Текст книги "Час пустоты"

Час пустоты
Алексей Немоляев

© Алексей Немоляев, 2024

ISBN 978-5-0064-6723-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Девочка, которая растворилась в воздухе посреди белого дня

Красный рассвет набухал, прорывался сквозь туманную пелену океана. Бездонная, безучастная пучина молчала. Она никогда не заговорила бы с мальчиком. Только иногда, изредка, из глубины её холодных недр вырывалось гулкое, низкое мычание – звук, пугающий и странно знакомый.

Мальчик, прищурившись, всматривался в безмолвие воды, задаваясь вопросом: есть ли что-то там, на другом берегу океана? Может быть, такой же принц, как он сам, стоит сейчас на другом конце этого безбрежного водного зеркала, глядит с балкона в пустоту и мучительно пытается разгадать тайну, которую океан хранит в своих ледяных глубинах.

Резкий, пропитанный солью и сыростью порыв ветра налетел неожиданно, чуть не сбив мальчика с ног. Малыш поёжился, потёр плечи и начал мерить шагами узкий балкон, пытаясь согреться. Уже пару месяцев его не покидало чувство странного, невыносимого любопытства – тягучего, мучительного, как заноза в сердце. Он не мог объяснить этого томления, не мог понять, что именно оно означало, но что-то внутри сжималось от желания узнать, проникнуть за границы дозволенного.

Наверное, всему виной был возраст. Двенадцать лет – это ключевой рубеж. Этот возраст приносит с собой тайное и беспокойное стремление к перемене, к перерождению. Но чтобы переродиться, мальчик знал, сначала нужно понять, кем ты являешься в настоящем.

Он знал только то, что он принц. Единственный оставшийся, настоящий, в этом заброшенном королевстве. Отец и мать его умерли, сгинули под гнётом странной болезни, что выжгла всё живое в этих землях. Они оставили его одного в огромном замке, бесконечных коридорах, бескрайних холлах, где некогда кипела жизнь, а теперь царила безмолвная пустота.

Сегодня он проснулся слишком рано. Мальчик накинул длинный халат и, прячась в его мягких складках, направился по длинному, выложенному мрамором коридору к башне. Он шёл, прислушиваясь к эхам своих шагов.

Океан был неспокоен. Волны катились одна за другой, с глухим шумом разбиваясь о древние камни замка. В этом неспокойствии было что-то древнее, что-то мудрое и тяжёлое.

Мальчик поднял голову, глядя на рвущиеся к небу водяные валы. Волны с яростью и торжеством обрушивались на древнюю стену, возведённую неизвестными строителями тысячи лет назад.

Что же там, за горизонтом? – мелькнуло в голове малыша. – Может, построить плот, который перенесёт его через тёмную пучину?

Он представлял себе, как найдёт какого-нибудь умелого синтета, заставит его строить судно и запастись едой, например, репой, – и тогда они отправятся в плавание. Там, на другом берегу, он пожмёт руку правителю другого королевства, столь же загадочного, как его собственное.

Жизнь в замке становилась невыносимо скучной. Одиночество заполняло каждый его угол, каждый коридор. Мальчик уже давно чувствовал, что он слишком мал для таких громадных пространств, что замок – это холодная пустыня, где его, крохотную душу, поглощает мрак.

Ветер вновь налетел, чуть не сбив его с ног. Мальчик, дрожа, решил спрятаться от этого холодного порыва на западной стороне башни, где открывался вид на высокую гору, венчаемую одинокой, белоснежной башней. Мальчик не знал, кто там жил, но в своих детских фантазиях он представлял, что это нечто вроде парка развлечений, куда когда-нибудь он непременно отправится. Нужно только набраться смелости и пересечь густой лес, лежащий за стенами замка.

Тёмный лес, казавшийся вечным воплощением страха, был собран из самых мрачных снов мальчика. Лес был слишком глубоким, слишком тёмным, слишком страшным. Мальчик осознавал его не разумом, а чувствами, интуитивно знал, что этот лес был живым, злым, готовым поглотить любого, кто осмелится ступить на его чёрные тропы. Мир за пределами замка был чужд и враждебен.

Лес, мальчик не сомневался, был наполнен смертью. Тяжелой, вязкой, как тёмный туман, скрывающий древние тайны. Вот почему он, несмотря на все свои мальчишеские мечты, всё ещё не добрался до того самого парка развлечений, о котором бредил с детства. Но когда-нибудь, когда он станет чуть старше и наберётся ещё капли храбрости, тогда он отправится в великое путешествие – в путешествие, которое потом воспоют в балладах, в легендах. Девушки из прислуги будут смотреть на него с восхищением, а синтеты кивать с механическим одобрением.

Вот он я, герой!

Мальчик встал на цыпочки, словно пытался заглянуть за кромку темно-зеленого леса, но ничего нового не увидел, кроме всё той же глухой стены деревьев. Вздохнув, он решил отправиться к завтраку.

Винтовая лестница, по которой он спускался, была холодной и тёмной. Каменные стены жадно впитывали остатки звуков его шагов. Но здесь, в этом сумраке, по крайней мере, не было того ледяного ветра, который так беспощадно терзал его на балконе. Мальчик медленно спускался, ритмично отсчитывая ступени. Раз, два, три, четыре… Потом сбивался и начинал сначала. Снова и снова – раз, два, три, четыре… Этот механический ритуал, словно трение о давно привычную рану, давал некое успокоение.

Так он и дошёл до центрального зала. Перед ним простирался длинный коридор, ведущий к обеденному столу, но взгляд мальчика внезапно упал на дверь справа. Это была огромная, невероятно высокая дверь, ведущая в тронный зал. Она всегда притягивала его своей мрачной торжественностью, но он редко позволял себе заглядывать туда – это было помещение, куда нельзя было заходить ни девкам, ни синтетам. Даже ночью, когда мальчик спал, сюда не ступала нога ни одного существа.

Это место словно застыло во времени. Когда мальчик шагнул внутрь, его встретил запах пыли, затхлости, покинутой и неприкаянной жизни. Полы под ногами были выщерблены временем, а гигантские колонны поднимались к потолку, скрытому в полумраке. Серость заливала пространство. Тронный зал напоминал древнюю высохшую кость.

Мальчик медленно пошёл вперёд, стараясь не шуметь, как будто опасался потревожить сон забытого прошлого. Он пытался представить, каким был этот зал в былые времена. Конечно, здесь когда-то царила жизнь. Мальчику хотелось верить, что тут проходили великие балы, и музыка, весёлая и звонкая, эхом отражалась от высоких сводов. Может быть, раз в неделю, а то и чаще, здесь танцевали придворные, а я, ещё совсем крохой, бегал между ними…

Он закрыл глаза и сделал несколько лёгких танцевальных движений, воображая, что ведёт в вальсе принцессу – такую же юную, как и он сам. Она, конечно, приплыла из-за океана, с далёких берегов, чтобы разделить с ним этот момент. Их шаги сливались с музыкой, волны океана – за тысячи миль – вторили их танцу. Мы обязательно поженимся, – подумал он, – у нас будет много детей. Десять, нет, пятнадцать…

Вдруг что-то твёрдое ударило его по ноге. Он зацепился за пыльный стул, рухнул на холодный гранитный пол и больно ушиб колено. Глаза увлажнились, но мальчик не позволил себе заплакать. Он, стиснув зубы, поднялся и стряхнул с себя пыль. Принцы не плачут, — напомнил он себе.

Он оглядел тронный зал, уже без всякой фантазии. Посреди зала стоял массивный стол, заваленный старинной посудой – кубки, чаши, всё покрытое слоем пыли, как в заброшенном музее. Он двинулся к трону – главному символу всего королевства. Массивный, — подумал он, протягивая руку к подлокотнику. Его пальцы коснулись холодного камня, и в голове на миг всплыло смутное воспоминание: он сидит на коленях у отца, того самого короля, который когда-то правил этим, теперь почти забытым, миром. Королевство отца было огромным, раскинувшимся далеко за пределы видимого. А теперь? Теперь оно сжалось до размеров замка и нескольких деревень, где девки и киборги выращивали турнепс, репу и картофель.

Мальчику внезапно захотелось есть. Завтрак ждал его, разложенный на белоснежной скатерти, где всё блестело и сияло – контрастируя с мрачностью тронного зала. Он быстрым шагом вышел из мрачного помещения, плотно закрыв за собой дверь.

Пройдя по длинному коридору, он, наконец, добрался до стола. Перед ним раскинулся завтрак, достойный настоящего принца.

Начну день с достойного пира, — подумал мальчик, предвкушая трапезу.

Молочная овсянка была неизменным утренним блюдом настоящих принцев. Приносил её один из синтетов – таких же серых и незаметных, как тени бесшумных призраков, чья единственная функция заключалась в том, чтобы проскользнуть сквозь толстые дубовые двери, словно никто и не замечал их присутствия, прошелестеть по коридорам мимо кухни, где уже добрых десять лет не разжигали огонь в печах, пронести на широком подносе то, что составляло завтрак принца, и, поставив его на длинный дубовый стол, бесследно исчезнуть.

В дополнение к овсянке на столе красовались всевозможные угощения: варенье – малина, клубника, ежевика – и ещё одно варенье, фиолетовое, странное, к которому мальчик никогда не прикасался. Была и кабачковая икра, ломти свежайшего хлеба, только что вытащенного из печи. Мальчик взял один из них, разломил его пополам и вдохнул аромат – сладковатый, теплый. За ломтями следовали паштеты, изумительной нежности, затем – запечённый ягнёнок, парящий, словно всё ещё теплится его огненное дыхание, и варёные турнепсы, простые, но питательные.

Мальчик сел во главе этого длинного, пустого стола, и сразу принялся за овсянку. Он щедро полил её ежевичным сиропом и посыпал сахаром – этим странным белым порошком, который всегда был под рукой, но происхождение которого мальчику оставалось неизвестным. Из свеклы или тростника? — думал он. – Никогда не видел ни того, ни другого. Хотя… я никогда не интересовался. Может, тростник похож на банановое дерево?

Тарелка овсянки опустела не больше чем за пару минут. Пара минут – это одно мгновение в пересчёте на вечность, — думал мальчик, пока поглощал несколько маленьких круассанов с ветчиной и зеленью. Полезный завтрак.

Насытившись, мальчик вытер рот мягкой салфеткой и пододвинул к себе большую кружку чая. Он не спешил пить, сначала глубоко вдохнул его аромат – шалфей, апельсин, мята. Это всё растёт на моих землях? Удивительно…

И тут, как гром среди ясного неба, память вернула ему кошмар, который он увидел этой ночью. Да, именно кошмар, потому что назвать это сном не повернулся бы язык…

Когда он проснулся утром, всё казалось забытым. Но сейчас, после круассанов и чая, воспоминания выплыли наружу…

В три часа двадцать семь минут пополуночи, когда мальчик лежал на животе, раскинув руки, глубоко дыша в подушку, он оказался посреди бескрайнего поля. Поле это было не как те, что он видел в своих владениях. Оно простиралось до самого горизонта, его покрывали чёрные колосья, их шелест был густым, тяжелым, похожим на шёпот тысяч голосов, чьи тела давно сгнили под землёй. Чёрная пшеница, как бы странно это ни звучало, цвела на ветру, и её запах был пропитан чем-то тревожным, почти зловещим.

Мальчик шёл по этому полю, колосья касались его рук, словно мёртвые пальцы, которые пытались его удержать. Вдалеке что-то темнело, возвышалось над полем, как неприступная крепость. Он не знал, что это – замок, гора или ещё что-то, но ему казалось, что это место было древнее самого мира. Вдруг по полю прокатилась волна, от которой колосья зашуршали, завыли, словно сотни шёпотов превратились в единый крик. Ветер подул, но это был не простой ветер. Он казался живым, словно нес на себе мысли или желания. Он коснулся лица мальчика, но не холодом, а чем-то более тонким, напоминающим лёгкий удар плети по сердцу.

Чёрное поле и красное, багровое, как кровь, небо. Картина, будто вырванная из самых глубин сновидений, несёт в себе что-то чуждое, первобытное. Свет, исходящий от горизонта, не просто всползает по краю поля – он вырывается наружу, как внезапный взрыв в красочной палитре заката, насыщенный, слепящий, парализующий. Мальчик стоит, не зная, что делать, и потому просто стоит, заложив ладони за спину, как старый солдат на посту, давно утративший способность сомневаться или принимать решения.

Но вот спиной он ощущает что-то – тяжёлый, жгучий взгляд, сверлящий затылок, невидимый, но всепроникающий. Оборачивается, однако видит лишь то же самое: чёрное поле, красное небо. И всё это зловещее спокойствие словно завораживает его, превращая мальчика в безмолвного, безучастного наблюдателя. Он просто зритель, пленённый этим краем, этим нереальным, абсурдным пейзажем.

Наступает штиль. Безветрие, такое неестественное, что каждая его секунда становится ощущаемой, тяжёлой. В любой иной момент, в другой реальности, мальчик бы понял, что это сон, – но здесь, в этом месте, в этом покинутом измерении, он не мог уловить, что именно нарушено. Что не так с ним или с этим местом? Он словно искал ответ, но его сознание ускользало, как песок сквозь пальцы, оставляя лишь чувство глубокой тревоги.

Вдруг горизонт начинает вздуваться, как кипящий котёл, будто под ним что-то зашевелилось, разогретое жгучим, невыносимым свечением. Время здесь уже не следовало своим законам: оно расползалось, растягивалось, как ртуть на стекле. Мальчик ощущает, как его кожа электризуется, напрягается, становится хрупкой, словно пергамент, готовый лопнуть от лёгкого прикосновения ветра. Тонкие полосы страха проникают под кожу, как зловонный туман, и вот оно – с того самого горизонта, откуда исходит зловещее сияние, поднимается чёрная луна.

Луна, внезапно возникшая, занимает всё пространство. Огромная, властная, она поглощает взгляд, вытесняет всё вокруг, оставляя только себя и мальчика. Теперь он один перед этим холодным, пустым диском. Мальчик хочет крикнуть, выразить свой страх, своё замешательство, но не может – словно слова выпотрошили из его души, оставив его немым.

Он не мог вытерпеть этот взгляд, этот безмолвный диалог с луной – один на один, глаза в глаза. Мальчик, этот маленький принц, окружённый с самого рождения существами, которые больше похожи на призраков, чем на людей, с каждым мгновением чувствовал себя не сыном короля, а частью чего-то большего и бессмысленного. Его окружали фантомы, тени, существа, лишённые жизни, но наделённые странной целью: оберегать его, поддерживать его существование, словно он был не их господином, а чем-то более значимым.

Луна перед ним была полна – но не света или жизни. Полная луна в его воображении, полная до краёв костями – человеческими, животными, собачьими, кошачьими. Там были лемминги, голуби, воробьи. Все перемолотые, потерянные цивилизации, когда-то мнившие себя вечными, сильными. Эти цивилизации возводили своих правителей до уровня богов, но теперь они все покоились в луне – в её черной, ненасытной утробе. Луна была могилой для их амбиций, их жизни, их тщетных надежд на бессмертие.

И вот эта луна, занявшая всё небо, казалась мальчику бесконечной. Каждое мгновение, каждый его вдох казались последними. Но с каждым мгновением он продолжал жить, отделённый от луны чем-то невидимым, неизмеримым – чем-то, что удерживало его от полного поглощения…

***

Резкий, словно удар плетью, стук в дубовую дверь.

Мальчик очнулся и вздрогнул – его тело инстинктивно сжалось, словно от неожиданного холода, пронзившего зал, наполнившего его дрожью. Кто посмел нарушить тишину и спокойствие его утреннего ритуала? Лицо мальчика оставалось бесстрастным, но внутренняя буря уже клокотала в груди. Он сидел с чашкой ароматного чая в руке, пряча раздражение в глубине души, надеясь, что пришелец, кто бы это ни был, одумается и уйдет, не дождавшись ответа. Но вновь раздался стук, настойчивый, почти требовательный.

Мальчик нехотя поднялся, его шаги были резкими, почти неуместно торопливыми для принца. Он замер перед дверью, рука нерешительно зависла над ручкой.

– Кто там? – спросил он, а сам задержал дыхание, вслушиваясь в густую тишину.

– Это я, – раздался ответ, спокойный и ровный, и в нём проскользнула странное воспоминание, укрытое пылью времени.

– Кто это? Я никого сегодня не жду. Если тебе нужно оставить еду или починить что-то, подожди, пока я уйду в опочивальню.

Мальчик повернулся, намереваясь вернуться к своему чаю, но голос за дверью снова окликнул его, мягкий, словно вырвавшийся из чертогов далекого сна:

– Неужели ты не откроешь дверь своему старому другу?

Старому другу? У него не было друзей, ни одного человека, которого бы он мог назвать этим словом. И всё же, в глубине сердца, там, где жила слабая, едва ощутимая искра тепла, что-то шевельнулось, пробудив мимолётную нежность, почти забытую.

Секунду поколебавшись, мальчик потянулся к замку и открыл дверь.

Перед ним стоял невысокий старик, чьи ноги были широки, как дубовые стволы, руки крепки, а лицо покрыто глубокими морщинами. Он был одет в нечто простое, но странное: белые, слишком широкие брюки и просторную рубашку, такого же цвета.

Мальчик сразу узнал его. Конечно, это был тот самый человек, чьё изображение висело в каждом зале замка рядом с портретами его предков. Советник, друг королевской семьи, человек, о котором говорили с почтением, почти с благоговением, но которого мальчик никогда не видел вживую. Как странно, что голос старика показался ему таким знакомым.

– Узнал? – улыбнулся старик, обнажая крепкие, но жёлтые зубы. Его улыбка была добродушной, но в ней было что-то настораживающее.

Мальчик кивнул.

– Разрешишь войти?

Они шли по длинному коридору, холодному и пустому. Старик шёл медленно, но уверенно, опираясь на свои короткие, толстые ноги. Мальчик следовал за ним, внутренне содрогаясь от той странной смеси тёплого воспоминания и ощущения чуждости, которые вызывал этот старый человек.

«Я ведь не встречал его прежде, – думал мальчик. – Не мог… Но отчего его присутствие кажется таким знакомым? Как будто мы уже были вместе, давно, но где? И когда?»

Старик сел за стол напротив мальчика. Его древние пальцы, грубые и тёмные, как земля, держали толстый стакан с горячим какао. Старик сделал глоток, и на его лице проступило удовлетворение, будто он только что завершил что-то важное – вспахал землю, собрал урожай, или же просто вспомнил забытое удовольствие от долгой работы на свежем воздухе.

– Как ты, мой дорогой друг? – спросил он, устремив мягкий, почти отеческий взгляд на мальчика.

Мальчик пожал плечами, не зная, как ответить на этот странный вопрос. Ему казалось, что в этом обращении скрывается что-то большее, чем просто вежливый интерес.

– Что-то тебя тревожит? – продолжил старик, нахмурив густые седые брови. Его голос стал немного тише. – Ну же, расскажи мне. Я – единственный, кто может выслушать тебя, помочь тебе.

Мальчик снова пожал плечами, внутренне колеблясь. Ему хотелось рассказать старику о своём странном сне, о чёрной луне, о ее внутренностях, полных костей, но что-то внутри удерживало его. Всё же, он сделал глубокий вдох и, наконец, заговорил.

Старик слушал его внимательно, опустив голову, так что его густые брови почти полностью закрыли глаза. Мальчику показалось, что он время от времени хотел прервать его, сказать что-то, но всё же молчал.

– Я хочу кое-что тебе рассказать, – наконец, тихо произнёс старик, прерывая долгое молчание. – Наверное, время пришло…

Мальчик почувствовал внезапную волну холода, словно ледяной ветер внезапно проник в зал и дотронулся до его сердца.

– Время… для чего? – спросил он, не в силах скрыть беспокойства.

– Чтобы ты узнал кое-что важное, – продолжил старик, поднимаясь со стула. Его голос был тихим, почти шепотом, но каждый его звук пробирал до костей.

Старик посмотрел на мальчика долгим, тяжёлым взглядом.

– Пройдёмся, – сказал он, протягивая руку.

Мальчик почувствовал, как в его груди растёт тревога, но всё же встал, и его рука, почти автоматически, потянулась навстречу морщинистой руки старого незнакомца.

Они вышли из обеденного зала и двинулись по невероятно длинному коридору невероятно огромного замка.

Замок, в котором жил мальчик с самого рождения, был не просто массивным каменным строением – это был древний исполин, чья тысячелетняя жизнь казалась вписанной в саму ткань времени. Он словно дышал через свои толстые стены, ощетинившиеся мшистыми камнями, каждый из которых помнил далёкое прошлое. Этот замок был живым существом, вечно меняющимся, но неуловимо цельным, его массивные башни и крылья порождались не столько человеческими усилиями, сколько некой необъяснимой силой самой природы. Каждый уголок замка жил своей жизнью, словно бы он сам выбирал, что ему сохранить, а что стереть из своей памяти. Парадные залы, где некогда смеялись короли и королевы, сегодня были погружены в глубокое молчание, осенённые пылью веков, от которой щекотало в носу. Коридоры казались бесконечными, извивающимися, как нити запутанного лабиринта, и мальчик часто ловил себя на том, что сам замок словно водил его за руку, направляя туда, куда ему хотелось.

Иногда ему казалось, что тени, укрывавшие старинные гобелены и мраморные колонны, шептали ему что-то на своём древнем языке – языке камня и времени. В пустых залах порой раздавались странные звуки, похожие на треск высохшего дерева или шелест сквозняка, но мальчик знал, что это не просто сквозняки. Замок был живым существом, говорившим на своём непонятном, но всесильном языке.

– Я помню твоих родителей, будто это было вчера, – произнёс старик, задумчиво прищурив глаза, – мы сидели за длинным обеденным столом, уставленным серебром, вкушая нежное мясо запечённого кролика. Твой отец, тогда ещё совсем молодой король, говорил о приёме посла из далёких земель, земель, столь отдалённых, что даже ветер там дул по-другому. Там не знали, что значит править в одиночку, держать в руках судьбу целого народа, – старик помедлил, словно выискивая нужные слова, – там правили коллегии, комиссии, как они называли себя, но разве можно указывать человеку, как ему жить, когда тебе самому ведомо лишь немного больше? – Его голос то затихал, то снова обретал силу, звучал словно эхо далёкого прошлого.

Потом старик вдруг заговорил о богах – не о тех, которым возводят алтари и кому воздают молитвы, но о тех, что рождаются в сознании людей. Он упомянул, что убить богов труднее, чем создать их, ибо они пускают корни в самые глубокие недра людских сердец. Кто же создал богов? Кто дал им жизнь? Ответа не было, лишь воспоминания, такие же древние и смутные, как и сам замок, окружавший их.

Через несколько минут старик замолк, его взгляд остановился на двери в конце коридора, которая, казалось, ждала их много лет.

– Идём туда, – наконец сказал он, показав на дверь жестом, каким указывают на что-то сокровенное.

Стены коридора, по которому они шли, были увешаны странными панно, изображавшими фантастические корабли, летящие в тёмные небеса, а также чудовищ, с металлическими телами, ощетинившимися шестерёнками и колючими звеньями.

– Я никогда не заходил так далеко, – сказал мальчик, ощущая нечто похожее на благоговейный трепет.

– Замок полон комнат, которые хранят свои секреты. Секреты тех, кто жил здесь до тебя, чьи сны до сих пор витают в воздухе. И однажды, мой дорогой друг, ты откроешь их все.

– Когда это случится?

– Не торопись, – старик посмотрел на него чуть насмешливо. – Всему своё время.

Они остановились перед дверью, ничем не примечательной, на первый взгляд, такой же, как и многие другие, но всё-таки странно притягательной. Старик сделал неуловимый жест рукой, словно приглаживая воздух перед собой, и дверь послушно, бесшумно приоткрылась, впуская их в комнату, о существовании которой мальчик даже не подозревал.

Комната была небольшая, и в ней царил мягкий зеленоватый полумрак. Стены, оклеенные светло-зелёными обоями с пасторальным узором, наводили на мысль о весенних днях, когда всё вокруг цветёт. Мебель выглядела изящной, но словно игрушечной, а под потолком висела люстра с маленькими хрустальными подвесками, которые, казалось, дремали. На единственном столе, утопавшем в скатерти бледно-голубого цвета, лежала старая книга.

– Я что-то вспоминаю, – тихо сказал мальчик, глядя на комнату. – Что-то важное, но не могу понять, что именно.

– Это комната твоей старшей сестры, – сказал старик, и голос его стал тише, как если бы он извинялся за откровение.

– Сестры? У меня была сестра? – спросил мальчик, его голос прозвучал спокойно, как если бы речь шла о чём-то повседневном и малозначительном.

– Почему «была»? Она жива. Но есть одна проблема, – старик на мгновение замолчал, обведя взглядом комнату, словно пытаясь найти в ней ответы, которых сам не знал. Его внимание остановилось на высоком резном окне, из которого открывался вид на обширный кипарисовый сад, чьи стройные, тёмно-зелёные деревья тянулись к горизонту, словно желая достичь самого неба. Там, у самого горизонта, сад растворялся в дымке, сливавшейся с прозрачным, голубым небом, на котором ярко белело солнце – странное солнце, которое светило, но почти не согревало.

– Какая проблема? – спросил мальчик, ощущая холодное прикосновение тревоги.

Старик глубоко вздохнул, его плечи немного поникли, и, прежде чем ответить, он бросил долгий взгляд на мальчика, словно пытаясь взвесить каждое слово.

– Именно ради этого я и пришёл к тебе, – тихо сказал он, глядя в даль, туда, где замок переходил в вечное молчание кипарисов и бесконечное, холодное небо.

– Твой отец приказал мне (или, если тебе угодно, попросил) найти твою старшую сестру, Диану. Она потерялась при крайне странных обстоятельствах. Это было в день летнего солнцестояния – день, когда в замке собирались все, чтобы отпраздновать великий праздник охоты, который твой отец устраивал ежегодно. Тогда лес был другим – светлым, почти дружелюбным. Это было время, когда охотники рассказывали друг другу истории у костров, и молодые дамы катались на лошадях, весело болтая друг с другом. Лес был полон зверья, быстроногого, как ветер, но послушного королевскому жезлу, это было еще до того, как он стал тем страшным, мрачным лабиринтом, каким ты его знаешь сегодня, до того как густые, переплетённые ветви деревьев, населённые странными существами, поглотили его свет и душу.

В полдень, ровно тогда, когда солнечный диск находился в зените, твой отец с многочисленной свитой – охотниками, гончими, придворными дамами – собрались для конной прогулки. Конечно, охотой для женщин это назвать нельзя, это было больше похоже на пикник, прогулку вдоль лесных ручьёв, где можно было развести костёр и побаловать себя жареными овощами, вдыхая ароматы леса.

Диана с самого начала настаивала на том, чтобы поехать с ними. Отец, как ты, наверное, догадался, сперва не хотел её брать – она была ещё слишком молода для таких дел, но она настояла. Твою сестру нельзя было так просто отговорить. Она грозилась бросить занятия философией, историей королевства, даже хореографией, если ей не позволят ехать. Король смягчился – он слишком хорошо знал её волю, которая, как нить, крепко связывала его сердце. Так Диана присоединилась к охоте.

Это был один из тех редких дней, когда погода, казалось, была создана специально для радости – не слишком жарко, не слишком холодно, свет мягко струился сквозь листву, ветерок приносил с собой свежесть. Но Диана, как всегда, была чересчур активна. Её бесстрашный дух и быстрый скакун не могли держаться вместе с неспешной свитой. Легкая, как пушинка, она скакала вперёд, следом за быстрым зайцем, который мелькнул перед ней в высокой траве. Маленький лук за спиной готов был к первому выстрелу. Она смеялась, не думая о последствиях, увлекшись погоней, оставив всех позади.

Её паж, мальчик её возраста, едва поспевал за ней, и вскоре он потерял её из виду. Зелёные травы сомкнулись за её кобылицей, как вода, закрывая следы, ведя Диану всё глубже в лес. Быстроногий заяц метнулся в сторону, и рука девочки инстинктивно потянулась к колчану за спиной. Тетива натянулась, стрела свистнула, но промахнулась. Заяц скрылся в глубокой чаше леса.

Больше твою сестру никто не видел. Мы с твоим отцом и его свитой искали её долго, дней десять или больше, пока ливни не стали смывать всё на своём пути – и следы, и надежду. Мы шагали по мокрой земле, свет факелов мерцал среди дождевых струй, но лес словно дразнил нас, пряча Диану в своих тенистых объятиях. Он не отпускал её.

Король приказал мне не останавливаться в поисках. И я искал. Я искал её везде, где только можно было искать – по всему королевству, за его пределами, по берегам далёких морей, среди гор и пустынь. Каждый день я спрашивал всех встречных: «Не видели ли вы девочку с золотыми волосами и сияющими, как солнце, глазами?» Но ответа не было.

Ты, наверное, спрашиваешь себя: зачем же я искал её по всему свету, а не в лесу? Это хороший вопрос. Лес – это не просто место на карте. Лес – это состояние материи. Те, кто входят в его глубину, могут исчезнуть, чтобы появиться на другом конце света, будто вышли за пределы времени и пространства. Это иной мир, полон тайных путей, где один шаг может отправить тебя на другой край земли.

– Так где же она? – мальчик, побледнев, вскочил со стула, его голос дрожал от волнения.

– На прошлой неделе, – медленно начал старик, – я наконец узнал, где она. Но готов ли ты к тому, что тебе предстоит? Это путь не для слабых духом. Ты должен будешь покинуть родные стены замка, пройти через самую чащу леса – того леса, который изменился с тех пор, как твоя сестра пропала, и который теперь кишит опасными тварями. А там, на другом конце пути, возвышается Слоновокостная башня.

В тот момент, когда мальчик услышал, что ему предстоит войти в страшный лес, его решимость, ещё мгновение назад такая твёрдая, внезапно исчезла, словно воздушный шарик, который кто-то случайно выпустил из рук. Его сердце, только что трепещущее от смелости, сжалось в тугой узел страха.

– Через лес? – прошептал он, едва осмеливаясь произнести эти слова вслух, как будто сам звук, порождённый ими, мог бы призвать неведомые тени из глубин чащи. – Но… лес – это слишком страшное место… Как я могу пройти через него и не погибнуть?

Голос его затихал, словно терял силу с каждым произнесённым словом. Лес, в его воображении, разрастался, становясь всё мрачнее и безысходнее, огромная масса чёрных деревьев с обнажёнными корнями, которые как щупальца высовывались из земли, казалась полным воплощением ужаса. Темнота, окутавшая лес, словно затягивала всякий свет, всё доброе и тёплое.

Старик тихо усмехнулся, его морщинистое лицо смягчилось, тени в углах рта приподнялись, и в глазах заблестела искорка, будто он знал что-то, чего мальчику не суждено было пока понять.

– Лес тебя не убьёт, – сказал он с добродушной улыбкой, обнажив жёлтые зубы, будто эта мысль была настолько очевидна, что в ней не было ни капли сомнения. – Дух леса не сломит тебя. Наоборот, он закалит твою душу, сделает тебя сильнее, крепче. Ты даже не представляешь, какой огромный потенциал таится в тебе, мальчик. Лес – это не угроза, это твой союзник. Это там ты сможешь найти то, чего сам в себе не знал. Ибо только пройдя через густую чащу, через её шёпоты, скрипы и тени, ты сможешь услышать свой истинный голос.