Текст книги "Кровные братья"

В шестом классе он болел. «Ничего серьезного, но пришлось много пропустить, и я занимался дома». В седьмом впервые влюбился. «Но ей больше нравилось обсуждать наряды и своих подруг, а мне – заниматься физикой и играть в теннис».

Потом мы смотрели фото со встречи. Лориан с гордостью демонстрировал кадры, на которых я рядом с Вэнсом и Паула во всем своем фэриартосском великолепии.

– Красивая, – вздохнул мальчишка, рассматривая совершенное, надменное лицо девушки. – Она кто?

– Певица. Бывшая.

– Очень красивая.

Снова Вэнс. С ним красный от смущения и восторга Макс. Лориан. Я, на удивление спокойный, стою напротив Паулы, хотя именно в тот момент мне хотелось придушить ее.

– Хорошие фотографии.

– Мне тоже нравится. Макс здорово снимает. Пойдем, покажу альбомы Вэнса.

Комната Лориана оказалась маленькой, но уютной. Стены обклеены плакатами с изображением певца – обоев не видно. Стол, кресло, компьютер, узкий диван, шкаф с книгами. Целая полка отведена под записи Гемрана. В центре – диск с дарственной подписью. Стоит открытый. Так, чтобы любой мог увидеть размашистые слова с острыми углами букв. Кроме отсутствия инстинкта самосохранения подростки склонны к созданию идолов и поклонению им. Какое-то рудиментарное язычество.

Я снял с кресла футболку Лориана. (На ней красовалось название группы Вэнса, написанное ядовито-красным.) Огляделся в поисках места, куда ее можно переложить. Мальчишка поспешно выхватил у меня из рук раритетную одежду, аккуратно сложил, открыл шкаф, не глядя сунул на полку. Вытащил из-под подушки пульт, нажал на кнопку, включая музыкальный центр. Крошечную комнату наполнили мощные звуки органа и голос Гемрана. Лориан уменьшил громкость, забрался на кровать. Я сел в освободившееся кресло.

– Знаешь, – сказал он неожиданно, – а я ведь совсем ничего не знаю о тебе.

– Тебя это напрягает?

– Нет. Просто странно общаться с человеком, о котором известно только, что он эмпат и знаком с известным рок-певцом. Ну, еще его имя.

Я взял книгу со стола. Это оказалось не жизнеописание Британца, как можно было ожидать, а «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха.

– Дарэл, иногда я очень странно чувствую себя рядом с тобой. Так, будто ты прекрасно знаешь, что происходит в меня в голове. Это реально?

– Да.

Он сидел в неудобной позе, подогнув ногу, упираясь рукой в подушку, и пристально, требовательно смотрел на меня.

– Это, наверное, тяжело – постоянно чувствовать других?

– Тяжело.

– Сегодня, когда ты стоял на мосту и смотрел на звезды, мне показалось вдруг, что тебе нет дела ни до меня, ни до кого вообще на земле. И я испугался. По-настоящему испугался, вдруг это правда.

– Это неправда.

Редкий дар у этого мальчика. Я чувствовал его искреннее внимание к собеседнику, доверие, желание разделить его проблемы. Таким же был я в человеческой жизни…

Он поднялся и со словами: «Подожди, я сейчас…» вышел из комнаты.

Теплый, мягкий свет, приглушенный голос Вэнса, который не мешал думать, удобное кресло. Я не собирался спать. Но двое суток без отдыха, тяжелая работа и теплая волна сочувствия, исходящая от мальчишки, отключила мой инстинкт самосохранения и стала тянуть в глубокую черную яму, без мыслей и сновидений.

Лориан не разбудил меня. Несколько мгновений он стоял рядом, не зная, что делать со спящим в кресле гостем. Но потом пожалел, не стал беспокоить. И я провалился в черноту окончательно.

Меня разбудила острая режущая боль в плече. Она вонзалась все глубже и глубже.

Я открыл глаза и увидел свет. Солнечный свет! Тонкий, как спица, луч солнца пробивался сквозь щель в гардинах и падал на мое плечо, прожигая, кажется, насквозь. День… свет… солнце!

– Черт! Черт!!! – Я кубарем скатился с кровати в спасительную тень, разбудив своим воплем и своим ужасом.

Лориана, спавшего в соседней комнате.

– Дарэл, что? Что случилось? – Он появился на пороге, хлопая сонными ресницами. – Что с тобой?!

– Опусти жалюзи!.. Сделай что-нибудь! Этот свет убивает меня!

Он с ужасом смотрел на мое скорчившееся от боли тело, на длинный дымящийся шрам на плече и увидел наконец при дневном свете мое бледное лицо, сверкающие глаза, мои клыки… Лориан бросился к окну и рывком опустил жалюзи.

Полумрак, мягкий нежный полумрак коснулся обожженной кожи, ослепленных глаз. Стало легче. Я глубоко вздохнул, все еще слыша дрожь в своем дыхании, расслабился, поднял голову.

Подросток стоял, прижимая ладонь к горлу, и смотрел на меня огромными, откровенно перепуганными глазами. Растрепанный, в мятой одежде, босиком.

– Дарэл, ты?.. Нет. Этого не может быть.

Я бы сейчас на его месте пошире распахнул окно и дождался, пока солнце до конца испепелит меня.

– Послушай…

Он отчаянно замотал головой и вскинул руку, предупреждая мою попытку двинуться.

– Не надо. Не говори ничего, пожалуйста.

Мальчишка мысленно пытался успокоить себя, но шрам от солнца на моем плече не выдерживал логических объяснений. Его привычный, реальный человеческий мир рушился. В него пришло чудовище из фильмов ужасов и древних легенд. То, которое отгоняют святой водой и втыкают кол из осины в сердце.

– Дарэл, но ты же знаешь, что вампиров не бывает! Ты смеялся над тем готом! Выставил его полным идиотом!

– Лориан…

– Нет. Не бывает! Этого просто не может быть!

– Лориан!

– Почему? Ну почему со мной?! Скажи, что это неправда. Это ведь шутка? Ты просто разыграл меня?

– Да, это шутка. Дурацкая шутка. Тебе легче?

Он отрицательно помотал головой, волосы упали ему на лицо, и из-под этой мягкой завесы до меня донесся едва слышный звук. Плачет? Или смеется? Я бы на его месте смеялся. Ну где моя хваленая сверхчувствительность?! Бережно и очень осторожно я потянулся к нему, стараясь, чтобы мое прикосновение было теплым, пытаясь почувствовать. Боль, изумление, страх, обида и что-то еще. И за это «что-то еще» нужно держаться.

– Лориан, знаю, я должен уйти. Но я не могу этого сделать… сейчас. Придется дождаться ночи, иначе…

Я потер все еще ноющий рубец, и подросток вскинул голову:

– Тебе больно? Там, в ванной, есть бинт, йод… Нет, я сам принесу. Там светло.

Он принес аптечку и положил на пол рядом со мной. Сел на краешек стула. Мальчишка не боялся меня так, как должен был бояться. В его чувствах не было гадливого отвращения, ужаса, желания бежать сломя голову. И распахнуть окно он тоже не хотел.

– Поэтому ты не пришел вчера?

– Да.

– И если бы тогда я так поздно не вышел на улицу, мы бы никогда не встретились?

– Да.

Он прикоснулся к своей шее, словно искал несуществующие шрамы.

– Почему ты мне ничего не сказал? Думал, что я не поверю? Не хотел пугать?

Я прижался затылком к холодной стене и закрыл глаза.

– Ты испуган.

– Я мог придумать все что угодно, только не это… Дарэл, ведь неправда?..

– Проверь. Для этого нужно только пошире распахнуть шторы.

Он опустил голову так низко, что его лицо почти полностью закрыли волнистые волосы.

Так мы и сидели. Он на кровати, подтянув колени к груди, я – на полу, в самом темном углу комнаты. Ну что ж, мне здесь самое место. И хорошо, что все закончилось именно так. Больше не будет дневных звонков, обид, неправдоподобных объяснений. Ничего не будет.

Я открыл аптечку и с треском распечатал бинт. Снял прожженную рубашку. Оторвал кусок ваты, взял бутылочку антисептика, прижал мокрый тампон к ране, перетерпел жгучую боль и туго перебинтовал плечо. Вряд ли это поможет, но что-то человеческое во мне осталось. Хотя бы тело, которое вот так, совсем по-людски, болит…

Лориан смотрел на меня. Ему хотелось узнать еще о многом, но, видя жесткое выражение моего лица, он молчал.

– Мы не поссорились? – спросил он неожиданно.

– Глупый мальчик. – Я улыбнулся своей обычной улыбкой. Теперь можно было ее не скрывать.

Подросток вздохнул, и в его вздохе было облегчение, еще немного прежнего страха и чуть-чуть нового. И этот новый страх заставил его спросить:

– А ты… не сделаешь мне ничего плохого?

Я рассмеялся:

– Не бойся. Руководство моего клана не позволяет причинять людям вред.

– А Вэнс знает, что ты вампир?

Знал бы ты, Лориан, как достал меня своим Вэнсом!

– Нет, не знает. И сообщать ему об этом не нужно.

Мальчишка улыбнулся. Осознал. Сравнил. С удивлением понял, что человеческая значимость Гемрана слегка меркнет рядом с моей нечеловеческой сущностью.

Он на удивление быстро переступил грань, за которой фантастическое смешивается с реальным. Принял существование нереального… Подросток. Очень гибкая психика. Они постоянно живут в ожидании чуда, даже если сами не понимают этого. Желают видеть себя главным героем истории, происходящей в настоящей жизни. Мечтают стать владельцами личного волшебника, робота, инопланетянина, лепрекона, русалки… вампира.

Вслух могут рассуждать о невозможности этого и вспыхивать про себя жаркой, почти детской мечтой о волшебном друге. И тут вдруг появляюсь я – воплощение подросткового бреда. Фантастический приятель, узнав о котором, одноклассники «умерли бы от зависти».

Я «возник» вовремя. Через несколько лет он бы уже не смог дружить с вампиром.

Я удобнее устроился в кресле и почувствовал, как меня снова медленно тянет в сон. Знал, что он будет тяжелым. Слишком много всего сразу – усталость, страх, боль, солнце… Лориан говорил что-то, но я уже не слышал его. Короткие обрывки какого-то яркого сновидения выплыли из темноты вместе с уходящей болью, и сквозь их путаницу я чувствовал прикосновения теплых солнечных лучей, не обжигающих меня.

Я проснулся в ту самую минуту, когда солнце опустилось за горизонт. Как по будильнику. И понял, что великолепно выспался.

Комнату освещало матовое свечение экрана компьютера. Лориан сидел перед монитором и, прикусив нижнюю губу, сосредоточенно «листал» страницы интернета. Искал информацию про вампиров. Которой было, надо сказать, огромное количество.

Некоторое время я смотрел на его руки, на тонкие пальцы над клавиатурой, на волосы, в матовой полумгле ставшие почти темными, и черную тень от книжной полки, падающую на его обнаженную шею.

Он обернулся, почувствовав мой взгляд.

– Привет. Ты проспал весь день как убитый. Даже не шевелился во сне. Уже восемь.

Наверное, в моем лице нечто изменилось, потому что подросток вдруг спросил тревожно:

– Дарэл? Что-то не так?

– Я голоден.

Да, именно это мне снилось – голод, боль и солнце. Теплое, нежное солнце, от которого не нужно прятаться…

Подросток сидел на тумбочке в прихожей и смотрел, как я одеваюсь.

– Ты уйдешь сейчас?

– Да.

– А я… ничего не могу сделать для тебя?

Я усмехнулся:

– Нет… – снова мельком взглянул на его смуглую шею и поспешно отвел глаза. – Нет.

– Я иду с тобой!

Видимо, эта идея только что пришла ему в голову и ужасно понравилась. Тинейджер вскочил и побежал выключать компьютер.

– Нет, не идешь.

– Дарэл, пожалуйста!

Сначала он перестал бояться меня. Потом выклянчит одну маленькую уступку, затем другую, дальше – попросит познакомить с моими друзьями. А потом я пойму, что уже ни в чем не могу отказать ему.

– Слушай, мальчик, не зли меня! Ты никуда не пойдешь.

И тут произошло невероятное. Послушный, донельзя напуганный еще несколько часов назад, подросток вскинул голову и заявил упрямо:

– Нет, пойду! Я хочу гулять. И не кричи. Ты не имеешь права запретить мне.

Из подъезда мы вышли вместе. Лориан тревожно втянул носом холодный ночной воздух и огляделся по сторонам так, словно оказался в лесу, полном опасных хищников, и ожидал нападения в любую секунду. Сквозь раздражение от его упрямства, я почувствовал жалость к самонадеянному ребенку:

– Ты помнишь бар, где мы были в первый раз?

Он кивнул.

– Иди туда и жди меня. Я скоро.

– Нет, я с тобой.

Его пугал голодный блеск в моих глазах, но еще больше – темнота улиц, переставшая быть таинственной и притягивающей. Теперь там притаились бесформенные тени, которые следили за ним из-за каждого угла холодными, сверкающими глазами. Почти такими же, как у меня.

– Хорошо, пойдем… пройдемся до этого угла.

Я быстро шел по темной улице, не глядя по сторонам, не останавливаясь, не задумываясь о том, куда иду. Лориан едва поспевал за мной. Впервые он видел меня… на охоте. И еще не знал, пугает моя холодная сосредоточенность или завораживает.

Вот оно, медленно наступает – равнодушное спокойствие, в котором растворяется воспоминание о человеческом подростке, о моем чувстве симпатии к нему, о Веге в его глазах, об осени и о солнце. Мир сужается до тонкой полосы в глухой темноте, по которой мне нужно пройти тихо и незаметно. Тогда я смогу слышать обрывки чужих мыслей и чувств, смогу быть невидимым и почти всесильным. Мгновения, когда я перестаю подчиняться смертным желаниям, которые все еще сильны во мне, и становлюсь по-настоящему свободным.

– Дарэл!!! Дарэл, можно я подожду тебя здесь… на скамейке?

Я медленно повернулся, и Лориан, встретившись со мной взглядом, отпрянул. Растерянная, беспомощная улыбка появилась на его губах и тут же исчезла. Мне показалось, что он хочет убежать, позвать на помощь, или сделать еще какую-нибудь глупость, но подросток только повторил тихо.

– Можно?

Я вернулся через час.

Он сидел на скамейке, нахохлившись, словно воробей, под порывами ледяного ветра, который окатывал его с ног до головы, трепал волосы и забирался в рукава куртки. Ждал. Время от времени поднимал голову, всматривался в темноту переулка, откуда, как ему представлялось, должен был появиться я. И на его лице было такое взволнованное, напряженное отчаяние, что сердце мое замерло от прежней, давно забытой боли.

Увидел меня. Резко вскинул голову, вскочил:

– Ты так долго…

– Да. Ты замерз. Пойдем.

– Нет, подожди…

Он устал, продрог, больше всего ему хотелось ни о чем не думать и погреться где-нибудь. Но нужно было зачем-то узнать всю правду. До конца.

– Ты хочешь знать, не убил ли я кого-нибудь? Не убиваю ли каждую ночь?

Подросток кивнул, глядя на меня с жадным вниманием.

– Нет… Нет, не убил. Теперь пойдем. Я расскажу тебе…

Мы снова сидели в том, первом, баре. Я уже давно выбрал его как предпоследнюю остановку во время ночных скитаний по городу. Он был очень похож на другой бар в другом городе. Тот, в котором давным-давно Кристоф на спор одним ударом разрубил дубовый стол, очаровательная Лидия – юная фрейлина императрицы – назначала свидания своим возлюбленным… однажды Ференц[12]12
  Авторы предполагают, что Дарэл имеет в виду венгерского композитора Ференца Листа.


[Закрыть] играл на пианино – оно стояло вот в том углу. А почти через век – Сэмюэл учил меня курить марихуану…

Именно в него меня привела Флора. Растерянного, сомневающегося, голодного… Тогда я впервые узнал, что такое настоящий голод. А она, усадив за стол и ласково улыбаясь, сообщила, что я больше не человек…

Сейчас мы сидели за самым дальним столиком у стены, под медным светильником, напоминающим увядший цветок. Лориан держал обеими руками большую чашку с горячим шоколадом и взволнованно слушал то, что я рассказывал. На этом самом месте много лет назад сидела Флора, и я так же бесцельно крутил зажигалку, стараясь не встречаться с ней взглядом и не видеть в ее лице выражения нежного внимания к своему неразумному ребенку. Пытаясь не замечать, что она читает меня насквозь. Маленький огонек вспыхивал под моими пальцами и отражался ярким бликом на полировке стола. Тогда я еще любил ее…

– Мою вторую мать… женщину, которая стала моей второй матерью, звали Флора. Мне было двадцать пять, когда она привела меня в свой клан. Я был молод, самонадеян и отчаянно искал новых ощущений… ну, это так, вступление… – Я продолжал смотреть на крошечный огонек в своей руке. – Я Дарэл, сканэр из клана Даханавар. Мне сто двадцать девять лет, и я просто воплощенная мечта современной молодежи и подростков, кладезь нечеловеческих сверхспособностей… Что-то из разряда людей-Х или Человека-Паука.

Горячий взгляд продолжал жечь меня, но Лориан все не опускал глаза, и на какое-то мгновение мне показалось… да, невероятно, но он жалел меня. Меня, почти бессмертного и почти всесильного!..

Что-то изменилось. Я должен был знать, что все изменится после того, как он узнает правду.

Подросток рассматривал меня, а я ловил какую-то новую волну, идущую от него. Я ожидал, что он станет бояться меня, ну в крайнем случае опасаться немного или хотя бы уважать за неограниченные возможности, а он – жалел.

– Дарэл, ты… сто четыре года не видел солнца! Это ужасно!..

Я равнодушно пожимал плечами, наблюдая, как он выписывает в своей электронной записной книжке колонку цифр и жирно подчеркивает особенно удивляющие подробности моей биографии. Этих «не видел», «не пробовал» и «не хотел» набралось уже больше десятка.

– Ты видишь мир черно-белым. Темное, бесформенное пятно на берегу – деревья, пятна посветлее – дома, черное небо, серая река.

Я усмехнулся. Потрясающее знание «предмета». Ясно. Начитался в Сети…

А я смотрел на его золотые волосы, дымчато-голубые глаза и не мог признаться самому себе, что вокруг становится светлее, когда он улыбается.

Ему хотелось знать как можно больше, и я рассказывал ту правду, которая была известна мне самому. Темные, тысячелетней давности легенды. Слухи и предания о Тринадцати Великих Кланах вампиров, ведущих постоянную кровную войну, о нечеловеческой внешности Нософорос, красоте девушек Фэриартос, о моих друзьях Кадаверциан и жестокости Тхорнисха. Я рассказывал про наши убежища, глубокие катакомбы, лабиринт под улицами города, обвалившийся еще в прошлом веке. О сокровищах, собранных Асиманами и спрятанных где-то на востоке, о сумасшествии Лигаментиа, с которыми я никогда не встречался и о которых слышал много странных рассказов, о Грейганнах, умеющих превращаться в волков. О длинных, зимних ночах и коротком световом дне, когда я сплю всего несколько часов. А также о страшном голоде, который преследует всех кровных братьев и может довести до безумия.

Лориан слушал, затаив дыхание, про времена, когда смертные почитали нас, как богов, про погибшие кланы и прекрасные разрушенные города, и восхищение в его глазах смешивалось с печалью…

Как часто люди представляют моих сестер и братьев совсем не такими, какие они в действительности. Боятся отнюдь не того, чего стоит. И пытаются найти с нашей помощью вовсе не те ценности, ради которых стоит жить…

Я подумал слишком громко. Кажется, Лориан услышал последнюю мою мысль, потому что ответил именно на нее:

– Дарэл, я не хотел бы жить в твоем мире.

Знаю. Не хотел бы.

Это странно. Это как минимум необычно для человека, но тебе действительно не нужна сила и власть, которую дает нечеловеческая сущность. Для тебя важнее солнечный свет…

Глава 5
Рыцарь ночи

Циник – это человек, который знает цену всему и ничему не знает ценности.

Оскар Уайльд. Веер леди Виндермир

27 сентября 2004

Миклош Бальза любил комфорт. Поэтому для своих редких поездок по городу всегда выбирал лимузин. Несмотря на отвращение нахттотера[13]13
  Нахттотер – «убивающий ночью». Официальное название главы клана Тхорнисх. От nacht – «ночь» (нем.) и toten – «убивать» (нем.)


[Закрыть] ко всему новому и прогрессивному, эта машина полностью соответствовала его эстетическим требованиям. Здесь нахтриттер[14]14
  Нахтриттер – «рыцарь ночи». От nacht – «ночь» (нем.) и ritter – «рыцарь» (нем.)


[Закрыть], как почтительно называли своего главу члены клана, не чувствовал себя крысой, что бывало, когда приходилось изменять своему вкусу ради дела семьи и пересаживаться в менее удобный и престижный автомобиль.

Вот и сегодня вечером господин Бальза приказал Роману из многообразия авто, находящихся в гаражах Золотых Ос[15]15
  Золотые Осы – знак клана Тхорнисх. Три золотые осы на черном фоне.


[Закрыть], взять черный «роллс-ройс». Выезжать в Столицу из резиденции на этом чуде машиностроения было даже приятно, хотя в последние сто лет у нахттотера выработалась стойкая антипатия к городам.

По его мнению, за эти годы людские муравейники настолько забились, что смрад человеческих тел порой причинял Миклошу головную боль. Он, конечно, с этим досадным фактом смирялся – «всех овец не перережешь (во всяком случае, сразу)» – но свои вояжи по улицам мегаполиса сократил в пять, если не семь раз.

«Раньше, – раздраженно думал нахтриттер, сидя в комфортном салоне на удобном мягком сиденье, – все было куда проще. О миллионных городах никто и не слышал. Жизнь пусть грязная, зато являлась куда более свободной и вольготной. Тогда киндрэт были королями ночи. А сейчас – больше похожи на выползающих из укрытий призраков. Цивилизация овец губит волков. Превращает киндрэт в беззубых телят. Чем стали те же кадаверциан, к примеру?.. И это грозный клан Смерти, в Средние века заставлявший пражан прятаться по домам, как только наступала ночь?!»

Миклош посмотрел в окно. Проводил взглядом памятник, стоящий на противоположном берегу реки. Едва не выругался. Где здравый смысл устанавливать в Столице такое?! В глазах господина Бальзы бронзовый гигант с треугольной шапкой, водруженный на скорлупку парусного кораблика, походил скорее на огромное чудовище. И что оно высматривало на территории его, Миклоша Тхорнисха, города – следовало еще выяснять. Нахттотер не стал вникать в подробности произведения искусства, лишь про себя отметил: «Встречусь со скульптором – разберемся»…

Впрочем, Кремль, мимо которого сейчас проезжал лимузин, Миклошу также не нравился. Нагромождение красных кирпичей, плоские поверхности. Чрезмерно радостные цвета… Лично для него единственно признаваемую ценность имела лишь мрачная готическая или хотя бы псевдоготическая архитектура. Этим любимая нахттотером Прага отличалась от Столицы в лучшую сторону. Но Прага, увы, теперь недоступна. Уже несколько веков. И останется впредь.

– Проклятые кадаверциан! – пробормотал он, скрипнув зубами.

Следующее проклятие было адресовано клану Даханавар. Последние доводили тхорнисха до бешенства тем, что смели защищать овец!

Миклош удовлетворенно хмыкнул. Правильно, что он отправил Йохана на Совет к Ревенанту вместо себя. Слушать истеричные визги Фелиции – то еще удовольствие… Господин Бальза жалел свои нервы и уши. Он люто ненавидел Старейшину клана Даханавар и после вынужденных встреч с ней порой по две недели не мог писать музыку.

Нахттотер был уверен – «прекрасная» мормоликая слишком много о себе мнит. Считает королевой. И самое отвратительное – пытается вводить свои правила для других семей. Что забавно – те очень часто их принимают и соблюдают. Кому-то приходится считаться с мощью клана Леди, кто-то слишком туп, чтобы понимать, что им управляют. Лишь Асиман и Тхорнисх пока не подписали ни одного соглашения по правилам охоты.

Господин Бальза был твердо убежден: все люди – законная добыча киндрэт, и не собирался расшаркиваться перед каждой овцой, прежде чем вцепиться ей в шею. А уж тем более оставлять в живых… Асиман, конечно, дураки. Если гадишь, за собой следует убирать, чтобы не было лишних вопросов. Но это их дело. Раз уж Амир так любит пачкать, то, быть может, он считает удовольствием избавляться от проблем, которые наваливаются после того, как полиция или, того хуже, чистюли-Даханавар обнаруживают очередной человеческий труп.

Позиция Тхорнисх в этом вопросе предельно ясна. Золотые Осы будут делать, что захотят, и плевать на всех. И пусть их только попытаются загнать в рамки глупых правил. Клану есть чем ответить.

…Девчонку он заметил сразу. Невысокая, но с отличной фигуркой и (что самое главное) толстенной соломенной косой ниже талии. Одета стильно, хотя не шикарно. Минимум косметики и, судя по отличному цвету лица, – не курит. То, что надо. Эта малышка была в его вкусе.

Миклош Бальза обратил на девушку внимание, когда посмотрел в окно очередной раз, беседуя по телефону. Приказал немедленно остановить лимузин. Не спуская глаз с неизвестной, закончил разговор и, потянувшись за плащом, бросил шоферу:

– Жди.

– Но, нахттотер, – попытался возразить тот. – У вас встреча и…

– Я сказал, жди, – не повышая голоса, произнес глава клана.

Водитель заткнулся и поспешил открыть дверь для господина Бальзы.

Тот вышел из машины. Вдохнул ночной воздух. Пахло грозой и выхлопными газами с автострады. Мерзость! А Йохан еще слезно умоляет не сидеть дома и хотя бы раз в неделю гулять по городу. Что за глупость! Нахтриттер не был склонен наслаждаться прогулками. Из своей берлоги он вылезал крайне редко и только по делам. Даже пищу ему доставляли в особняк.

Подумав о еде, Миклош вновь бросил взгляд на девчонку. Та стояла на противоположной стороне дороги, явно кого-то ожидая. Что же, малышка даже не представляет, кого она дождалась в эту ночь. Мурлыча себе под нос симфонию собственного сочинения, глава клана уже собрался подойти познакомиться, но тут протяжно затрезвонил телефон.

Господин Бальза поднял очи горе. Сегодня все словно сговорились. Никак не дадут ему расслабиться. Воистину, подчиненные устроили заговор. Он вытащил сотовый. Ничего не говоря, приложил к уху.

– Нахттотер, это я, – раздался голос Йохана. Легок на помине.

Иногда господина Бальзу бесил его первый помощник. Это случалось крайне редко, но достаточно метко.

– Нахттотер – это я, – ответил Миклош, стараясь унять злость.

Последовало ошеломленное секундное молчание. Затем неуверенное:

– Вы где?

Вместо ответа Миклош посмотрел на небо. Вроде до полной луны еще далеко. Странно. Обычно активность ненормальных приходится на период полнолуния. А Йохан сейчас ведет себя именно как умственно отсталый.

– Ты знаешь, почему я ненавижу сотовые телефоны? – процедил тхорнисх. – Основной вопрос, который мне через них задают: где я нахожусь? Тебе не кажется, что это мое личное дело, мой друг?

– Простите, нахттотер. Вы не приехали на встречу…

– Если я не приехал на встречу, значит, у меня появились более важные дела.

– Светлов волнуется.

Миклош равнодушно пожал плечами. Проклятый блаутзаугер недоволен. Ну надо же! Какое горе.

– Я готов заплакать от умиления. Ну извинись перед ним от моего имени. И веди переговоры сам. Не маленький уже. Я занят.

Сказал и отключил мобильный. Дело, по которому хотел переговорить явившийся в город грейганн, было не таким уж важным. Видеть усатую рожу Иована и ощущать едва уловимый запах псины, исходящий от его поеденной молью шубы, Миклошу не хотелось. От Светлова не убудет, если он не придет. Йохан вполне в состоянии согласовать все вопросы самостоятельно.

Пока тхорнисх говорил по телефону, к девчонке подошли две подружки, и все вместе они скрылись в шестиэтажном красном здании, стоящем у дороги. Это был известный клуб «Б-9». Респектабельное, достаточно популярное заведение. И не самое дешевое.

У входа толпились люди. Желающих попасть внутрь было много. Без очереди пускали только по клубным картам. Миклош стоять не собирался.

Один из двух массивных охранников заступил ему дорогу:

– Куда, парень?

Господин Бальза не любил, когда вставали на его пути. Но в этот раз он решил не наказывать грубияна. Легкое прикосновение к мозгу громилы в корне изменило ситуацию. Охраннику внезапно захотелось пропустить хрупкого молодого человека внутрь. И, рассыпавшись в извинениях, он отодвинулся в сторону. Миклош вошел в клуб.

Вестибюль с еще парочкой секьюрити. Чуть поодаль – огромный, во всю стену, аквариум. Зеркальный коридор. Первый зал. Сине-зеленые огни и рев так называемой музыки.

Она обрушилась на идеальный слух Миклоша чудовищной какофонией, но ради незнакомки тот был готов вытерпеть даже подобное издевательство над своими ушами. В многоликой толпе пляшущих овец он искал девчонку, но тщетно. Среди танцующих ее не было. Как и у барной стойки, где толпились жаждущие промочить горло. Нахттотер не унывал. Клуб был большой. Рано или поздно блондинка найдется.

Зеркальный коридор. Новый танцевальный зал. Здесь все затянул туман, пронизанный копьями фиолетовых лучей. Шум музыки был иным, но таким же неприятным для чуткого уха. Проигнорировав вход в зал игровых автоматов – вряд ли девушка направится туда, – «ночной рыцарь» вошел в третий, самый большой, двухэтажный танцевальный зал.

Опять смена стиля шума – на скрежет бензопилы. Опять смена дизайна зала – на космический корабль. И опять неудача.

Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, Миклош миновал балкон, коридор с кожаными диванами и пальмами, прошел еще один ярус и вошел в бар-ресторан. Быстро огляделся. Взгляд остановился на сидящих за столиком у стены. И, как ни странно, одним из них оказался телепат Фелиции. Его собеседник не принадлежал к числу братьев.

Человек.

Мальчишка.

Дарэл Даханавар решил откормить собственный ужин? Что-то не очень на него похоже.

Миклош не любил телепатов. Он чувствовал себя в их присутствии неуютно. Постоянно приходилось держать защиту, чтобы «не копались» в мыслях. И это невыносимо утомляло.

Сейчас воспитанник Флоры что-то рассказывал открывшему рот подростку. Он был так увлечен беседой, что не заметил тхорнисха. И, похоже, не только его. В самом дальнем углу барной стойки восседали трое. Миклош без труда узнал в них выкормышей Амира и язвительно хмыкнул.

Да сегодня в «Б-9» аншлаг киндрэт!

Асиманы тоже не обратили внимания на нахттотера. Все их внимание было приковано к телепату. Интересно, что бывшим храмовникам понадобилось от Даханавара? Вряд ли хотят пригласить его за свой столик и угостить первой резус-отрицательной. Йохан очень живописно описал, как Амир был вне себя от ярости на прошедшем Совете.

Впрочем, тхорнисху не было никакого дела до мстительности Верховного Магистра асиман. Он нисколько не расстроится, если тот спросит с телепата за явные, или даже мнимые, обиды. Дарэл Даханавар не любил Миклоша, и тот отвечал взаимностью.

Убедившись, что девушки в зале нет, господин Бальза вышел на лестницу и поднялся еще на один этаж. Поиски лишь раззадоривали его. Чем дольше ищешь, тем слаще находка. Он уже понимал, что не будет долго возиться и ходить вокруг да около. Голод становился нестерпимым.

Потолок следующего зала был «усыпан» многогранными зеркальными шарами. В барную стойку утоплен розовый «кадиллак» шестьдесят пятого года выпуска. Миклош ненавидел человеческую музыку, но в стилях разбирался. Здесь вместо положенного по дизайну рок-н-ролла звучало диско. Людей было гораздо меньше, чем внизу. В нынешние времена музыка этого стиля не так популярна, как раньше.

Тхорнисх сразу же увидел подружек блондинки. Те о чем-то весело щебетали с тремя парнями. А вот искомой девушки не было. Он выругался. И тут же почувствовал страх, ужас, отчаяние, боль и спустя еще секунду – агонию. Едва не зашипев от разочарования и злости, быстро направился в сторону женского туалета.

Он опоздал. Уже взялся за ручку двери, когда та отворилась, и в проеме появился асиман. Явно из той же компании, что и троица в баре. Увидел милашку и решил заморить червячка. Миклош чуть ли не взвыл от ярости. Этот щенок убил ЕГО добычу!

Неизвестный блаутзаугер ошалело распахнул глаза. Не ожидал встречи с такой персоной. Воспользовавшись этим замешательством, разъяренный Миклош втолкнул соперника обратно. Вошел следом и плотно закрыл за собой дверь…

Воротник ослепительно белой рубашки был испорчен. Удивительно, но этот досадный факт ничуть не повлиял на настроение нахттотера. Посмотрев на себя в зеркало, он откинул волосы со лба. Усмехнулся. Припадок неконтролируемой ярости улетучился, словно и не было.