Текст книги "Иларiя. Роман-предведение"

Иларiя
Роман-предведение
Алексей Вячеславович Морозов

© Алексей Вячеславович Морозов, 2017

ISBN 978-5-4485-5545-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МОРОЗОВ АЛЕКСЕЙ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ,

Член Союза Писателей России, Член Союза Журналистов России

Светлой памяти монахини ИЛАРIИ,

Ее внучатый племянник Алексей

Посвящает этот роман.

Хотя роман основан на реальной истории, все персонажи и события – вымышлены, совпадения с жившими и живущими людьми, их именами, фамилиями и поступками – случайны, вся книга представляет собой художественное творчество. Тем не менее, автор пользовался воспоминаниями нескольких известных участников событий, в частности, офицеров Дикой Дивизии, другими архивными материалами и т.п., перерабатывая их в удобном для романа русле.

«Не Предведение есть причина будущих событий, а будущие события – причина Предведения. Не из Предведения вытекает будущее, а из будущего – Предведение».

Святой Иустин, христианский философ и мученик.

«История народа есть молчаливый глагол его духа, таинственная запись его судеб, пророческое знамение грядущего».

И.А.Ильин, русский православный философ, писатель и публицист.

«Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам настоящее и намекнуло о нашем будущем».

В.Г.Белинский, русский литературный критик.

«Ничто не ново под луною. Что есть, то было, будет ввек. И прежде кровь лилась рекою. И прежде плакал человек…»

Н.М.Карамзин, русский литератор, историк.

Глава I

Санитарный поезд, пыхтя, подошел к перрону Александровского (ныне Белорусского) вокзала в Москве. Поручик Баранов очнулся от резкого торможения. Рана на ноге болела нестерпимо. Осколком снаряда ему срезало почти все мясо на бедре. Вместо трех суток, поезд до Москвы шел десять. В ране начали копошиться белые, жирные черви. Несло смрадом. И хотя сестра милосердия в поезде промыла его увечье сильным раствором сулемы, черви появились снова. Повязка шевелилась от них. Баранов застонал. Шел 1916 год. Военные успехи России на фронте сменились рядом поражений. Была потеряна Польша, Восточная Галиция, начались отступления и на других фронтах. Железные дороги, эти артерии войны, были забиты поездами. Царил хаос. Доставка боеприпасов, продовольствия и медикаментов была сорвана. То же самое происходило и с санитарными поездами. Они двигались с «черепашьей» скоростью, что сказывалось на раненых бойцах. Не успев доехать до места назначения, многие из них умирали. Еще больше людей умирали непосредственно в госпиталях из-за несвоевременно оказанной медицинской помощи. Москва была забита ранеными. Госпитали размещались даже в правительственных и учебных заведениях. Естественно, что эти помещения были не приспособлены для медицинских целей. Пришли на помощь московские монастыри. Так, Московский женский монастырь отдал два крыла своего здания под госпиталь, а монахини работали сестрами милосердия. И все же обстановка была близка к катастрофичной. К тому же материальное положение в Москве продолжало ухудшаться. В 1915 году индекс цен превысил рост заработной платы в 3 раза, а в 1916 году – в 5 раз. Начинался продовольственный кризис – основной показатель разваливающегося государственного управления и хозяйства. Он спровоцировал негативные процессы во всех отраслях российской экономики, в том числе, и на транспорте, в медицине и в финансовой сфере. Тяжелое положение страны использовалось банкам и оптовыми торговцами для наживы и спекуляции, а власти, вместо того, чтобы пресечь безобразия, сами набивали карманы деньгами вместе и через банки и торговцев. Ползли вверх цены на продукты, а правительство, искавшее средства для ведения войны, резко увеличило налоги. И это вместо того, чтобы прекратить спекуляцию и воровство из казны и реквизировать огромные состояния, нажитые на взятках и обмане людей.

2 мая 1915 года началось Горлицкое сражение (или Горлицкий прорыв немцев), которое предопределило поражение России в I Мировой войне. В этой битве немецко-австрийские войска, под командованием одного из самых талантливых немецких генералов Макензена, применили метод скрытого сосредоточения и внезапного удара. Хотя общее соотношение сил на фронте было в пользу русских (1 млн. 300 тыс. штыков и сабель у немцев и австрияков против 1 млн. 700 тыс. штыков и сабель у нас), но на месте прорыва все было с точностью до наоборот. Макензен создал ударную группу немецко-австрийских войск и, за счет военной дисциплины на железных дорогах в Польше (начальники станций, машинисты, смазчики и даже кондукторы расстреливались немцами за саботаж военных перевозок), быстро и скрытно перебросил ее под городок Горлице, где стояла только одна 3-я русская армия. В результате такого лихого маневра, совершенно неожиданного для русского командования, группа Макензена получила превосходство на узком участке фронта в живой силе – в 2 раза, в легкой артиллерии – в 3 раза, в тяжелой артиллерии – в 10 раз, в пулеметах – в 2,5 раза. Но не это предопределило поражение Русской армии. С началом I Мировой войны Россию захлестнул «дикий» капитализм. При оборонзаказе в 60 тысяч винтовок в месяц военные завода изготавливали только 10 тысяч. Были сорваны поставки орудий, снарядов и патронов. Что же произошло? Договорившись между собой, промышленники-хапуги увеличили цены на боеприпасы в 2 раза, а подкупленные ими чиновники срывали поставки оружия в Русскую армию, пока не будут выполнены ценовые условия их хозяев-банкиров. Все это дорого обошлось России. Фронт был прорван. Немцы молотили 3-ю Русскую армию почти беспрепятственно. Обнаглев от безнаказанности они выкатывали свои пушки на прямую наводку и расстреливали русские окопы с дистанции 2-х тысяч метров, то есть из– за пределов дальности винтовочного огня. У немцев было выделено по 1200 снарядов на ствол, а в артиллерии 3-й Русской армии было по 30 снарядов на орудие (это 3 минуты стрельбы трехдюймовой пушки). Для гаубиц, разрешенный расход составлял по 2 снаряда в день на ствол (!). Было мобилизовано 5 млн. резервистов из глубины Российской Империи. Вооружать их было нечем. Стали закупать в Японии трофейные, захваченные японцами еще в войне 1905 года, старые винтовки Мосина. Закупили в Швейцарии винтовки 1864 года выпуска. Государственный Совет Обороны рассматривал вопрос о вооружении пехоты алебардами (!). Все чего смогли добиться – это одна винтовка на троих и пять патронов на винтовку. И вот эти, плохо обученные и еще хуже вооруженные резервисты, бросались в бой для затыкания прорыва по частям и, несмотря на свое мужество, почти все мгновенно уничтожались немецким орудийным и пулеметным огнем. Австрийские пулеметчики сходили с ума от той стены трупов, которая вырастала от их пулеметного огня за пару часов боя. Вскоре произошло апокалиптическое Красницкое сражение (вы нигде не прочтете об этом, уважаемые читатели), где не только молчала русская артиллерия (стрелять было абсолютно нечем), но молчали и винтовки русских солдат (патронов не было). Пехота пошла в штыки, рвали немцев зубами, подбирали немецкие карабины и вели огонь, но почти все погибли смертью героев. Потери Русских войск в результате Горлицкого прорыва были колоссальны. Только убитыми мы потеряли более 3-х миллионов солдат и офицеров (!). войска были деморализованы, вера в победу упала, вера в Царя упала еще ниже. Предательство стало частым явлением. Так, из-за предательства коменданта крепости Ковно, крепость была сдана немцам без единого выстрела. Была сдана крепость Новогеоргиевск с 80-ти тысячным гарнизоном, тысячей орудий и запасами продовольствия. Немцы ее даже не штурмовали. И только тогда правительство и Царь Николай II опомнились. Была проведена национализация промышленности, и в 1915—1916 годах все промышленные предприятия стали государственными. Дебатировался даже вопрос о том, чтобы реквизировать огромные состояния банкиров, наживающихся на войне и на продовольственном голоде. Однако этот вопрос, как тогда говорили, «повис в воздухе». Видимо, много дали кому надо. Если бы национализировали то, возможно, не было бы революций 1917-го года. Тем не менее, оборонный заказ стал выполняться. Пушки, винтовки, снаряды и патроны бесперебойно стали поступать в армию. Положение улучшилось, что и подтвердил Брусиловский прорыв (по имени генерала Брусилова), который полностью уничтожил 4-ю австрийскую армию. Однако это был всего лишь эпизод. Горлицкий прорыв положил начало Великому отступлению русской армии, когда за полгода она оставила Галицию, Литву и Польшу. Только мужество и героизм русских солдат и офицеров не позволили в 1915 году разгромить вооруженные силы России. Мужество и проведенная национализация спасли Империю, но ненадолго. Уже появились большевистские агитаторы, которые вскоре окончательно разложили армию.

Может ли в войне победить страна, когда ее экономикой управляют промышленники-хапуги и чиновники-взяточники? Вопрос риторический, так как и взятки, увеличивающие стоимость товаров, и сверхприбыли, наживаемые на человеческом горе, – все это называется предательством национальных интересов.

Народ стремительно нищал, жизненный уровень катастрофически снижался. Рынки и базары стали пустеть, а очереди в продуктовые магазины и хлебные лавки – увеличиваться. Было решено снимать с санитарных поездов только тяжелораненых, а остальных перевязывать и эвакуировать дальше. Перевозка бойцов, из-за отсутствия транспортных средств, в Москве осуществлялась, в основном, на трамваях. Так Баранов, в бессознательном состоянии, был доставлен на трамвае в госпиталь Московского женского монастыря. Следует отметить, что запасы продовольствия обитель пополняла из сел и деревень Московского уезда. Все лучшее из продуктов, что принадлежало монастырю, шло раненым и выздоравливающим. Себя сестры в еде предельно ограничивали. Не хватало медикаментов и бинтов, с огромным трудом доставали даже такие элементарные вещи, как йод, карболку и хинин. Для перевязки больных сестры стали использовать простыни. Настоятельница, игумения Илария, спала на соломе. На десятый день (!) после ранения в госпиталь монастыря привезли поручика Баранова. Он уже был в горячке. Едва взглянув на раненого, Илария сразу узнала его. Она встречалась с Барановым около года назад во время приезда во Львов, на пасху 1915 года. Иларии тогда повезло. Ее пригласила в Императорский поезд, отправлявшийся во Львов, сестра Государя, Великая княгиня Ольга Александровна. Ее госпиталь уже был развернут во Львове. Илария же везла подарки солдатам от Московского женского монастыря. Она была довольна, что ее пригласили в Императорский поезд и рада, что без особых хлопот довезет подарки, которых набралось полвагона. Пасха в 1915 году была ранняя и пришлась на 22-е марта (4 апреля по новому стилю). Православный мир праздновал светлое Христово Воскресение. Николай II решил посетить занятый русскими войсками Львов на пасхальной неделе, а именно,27 марта. Он хотел въехать во Львов на своем поезде, который шел по маршруту Москва-Петроград-Могилев-Львов. Сам Император находился в своей Ставке, в Могилеве. Однако этому решению воспротивился начальник его личной охраны А.И.Спиридович. Александр Иванович, генерал-майор российского корпуса жандармов, был мастером политического сыска и в жизни повидал всякого. Был тяжело ранен социал-демократом Руденко, а после убийства Столыпина в 1911 году попал под следствие по обвинению в непринятии мер охраны премьер-министра (халатность). Ему удалось оправдаться и, что немаловажно, Царь доверял ему. В 1913 году его уголовное дело было закрыто по личному распоряжению Николая II. Во время I Мировой войны Спиридович сопровождал Императора Российского во всех поездках. Александр Иванович по долгу службы подозревал всех, кто приближался к Царю. Особенный зуб он имел на Григория Распутина. Служба начальником охраны императора это не только чутье, профессионализм и храбрость, тут еще надо быть и мастером дворцовой интриги. Распутин не посоветовал, а, правильнее сказать, запретил Николаю II ехать во Львов. Царь был возмущен, но уважая мнение своей жены Александры Федоровны, которая буквально млела от «сибирского мужика», сдержался. Посещение Львова было важно с политической точки зрения – этим визитом только что отвоеванная Галиция (Червонная Русь) как бы закреплялась за Россией. Государь не мог знать, что не будет он хозяином этой земли и что буквально через месяц немецко-австрийские войска, смяв 3-ю армию, прорвутся под Горлице и русским придется оставить и Галицию со Львовом и Польшу и Литву. А вскоре падет и сама монархия. Никому, кроме Бога, это не было известно. Автор, изучавший историю, много раз ловил себя на мысли о тщетности людских усилий и о всемогуществе Господа нашего Иисуса Христа, Царя Вселенной.

Тем временем, перед Спиридовичем стояли две задачи. Первая заключалась в том, чтобы царь беспрепятственно и спокойно въехал во Львов. Вторая состояла в охране Государя в городе, а также в охране сопровождающих его лиц, в частности, на поезде прибывали Их Императорские Высочества Августейшие Сестры Государя Императора Ольга Александровна и Ксения Александровна.

Для решения первой задачи Александр Иванович уговорил Николая II пойти на хитрость. Он брался распустить слух по Львову, что Русский Царь приезжает в город на своем Императорском поезде. Поезд, украшенный цветами, портретами государя и царскими штандартами, под пение гимна остановится у перрона городского вокзала. А Император должен будет въехать во Львов на автомобиле по Лычаковской дороге и, пока горожане встречают его на вокзале, Николай II тихо проедет по опустевшим улицам к дому генерал-губернатора Галиции графа Бобринского, где и остановится. Спиридович понимал, что для решения второй задачи руководимый им отряд охраны был очень мал. Отдав все необходимые распоряжения, Александр Иванович немедленно выехал во Львов. Граф Бобринский охарактеризовал положение в городе как очень опасное. Не проходило дня, чтобы не было стрельбы на улицах. Большинство населения было враждебно настроено к русским войскам. В ресторанах и кофейнях постоянно вспыхивали конфликты и драки между офицерами и горожанами. Было полно шпионов, оставленных при отступлении австрийцами. Генерал-губернатор посоветовал обратиться за помощью к командиру Кавказской туземной конной дивизии Великому Князю Михаилу Александровичу, брату царя (об этом уникальном воинском соединении автор расскажет несколько ниже). Великий Князь, опасаясь покушения на Николая II, немедленно откомандировал в распоряжение Спиридовича дагестанскую сотню во главе с поручиком Барановым. Все они были Георгиевские кавалеры, а Баранов за храбрость был награжден золотым оружием.

Наступило 27 марта. Вовсю светило солнце, словно приветствуя Русского Императора. По обе стороны железной дороги от границы до Львова на расстоянии прямой видимости стояли солдаты. Толпы горожан устремились к вокзалу, так как прошел слух о прибытии Государя. А в это время царь, одетый, по просьбе Спиридовича, в простую кожаную тужурку, в каких тогда ходили механики, на автомобиле «Делонэ-Бельвиль» со специальным со специальным стальным кузовом, изготовленным Парижской фирмой «Кельнер», ехал во Львов по Лычаковской дороге. Его сопровождали несколько автомобилей, в которых ехали: Главнокомандующий Русской армией Великий князь Николай Николаевич, министры двора и генералы свиты, а также лейб-хирург Федоров (на всякий неожиданный случай). Как писал позже Спиридович, «день был жаркий, и вереница автомобилей катила, окутываемая клубами пыли. По пути два раза останавливались на местах сражений. Государь выслушивал доклады. Несколько раз подходил к белым могильным крестам, которыми был усеян столь победоносно пройденный русской армией путь». Император же записал в своем дневнике: «Чем дальше, тем местность становилась красивее. Вид селений и жителей сильно напоминал Малороссию. Только пыль была несносная. Останавливался несколько раз на месте сражений в августе месяце; видел поблизости дороги братские могилы наших скромных героев. Солнце пекло, как летом». На следующий день газеты сообщили о приезде Императора. Город украсили флагами. Кстати, при помощи дагестанской сотни Баранова и присланного по требованию Спиридовича контрразведчика Русского Генерального штаба капитана Деревянко, все оппозиционно настроенные горожане были временно интернированы и помещены в пустовавшие австрийские казармы. Остальные горожане восторженно встретили царя. Спиридович вполне искренне записал: «Встреча со стороны населения была настолько горяча, а население было не русское, что как-то невольно пропал всякий страх за возможность какого-либо эксцесса с этой стороны. Казалось, что при таком восторге при виде Белого Царя со стороны галицийского населения, какое-либо выступление против государя невозможно психологически. Убранство улиц флагами и гирляндами дополняло праздничное настроение толпы». Приняв рапорт генерал-губернатора Галиции графа Бобринского, Николай II направился на молебен в гарнизонный храм Пресвятой Богородицы «Утоли мои печали». Быстро выскочив из еще неостановившегося автомобиля, на ходу бросив недокуренную папиросу, поздоровался со своими сестрами Ксении и Ольгой, стоявшими при входе в храм в платьях сестер милосердия, и вошел в него. Вот как описывает Архиепископ Евлогий встречу Императора в храме: «Огромный храм был переполнен до тесноты. Генералы, офицеры, солдаты, русские, служащие в разных ведомствах (среди присутствующих я увидел Председателя Государственной Думы Родзянко), местное галицкое население – все слилось воедино; длинные вереницы священнослужителей в золотистых облачениях с протопресвитером Шавельским впереди – и все это возглавлялось мною. Момент был не только торжественный, но и волнующий, захватывающий душу…» Баранов вместе со Спиридовичем стояли в правом приделе, недалеко от Царя. Непосредственно в церкви «работал» Деревянко со своими агентами, но поручик по привычке внимательно осматривал присутствующих. Внезапно его взгляд уперся в незнакомую монахиню, одухотворенное лицо которой поражало своей отрешенностью. Она стояла с высоко поднятой головой, взгляд светился лучезарным светом и, казалось, трудно было бы отыскать монахиню, так гармонировавшую со своим монашеским одеянием.

– Кто это? – спросил поручик Спиридовича, указывая глазами на необычную монахиню.

– Как, Вы не знаете? – удивился Александр Иванович, – это же известная игумения Илария. Ее исцеляющая сила поражает. Она вхожа к самой Императрице. Вот только Распутин против нее. Московский генерал-губернатор частенько прибегает к ее помощи и прислушивается к ее советам. Тем не менее, Петроград не очень-то жалует московских праведников.

– Представьте меня Иларии, – дрогнувшим голосом попросил Баранов.

– Хорошо, – шепотом ответил Спиридович, – кстати, она привезла полвагона подарков нашим солдатам, вот вы и помогите распределить их.

– Почту за честь.

После молебна архиепископ подарил Николаю II копию Почаевской иконы Божией матери и сказал: «Примите, Ваше Величество, от меня эту святую икону копии Великой святыни русского народа – Почаевского чудотворного образа Богоматери. Эта святыня не раз спасала русскую землю от нашествий вражеских, и в теперешнюю Великую Отечественную войну она не пустила врага в свою обитель, хотя Лавра Почаевская стоит на самой бывшей границе австрийской. Когда блаженной памяти государь Александр III посетил Почаев, то собралось там много галичан, перебежавших границу чтобы посмотреть на Русского Царя. Покойному Государю угодно было обратиться к тем галичанам с такими знаменательными словами: «Я помню вас, я знаю вас, я не забуду вас! По указанию Божиего промысла Вы, Государь, осуществляете теперь эти великие, почти пророческие слова. Да поможет вам в этом святом деле Царица Небесная».

После молебна состоялся парад войск Львовского гарнизона. На правом фланге шли главнокомандующим Великий князь Николай Николаевич, его начальник штаба генерал-губернатор граф Бобринский. Затем Николай II посетил госпиталь имени великой княгини Ольги и наградил отличившихся солдат и офицеров георгиевскими крестами и медалями.

Далее в доме генерал-губернатора графа Бобринского в честь Государя был дан торжественный обед, и Сиридович, представив Баранова Иларии, ухитрился посадить их рядом.

После традиционного приветствия генерал-губернатор граф Бобринский рассказал о том, как уничтожалось православное население Галиции. Австрияки уничтожали сербское население в Боснии и русинское в Галиции. Было построено несколько концентрационных лагерей. самые страшные Талергоф и Терезин. За донос на православного выплачивалась премия в 500 крон. Последовали массовые казни. Обвинения были такие: за симпатии к России, за ожидание прихода русских войск и т. п. Людей вешали, морили голодом, били смертным боем

Около 150 тысяч православных русинов были замучены. Граф Бобринский дал слово представителю интеллигенции Галиции, поэту Василию Ваврику, отсидевшему в самых ужасных концлагерях, и в Терезине и в Галергофе. Он чудом остался жив. Василий сказал о «жажде славянской крови», которая замутила головы австрийских военных, и прочел свое стихотворение «Я Русин»:

Я русин был и русским буду,

Пока живу, пока дышу,

Покамест имя человека

И заповедь отцов ношу.

Когда австрийцы и поляки

Да немцы лютые меня

С правдивого пути не сшибли

И не похитили огня,

То ныне ни крутым запретам,

Ни даже ста пудам оков

Руси в моей груди не выжечь

Во веки вечные веков!

Все зааплодировали. Расчувствовался государь, подошел к Ваврику, подарил ему фарфоровое пасхальное яйцо, украшенное его инициалами, и крепко расцеловал. Есть такой обычай на Руси, после Пасхального богослужения приветствовать близких людей поцелуем. Василий не растерялся, схватил со стола красное пасхальное яичко и, вручив его Царю, расцеловал Николая II со всей страстью своей поэтической натуры. Под крики «Ура!» все встали и запели русский национальный гимн «Боже, Царя храни!» Государь был очень растроган таким приемом. Несколько позже общий разговор разбился на отдельные группки. Обращались только к своим соседям. Все говорили несколько громче обычного, так как были взволнованы происходящим. Стало шумно.

– Как мне сказал Александр Иванович, Вы воюете в дикой Дивизии. Почему такое название? – спросила Илария Баранова.

– Из страха, матушка, из страха. Австрияки так прозвали. Боятся нас. А еще, я думаю, о кавказских народах в Вене говорят как о дикарях. А я уверен, что они сами дикари. Вон сколько уничтожили и замучили русин галицийских. А «Дикие» беспощадны только в бою, а пленных никто и пальцем не тронет. Удивительно, но вчерашние враги России – кавказцы – добровольно пошли защищать ее и дали присягу Белому Царю. Перед каждой атакой мулла читает молитву за Россию, за Государя. Правда, мои всадники утверждают, что род Белого Царя восходит от Чингисхана, и они воюют за него во имя Аллаха и, следовательно, за Аллаха.

– Вот как, – задумчиво сказала Илария, – я хотела бы часть подарков раздать вашим всадникам, не окажете ли мне протекцию в этом деле?

– Считайте, что разрешение уже получено. Когда хотите ехать?

– Чего медлить. Послезавтра утром.

– Как прикажете, матушка. Все время разговора Баранов не мог оторвать взгляд от лучезарного лица Иларии, ее глаза так светились, что казалось, затмевали блеск золотого наперстного креста, висевшего на массивной цепи. Илария заметила его состояние. Она была проницательна и решила успокоить Баранова притчей.

– Шли два монаха и встретили красивую женщину. Она стояла около бурной реки и не могла перейти на другой берег. Один из монахов поднял женщину на руки и перенес ее через реку. Затем он вернулся к своему спутнику, и они продолжили путь.

– Мы приняли обет не касаться женщин. Как ты мог взять ее на руки? – спросил второй монах.

– Я давно уже поставил женщину на берег, а ты, судя по всему, все еще несешь ее с собой, – был ответ.

Вот и Вы, поручик, в жизни «продолжаете нести» груз пустых чувств, и за этой тяжестью не видите, что за человек находится рядом с Вами. Подумайте об этом, – закончила Илария.

Баранов был смущен и извинился.

– Пустое, – вздохнула Илария, – давайте лучше послушаем Государя.

Николай II поднялся со своего места, держа в руках Георгиевскую саблю, и сказал: «Лично посетив освобожденную от австро-германского владычества Галичину и убедившись в блестящим порядке и заботливости, положенных в основание управления завоеванного края, я жалую главнокомандующему Русской армией Великому князю Николаю Николаевичу Георгиевскую саблю, украшенную бриллиантами, с надписью „За освобождение Червонной Руси“. Спасибо за теплый прием. Да будет единая, могучая, нераздельная Русь!»

Собравшиеся от всей души грянули «Ура!» Ночью государь записал в своем дневнике впечатления от города Львова: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей.» Утром следующего дня Император Российский, уже на поезде, покинул так понравившейся ему Львов. Это была последняя радость царя в этой войне, да и в жизни тоже. Утренние газеты сообщили, что Николай II распорядился передать в пользу бедных 10 тысяч рублей. Императорский поезд уносил Государя во тьму истории, где его ждали неизведанные еще печали и новые хлопоты.

Неизведанное печали и новые хлопоты ждали и наших героев. Начальник штаба дикой Дивизии полковник Юзефович, низенький, похожий на бочку татарин с бритой головой, выделил Баранову санитарный автомобиль. Подарками его набили до отказа. Илария ехала в кабине вместе с водителем, а Баранов трясся в кузове. Дивизия стояла в окрестностях Львова. Ее полки были разбросаны по разным селениям. Дорога вилась среди зеленых лощин, перелесков, холмов, петляла между селений, крестьянских дворов и пышных садов. Лишь изредка проносились разбитые орудийным огнем усадьбы. Видно, что наступление русской армии было стремительным. Илария поразилась зажиточности, которая бросалась в глаза. Чувствовалось, что всего в этих местах было вдоволь: и хлеба, и мяса, и молока, и овощей, и фруктов. Крестьяне в добротных пиджаках выходили на дорогу и, приложив руку козырьком ко лбу, мрачными взглядами провожали автомобиль.

– Не любят нас здесь. Все война проклятая, – вздохнув, подумала игумения.

Вскоре автомобиль въехал на плац, расположенный около штаба дивизии и остановился возле большого стола, предусмотрительно врытого посередине. Стол быстро завалили подарками. Все же их явно не хватало на всю дивизию, поэтому решили презентовать гостинцы только старейшинам, офицерам, георгиевским кавалерам и муллам. Таким образом, на плацу остались всего несколько сотен всадников. Илария подошла к столу. На ней было три креста: наперстный на цепи, орденский знак с крестом (она была награждена за организацию госпиталя для раненых в своем монастыре) на левой стороне груди и символ «Красного Креста» на белой повязке на левой руке. К Иларии первым подошел гибкий, как кошка, с осиной талией, с красной бородой (горские офицеры красили бороду в красный цвет, чтобы они были различимы в бою своими всадниками), с пронзительным взглядом воина, черкес.

– Офицер Мирзоев, – представил подошедшего Баранов, – старейшина дивизии, ему 70 лет. Участвовал еще в турецкой кампании на стороне персов против османов.

Наступило молчание. Что Илария могла подарить этому воину, когда персидский шах дарил ему алмазы за свое спасение от турок? В замешательстве, не зная, как поступить, она решила положиться на интуицию. Вручив офицеру пачку душистого табака, кусок туалетного мыла и плитку шоколада, игумения перекрестила его, встала на цыпочки и поцеловала воина в лоб. Черкес внимательно посмотрел на Иларию и, почтительно поклонившись, поцеловал ее мантию. Многоголосое «Ура!» пронеслось над плацем. Игумения завоевала ожесточившиеся сердца этих всадников одним, таким естественным, материнским поцелуем. Вот как описывал это событие Илья Львович Толстой, сын великого русского писателя, служивший военным корреспондентом при Дикой дивизии: «Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, смуглые, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение – выражения свое, личное; что ни взгляд – мощь и отвага…»

– Действительно настоящая религия – это доброе сердце, – сказала Илария подошедшим муллам.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Речь пойдет о светском и духовном лидере Тибета – Далай-ламе. Важное стратегическое положение Тибета – высочайшего в мире плоскогорья, расположенного в самом сердце Азии, а главное, его влияние в качестве мирового центра буддизма, поставили Тибет в центр азиатской политики таких держав, как Англия, Россия и Китай. В частности, в России проживало более 160 тысяч бурят и и около 200 тысяч калмыков, исповедующих ламаизм. Они регулярно совершало паломничество в Тибет. Бурное экономическое развитие России в конце XIX—начале ХХ века требовало новых рынков сбыта и источников сырья, и вскоре Средняя Азия была присоединена к России. Также были установлены русско-тибетские дипломатические отношения. Энергично лоббировал тибетские интересы статс-секретарь Николая II А.М.Безобразов. за его спиной стоял тибетский целитель П.А.Бадмаев, бурят по происхождению, выпускник Восточного факультета Петербургского университета. Он пользовался большим авторитетом в Петербурге и лечил почти что всех министров царского двора, их жен и даже родственников. Врачевал он с помощью дыхательной гимнастики, йоги, иглоукалывания и своих настоек из тибетских трав, которые, по его утверждению, «омолаживали тело и продлевали жизнь». В действительности же, как отмечал В. П. Семенников: «Весь ум Бадмаева, вся его энергия направлены были в сторону различных афер». В связи со строительством Сибирской магистрали, Безобразов стал советовать Николаю II присоединить к России Тибет. По настоянию Бадмаева, он поставил перед правительством вопрос о постройке ветки от Сибирской магистрали к городу Ланьчжоу, который являлся ключом к Тибету. Как позже выяснилось, Бадмаев совместно с Распутиным, который брался «продавить» этот вопрос через правительство, выпустили акции это еще несуществующей железной дороги и существенно обогатились. Однако их далеко идущим планам не суждено было сбыться. Им помешала I Мировая война. Тем не менее, буддизм и ламаизм получили большое распространение при дворе. Не скрывалось и было очень популярно послание Далай-ламы Николаю II, где, в частности, отмечалось, что необходимо «…надлежащим образом установить стезю, по которой русские и тибетцы, соединившись в мире, пришли бы в доброе согласие.» В этом-то письме и была философская фраза Далай-ламы: «Действительно, настоящая религия – это доброе сердце». Двору так понравилась такая философия, что они стали вставлять этот пассаж в каждый разговор.