери, прожила у меня три месяца (уже тогда Татьяна почему-то решила, что я строю планы отнять их однушку). Как девушка тренировалась у меня с использованием полуторакилограммовых утяжелителей, хотя у нее была травма позвоночника, закончившаяся межпозвонковой грыжей – всем, кроме Татьяны, понятно, что такой вес не мог усугубить травму, но в глазах мамы Алины эти утяжелители вырастали до размеров полновесных гирь наподобие полуторапудовика, что я тягаю сейчас. Как Алина за мои деньги разок съездила в Чернобыль. О Лене, через которую мы познакомились с Алиной. Татьяна говорила, что мы с ней – одна «банда Х****овской». О крысе, которая действительно вышла как-то из подпола в нашей с братом квартире, и которую мы гоняли по комнате, а затем брат ее раздавил. Все упомянутые факты раздуваются больной фантазией Татьяны до гротескных размеров и дьявольской фантасмагории. В какой-то момент я стал записывать ее излияния и выкладывать их в «Контактике».

Вот примерный формат эскапад ее монолога, который я бы услышал, если когда-нибудь еще снял трубку, и несколько моих замечаний к нему:

– 88, Крысиный Импотент! (дочь ее, фанатка Гитлера, заразила мать этим «восемь восемь!») Ты торгуешь наркотой вместе с братцем своим, с которым вы сожгли в подвале пенсионера, чтобы отнять его квартиру! Ты мне уже должен восемь миллионов! (видимо, впрочем, четыре – половина тяжести «долга», который начинался с двух миллионов и постепенно рос, порой ложится в ее воображении на хрупкие плечи Леночки – главаря «банды Х****овской», которая хочет отнять ее квартирку. Вообще, сам долг этот – следствие ее иллюзии, будто я украл у нее вещи из квартиры) Мы придем к тебе с моим родственником Калашниковым, и кастрируем штыком! Твоя фирма помогает тебе лазить по нашим компьютерам и телефонам! (она звонила как-то в наш отдел кадров и жаловалась Оле на меня, а на вопрос, почему не звонит в полицию, ответила, что я не даю) Чтобы отнять квартиру, ты хотел убить мою дочь, или сделать инвалидом! Отправил, сволочь, насильно в Чернобыль! Думал, мразь, что не вернется она оттуда! Я тебя убью, а потом подвешу за твой х*й! Будешь висеть! За гири отплачу, и за то, что вонял в моем туалете! Крысы твои съедят тебя! Лазили с Х****овской в моем телефоне, подслушиваете всё! Переадресацию ставил! (я могу лишь гадать, что именно она имеет в виду под «переадресацией», но это – самый архаичный лейтмотив ее инвектив)

Пожалуй, стоит проследить и за развитием клинической картины болезни Татьяны с того времени, как я начал приезжать к Алине домой. Сначала Татьяне («Смертью» я называю ее за одну ее фразу, сказанную мне по телефону: «Я не Татьяна, я – твоя смерть!») я нравился, она вела себя со мною мило и дружелюбно, чем сильно удивляла свою дочь, которая после сказала мне: «С чего это мама такая добрая?!». Перемены произошли слишком уж скоро. Однажды я заряжал мой смартфон через мой кабель USB от компьютера Алины, недавно ей купленного Татьяной. «Смерть» зашла в комнату, как раз когда я отсоединял свой кабель, закончив процесс. Я не понял, почему вдруг глаза ее стали где-то в два раза шире. С тех пор больное сознание ее стало считать, что я украл важную деталь – «стабилизатор от компьютера». Отношение ко мне в корне переменилось. Все вещи после моего ухода пересчитывались. Отныне я не имел права заносить в комнату свой рюкзак. В общем, понеслось… Слава богу, всё позади – даже ужасные звонки.

Иногда Татьяна «включала голову». Была адекватной, даже сама дала мне книгу «Палач» Эдуарда Вениаминовича Лимонова. Перед моей поездкой в Питер посоветовала посетить домик Петра и Зоологический музей, за что ей большое спасибо.

Но адекватные состояния у нее случались всё реже. Расставаясь с Алиной, я должен был забрать ключи от своей квартиры у Татьяны. В результате я нарвался на «последнюю простыню» и от нее: брызжа слюной, она показывала щуплому азиатскому консъержу на меня, говоря, что это, мол – вор, и его нельзя пускать в подъезд. Если посчитать, сколько я потратил на Алиночку за пять лет нашего общения, выйдет значительная часть моего мифического «долга».

В 2017-ом на Новый год Татьяна позвонила мне и сказала: «88, Крысиный Импотент! Желаю тебе в новом году сдохнуть!» Я сбросил вызов. Я сам решаю, жить мне или нет, «Смерть»! Сделай милость, звони не по мне ближайшие лет восемьдесят.

Болотная баллада

Есть в столице нашей Родины культовое место под названием «Болотная площадь». Окунемся в историю.

Луг заболоченный у Кремля, на нем Государев сад на рубеже XV и XVI веков разбит по высочайшему приказу. В те времена сад давал государевым слугам фрукты да ягоды, да овощи, да дыни сладчайшие ко столу царскому. Сгорел сад тот в начале века XVIII, да так и не восстановлен уж. Вокруг постройки выросли новые, а местечко свободное стало площадью народной посадской. Вот ее и звали то Царицын луг, ажно с XVII веку, то Болото (официально именоваться «Болотной» площадь начала в 1845-ом году). До XVII века тут игрища лихие проходили, да бои кулачные суровые. Личины пробегали смешные – смотри живот не надорви! Насупленно из-под бровей бойцы взирали. Чу! – шапки пушистые летят в снег, да понеслись кулаки пудовые, заработали плечи широкие, да удары тяжелехонькие в бока да по салазкам всё как заноровят – только подставляй тулуп да рукавицы! Любо, до чего же любо на Руси!

Но отшумят игрища, и, как на всякой площади торговой, порой тут было не до смеха и утех. Немало слез людских горьких пролилось на площадь, да гордой кровушки. Именно здесь казнили того самого есенинского Разина, подвергли четырехстопному ямбу пушкинского бессмысленно-беспощадного бунтаря Пугачева, сожгли тысячи новиковских книг…

В сороковом году двадцатого столетия советские деятели снесли торговые ряды и построили сквер с памятником Репину. В сентябре 2001-го друг Владимира Высоцкого, он же бывший приятель, заступник и односторонний спарринг-партнер Эдуарда Лимонова Михаил Шемякин установил на площади скульптурную композицию «Дети – жертвы пороков взрослых».

В 2011—2012 годах Болотная площадь стала местом сбора навальничающей общественности.

Также, и самое главное для рассказа, уже много лет на «Болотке» по вечерам в пятницу собираются неформалы всех видов, реконструкторы, фехтовальщики, любители покрутить пои, фаерщики, музыканты и прочие интересные личности. Разумеется, они употребляют спиртные напитки различной крепости. Соответственно, там всегда царит неадекват в большей или меньшей степени. В общем-то, мне, принципиально непьющему, вряд ли есть смысл там бывать в обычной ситуации, разве что из писательской любознательности или в составе зондеркоманды «Льва против» (об этом поведаю вам в другой раз). Но бывают ситуации необычные…

Итак, впервые я очутился на «болотной пятнице» в июне 2011-го. В то время я испытывал сильнейшие жгучие страдания из-за Алины – «дамы с фюрером на спине», прекратившей тогда со мной всяческое общение. Позже я наладил с ней контакт благодаря посвященной ей песне и смонтированному мною клипу, но и тогда наше воссоединение, по счастью, носило только временный характер.

Ветер проносил в голове обрывки образов прошлого, мечтаний и фаллически обусловленных стремлений. Я был тогда болен Алиной, как ангиной. Вдруг, выходя на «Третьяковской», чтобы отнести товар по доставке, я безошибочно верно узнал рюкзак-торбу с зеленым значком радиации впереди меня. Это была Алина! Дав поцеловать себя в щеку, она тем не менее не отвечала на мои реплики. У нее была назначена встреча с подружкой у метро перед тем, как «даме с фюрером» предстояло идти тусить на «Болотку». После работы я сам поехал туда, но Алины уже не застал. Зато сорвал в вагоне рекламу пива «Клинское». Я был одним из первопроходцев, положивших основание под тот самый ЗОЖ-бум, который все мы наблюдали впоследствии.

Помню, как пару раз приезжал на Болотную площадь, желая хотя бы посмотреть на Алину, но так и не застал ее там. Много пьяных неформалов, бои с использованием имитации холодного оружия, кавер-версии «КИШа» да «Арии» – вот и всё, что я там видел. Чувства пылали, но разрядки не получали.

Подобное повторилось точь-в-точь спустя года три, когда я также ходил во время работы по центру столицы, вновь постоянно думая об Алине, теперь уже оставившей меня ради нацистского убийцы, сидевшего под Курском. К нему она ездила на свидания. Познакомились «дама с фюрером» и «палач с топором» «ВКонтакте»… В тот раз боль на сердце раздувалась еще и оттого, что повсюду в центре плазменные панели на стенах подземных переходов внутри и около метро – на «Арбатской», на «Тверской», на «Чистых прудах» и даже на «Нагатинской» – транслировали облик Алины. Кадры, служившие рекламой кинопремии фильмов ужасов, были сняты здесь же на Арбате – в Центральном доме журналиста. Я сам участвовал в той премии – был контролером-зомби. Через меня прошли Дмитрий Глуховский и директор «Короля и шута». В общем, деться от лика дамы, по которой я ностальгировал тем летом, мне было абсолютно некуда.

Но вернемся чуть глубже в прошлое. Осенью 2011-го я снова оказался на Болоте. В тот раз я приехал туда уставший после работы, чтобы встретить там подругу Лену Скарлет, которая хотела одолжить у меня полтыщи рублей. Мне не удалось избежать неприятного столкновения с «болотными» алконеформалами, которые стали ко мне цепляться.

Один пьяный парень в джинсовке, стоявший, пошатываясь, рядом со Скарлет, указывая на меня, проговорил ей, с трудом ворочая языком:

– Хочешь, я его прямо тут вырублю?

– Давай! – тут же резко отреагировал я.

– Что? – влез друг пьяного, поздоровее.

– Пусть осуществит смелые слова свои! – парировал я.

В общем, после обмена ударами я, усталый, повалил оппонента и вышел на удушающий, тем самым победив в минутной схватке. Сам конфликт был частично спровоцирован Леной, так как она стала всем говорить, что я – тренер по рукопашке. Пришлось объяснить всем, что я тренер лишь для Лены, а не вообще. Тем не менее, мне пришлось бороться и с другом бухого нефора. С ним мы показали друг другу кое-какие приемы. Мне было тяжело, я едва стоял на ногах после работы, но пьяные и слушать ничего не хотели.

Через год я снова побывал здесь, уже вместе с Алиной. Встретив вернувшуюся из Германии Аврору, продал ей свою книгу. Она научила меня паре новых для меня немецких слов. Тут же был и Ларионов, ошибочно принятый мною за режиссера Антона Кредлова. Ларионов впоследствии засветился в ряде выпусков «Льва против». Я в свое время выручил его и тогдашнюю свою сожительницу Машу из ментовки на Арбате в два часа ночи. Ко мне поехали на такси. Точно так же – заплатив – я спас Алину с ее подругой из обезьянника на «Полянке». Это было даже чуть позднее часа, но я договорился с охраной метро, и она пропустила нас.

Такова моя «болотная» баллада. Не знаю, как воспринимается эта тусовка изнутри, то есть самими пьяными неформалами, но в моих глазах древняя заблеванная площадь, покрытая матом-перематом и гильзами выпитых пивных бутылок – нечто сродни ожившей шемякинской скульптуре.