Текст книги "Женщины – наше всё (лучшее) 1 том"

Научно-фантастические рассказы

К УТРУ ВСЁ БЫЛО КОНЧЕНО (ДРАМА В КОСМОСЕ)

Космический Центр на Земле гудел как потревоженный улей, насыщенный отдельными группами координаторов в гражданской и в военно-космической форме: сосредоточенных, взволнованно ходящих, сидящих, озабоченных космическими проблемами. А сам операционный зал состоял из отсеков с экранами.

Слышались деловые и нейтральные реплики:

– Космос – это вам не площадка для гольфа.

– Координатор не имеет права на ошибку.

– Который час?

– Почти десять.

– Мои подопечные уже возвращаются на Землю.

– У моих сейчас личное время.

– Какая сегодня погода?

– Устойчивая, без осадков.

– А вечером?

– До вечера дожить надо.

– А в космосе сейчас кипит работа…

Там, где находился конференц-зал, перед ведущими специалистами выступал директор Центра:

– О достижениях говорить не только надо, но и нужно. Наши координаторы осуществляют полный контроль над космосом. Вахтовый метод работы оправдал себя полностью. Космоисследователи бороздят пространство и делают свою скромную работу безукоризненно.

После выступления корреспондентка взяла у него интервью.

– Надежды связаны с экспедицией “Сириус-384”. Сколько средств израсходовано на нее?

– Меньше, чем вы напишете в статье, – ответил директор.

Вопросы продолжались, как и ответы были лаконичными.

– “Сириус-384” соответствует стандарту?

– Напишите, что это наш самый лучший экипаж, командир корабля – чемпион в шахматах по переписке, второй пилот – “Мисс Вселенная”.

– Это правда, что…

– Правда.

– Я слышала…

– Напишите то, чего хочет ваш читатель.

От операционного отсека № 14 раздался шум. Это координаторы у экрана, где космический корабль успешно боролся с галактическим вихрем, начали обниматься и хлопать в ладоши.

– Ура!! – кричали они. – Мы победили макрокосмос!

Только в операционном отсеке № 6 было без общей суеты.

Четыре координатора в военно-космической форме смотрели на экран, на котором крупным планом плыл в безбрежном пространстве космический корабль с надписью “Сириус-384”. Они тоже обменивались репликами.

1-й координатор, сухая женщина, напомнила:

– Сегодня у нас ответственный день.

2-й координатор с потным лицом был чем-то недоволен, с растерянным видом он вдруг произнес:

– Я потерял “Сириус-384”.

3-й координатор, толстая женщина, спокойно посоветовала:

– Активизируй кнопку канала.

4-й координатор, ершистый мужчина, поднял средний палец.

– Всё внимание на экран! Я их вижу!

– Объявляется выход из анабиоза! – нажала на кнопку 1-й координатор. – Энергетизация процесса!

На экране представали один за другим безлюдные помещения космического корабля. Затем крупным планом показался стеклянный саркофаг с двумя фигурами. Они были в анабиозе. Вился дымок заморозки. Стелился мягкий свет от проблесковых маячков. Время на табло стояло “12:30”. Сами собой расстегнулись молнии капюшонов и возникли лица мужчины и женщины.

1-й координатор представила их:

– Павел и Гуля Звездинцевы – семейная пара в космосе, пусть в чём-то примитивная, но всё же самая приемлемая, самая прогрессивная форма существования белковых тел, позволяющая легко переносить любые тяготы жизни.

2-й координатор добавил:

– Скажу, в целом, работа космоисследователя скучна и монотонна, если взять во внимание длительный характер полета, и большей частью нудная, как дежурство на дальней метеорологической станции. Тут надо иметь железные нервы. Звездинцевы их имеют.

3-й координатор на это только возразила:

– Но, что еще нужно молодой паре, когда быт и отдых ими будут налажены основательно?

4-й координатор восхитился:

– Штурманы, картографы, космогеологи в одном лице – всё-таки это интересно!

На корабле сработал световой и звуковой таймер.

“Проснуться! Проснуться! Проснуться!”

Первой открыла глаза Гуля и стала тормошить Пашу.

– Вставай, Паша, прибыли в назначенный район Сириуса на вахту!

Он, недовольный, что разбудили, пробурчал:

– Что так рано?

– Всё еще спишь? – Гуля первая начала разминаться, вытягивая руки, этим разогревая закоченевшие мышцы, затем села на краешек саркофага.

– Ну, еще немножко, – проканючил Звездинцев.

– Я бы тоже спала и спала, – подтвердила Гуля и услышала:

– Отхожу.

– Брр… Не трогай меня, у тебя ледяные руки! – возмутилась она.

– Как холодно, – Звездинцев свернулся калачиком.

Гуля просунула ему руки на грудь.

– А теперь?

– Стало жарко, – ответил он.

Они сняли с себя прежнее нижнее трико и встали отрешенно как Адам и Ева. Под ногами за стеклянным полом медленно вращалась огромная центрифуга из лент Мебиуса. Автоматически открывались и закрывались в стороне люки, приглашая к первому шагу. Затем они облачились в военно-космическую форму.

Звездинцевы как сомнамбулы знакомились с кораблем, медленно адаптируясь после анабиоза. Сеанс космосвязи застал их в зооотсеке, когда они выводили из состояния анабиоза мух дрозофил и задавали им корм.

Засветился экран с четырьмя координаторами из операционного отсека № 6.

– Майор Павел Звездинцев, лейтенант Гуля Звездинцева, – начала первый контакт 1-й координатор. – Прошу сдать экзамен. Проверка на адекватность, вариативность, релевантность и креативность. Вопросы из различных областей знаний. Дважды два?

– Пять, – ответила Гуля.

2-й координатор отметил:

– Девиантное мышление. Неправильно! Ответ – четыре. В каком случае не здороваются?

Звездинцев подмигнул Гуле.

– В постели.

Гуля повторила:

– В постели.

3-й координатор покачала головой.

– Девиантное мышление. Неправильно! Через порог. Через какое плечо нельзя плевать?

– Никакое, – ответила Гуля.

4-й координатор не согласился с ответом.

– Девиантное мышление. Неправильно! Через левое. Сколько ручек у дверей?

– И с той, и с этой стороны, – ответил Звездинцев.

– Недевиантное мышление, – отметила 1-й координатор. – Правильно! Павел Звездинцев, разрешаем приступить к работе.

– В два раза больше, чем дверей, – ответила Гуля.

– Сверхнедевиантное мышление, – отметила 1-й координатор. – Правильно! Гуля Звездинцева, принимайтесь за работу.

И только когда Звездинцевы вышли в открытый космос, в них проснулся исследовательский дух и рабочий энтузиазм. Они развернули приборы и от космической пыли очистили на обшивке надпись “Сириус-384”, при этом не погнушались, как ошалелые дети, носиться друг за другом в детских играх вокруг корабля.

В следующее утро Гуля прошла в командирскую рубку в воздушной пелеринке. Из динамика прорывалась чужая речь – эфир был забит. Звездинцев был весь в анализе работы, но при этом что-то напевал.

– В это утро Звездинцев занят тем, что мурлычет песню? – произнесла она.

Он, не отвлекаясь от экрана, обнял Гулю и также, не отвлекаясь, со вкусом стал мять ее податливые для лепки губы.

– Какое в глухом космосе и в летящем на субскорости звездолете-исследователе “Сириус-384” утро? – спросил он.

– Хорошо выспавшийся Звездинцев не в претензии к ночи?

– Опять же, какая в глухом космосе и в летящем на субскорости звездолете-исследователе ночь? – переспросил он.

– И всё благодаря твоей жене Гуле?

Звездинцев продолжал недоумевать:

– Это лаборантке-лейтенантке? Опять же, какая в глухом космосе и в летящем на субскорости звездолете-исследователе жена? Жена должна сидеть дома.

– Даже больше, чем жена!

– А если меньше, чем жена?

– Парадокс!

Гуле от поцелуев не хватало кислорода, несколько раз глотнув воздух, она восстановила дыхание.

– Задушил меня! – возмутилась она. – Ты из моих губ выдуваешь воздушные пузыри!

Звездинцев отпустил жену.

– Иди, передохни. Восстанови губы, они потребуются мне через пять минут.

На этот раз в промежутках между поцелуями он стал наставлять Гулю:

– Боже, что за турнюр – дикая дивизия! Нарушение формы одежды! Вы бы немного приоделись, лейтенант Звездинцева, а то… знаете… этот… затрапезный вид: бантики, рюшечки, оборочки и прочие финтифлюшки…

Его официальный тон не возымел действие.

– Паша, – Гуля немного отдышалась от поцелуев. – Ну, кто еще может узнать про нашу личную жизнь? – Ее задели слова мужа, и обиделась она не на шутку.

– На корабле есть глаза и уши, – услышала она.

Звездинцев поменял позу – пересадил Гулю на другое колено – у него затекли колени, потому что сидящая на них Гуля мешала работать.

Она улыбнулась.

– Может, я надоела тебе?

– Нет-нет!

Гуля сняла с Звездинцева китель, поцеловала в плечо.

– Что ж, надо проверить…

Гуля расстегнула на себе крючок.

– Придется показать тебе все сравнительные качества моей фигуры…

Звездинцев уперся:

– Давай не сейчас!

Гуля продолжала:

– Снимай с меня показания на свои чуткие приборы: глаза, уши, пальцы.

Звездинцев рассеянно, нехотя подыграл.

– Ах, придется взять труд посмотреть это чудное нескончаемое детализированное кино!

– Придется мне предоставить все преимущественные доказательства… чтобы кино было настоящее, покадровое!

– Верю-верю! – подтвердил муж. – Я не требую эксклюзива.

В операционном отсеке № 6 на экране стоял последний эпизод.

1-й координатор возмутилась:

– Им, молодым, хоть кол на голове чеши – всё одно!

2-й координатор поддержал:

– Ну вот… Придется контроль над ними усилить.

3-й координатор была с выдержкой.

– Я бы не спешила с давлением на них.

4-й координатор сделал вывод:

– Милые ребята – уймутся-перебесятся.

Звездинцев снова обнял жену. И на этот раз он опять со вкусом мял ее губы.

– Сириус, ты мой дорогой, 384-й! Дисциплина прежде всего. И в командирской рубке впредь не называй меня Паша. Ладно?

– И на всем корабле?

– Желательно.

– Есть, товарищ командир! – отчеканила она, и ее рука машинально чуть не отдала честь у пустой головы.

– Мы ведь не просто какие-то рядовые исполнители, – напомнил Звездинцев.

– Инженеры Службы планетных исследований – это звучит гордо! – звонко отозвалась Гуля.

Гуля сидела на коленях у мужа, вместе устремив взгляды на экран, фиксирующего плотность метеоритов и космических частиц. Левый край экрана светлел от проплывающего стороной светила.

– Какова в динамике структура межзвездной пыли? – спросил он.

Гуля посмотрела в журнал.

– Плотность прогнозируется за полгода увеличиться на ноль восемь процентов. Преобладание к Сириусу титана над железом.

– Каков характер поведения метеоритов?

– Затишье перед бурей.

Звездинцев внимательно посмотрел на жену.

– Гуля, все эти дни я наблюдал за тобой и прихожу к мысли, что время расхлябанности и вседозволенности прошло.

Гуля согласилась:

– Я тоже за то, что надо переходить на более качественный уровень в науке и стратегически ставить ее приоритеты в подобающее ей место в цивилизационном процессе!

В операционном отсеке № 6 на экране обозначалось радостное настроение на эти слова.

1-й координатор захлопала в ладоши.

– Прогресс налицо! Молодые думают о работе.

2-й координатор тоже захлопал.

– Процесс пошел!

3-й координатор положила руку на его ладони.

– Я бы не торопилась с выводами.

4-й координатор гордо поднял голову.

– Милые ребята – бранятся, только тешатся!

Гуля вдруг надулась.

– А вообще, товарищ командир, мне надоело выслушивать ваши постоянные претензии о дисциплине.

– Это почему же? – удивился он.

– Не нравится твое отношение – мы, прежде всего, муж и жена, а потом коллеги по работе.

Были сомнения, и была почва для них. И вот почему.

“Может наоборот?” – задумался Звездинцев. Ситуация была сложная, запутанная и, вместе с тем, простая и разрешимая.

– Я сегодня неимоверно устал, – признался он.

– Устал мне выговаривать гадости?

– Потому что всё успел сделать на работе.

– Всё?

– Всё.

– Кроме записи в журнал о происшествии с тобой… – всполошился он.

– Вот кто настоящий нарушитель дисциплины! – Гуля показала на мужа пальцем.

– Я? Ну, Гуля, не делай скоропалительных и сногсшибательных выводов.

– Ты-ты! Вот кто не делает различия, что работа работой, а постель – постелью!

– Ты буквоедка.

– Командир, на работе есть только одно непреложное правило – работа и еще раз работа!

– Завелась!

– А ты упреждай замечания.

– А ты не провоцируй, не подавай повода…

Гуля поджала губы и покинула рубку.

На экране возник отсек № 6. Координаторы смотрели укоризненно и задавали нелицеприятные вопросы:

– Майор Звездинцев, почему на корабле неприкрытый волюнтаризм?

– Почему на корабле беспорядок?

– Почему на корабле преобладает семейственность, грубо выпячиваются родственные отношения? Семейственность – не пробьешь, как стена!

– Почему на корабле смещение приоритетов в сторону вседозволенности?

Звездинцев молча стоял навытяжку.

Гуля сделала выводы и назавтра явилась на работу в военно-космической форме.

– Время сейчас на часах какое? – спросил муж.

– Восемь тридцать по галактическому темпоралю, – ответила она.

– Ты должна быть на работе во сколько?

– В восемь.

– Почему опаздываешь?

Удобно расположившаяся на коленях Звездинцева, Гуля ответила вопросом на вопрос.

– А это как называется?

– Что – это?

– Твои обжимки и поцелуи на рабочем месте?

– А что в них плохого?

– Если ты мой муж, значит, тебе все позволено? Так?

– Согласись, у нас с тобой не служебный роман.

– А какой?

– Ну, что-то от… – всё мямлил он.

– Конфетно-цветочный формат мы прошли.

– Семья и работа с одной стороны взаимоисключающие моменты, с другой стороны… – ничего не придумав, тянул Звездинцев с определением.

– Тогда как же твоё постоянное заигрывание должностного лица с подчиненным?

– Разве это заигрывание? Так себе… увлечение, близорукость, умопомрачение, опять не смог удержаться…

– А я скажу правду, ту, которую ты не договариваешь. Больше того, это сексуальные домогательства на службе. Если начальство узнает…

Звездинцев растерялся.

– Всё равно, – сказал он, – предупреждаю, чтобы это опоздание и нарушение формы одежды было в последний раз, или я возьму с вас объяснительную, лейтенант Звездинцева.

– А ты не гоняйся за всеми подряд юбками на работе! – возмущенно отреагировала Гуля.

– Где ты их видишь на корабле, здесь только я и ты?

– Я вижу и знаю, и ты – тоже не меньше…

– Понимаю, извини, только не пиши докладную.

– А ты не требуй тупого исполнения устава.

Звездинцев с укоризной смотрел на жену.

– Опять красишься, как на свидание.

– Ничего я не крашусь! – Гуля по губам прошлась красным карандашом. – Так, чуточку подмалевываюсь, чтобы нравиться своему мужчине. Надо же за собой следить. Или ты хочешь, чтобы твоя женщина была чувырлой? Так я мигом забуду, что такое косметика.

– Безобразной видеть не хочу, но и размалеванной тоже.

– Тогда подожди – лишнее смою.

Звездинцев был в нерешительности, он почти махнул на всё рукой, но в последний момент сурово сказал:

– Дисциплина – есть дисциплина. Это касается всего личного состава, прежде всего вас, лейтенант Звездинцева.

Через полчаса Гуля явилась со шваброй в руке.

– Так-то оно лучше, – миролюбиво пожурил муж и хотел снова обнять, но руки только поправили берет на голове Гули.

Она отстранилась.

– Выйди, я приберусь. Ишь, распустился, намусорил.

– Тон, где твой нежный тон? – удивленно спросил он.

– Я уже переделала массу дел.

– Каких?

– Перемыла полы, вытерла пыль, иллюминаторы, наблюдения занесла в журналы.

Звездинцев недовольно пробурчал под нос:

– Я поставлю тебе памятник, но это сделала за тебя бытовая роботехника, ты только вложила в нее тряпки.

– Памятник – за что?

– За то, что ты главный человек на корабле.

– Откуда ты взял?

– У тебя феномен уборщицы.

– В чём он заключается?

– На производстве всякая уборщица выше начальника, потому что может сделать ему любое замечание, а он ей – нет.

Как-то раз Гуля вошла в рубку и закрыла увлеченному мужу глаза ладонями.

– Как ни зайду, ты все пялишься на экран.

Звездинцев сделал мечтательное лицо.

– Какая красота! Сегодня наблюдал гала-концерт планет у соседней звезды.

– У тебя казуистическая любовь ко мне! – вырвалось недовольство у Гули.

– Ответственность за всё. Такая специфическая работа, – оправдался Звездинцев.

– Я начинаю ревновать тебя к ней. Хорошо устроился, – сорвалось с ее губ. – Неплохо быть командиром. И экзотика тебе, и досуг, и развлечения, и женщины.

– Должность не дается так просто, – предупредил он. – Я долго учился, приобретал много практики.

– Я бы твою должность сократила.

– Ну-ну, пусть попробуют! – усмехнулся он.

Гуля оказалась вещуньей.

Неожиданная телеграмма застала Звездинцева за проверкой средств безопасности. Сигнальная система, огнетушители и скафандры были в полном порядке, шлюзовая камера давала надежную герметизацию.

“Мы вас с программы снимаем, только вас лично…”

Начало текста насторожило, а дальше было не совсем понятно.

“…в связи с новой стратегией компании, осуществляющей переход всех служб на деятельность, связанную с ресурсосберегающими технологиями…”

Неожиданно и без объяснений.

– Земля! Центр! Как же так? Ответьте разъяснение! – Звездинцев срочно взялся за связь.

– Это не сворачивание программы, а ее удешевление в рамках новой экономической политики, – объяснили ему координаторы.

– А как же мои заслуги и накопившиеся наработки?

– У нас много специалистов, в настоящее время оказавшимися невостребованными кадрами.

– Я хорошо знаю законы, но почему из двоих выбрали, именно, меня?

– Потому что… обсуждению не подлежит…

Связь закашляла и умолкла.

Вызванная Гуля прибежала немедленно.

– Пожар?

– Хуже.

Она почувствовала в голосе мужа страх и возбуждение.

– Мы оба, я и ты, молодые? – спросил он.

– Да. В некотором роде не пенсионеры… – стушевалась она.

– Стаж работы одинаков?

– Да.

– Вклад в науку тоже на равных?

– Да.

– Подмазать высшему начальству, как женщина, ты, Гуля, не могла из глубин космоса?

Гуля совсем смутилась.

– Ну, да… в принципе…

– Тогда почему я?

– Что – ты?

– Гуля, мне по космосвязи пришло уведомление, что я уволен с работы.

– Временно? – не совсем поняла Гуля. – Говорила – не цепляйся за юбки! Не ухлестывай за женщинами! На Земле всё видят!

– Если бы…

– Это сколько лет до окончания полета! – ужаснулась она.

– Еще пятнадцать лет, – напомнил муж.

– Как несправедливо! Прошло только пять месяцев нашей работы.

– Пойми, я уволен. Теперь ты командир.

– Но я не готова.

– Ты подходишь по другим предпочтениям. Стране не важно, на ком остановить выбор. Видимо, на том, у кого нервы выдержать сообщение крепче. Значит, мои мужские нервы не соответствуют нужным требованиям.

– Ну и что? Не бери в голову. Проживем как-нибудь трудные годы.

– Но работа есть работа, и она, тем не менее, служит хоть какой-то зацепкой в жизни, отдушиной в атмосфере закрытого объема корабля, подспорьем для души. А теперь как?

– Произошла ошибка! – уверенно сказала Гуля.

– Страна перед выбором. Надо полагать, у нее не хватает средств на содержание науки. Не иначе, – парировал он.

– На чем ты основываешься?

– Почему, в довершении ко всему, наша работа с некоторых пор оплачивается по серой схеме с накоплением на счета, и зарплата выдается только по завершении полета, а это усугубление в период взаимных неплатежей и задержек зарплат, когда ждать долгие годы, пока не облетишь свой сектор космоса в районе Сириуса?

– Ты разве не знаешь, сегодня надувать космоисследователей обычная практика.

– Пока мы здесь, там крутят наши деньги, – уверенно подтвердил муж.

Гуля не представляла себе последствия такого развития событий их ухоженной жизни.

– Все уладится, – начала успокаивать она.

Как всё было прекрасно. Жена Гуля уже с самого начала полета позволила втянуть себя во всё, связанное с искусством семейного брака на дальних рубежах родины. Это достоинство у нее не отнимешь – как жена она была хороша во всех отношениях. Звездинцев ощущал на себе ее прилипчивое и временами неотлипчивое участие. Чисто по-житейски и к взаимному благу. Чисто по-женски она даже в какие-то моменты теряла контроль над собой во имя семейного счастья.

“Но не женскую респектабельность!” – вывел он.

Как теперь оказалось, в своей жизни она теряла всё что угодно: сумочки, зонтики, деньги, обувь, шляпки, украшения. Только не респектабельность. Её потерять – это как потерять лицо, для женщины это катастрофа. Человек, потерявший лицо – всё равно, что продавший душу.

Это он осознал сразу присутствием повеявшего вдруг от Гули холодка. При такой сильной и мужественной руке, как у Звездинцева, она чувствовала себя как за каменной стеной. И вот эта рука превратилась в культю.

– Прошу, товарищ Звездинцев, – сказала она, – снять форму и сегодня же начать процедуру передачи должности. Инвентаризационный список, штатное расписание, хоздоговоры с подрядчиками мне на стол. И подготовьте, пожалуйста, докладную, в которой вы отчитаетесь за проделанную работу. Не дай Бог найду приписки!

– Почему так официально?

– Я же на работе, облаченная теперь властью…

Гуля первую космосвязь принимала настороженно, но она оказалась радостной. Координаторы не скупились на похвалы:

– Поздравляем с назначением на высокую должность.

– Надеемся на плодотворное сотрудничество.

– И творческое исполнение плановых задач.

– С учетом устранения ошибок, допущенных прежним руководством.

– Есть! – ответила Гуля.

Звездинцеву поневоле пришлось первому из коллектива преподнести поздравление:

– Да здравствует новый командир корабля! Виват ему!

Но и Гуля не осталась в долгу и предстала рубахой-парнем, сделав одолжение.

– Всем производственным и научным службам по случаю объявляю сегодня выходной!

Звездинцев достал бутылку и протянул Гуле.

– А вот и мой сюрприз – бутылка хорошего коньяка!

– За что будем пить? – спросила она.

– Тебе, Гуля, мое отдельное пожелание – чтобы ты, как жена, еще сто парсеков оставалась такой же красавицей и любимой.

– Лучше за служебный рост!

– Тогда два тоста в одном. Знаю, тебя этим не удивишь, но это лишь повод выпить с тобой за мою великолепную любимую жену, успешно продвигающуюся по служебной лестнице!

Звездинцев открыл бутылку и налил рюмки.

– Горько! – крикнул он.

– Горько! – поддержала Гуля.

После поцелуя Звездинцев объявил:

– А сейчас белый танец!

– Дамы приглашают кавалеров! – согласилась Гуля. – Можно вас украсть у вашей супруги? Тогда вечер не будет напрасной потерей времени.

Паша сразу втянулся в словесную игру.

– Сейчас я спрошу у своей дражайшей половины. Она прогрессивная женщина, но, бывает, с ревнивым отклонением от нормы.

Гуля ответила на полном серьезе:

– Наслаждайтесь собой. Я не вправе запретить. Танцуйте, хоть до утра.

При новой внезапной космосвязи координаторы укоризненно смотрели на Гулю.

– Почему на корабле продолжается неприкрытый волюнтаризм? Где субординация?

– Почему на корабле беспорядок и повсеместно осуществляется распитие спиртных напитков?

– Почему на корабле до сих пор преобладают родственные отношения? Почему семейственность пустила глубокие корни во все производственные поры?

– Почему на корабле смещение приоритетов в сторону расхлябанности и разгильдяйства?

Гуля еще долго стояла навытяжку.

Сам Звездинцев понимал в настоящий момент, что он не представляет для жены ничего интересного, кроме обузы для работающей женщины, и теперь на свою скромную зарплату она должна была кормить лишний рот. Побывав на руководящих постах, Звездинцев считал себя неплохим психологом. Не надо быть простофилей, чтобы не видеть каждый день в глазах Гули постоянный укор: “как же так, на моей шее появился нахлебник!”

Статус непонятно какой женщины стал и в самом деле приводить ее в ужас. Почва резко уходила из-под ног Звездинцева.

– Это мужчина должен содержать женщину, а не наоборот, – не забывала она повторять при каждом удобном случае.

От былого благополучия роскошью осталась красавица-жена Гуля, в настоящее время гордость и опора семьи, ибо только она сейчас приносила в дом регулярный и ощутимый заработок. Звездинцев смотрел на жену со смиренным благоговением, учтивым подобострастием и великой надеждой.

Кажется, от этого Гуля и начала высоко задирать голову.

– Павел?! Опять ты под ногами вертишься!

В последнее время произношение его имени становилось всё более грозным. На первых порах он чувствовал просто укоризну, теперь еще за этим следовало многозначительное молчание. И это было хуже всего.

Звездинцев чувствовал свою уязвимость и довлела потерянность в этом мире. Еще терялся, он не знал, как вести себя дальше.

Больше того, с каждым днем всё меньше оставалось от былого авторитета мужа. Красавица-жена заправляла не только на кухне и в подсобных помещениях, но и, святая святых, в командирской рубке. Она позволяла себе вольности вызывать Звездинцева среди дня и ночи и давать унизительные, более того, оскорбительные указания.

– В принципе ничего не изменилось. Нас просто поменяли местами. Кажется, я придумала вариант, часть своих обязанностей сниму с себя и переложу на тебя. Приказ появится завтра. Будешь, э… полотером, – предложила Гуля.

На этот раз он решительно заартачился:

– Я совсем уволен. Я не могу работать даже ночным сторожем. Ты разве не поняла?

– Не совсем.

– Как безработный по административной лестнице я не подчиняюсь никому.

Берет скосился на бок, хорошенькое личико Гули скривилось в гримаску, ее естество запротестовало:

– Милостивый государь, вы на птичьих правах, а поэтому извольте поступать так, как я скажу. Прежде всего, вам нечего делать в командирской рубке, более того не заходите в затрапезном виде.

Звездинцев возмущенно захныкал:

– Кто такой безработный в наше время, знает каждый. Это пария, это изгой самому себе, своим ближним, – и спросил: – Знаешь, Гуля, я читал историческую монографию о древних славянах. У них, когда умирал родовитый человек, вместе с ним хоронили всех его жён и рабынь. Я для тебя умер. Ты могла бы на такое решиться… добровольно войти в их число и последовать за мной?

– Кстати, – встала она в позу, – теперь не я в твоем подчинении, а ты у меня. И это я должна задать тебе подобный вопрос.

Повисло молчание. Звездинцев качал головой от безысходности и неопределенности.

– Нет? Как знаешь, – сделал попытку уточнить он. – Отвечать необязательно, просто сразу хорошую мысль не отбрасывай.

– Я подумаю, но я не рабыня, свободной женщине не пристало даже пробовать, а ты давай иди спать! – услышал он.

– А всё же?

Ответа не последовало. Гуля задумчиво смотрела в потолок.

Однажды Звездинцев заглянул в командирскую рубку. Гуля поливала цветок, росток был малой величины. Звездинцев радостно поприветствовал:

– Салют, дорогая! Дернул дверь по старой привычке.

Гуля подчеркнуто холодно ответила:

– Здравствуйте! Извините, Павел Васильевич, у меня работа.

Звездинцев чуть не вскипел.

– Прости, не туда попал!

– Кстати, – сказала она. – Заходите, есть серьезный разговор.

Звездинцев переспросил:

– Разве я тебе передал не все дела?

И услышал:

– Зачем ты подписывал фиктивные ведомости?

– Бог мой, какие? – возмутился он.

– Думаешь, я не знаю? А липовые отчеты?

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

– Здесь вопросы задаю я!

– Спрашивай.

– Я работала на должностях вплоть до уборщицы. Где мои деньги? – ошарашила вопросом жена.

– Ну… я не знаю… – подписался в беспомощности Звездинцев. – Обращайся с претензиями на Землю.

В отместку, что называется любви… то тут пришли сплошные мракобесие и беспредел, несмотря на то, что муж строил масляные, ласковые глазки жене. У Гули – у той самой Гули, что некогда хвостом таскавшаяся за ним по знаменитым местам и кабакам, заглядывавшая когда-то в глаза с преданностью кролика по отношению к удаву, и исполнявшая любое, даже малейшее его желание, будь то в быту, будь то в светской жизни или в постели – у той самой Гули теперь нервно дрожали губки от недовольства.

– У нас ссоры всякий раз, – говорила она, – когда ты начинаешь приставать ко мне буквально, и с разными отвратительными мыслями. Это уже переходит всякие порядочные нормы.

Почему-то Звездинцев еще не переставал удивляться, задавался вопросами, мучился сомнениями. Не нравилась деловитость жены, но куда он годился, если не обладал достаточным влиянием?

– Что мне делать, Гулечка, как быть? – елейным голосом спрашивал он. – Моцарт не выходил из нищеты, тем не менее, получал полный пакет любви и признание публики в жизни. Я же живой человек.

Гуля смотрела на него оскорбленным взглядом.

– Я не знаю, живой ты или не живой, но то, что ты не мужчина – однозначно!

– Я – мужчина! – попробовал он встать в обиженную позу.

И ошеломленно получил ответ:

– Настоящий мужчина – это тот, кто зарабатывает деньги!

– Даже, если импотент? – попытался он язвительно вступить в дискуссию, защищая честь мундира своих собратьев по полу.

И получил очередную оплеуху:

– Даже если у него вообще нет мужских атрибутов!

– Ну, знаешь, дорогая!.. Я тебя не понимаю, – покачал головой расстроенный Звездинцев. – Какой-то по счету Людовик сказал: “Пока у меня остается подвижным мизинец, я – мужчина”. Бывали времена, когда не очень-то тебя прельщали деньги. Вспомни, ты студентка-первокурсница была в невестах, а я простой курсант, и тебя преследовала только одна неуемная страсть выйти за меня замуж.

– Не помню. С годами старые приоритеты уходят, – вставила Гуля.

– Но все может измениться, полет закончится, – с надеждой в голосе воскликнул он. – И вот тогда ты поздно, но поймешь…

Гуля иронически смерила его с ног до головы.

– Это через сколько лет?

– Ты же знаешь, через пятнадцать, если все будет хорошо.

Звездинцев, действительно не узнавал собственную жену, целыми днями слонялся от безделья. Для привыкшего вкалывать трудоголика остаться без занятия – это катастрофа. Гуля преподнесла наглядный урок лодырю. Только сейчас он по-настоящему осознал, что мужик должен нести достаток в дом. Мужик без работы – это, конечно, мужик, но недееспособный мужик.

Звездолет медленно тащился по необозримому космосу и навевал тоску. Далекие светила были безразличны и холодны к участи Звездинцева. Он часами смотрел в иллюминатор, страдал и философствовал. Он сравнил женщину с лужей, которую никогда не переплюнешь, а бесправного мужчину… опять же с лужей, которую легко выпить, и не лопнуть.

Он попытался вразумить жену.

– Мне надоело ходить из стороны в сторону по кораблю и изнывать от безделья! – однажды заявил он.

Гуля с укоризной посмотрела на него.

– Это манифест или протест? – спросила она.

На что Звездинцеву сказать было нечего.

Он в какой-то момент пал духом и заливал техническим спиртом горе, но Гуля отобрала ключи, а спиртное поместила в сейф.

До Земли оставалось еще много времени, а она устала кормить нахлебника. Эти странные, подвешенные отношения между ними, замешанные на любви и ненависти, длились еще какое-то время, пока Гуля окончательно не поставила ультиматум:

– Или зарабатывай или выметайся на все четыре стороны.

Он попытался воспротивиться:

– Да где я найду здесь работу в глухом космосе?

Но Гуля оставалась непреклонной:

– Где хочешь, там и ищи! Будет встречный корабль – и скатертью дорога!

Она вытеснила его из спальной каюты на кухню. Но когда увидела, как он прожорливо поглощает продукты, не считаясь с положением безработного и невыплаченной зарплатой, ему нашлось место возле кессона. Основную часть суток кухня теперь была на запоре.