Текст книги "Зачем человеку Бог?"

Христианское учение о Боге не только отличается от многих прежних о Нём представлений, но и возводит Его понимание на высшую для человеческого сознания ступень. Бог в христианстве – не как в других религиях, где Он именуется высшим Разумом, Творцом, Властителем мира, справедливым и милостивым Судьёй. Он – Любовь. Апостол Иоанн Богослов прямо пишет: Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8). В им написанном Евангелии читаем: Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него (Ин. 3, 16–17). И добровольный Крест Христов показал всю силу этой любви.

Но как понимать в таком случае постоянно встречающиеся в Священном Писании и у святых отцов выражения о Боге судящем, гневающемся, наказывающем, милующем? Святые отцы отвечают на это. Так, святитель Иоанн Златоуст, у которого в проповедях можно встретить сколько угодно высказываний о гневе, огорчении и прочих «чувствах» Бога, когда раскрывает догматическое учение о Нём, то прямо говорит: «Когда ты слышишь слова “ярость” и “гнев” в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых»[57]57
  Иоанн Златоуст, свт. Беседа на Пс. VI. 2 // Творения. СПб., 1899. Т. V. Кн. 1. С. 49.


[Закрыть]. Подобное же пишет и святитель Григорий Нисский: «Что неблагочестиво почитать естество Божие подверженным какой-либо страсти удовольствия, или милости, или гнева, – этого никто не будет отрицать даже из мало внимательных к познанию истины Сущего»[58]58
  Григорий Нисский, свт. Опровержение Евномия // Творения в 8-и частях. М., 1864. Ч. VI. С. 428–429.


[Закрыть]. Преподобный Кассиан Римлянин даже так говорил: «Без богохульства нельзя приписывать Ему и возмущение гневом и яростью»[59]59
  Иоанн Кассиан, прп. Обозрение духовной брани. § 85 // Добротолюбие. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1993. Т. 2. С. 55.


[Закрыть].

Христианское понимание отношения Бога к человеку можно показать на таком примере. Отец строго предупреждает ребёнка, чтобы он не баловался со спичками. Но, увы, пожар случился. Ребёнка спасли. Что делает с ним отец? Наказывает? Нет! Ребёнок уже с ожогами и плачет от боли. Отец только жалеет его, лечит, приговаривая: «Потерпи, мой милый, всё пройдёт, только больше так не делай». Так и Господь относится к согрешающему человеку.

Ибо грехи – это разной тяжести раны, которыми человек, чадо Божье, увечит, наказывает себя.

И Господь, как истинный Отец и Врач, по-прежнему любя его, вынужден для исцеления его души и подготовки к вечной жизни применять соответствующие средства: болезни, внешние и внутренние скорби, несчастья, тяжкие страдания перед смертью и др. Но это не месть, не наказание человеку от Бога, а лекарства Его любви.

Для нехристианского сознания, высшим нравственным принципом которого является справедливость, такая мысль, возможно, трудно приемлема. Но что пишет, например, святой Исаак Сирин: «Милосердие и правосудие в одной душе – то же, что человек, который в одном доме поклоняется Богу и идолам. Милосердие противоположно правосудию. Правосудие есть уравнивание точной меры: потому что каждому даёт, чего он достоин… А милосердие есть печаль, возбуждаемая благодатью, и ко всем сострадательно преклоняется: кто достоин зла, тому не воздаёт (злом), и, кто достоин добра, того преисполняет (с избытком)… Как сено и огонь не терпят быть в одном доме, так правосудие и милосердие – в одной душе»[60]60
  Исаак Сирин, св. Слова подвижнические. М. 1858. Сл. 89. С. 599.


[Закрыть].

Христианское учение о Боге-Любви явилось совершенно новым в древнем религиозном мире, как иудейском, так и языческом. Но как оно могло возникнуть у Иисуса Христа, воспитанного в законнической иудейской вере в Бога, милостивого к праведникам и мстителя грешникам? Это действительно трудный вопрос, если во Христе видеть лишь праведного иудея. Только признание Его Сыном Божиим (Мф. 14, 33), образом Бога невидимого (2 Кор. 4, 4; Кол. 1, 15) разрешает эту проблему.

Ещё одно новое и беспрецедентное для религиозной и философской мысли того времени учение о Боге находим в Евангелии. Иисус Христос, являясь правоверным иудеем, твёрдо исповедующим единого Бога, вдруг утверждает, что этот единый Бог – не замкнутая в Себе Личность, но в Своей сущности триипостасен – имеет три Лица.

Это безначальный Отец, предвечно рождающийся от Него Сын (Логос-Слово) и предвечно исходящий от Отца Дух Святой. Три Ипостаси единосущны, поэтому имеют единую любовь, единый ум, единую волю, единое действие, «единотройственную благодать», по выражению святителя Василия Великого. Это учение о полном сущностном единстве при отчётливо выраженной особенности каждой Ипостаси в Боге поражает своей глубиной и не имеет какого-либо прецедента во всей религиозной истории мира. Последующая святоотеческая и философская мысль постоянно обращается к этой вероучительной истине, усматривая в ней основу понимания сущности бытия.

Чтобы как-то осмыслить и понять это парадоксальное учение о Святой Троице, являющееся непреложной истиной христианства, предлагаются различные аналогии.

Например, у древнегреческих мыслителей было понятие об «атоме» (греч. ἄτομος – неделимый), который считался предельно простой, неделимой частицей, элементарным «кирпичиком» в устройстве всех вещей мира. Это убеждение присутствовало в физике вплоть до ХХ века, когда было открыто, что внутри «неделимого» атома, оказывается, скрывается целый мир. Вот какие неожиданные тайны открываются при более глубоком проникновении даже в сущность материи.

Подобное же произошло и в познании природы Бога, когда Он полноценно открыл Себя человеку и показал, что, будучи единым, тем не менее в своей сущности является Триипостасным. Это откровение было необходимо, чтобы человек мог знать, что Христос не просто человек, и не просто Бог, принявший вид человека, но Богочеловек, и потому понять, что Его Крест и Воскресение и Его учение являются спасением для человечества.

Учители Церкви, чтобы приблизить понимание истины о единстве Бога и Троичности Лиц в Нём, предлагают и другие аналогии. Так, исходя из того, что человек является образом Божиим, они указывают на троичность духовной природы человека и высказывают следующую мысль. Преподобный Симеон Новый Богослов говорил: «Собственный твой дух во всём уме твоём, и весь ум твой во всём слове твоём, и всё слово твоё во всём духе твоём, нераздельно и неслиянно. Это есть образ Божий. Как ум не больше и не меньше души, душа – ума, слово – ума и души, таким же образом не больше и не меньше Отец Сына, Сын – Отца, Святой Дух – Отца и Сына, но собезначальны суть и равночестны»[61]61
  Богословские Труды. № 17. М.: Изд. Московской Патриархии, 1977. С. 193.


[Закрыть]. Святитель Игнатий (Брянчанинов): «Образ Троицы Бога – троица человек… Ум наш – образ Отца; слово наше – образ Сына; дух – образ Святого Духа… Ум без мысли существовать не может, и мысль без ума. Потому-то всякая мысль имеет свой дух»[62]62
  Игнатий (Брянчанинов), свт. Об образе и подобии // Сочинения. СПб., 1905. Т. 2. С. 128.


[Закрыть].

Учение о Боге-Троице не было реакцией на существовавшие в то время представления о божественных триадах – о них плотник Иисус просто ничего не знал. Но вот что можно видеть при сравнении Его учения с теми представлениями.

Христианство говорит о Святой Троице как Едином Боге. Языческие же понятия тритеизм и триморфизм – соответственно о трёх богах и о проявлениях одного и того же бога в трёх разных видах (формах).

Самой распространённой формой языческих триад являлась семейная триада, в которой присутствуют бог-отец, богиня-мать и их бог-чадо. Но в христианской Троице рождает Отец, а не мать, второй Ипостасью является Сын, а не богиня; третья Ипостась, Дух Святой, – вообще неизвестна язычеству. Все три Ипостаси Святой Троицы при этом, в отличие от семейной триады, равночестны, то есть равнопочитаемы, поскольку одной сущности.

Так что кроме числа «три» в этих триадах нет ничего общего с христианской Троицей.

Нет необходимости сравнивать христианскую Троицу с индуистской тримурти (Брахма – бог творец мира, Вишну – бог охранитель мира, Шива – бог его разрушитель), в том числе и потому, что её идея появилась лишь около середины первого тысячелетия по Рождестве Христовом.

Христианское учение о Триипостасном Боге является уникальным в истории религий. Ему нет аналогов ни в религиозной, ни в философской мысли Древнего мира. Это ещё один факт, свидетельствующий о неземном происхождении учения Христа и Божественности Его религии.

И беспрекословно – великая

благочестия тайна: Бог явился во плоти.

1 Тим. 3, 16

Критики христианства указывают на религиозную мифологию древних народов, наполненную воплощениями богов, как на источник христианского догмата о Боговоплощении. Но о каких воплощениях идёт речь в политеистических религиях Греции, Рима, Сирии, Финикии, Индии и т. д.?

Прежде всего, в отличие от полной исторической достоверности личности Иисуса Христа, в религиях языческих боги не имеет никакой связи с историей. Они мифичны, то есть являются олицетворённым выражением определённых идей: неба и мудрости (Афина), красоты и любви (Венера), вина и веселья (Дионис), торговли и магии (Гермес), войны (Марс) и т. д. Поэтому говорить о их воплощениях и перевоплощениях бессмысленно. Всё это игра воображения в виртуальном пространстве, где происходит смена масок у актёров. Так, 3евс, например, превращался в быка, сатира, орла, в золотой дождь. Юпитер – в дракона (крылатого змия), и т. д. Мифология наделяет богов всеми человеческими страстями, как возвышенно-романтическими, так и самыми постыдными, только в неизмеримо большей силе. У Кришны, например, по одному из сказаний, было восемь жён и шестнадцать тысяч наложниц, от которых он имел сто восемьдесят тысяч сыновей.

Поэтому самые авторитетные идеологи атеизма не скрывают, что христианство предложило принципиально новое учение о воплощении Бога, которого не знал Древний мир. Так, Ф. Энгельс утверждал, что «последним камнем здания христианства было учение о воплощении сделавшегося человеком Слова в определённой личности и о Его искупительной жертве на кресте для искупления грешного человечества. Каким образом вложен был этот последний камень в стоическо-философские теории, об этом у нас нет действительно достоверных источников»[63]63
  Мысли Маркса и Энгельса о религии. М.: Атеист, 1955. С. 61.


[Закрыть]. То же повторяет и один из ведущих советских идеологов атеизма А. Ранович: «Для нас важно восстановить не столько то общее, что есть между христианством и восточными культами, сколько различия между ними, важно установить специфику христианства по сравнению с родственными восточными культами. Эта специфика состоит в учении о воплощении»[64]64
  Ранович А. Источники по изучению социальных корней христианства. Воинствующий атеист. 1931. Декабрь. С. 178.


[Закрыть].

Действительно, специфика поразительная:

• Христианство учит о воплощении не Бога, но только Второй Ипостаси Единосущной Троицы-Бога – Логоса.

• Христос – в отличие от мифических богов, не имеющих никаких исторических корней, – является реальной исторической личностью, о которой сохранилось множество свидетельств.

Христианство исповедует не призрачное, но реальное принятие Сыном Божьим человеческой природы, которой свойственно испытывать голод, страдания, гнев, любовь и т. д. При этом, как объясняет святоотеческая мысль, Божественная и человеческая природы во Христе соединены неслитно (не образовав чего-то третьего, полубога-получеловека), неизменно (без изменения природ), нераздельно (неотделимо в единстве Богочеловека), неразлучно (навечно), чего совершенно не знает языческая мифология. Более того, как замечает Эпикур (†270 г. до н. э.), «боги не пойдут на то, чтобы сделаться людьми действительными».

• Страдания и смерть Христа не случайны, не бессмысленны, как, например, у Адониса, Аттиса или Осириса, но добровольны, жертвенны и приняты во имя великой цели, «чтобы соделать человеков богами и сынами Божиими»[65]65
  Максим Исповедник, прп. Главы о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия. Вторая сотница. § 25 // Творения. М.: Мартис, 1993. Т. 1. С. 238.


[Закрыть].

• Христос реально единожды умер и единожды воскрес, и Его Воскресение является залогом и началом всеобщего воскресения человечества – в отличие от мифических богов, которые ежегодно осенью умирали и весной воскресали, не принося людям никакой пользы.

• Христос не аватара (перевоплощение) другого божества и, в свою очередь, не имеет никаких аватар.

• Его образ поражает своим нравственным величием. Он чист от всякой страсти и воплощается по любви к человеку (см. Ин. 3, 16), а не для каких-либо земных целей или тем более похотливых развлечений.

Такого воплощения божества в мифологии не найти.

Откуда же мог возникнуть столь сложный образ Богочеловека в умах необразованных учеников Христа, если ничего подобного ни в иудейской вере, ни в мифологии окружающих народов не было? Образ евангельского Христа создан не поэтами и философами, а является свидетельством очевидцев, обычных рыбаков, просто и искренно описавших то, что они видели своими глазами и слышали от Его ближайших учеников (см. 1 Ин. 1, 1–3). Этот образ, далёкий от всех прежних представлений о богах, невольно вызывает вопрос: мог ли такой образ быть создан искусственно? Не Сам ли Бог явился во плоти и открыл всё то, что называется христианской религией?

Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие.

1 Кор. 1, 23

Кого обычно называют спасителем? Того, кто исцеляет неизлечимо больного, даёт хлеб умирающему от голода, принимает в лютую стужу замерзающего, освобождает пленного из жестокого рабства… Спасителями являются полководцы и герои, умирающие за свой народ, цари и властители, издающие справедливые законы и искореняющие произвол сильных мира сего, выдающиеся учёные, совершающие открытия, спасающие множество людей и способствующие развитию образования, медицины, искусств, – все, кто даёт народу «хлеб и зрелища».

На фоне этой несомненной, кажется, очевидности выглядит странной и непонятной христианская истина о Спасителе, Который не только ничего подобного не сделал, но и был распят, как опаснейший преступник. Но такая идея не могла быть заимствована ни у иудеев, ждавших своего всемирного царя – Мессию, ни у народов Римской империи, мечтавших о новом Августе – императоре, который в преизбытке даст всем хлеба и зрелищ. В истории религий никогда не было учения о Боге, добровольно принявшем казнь и смерть ради спасения грешного, неблагодарного и в основном богопротивного человечества. Поэтому весть о Христе Спасителе была просто абсурдной с точки зрения всех религиозных представлений того времени о всемирном спасителе. Апостол Павел ярко выразил эту «антирелигиозность» учения о Христе: Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие. Откуда же в таком случае могло оно возникнуть, если не Сам Бог явился в этом мире?

Примечание. По многим вопросам, связанным с учением о Христе и Его Жертве: почему Бог не спас человека Своим всемогуществом, о причинах Боговоплощения, смысле Креста, значении Воскресения Иисуса Христа и др. – можно посмотреть лекции автора (курс семинарии) на его сайте: alexey-osipov.ru.

В христианстве находим и совершенно иное понимание одного из главнейших религиозных вопросов – что требуется от верующего для достижения Царства Божия. В ветхозаветной религии и язычестве верующему обещалось спасение за жертвоприношения, молитвы, совершение священнодействий, добрые дела, подвиги. Спасался тот, кто так поступал. Христос, не отвергая этих внешних предписаний, главным условием спасения человека назвал не их исполнение, а осознание человеком своей греховности и искренность покаяния. Он прямо сказал: Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 13). В этих словах звучит осуждение тех «праведников», которые смысл религиозной жизни видели в ревностном исполнении обрядовой стороны религии – её закона, но забывали о главном – очищении своей души от всякой неправды.

Поэтому Господь осуждает фарисеев, внешне исполняющих правила церковной жизни, но принимает мошенника мытаря, который от всей души раскаялся в своих грехах: Боже! Будь милостив ко мне грешнику (Лк. 18, 13). Женщине, совершившей прелюбодеяние, Он лишь сказал: Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин. 8, 11). От пускает грехи не фарисею, пригласившему Его, но грешнице, обливающей слезами раскаяния Его ноги и отирающей их волосами своими (см. Лк. 7, 44). Первым в рай Он вводит не архиерея, не фарисея, не книжника (богослова), а совершившего тяжкие преступления, но смирившегося и покаявшегося разбойника!

Хорошо писал об этом святитель Игнатий (Брянчанинов): «Телесный подвиг, не сопровождаемый душевным, более вреден, нежели полезен. Он служит причиной необыкновенного усиления душевных страстей: тщеславия, лицемерия, лукавства, гордыни, ненависти, зависти, самомнения»[66]66
  Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. Часть II // Творения. СПб., 1905. Т. 2. С. 369.


[Закрыть]. А где нет смирения, там соответственно возрастает в человеке гордость – богопротивное состояние, худшее всех страстей.

Чем можно объяснить, что в таком важнейшем вопросе христианство оказалось столь принципиально отличным от всех других религий, и даже от той, в которой родился и воспитывался сам Иисус Христос? Каков источник такой смелой, глубоко человечной, «антирелигиозной» религии? Лишь один ответ, по-видимому, может быть удовлетворительным: её мог создать только Тот, Кто обладал Божественной мудростью и властью и Сам был источником этой религии.

Почему именно Православие

Позна́ете истину, и истина сделает вас свободными.

Ин. 8, 32

Христианство в своей истории, как и все мировые религии, претерпело многие расколы и разделения, которые образовывали новые формации, подчас существенно искажавшие изначальную веру. Наиболее серьёзными и известными среди них явились католицизм, отколовшийся от Православных церквей в XI веке, и протестантизм XVI столетия, возникший в Католической церкви. Где же истинное христианство?

Главнейшей особенностью Православия, в отличие от других христианских исповеданий, является его основополагающий принцип, заключающийся в том, что правильное понимание Священного Писания, как и любой истины вероучения и духовной жизни, возможно только на основе соборности, средоточием которой является согласное учение святых отцов. Речь, естественно, идёт не о единичных мнениях, а об определённом консенсусе[67]67
  Consensus partum (лат.) – согласие отцов.


[Закрыть] в учении по тому или иному вопросу. Эта особенность Православия объясняется тем, что согласие отцов в силу святости их жизни свидетельствует о богооткровенном характере их учения, и потому оно является единственно достоверным критерием во всех вопросах христианской веры и жизни. Вне этого критерия как богословие, так и духовная жизнь теряют свою достоверность и вырождаются соответственно в бесплодную философию и ложный (пре́лестный) мистицизм.

Вот как писал о значении этого принципа святитель Игнатий (Брянчанинов): «Не сочти для себя достаточным чтения одного Евангелия, без чтения святых отцов! Это – мысль гордая, опасная. Лучше пусть приведут тебя к Евангелию святые отцы: чтение писаний отеческих – родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере правой, жительству по заповедям евангельским»[68]68
  Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. Часть I // Творения. СПб., 1905. Т. 1. С. 113.


[Закрыть]. Этот святоотеческий критерий является в Православии основополагающим в оценке истинности любого мнения и любого учения каждой церкви, называющей себя христианской.

Совсем иные критерии наблюдаются в инославных исповеданиях.

В католичестве с самого его отпадения от Православия и до настоящего времени истиной в последней инстанции являются определения Римского папы «ex cathedra»[69]69
  Буквально – «с кафедры», то есть когда папа выступает как верховный пастырь и учитель церкви.


[Закрыть]. Этот фактически главнейший догмат звучит так: «Когда римский первосвященник говорит со своей кафедры… как пастырь и учитель всех христиан, он… обладает тою непогрешимостью, которою Божественный Спаситель благоволил наделить Свою Церковь… и поэтому такого рода определения… сами по себе, а не с согласия Церкви, неизменны» (то есть истинны).

Однако этот догмат не имеет под собой никаких оснований: Христос нигде, никогда и никого не наделял «тою непогрешимостью, которою благоволил наделить Свою Церковь». Но римский первосвященник, всю историю боровшийся за власть в Церкви и не достигнув её на Востоке, добился полноты «непогрешимой» власти над Западными церквами.

Римский епископ – папа – имеет полное право (и осуществляет его) по своему усмотрению изменять в церкви всё, что сочтёт нужным: вероучительные истины, принципы духовной жизни, канонические нормы, литургическую практику и т. д. Таким образом, он стал, по выражению А.С. Хомякова, первым протестантом в христианстве. Весь епископат и прочее духовенство – только вспомогательный орган папы. Без его утверждения решения любых церковных органов, в том числе и соборов, не имеют никакой силы. Он – всё в Католической церкви, он – «наместник Христа на земле», являющийся до настоящего времени и абсолютным монархом государства Ватикан.

Ф.М. Достоевский не случайно писал в романе «Бесы»: «Рим провозгласил [своего] христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение[70]70
  …показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне (Мф. 4, 8–9).


[Закрыть], и, … возвестив всему свету, что Христос без царства земного на земле устоять не может, католичество тем самым провозгласило антихриста и тем погубило весь западный мир»[71]71
  Достоевский Ф.М. Бесы. Часть II. Гл. I. Ночь. VII.


[Закрыть].

Ясно, какое искажение учения Христа и какие тяжёлые последствия могут проистекать из того положения, когда все стороны церковной жизни во всей её полноте определяются одним обладающим абсолютной властью человеком, независимо от его духовного и нравственного состояния.

Подмена верности святым отцам культом папы привело католицизм к повреждению фактически всех важнейших вероучительных истин: о Боге, о Церкви, грехопадении человека, первородном грехе, о Боговоплощении, Жертве Христовой, спасении, о Деве Марии, загробной жизни, о всех таинствах[72]72
  См. подробно, напр.: Епифанович Л. Записки по обличительному богословию. Новочеркасск, 1904. С. 6–98.


[Закрыть] и т. д.

Насколько глубоко вошла в сознание католиков эта антихристианская идея непогрешимости папы, можно судить хотя бы по следующим примерам.

«Учитель Церкви» (высший разряд святых) Катарина Сиенская (XIV в.) заявляет правителю Милана о папе: «Даже если бы он был дьяволом во плоти, я не должна возносить главу против него»[73]73
  Антонио Сикари. Портреты святых. Милан, 1991. С. 11.


[Закрыть].

Знаменитый богослов ХVI века кардинал Баллармин откровенно разъясняет роль папы в церкви: «Если бы даже папа впал в заблуждение, предписывая пороки и запрещая добродетели, Церковь, если она не желает погрешить против совести, обязана была бы верить, что пороки – добро, а добродетели – зло. Она обязана считать за добро то, что он приказывает, за зло – то, что он запрещает»[74]74
  Огицкий Д.П., Максим Козлов, свящ. Православие и западное христианство. М., 1999. С. 69–70.


[Закрыть].

Столь же глубокое искажение в Католической церкви произошло и в учении о спасении, о святости, о духовной жизни.

В отличие от Православия, которое учит о спасении как исцелении человека от страстей, избавлении от смертности, тленности, страстности и полноценном духовном единении его с Богом – обóжении, в католицизме спасение трактуется в юридическом смысле – как снятие с человека виновности за грехи и освобождение от наказания. В этом смысле понимаются новозаветные термины оправдание, искупление, умилостивление, ставшие ключевыми в богословии. В современном катехизисе Католической церкви читаем: Христос «принёс Свою жизнь в жертву умилостивления, чтобы оправдать многих и принять на Себя их вину». «Иисус возместил нашу вину и принёс Отцу удовлетворение за наши грехи». «Своими святыми Страстями на древе крестном Он заслужил нам оправдание»[75]75
  Катехизис Католической церкви. М.: Рудомино, 1996. С. 150.


[Закрыть].

Это искажённое понимание спасения нашло своё выражение в провозглашении неизвестного Церкви догмата о чистилище. Логика его проста. Поскольку душу человека покаявшегося, но не принёсшего удовлетворения правосудию Божию, нельзя послать ни в ад, ни в рай, то она идёт в чистилище – место, где за невыплату «долгов» за грехи подвергается соответствующим наказаниям.

Отсюда проистекает и учреждение индульгенций[76]76
  Слово «индульгенция» в католичестве означает «отпущение земных и загробных наказаний за грех» (См. «Индульгенция». Христианство. Т. 1. С. 606). Индульгенции продавались или выдавались за совершение добрых дел и подвигов.


[Закрыть] как особых свидетельств об освобождении души от наказания (и средства получения доходов церковью). Так спасение человека из области исключительно духовно-нравственной было перенесено в сферу откровенно судебно-коммерческих отношений с Богом[77]77
  А.С. Хомяков по этому поводу писал: «Вооружась счётною книгою, составленною по правилам двойной бухгалтерии, с дебетом в виде греха и кредитом в виде добрых дел (подкреплённых, правда, жертвою Спасителя), человек вступает в тяжбу с Богом и в Римском казуисте находит себе благоприятного судью» (Хомяков А.С. Полн. собр. соч. Т. 2. М., 1886. С. 125).


[Закрыть]. (Именно продажа индульгенций явилась последней каплей, переполнившей терпение Лютера, возглавившего Реформацию ХVI столетия).

Папа Иоанн Павел II возродил индульгенции и уполномочил епископов предлагать их верующим в рамках празднования начала третьего тысячелетия христианства в 2000 году. Католики могут за благотворительные акции в пользу церкви и благочестивые деяния приобрести индульгенции для себя и для умерших.

Такое понимание спасения, когда исключаются его основные духовные условия: ви`дение человеком своей греховности, покаяние и смирение, породило в католицизме уже откровенно гибельную для христианина идею заслуг и даже сверхзаслуг перед Богом. Совершенно очевидно, какое тщеславие и самомнение порождают в душе верующего человека убеждение, что он своими добрыми делами и подвигами приобретает «заслуги».

Это учение окончательно подорвало возможность приобретения верующим, и особенно подвижником, главнейшего условия спасения – смирения, без которого невозможно достижение цели христианской жизни – богоподобной любви. Она у католических аскетов, как правило, полностью заменена откровенно земной романтикой. По учению святых Древней церкви Востока и Запада, такое искажённое понимание христианской любви губит верующего, приводит его к самомнению, сладострастию, духовной прелести.

Эти искажения ярко иллюстрируются примерами из жизни католических святых.

«Дух Святой» говорит монахине блаженной Анжеле (†1309)[78]78
  Откровения блаженной Анжелы. М., 1918. С. 95–117.


[Закрыть]: «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты». Своё отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «Могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа». Или: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть», – так что монахини вынуждены были уносить её из костёла[79]79
  Там же.


[Закрыть].

Точную оценку «откровений» Анжелы даёт один из крупнейших русских религиозных мыслителей XX века А.Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазнённость и прельщённость плотью приводит к тому, что “Святой Дух” является блаженной Анжеле и нашёптывает ей такие влюблённые речи: “Дочь Моя, сладостная Моя, услаждение Моё, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня”. Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный всё является и является и всё больше разжигает её тело, её сердце, её кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту…»[80]80
  Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930. Т. 1. С. 867–868.


[Закрыть]

Не менее ярким примером является «учитель Церкви» Катарина Сиенская (XIV в.). Вот несколько цитат из её биографии, говорящих сами за себя. В возрасте около двадцати лет ей было видение, что «её Божественный Жених, обнимая, привлекал её к Себе, но потом взял из её груди сердце, чтобы дать ей другое сердце, более похожее на Его собственное». «И смиренная девушка начала рассылать по всему свету свои послания, длинные письма, которые она диктовала с поразительной быстротой, часто по три или по четыре одновременно и по разным поводам, не сбиваясь и опережая секретарей»[81]81
  Подобная же сверхспособность проявилась у оккультистки Елены Рерих, которой диктовал некто сверху.


[Закрыть].

«В письмах Екатерины бросается в глаза прежде всего частое и настойчивое повторение слов: “Я хочу”». «Некоторые говорят, что решительные слова “я хочу” она в состоянии экстаза обращала даже ко Христу».

К папе Григорию ХI она пишет: «Говорю вам от имени Христа… Ответьте на зов Святого Духа, к вам обращённый». А к королю Франции обращается со словами: «Творите волю Божию и мою»[82]82
  Антонио Сикари. Портреты святых. Милан, 1991. Т. II. С. 11–14.


[Закрыть].

Приходится глубоко сожалеть, что для Католической церкви такие вопиющие факты являются нормой святости и что она предлагает Екатерину в качестве примера подражания русскому православному верующему, издав на русском языке её биографию.

Ещё одному «учителю Церкви», Терезе Авильской (XVI в.), «Христос» после многочисленных своих явлений говорит: «С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг». Тереза признаётся: «Душу зовёт Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания». Перед смертью она восклицает: «О Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!»[83]83
  Мережковский Д. С. Испанские мистики. Брюссель, 1988. С. 69–88, 95.


[Закрыть] Известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая её мистический опыт, писал: «Её представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством»[84]84
  Джеймс В. Многообразие религиозного опыта /пер. с англ. М., 1910. С. 337.


[Закрыть].

Яркой иллюстрацией полного искажения в католицизме понятия о христианской любви и святости является Тереза из Лизьё (Тереза Маленькая, или Тереза Младенца Иисуса, XIX в.), которая, несмотря на свой юный возраст (23 года), была по просьбе французской молодёжи возведена папой Иоанном Павлом II в «учители Вселенской Церкви». Вот несколько цитат из её духовной автобиографии «Повесть об одной душе».

«Я неизменно храню дерзновенное упование на то, что стану великой святой». «В сердце моей Матери-Церкви я буду любовью… тогда я буду всем… и через это моя мечта осуществится!»

Что это за любовь – об этом Тереза пишет откровенно: «Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: “Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки”. Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли всё… Этот день принёс не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах»[85]85
  Повесть об одной душе// Символ. № 36. Париж, 1996. C. 95.


[Закрыть].

Едва ли требуются комментарии к этому сладкому роману бедной девушки – учителю (!) той церкви, которая в таком искажённом понимании духовной любви воспитала Терезу. Отсюда становится вполне понятно, что произошло с самой этой церковью и куда она ведёт своих подвижников. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал о них: «Многие подвижники, приняв естественную любовь за Божественную, разгорячили кровь свою, разгорячили и мечтательность… многие сочли [их] исполненными благодати и святости, а они несчастные жертвы самообольщения»[86]86
  Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. Часть I // Творения. СПб., 1905. Т. 1. С. 131.


[Закрыть].

Анализ вероучения и принципов духовной жизни католицизма показывает, что Рим создал совершенно новую религию. Об этом писали святые отцы и учители Церкви.

Святитель Марк Эфесский (XV в.): «Мы отторгли от себя латинян не по какой иной причине, кроме той, что они еретики»[87]87
  Амвросий (Погодин), архим. Святой Марк Ефесский и Флорентийская Уния. М., 1994.


[Закрыть].

Преподобный Паисий Величковский пишет, что латинство откололось от Церкви и «пало… в бездну ересей и заблуждений… и лежит в них без всякой надежды восстания»[88]88
  Паисий Величковский, прп. Сочинение о знамении Честного и Животворящего Креста. Рк. БАМ. 13.1.24, гл. 11, л. 39.


[Закрыть].

Святитель Игнатий (Брянчанинов) прямо называет католицизм «еретической церковью»[89]89
  Игнатий (Брянчанинов), свт. Собрание писем. Письмо № 203. М-СПб. 1995. С. 396.


[Закрыть].

Святитель Феофан Затворник: «Папа со своими увлёкся своемудрием и отпал от единой Церкви и веры»[90]90
  Феофан Затворник, свт. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. М. 1892. С. 45.


[Закрыть]. «Латинская церковь… отступила от апостольских преданий и повредилась. Главный её грех – страсть ковать новые догматы… Латиняне повредили и испортили Святую Веру, Святыми Апостолами преданную»[91]91
  Там же. С. 230–232.


[Закрыть].