Текст книги "Проклятый горн"

– Скорее всего. – Я жестом показал Пугалу, чтобы то убралось как можно дальше.

Оно сделало вид, что не понимает, лишь село на пол и занялось правкой серпа. Обстановку это совсем не нормализовало. Шараф Мясник укрыл халатом голову, продолжая блажить что-то на чужом для меня языке.

– Эй, перестань, – сказал я ему. – Никто не причинит тебе вреда. Ты меня понимаешь?

– Как видно нет, – вздохнул Карл. – Он слишком долго просидел в обнимку со своим чертовым кальяном.

– Я поговорю с ним. – Альберт выступил вперед и сказал по-хагжитски: – Нахна унас, лейса лядена эй хадаф литзаука. Ихда. Фанахну наттлуб миннак факат альиджаба[8]8
  Мы люди и не причиним тебе вреда. Успокойся. Нам нужны лишь ответы.


[Закрыть].

– Ого! – пробормотал Карл. – Паренек полон сюрпризов.

Ученик Мириам продолжил говорить, быстро, четко, резко и отрывисто, как это делают жители Красной пустыни. Торговец пряностями продолжал плакать, раскачиваясь из стороны в сторону, затем его снова стало тошнить.

– Сколько мы с ним провозимся? – Карл был не в восторге от происходящего.

– Он хорошо надышался. Придет в себя не раньше чем через сутки. А потом два-три дня будет спать как убитый. Не поднимешь, даже если начнешь жечь пятки.

В этот момент хагжит запричитал, схватив Альберта пухлыми руками. Он говорил безостановочно, по его лицу текли слезы, щеки стали грязными от краски, которой по восточной моде были подведены его глаза.

– Чего жирдяй там лепечет?

– Подожди, Карл. – Парень внимательно слушал. – Говорит о том, что с нами какой-то Газир, хочет забрать его на луну. Это он о Пугале, кажется.

Хагжиты не верят в воскрешение Христа, в ад и в рай. Но они верят в ангелов и демонов. Первые живут на солнце, вторые на луне. Вера в солнце и праведность защищает людей от Газира, который может унести их души в бледное царство холода на луне. Одурманенный торговец, как видно, решил, что страшила как раз пришел за его душой.

– Скажи ему, что Газир пришел не за ним и ему ничто не грозит.

– Уже. Теперь пытаюсь добиться от него информации про яд.

Они вновь начали разговор. Точнее, говорил Альберт, хагжит лишь лепетал, взмахивал руками, иногда вскрикивал да мелко дрожал.

– Так. Это правда надолго, – заметил Карл. – Как ты думаешь, мы сможем оставить малыша одного на какое-то время? Внизу должна быть кухня, а где-то рядом – кладовая. Там наверняка есть мясо, и его можно запихать тиграм в глотку.

– Если с ним что-то случится, будем волосы на головах рвать, – кивнул я в сторону младшего стража.

– Будет не так уж и больно, – в тон ответил он мне. – Головы-то к этому времени Мириам уже с нас снимет. Ты сходи, а я останусь.

Я спустился вниз, светя себе фонарем. Пугало околачивалось по комнатам, оставляя на стенах надписи. Извилистые значки и точки хагжитского алфавита сложной вязью ложились на поверхность, и я мог лишь догадываться, что одушевленный здесь накарябал.

– Смотрю, меня окружают сплошные знатоки восточной культуры, – сказал я ему.

Оно никак не отреагировало, слишком занятое тем, что от слов перешло к рисунку, и по его наметкам я понял, что это будет человеческий череп.

Проходя по коридору, я глянул в окно и увидел двух тигров, лежащих на дорожке, ведущей к воротам.

Кухня с большой погасшей печью, двумя рядами столов, шкафами посуды и деревянными сундуками вдоль стен оказалась холодной и совершенно неуютной. Три кладовых располагались сразу за ней. Здесь лежали мешки с мукой, зерном, крупой. Круги сыра, уложенные друг на друга, достигали потолка. Масло и киснущее молоко. Копченая и соленая рыба, куриные яйца, стеллажи с овощами и целых два комода, набитых приторными сладостями из Сарона. Колбасу, козьи ноги, говяжьи копченые ребра и сосиски всех видов и размеров я нашел в последнем помещении. Здесь же был спуск в ледник, где на крюках висело несколько свежих свиных и бараньих туш. Это было то, что я искал.

Я провозился на кухне, наверное, минут десять, а когда шел обратно, вновь бросил взгляд в окно и остановился в задумчивости. Тигры все также лежали на дорожке, в тех же самых позах. За все время, что я их не видел, ничего не изменилось. Они не пошевелились, даже хвосты были в том же положении, что и раньше.

– Забери вас тьма… – прошептал я, ни к кому, собственно говоря, не обращаясь.

То, что я принял за густые тени на земле, оказалось лужами темной крови. Огромные кошки были мертвы.

Ситуацию я оценил быстро. Тот, кто убил их из арбалета, наверняка уже проник в дом. А значит, Карл и Альберт в опасности. Я не знал, успею до них добраться или нет. Для опытного человека десять минут – долгий срок. Достаточный, чтобы завершить дело и убраться подальше.

Фонарь я оставил, дальше двигаясь в потемках и в первую очередь полагаясь на слух. Прошел мимо комнаты с художествами Пугала. Одушевленного и след простыл. Вот уж кто у нас чувствует смерть загодя, но не утруждается предупредить о ее приходе других.

Я заглянул в одну из комнат, которую запомнил еще на пути к кухне. На стене висела кривая двуручная сабля с широченным лезвием. Я избавился от золоченных, украшенных яшмой и сердоликом ножен, бросил их на пол и, положив изогнутый клинок на плечо, поспешил к лестнице.

– А с этими что? – внезапно раздался голос с противоположной стороны коридора.

– Дьявол с ними! – отозвался другой, более грубый. – Дело сделано. Уходим.

Я быстро вернулся назад, надеясь, что они не услышали шагов. Ниша за старыми напольными часами как раз подходила для того, чтобы в ней можно было спрятаться.

Не скрываясь, двое спустились по лестнице – темные фигуры в плащах. У одного был взведенный арбалет, так что я не стал их останавливать. Дал возможность выйти из дома, выждал минуту и поспешил наверх.

Хагжита я нашел там же, где и видел его в последний раз. Он сидел, привалившись к стене и вытаращившись на меня мертвыми, темными глазами. Рот приоткрыт, на груди, в области сердца, рана, нанесенная четырехгранным клинком, по всей видимости большим стилетом. Кровь из дыры продолжала течь по груди на живот, а с него на ковер.

Я услышал шорох за спиной, развернулся, вскидывая тяжеленную саблю, но это было всего лишь Пугало.

– Газир за ним все-таки прилетел, – сказал я ему. – Я слышал, что иногда маковый туман дает некоторым пророческий дар. Быть может, он действительно видел свою смерть?

Пугало было задумчивым и смотрело в окно, на тонкий серп месяца, куда, возможно, отправилась душа владельца дома.

– Карл! – крикнул я, не видя причин скрываться. – Альберт!

В косяке торчал арбалетный болт, и я крикнул снова:

– Это Людвиг! Они ушли.

Послышался звук отодвигаемой мебели, ругань. Дверь приоткрылась.

– Чертовски дрянной день, Людвиг. Давно у меня не было столь плохого настроения. Толстяк мертв?

– Да.

– Плохо! – Карл вышел в коридор. – Они появились как черти из чулана. Я едва успел сгрести Альберта в охапку и убраться. Хагжита унести не получилось бы при всем желании.

– Верю.

Альберт выглядел взъерошенным, точно воробей:

– Не будь у них арбалета, мы бы не отступили.

– Отступили! – отрезал Карл. – Я хоть тебя и учу, но все еще не готов выставить против опытных бойцов. Их четверо, нас двое. Расклад не в нашу пользу.

Пугало откровенно веселилось и едва ли не хихикало, глядя на мою вытянувшуюся рожу. Проклятье! Я слышал разговор убийц, но они говорили не о моих товарищах, а о своих подельниках!

– Я ошибся, – быстро сказал я. – По крайней мере двое – еще в доме.

– Уверен? – прищурился Карл.

– Посмотри на Пугало, – предложил я. – Арбалетчик и еще один ушли через дверь. Вторая пара или пошла другим путем, или продолжает оставаться где-то здесь. Вас выкуривать они не стали, считают, что вы не представляете опасности, раз так быстро ретировались. И, возможно, задержались просто для того, чтобы поживиться тем, что плохо лежит.

– И что теперь? – спросил Альберт. – Разойдемся и поищем в комнатах?

– Черта с два мы будем разделяться, – отмел Карл предложение Альберта. – Идем наверх. Здесь их точно нет.

Круглый зеркальный зал встретил нас громким криком – орал огромный ярко-красный попугай, сидевший в клетке. Звук, который он издавал, напоминал скрежетание какого-то жука, правда в десять раз визгливее.

– Эй! Что ты делаешь? – спросил Карл, когда Альберт распахнул дверцу птичьей темницы.

– Ему дохнуть, что ли? Пусть летит.

– Очень сердобольно, – пробормотал страж. – Мало в Арденау тигров, теперь еще и попугаи пожаловали. Половина города сочтет, что наступил конец света, раз по небу летают алые курицы.

Они напали на нас с двух сторон, выскочив из разных комнат. Убийца швырнул в Альберта фонарь, тот уклонился, стекло разбилось, и масло, попавшее на стену и ковер, вспыхнуло неожиданно ярко, отрезав парня от нас и оставив наедине с убийцами. Карл с ревом прыгнул сквозь пламя, и я отстал от него лишь на секунду, но все уже изменилось.

Один из забравшихся в дом хагжита лежал на полу, тихо скуля и зажимая руками рану на боку, другой, увидев, что остался в меньшинстве, дунул прочь, точно заяц.

– Выбей все, что сможешь! – сказал я Карлу, кивнув на раненого, и бросился за беглецом.

Нагнал я его на лестнице, между вторым и первым этажом, даже не успев запыхаться. Он развернулся, замахиваясь. Я парировал саблей, пнул ногой в живот, так что противник кубарем пролетел пять оставшихся ступенек.

Совсем еще молодой ньюгортец, с красным от ярости лицом, и не думал сдаваться. Оказавшись на ногах, провел сокрушительную атаку, шагая вперед скупо, размеренно, как опытный вояка. Его шаг, удар, мой отшаг и парирование.

Клинок противника был куда более юрким и быстрым, чем восточная сабля, предназначенная совсем не для того, чтобы отбивать прямые уколы, которые так и норовили зацепить мои ноги или низ живота.

Мне приходилось осторожничать, так как противник требовался нам живым, для ответов. Пугало село на перила и с довольным волчьим оскалом наблюдало за тем, как я деликатничаю. Ему было страшно весело оттого, что я пытаюсь сохранить жизнь наемного убийцы, а моя тем временем подвергается серьезной опасности.

Я зашипел, когда кончик клинка рассек рубашку и оставил болезненную царапину на моей груди, и, разозленный, ударил вперед. Тяжелый клинок, точно подхваченный ветром, по инерции повел меня за собой, с ревом, как во время лесного пожара, потревожив воздух. Я едва не потерял равновесие, стараясь удержать его в ладонях, сам не заметив, как оказался в шести шагах от того места, где стоял.

Понимая, что мой левый бок теперь открыт и так и просится на укол, развернулся, меняя стойку на оборонительную, но атаки не последовало. Ньюгортец секунду смотрел на меня, затем изо рта у него хлынула кровь, и он, при всем моем глубочайшем изумлении, развалился на две половинки.

Я, все еще ошарашенный случившимся, уставился на восточную железяку, которой сражался, отдавая себе отчет, что не почувствовал сопротивления ни плоти, ни костей. Затем, озаренный догадкой, повернулся к Пугалу:

– Твои шутки?!

Оно оскорблено выпрямилось, бросив на меня взгляд, который обычно доставался Проповеднику, когда тот начинал ныть про любовь к ближнему своему, добро и обязательные удары по щекам. То есть – максимальное количество презрения, смешанное с сожалением, что исправит меня лишь могила.

– Возможно, ты умеешь задавать вопросы мертвым?

Оно развело руками. Пугало умело писать на стенах непристойности, совершать глупости, быть загадочным и зловещим. Но возвращать души, отправившиеся на божий суд, в располовиненные тела не входило в его таланты.

– Ну, тогда, будь добр, оставь злые шутки. Даже если кто-то, по твоему мнению, их заслуживает. Он умер очень не вовремя.

Оно обдумало мои слова, покладисто кивнуло. Я, сдерживая злость, отбросил хагжистскую саблю в сторону и вернулся к своим товарищам.

– Испустил дух пару минут назад, – сообщил мне Карл, мрачно указав на тело человека, которого ранил Альберт.

– Все вышло слишком легко, – попытался оправдаться тот.

– Ну уж тебе не за что извиняться, – успокоил я его. – Он бы точно не сожалел, если бы прикончил тебя. Смотрю, уроки Карла пошли тебе на пользу.

– Ты не смог догнать второго?

– Смог. Но он нам тоже ничего полезного не сообщит. – Я глянул в коридор. Дубовые панели пожирало пламя из разбитого фонаря. Огонь разгорался, с улицы его пока не видно, но минут через пятнадцать половина этажа будет охвачена пожаром. Пора убираться.

– Я кое-что смог узнать у хагжита, – сказал нам Альберт по пути. – Он говорил, что пришел темный человек и привел с собой ифрита, который напугал хагжита до чертиков, поэтому толстяк держал язык за зубами. Никому не говорил о страшном клиенте. Думаю, и дальше бы молчал, если бы не увидел Пугало. Счел, что сейчас умрет, и решил рассказать правду, чтобы угодить на солнце, а не на луну.

– Надеюсь, ему это помогло. Что еще?

– Остальное бред и нытье. Хотя… когда мы уже бежали, он крикнул, что тот, о ком мы спрашиваем, не человек, а пляшущая крыса.

– И правда бред! – фыркнул Карл. – Какая, к чертям собачьим, крыса?!

Ответа ни у кого из нас не нашлось.

Мы не сговариваясь покинули дом, вышли в полутемный, холодный двор, миновали мертвых тигров. И до Свешрикинга шагали в полном молчании.

Когда я закрыл дверь и зажег свечи, Проповедник поднял голову с подушки:

– Тело Господне! Где тебя полночи носило?

– Были дела, – уклончиво ответил я, чувствуя себя так, будто на мне пару часов танцевали все плотогоны Арэо.

– Оно и видно по твоей роже. Во что мы влипли на этот раз?

– Мне нравится это «мы». Обычно ты шарахаешься от всего более-менее сомнительного. Но сейчас не пропустил ничего интересного. – Я снял куртку и бросил ее на стул.

– Позволь мне решать, пропустил я или нет! Святые мощи Аброзия! – Он аж подлетел на кровати, когда из шкафа, точно паук, выбралось Пугало. – Что на твоей башке?!

На башке у одушевленного была шляпа. А к шляпе крепился изгвазданный кровью тигриный хвост. Пугало подошло поближе к свечам, изящно крутанулось на тот случай, если Проповедник не рассмотрел трофей.

– Мерзость какая! – в отвращении скривился старый пеликан. – Ты бы еще дохлую шавку к мундиру приколол!

Одушевленный задумчиво прищурился.

– А это был плохой совет. Если он притащит мертвую собаку, выбрасывать ее предоставлю тебе. И чистить помещение тоже.

Проповедник и сам понял, что сболтнул лишнего и решил вернуться к прежней теме:

– Так что стряслось?..

Выслушал меня он молча и обошелся без куриного кудахтанья, что, признаться честно, редко с ним бывало.

Я подвел итог:

– Шуко узнал о каком-то страже то, чего не следовало знать. Затем этот неизвестный решает прикончить меня – так как боится, что цыган все же успел что-то разболтать. А заодно нанимает нескольких человек, чтобы они убрали хагжита, который продал яд.

– Значит, ты еще в опасности, – на всякий случай уточнил старый пеликан. – Ты ведь жив и можешь что-то знать. Людвиг, тебе надо найти этого стража. Кстати, что там насчет пляшущей крысы? И ифрита. Это ведь черт по-хагжитски?

– Ну, чужая мифология такая вещь, что трактовок у нее может быть несколько. Я склонен считать, что речь шла о темной душе, которая подчинялась стражу.

Он издал звук, точно придавленная лягушка.

– Если так, то нечего удивляться, почему убили Шуко! Но отчего никто из других стражей не заметил этого?!

– Он хорошо скрывался.

– Да тут же магистры, и люди… ну… – Он помахал в воздухе рукой, словно пытался придать весомость своим словам. – Опытные. Такие, как ты. Вы ведь носом их чуете.

– Если они не скрываются. И кто будет искать темные сущности в самом сердце Братства?

– То есть если ты сейчас нарисуешь фигуру…

– То она покажет множественные контакты в округе, – ровным тоном произнес я. – В Свешрикинге, как ты уже знаешь, достаточно темных сущностей, с помощью которых учат детей. Мы ничего не найдем и ничего не докажем. Если он умен, то брал тварь из… назовем это клеткой. А затем просто вернул ее назад.

Проповедник кротко вздохнул:

– Я знаю лишь одно, для тебя непозволительная роскошь находиться в Арденау. Сколько сейчас здесь стражей?

– С учетом того, что в апреле обычно приезжают многие из тех, кто находится в соседних странах? Человек сорок, думаю. Не считая детей, старших учеников и учителей. И будут прибывать еще.

– Найти среди них душегуба, – он хихикнул над таким каламбуром, – очень тяжело. Знай я тебя чуть хуже, предложил бы сбежать, пока он не повторил попытку.

– Но…

– Но так как я знаю тебя гораздо лучше Мириам, советую пошевеливаться и вывести ублюдка на чистую воду, – сурово отчеканил он и хлопнул себя по лбу. – Дева Всеблагая! Мириам! Я совершенно забыл! Она просила тебя зайти к ней. Срочно!

Я выругался. Проповедник мастер передавать отсроченные важные послания.

– И когда это было?

Он нахмурился, припоминая, произнес неуверенно:

– Часа три назад.

Апартаменты Мириам находились в Гнезде Сойки, на самом верхнем этаже, над спальнями учениц. Они состояли из шести комнат, и, сколько я себя помнил, меня пускали лишь в прихожую да гостиную, по форме похожую на куриное яйцо, заставленную белой мебелью.

Дверь открыл Филхо, старый сухопарый лакей магистра. Он не выглядел заспанным, несмотря на поздний час. Слуга вежливо мне поклонился, хотя я знал, что после моего громкого ухода от Мириам он считает меня едва ли не предателем человечества.

– Вас давно ждут.

Я сделал шаг в сторону гостиной, но он кашлянул, привлекая внимание, и, наклонившись ко мне, попросил:

– Если можно, не сообщайте ей неприятных новостей. Она слишком устает в последнее время. Не в гостиную. Госпожа примет вас в кабинете.

На секунду я даже не поверил услышанному. Довольно неожиданное изменение традиций. Мириам не считала нужным пускать кого бы то ни было в святая святых своего жилища.

Следуя за слугой, я прошел три комнаты и оказался в просторном помещении, с удивлением разглядывая его, так как ожидал совсем иного: дубовых панелей, книжных шкафов до потолка, забитых уникальными томами, гор бумаги и писем на столе, темной мебели, необычного чучела чудовища в углу, в конце концов.

Здесь же были простые белые стены. Настолько белые, что от них становилось холодно и неуютно. Ореховый стол возле окна. На нем я увидел стеклянную чернильницу с золотой крышкой, полную почти до краев; тяжелое бронзовое пресс-папье в виде орла, прижимавшее стопку дорогой хагжитской бумаги; держатель для конвертов; несколько аккуратно лежащих гусиных перьев; перламутровый ножичек для их заточки. Также там были настольные часы, похоже флотолийской работы – слишком уж миниатюрными, я бы даже сказал, воздушными они казались. Часовщик сделал стенки из хрусталя, скрепил их серебряными плашками, внутри были видны медленно движущиеся золотые шестеренки и сжатая большая пружина.

В углу кабинета стоял кожаный диван, на котором валялось несколько маленьких подушек и скомканный плед.

На стенах висели пять небольших картин. Четыре из них были аляповатыми, с зелеными полями и темными мельницами – рисунки, которые забываешь сразу же после того, как перестаешь на них смотреть.

Пятая, напротив стола, была на религиозную тему, что тоже меня удивило – Мириам таким никогда не увлекалась. На деревянной плашке художник изобразил золотоволосого ангела в серых одеждах, который что-то говорил внимательно слушавшей его девушке. Она держала в руках тяжелый кувшин, до краев полный воды, набранной из источника, возле которого стояла эта парочка. Кроме них на картине я нашел еще шесть человек – пастухи, женщины, несшие собранные колосья пшеницы, купец. Все они валялись на земле с искаженными от плача лицами, зажимая руками уши. На заднем плане полыхала деревня.

Мириам, с растрепанными волосами, в простом вишневом платье, вошла в кабинет, кутаясь в шерстяную шаль. Она заметила мой взгляд, скользнувший по ее лицу, и сказала с насмешкой, в которой я почувствовал и вызов, и горечь:

– Теперь будешь знать, как выглядят старухи, которых мучает бессонница.

Про смертельную болезнь она не упомянула, но эти несказанные слова повисли в воздухе между нами.

– Даже сейчас ты не похожа на старуху.

– Неужели я успела дожить до того дня, когда ты научился льстить? Нравится? – Вопрос был о картине.

– Нет. Удивлен, что ты такое у себя держишь.

– Работа моего самого первого ученика. Его уже давно нет в живых, а полотно не дает мне забыть его. Встреча святой Леонтии с вестником.

– Почему остальные люди выглядят так странно?

– Слова ангела имеют силу, Людвиг. И они не предназначены для чужих ушей. Разве ты не помнишь легенду о двух городах, куда прилетел крылатый вестник, и сказанные им слова оставили лишь руины? – Мириам села за стол, с благодарностью приняла от лакея дымящуюся кружку с травяным отваром и снова заметила мой взгляд.

– Все так плохо? – Следуя ее жесту, я сел на диван, сдвинув в сторону шерстяной плед.

– Хуже, чем прошлым летом. Но лучше, чем я рассчитывала. Из-за того, что я торчу в Арденау, нет времени собирать души, а это, как ты понимаешь, сказывается на здоровье. Я позвала тебя так поздно, потому что утром уезжаю. Иначе меня точно закопают к началу июня. – Она говорила таким тоном, словно темой нашего обсуждения была погода, а не ее жизнь. – Принеси ему вина, Филхо, и можешь быть свободен.

– Не стоит. Слишком много вина за одни неполные сутки.

Слуга вышел, плотно закрыв за собой двери. Мириам рассеянно хлебнула целебного напитка, поморщилась от неприятного вкуса:

– Нашел что-нибудь, касающееся смерти Шуко?

– Мы с Карлом и Альбертом начали с того, кто мог купить вино, и вышли на след продавца ядов.

Когда она услышала про Альберта, ее глаза прищурились, но Мириам не сказала ни слова, хотя я ощутил мгновенное напряжение, разлившееся по комнате. Ей не нравилось, что я втянул парня в это дело. Что же, через несколько секунд ей это не понравится еще больше.

– Толком допросить его мы не успели, так как появились наемники и прикончили нашего единственного свидетеля. Но торговец успел обмолвиться, что покупатель яда повелевал ифритом.

– То есть темной душой. – Возможно, ее тело и было больно, но не разум. Моя учительница ловила все на лету.

– Это лишь одна из версий. Услышав про управление душой, сразу подумал о тебе.

В ее взгляде появилась злость, но она сдержалась:

– Понимаю ход твоих мыслей. В Шоссии мы видели цыгана, способного на такое. А сейчас темный клинок хранится у меня… Но я не стану перед тобой оправдываться.

– Я этого и не прошу. Мне достаточно услышать, что мои предположения ошибочны.

Мириам приглушенно рассмеялась:

– И ты поверишь? Разве поблизости у нас есть еще один страж, у которого имеется проклятый кинжал?!

– Поверю. Как я уже успел убедиться, такой дряни в мире хватает. – Я говорил спокойно, даже дружелюбно.

– Твои предположения ошибочны, – удивительно легко сдалась она. – Я не убивала Шуко, не покупала яд у хагжита и все это время не использовала оружие темного кузнеца.

Я кивнул, принимая ее слова.

– Где он сейчас?

Мириам встала из-за стола, приподняла юбку, с вызовом показывая мне лодыжку, на которой были закреплены новенькие ножны с клинком императора Константина.

– Всегда при мне. Оставлять его без присмотра опасно.

– Ты что-нибудь узнала о нем?

Она скривилась:

– Пока не пустишь в дело, разобраться сложно. А я, как мы помним, несмотря на то что обеими ногами стою в могиле, не использовала его. Не представляю, как и почему он работает.

– Ну, о светлых клинках мы знаем ровно столько же, – ответил я. – Иначе бы давно научились делать их самостоятельно.

– Научимся, – с неожиданной уверенностью сказала Мириам. – Когда Братство найдет кузнецов, которых от нас прячут. Мы убедим… докажем им, что достойны их знаний и хотим лишь одного – сделать мир лучше, чем он сейчас.

Я промолчал и даже не смотрел на нее, суеверно опасаясь, что она прочтет в моем взгляде, что я сделал то, на что моя учительница потратила большую часть своей жизни – нашел светлого кузнеца, которого Церковь прячет в восточном Дорч-ган-Тойне.

Я понимал, каково это, знать, что ты умираешь, не достигнув своей цели. Но также я не забывал о том, что Братство окажется под угрозой, если клирики хотя бы начнут подозревать, что мы в курсе, где живет светлый кузнец. В лучшем случае они перепрячут его. В худшем… об этом я старался даже не думать. У меня нет никаких сомнений в том, как поступит Риапано, чтобы не возвращать Братство на ту дорогу, по которой стражи шли до печальных событий в Прогансу.

– Ты намерена и дальше возить клинок с собой?

Она склонила голову набок, точно прислушиваясь, и я увидел, как стеклянная дверь балкона за ее спиной медленно и беззвучно раскрывается и появляется долговязый силуэт Пугала.

Прежде чем я открыл рот, чтобы предупредить Мириам о госте, она, не оборачиваясь, резко сказала:

– Только попробуй отмочить прежнюю шутку! У меня дурное настроение, и на этот раз стилет при мне. Клянусь всеми ветрами, я тебя прикончу!

Пугало на мгновение замерло, затем разочарованно ссутулилось, опечаленное тем, что его приход не остался незамеченным.

Оно прошло мимо Мириам, не глядя на нее, хотело коснуться чудесных часов, возможно опрокинуть их на пол, но решило не дергать кошку за усы, поэтому просто уселось на диван рядом со мной, спихнув пару подушек вниз. Моя учительница и бровью не повела.

– Возвращаясь к твоему вопросу – да. Буду возить с собой. Я вплотную занялась историей времен Константина, а он с ней связан, раз уж существовал в то время.

– Что-нибудь узнала?

– В ней довольно много темных пятен. И то, что раньше казалось само собой разумеющимся, при пристальном изучении стало выглядеть… невероятным.

– Например?

Она задумалась, не зная с чего начать.

– Раньше стражей называли Темным легионом, или собирателями. Основателем этой силы был император Август, дед Константина. Он умер весьма странно. Говорят, что в него вселилась темная душа. Одна из тех, с которыми он боролся.

– Души не вселяются в тела живых людей. Это больше похоже на одержимость. Во всяком случае, я так сказал бы до тех пор, пока мы не повстречались с тем цыганом.

– И я о том же думаю, – согласилась Мириам. – Возможно, Августа ткнули темным клинком. И сразу после его смерти власть в империи перешла к Константину. Тогда он был молод.

– А сын Августа, отец Константина?

– Погиб за год до этих событий. Вел Шестой Железный легион через хагжитскую пустыню, чтобы завоевать Милту и выйти к Розовому океану. Умер в месте, которое сейчас носит название Хадабату аззилаль, что означает Каньон теней.

– Не слышал.

– Не удивительно. Это далеко на востоке, где земля плачет солью, и нет никого живого на лиги вокруг. Говорят, армия заблудилась и вместо цветущей долины Милты оказалась в долине смерти, не так уж далеко от открытых адских врат.

– Заблудилась?! Ничего себе. Это тысяча лиг в другую сторону. Да отсюда до Милты ближе, чем от того места, в котором они оказались.

Мириам развела руками:

– Некоторые источники утверждают, что наследник Августа, Аппий, как и многие его солдаты, скончался от болезней. Точнее, от одной болезни, о которой уже не вспоминали почти пятьсот лет.

– Юстирский пот. – Догадаться было не сложно.

– Верно. Несколько десятков уцелевших смогли вернуться обратно, и в Милте, а также в долинах Гипра, Сальве и Брене разразилась эпидемия. Иоанн, последний из оставшихся в живых апостолов Христа, справился с бедствием и спас наш материк. То есть это действительно произошло – появление мора примерно в то же время, когда исчезла армия Аппия, за год до странной смерти Августа. Но… – Она подняла палец, словно, как и в прежние времена, читала мне лекцию. – Насколько верны слухи о гибели полководца, я сказать не могу. Это лишь домыслы.

– Очень интересно. Но пока не понимаю, как все связано с темными кинжалами.

– Ты всегда был нетерпелив, – обвинила меня Мириам. – Дослушай. Другая легенда говорит, что Аппий, как и те, кто шел с ним, сошел с ума и умер от солнца, жажды и ядовитых испарений, которые источала соленая земля. Чему ты улыбаешься?

– Догадке. Ведь соль, лежащая на земле, похожа на снег? Если это нарисовано на фреске. – Я сказал, прежде чем успел подумать, и тут же ощутил себя болтливым Проповедником.

– Да. Наверное. К чему это? – нахмурилась она.

– Просто видел фреску в одной из церквей – земля вокруг адских врат белая, – как можно нейтральнее ответил я, не желая привлекать ее внимание к горному монастырю. – Тогда подумал, что это снег. Но соль на востоке, среди жары, скорее всего ближе к истине.

– Не отвлекайся. Итак, Каньон теней. – Мои слова ее совсем не заинтересовали. – Туда почти никогда не добираются хагжиты, и за последние полторы тысячи лет там, наверное, побывало лишь несколько заблудившихся караванов. Те, кто выжил после такого перехода, распространили невероятное количество слухов. Нехристи считают, что это земля ифритов и Газир прилетает за каждым вторым, кто осмелится туда прийти.

Пугало пошевелилось на диване, словно услышало нечто забавное.

– Ну, вполне разумно. Сотни людей погибли недалеко друг от друга. Мало того что лежащие на земле скелеты сами по себе источник страшных историй, так еще и шанс того, что там зародились темные души, убивающие живых, очень высок.

– Верно. К тому же, насколько я слышала, стены каньона из особого камня. Глаза серафима.

– Если это правда, люди действительно могли сойти с ума. Он должен сильно влиять на разум.

Мириам кивнула, соглашаясь со мной:

– Как бы то ни было, останки Аппия были доставлены обратно, на континент. И их закопали в Солезино. В святых гротах.

Я напрягся.

– То место, откуда полезла зараза в последний раз.

– Это совпадение, – отмахнулась она. – Мор остался от тех, кто оказался там замурован через шестьсот лет после гибели Константина.

Или же болезнь шестьсот лет назад появилась не просто так. А благодаря костям человека, который так и не стал императором, и которые потревожил кто-то не в меру любопытный.

– Все, что осталось от Аппия, в столицу империи привез чужеземец. Август его наградил, а Константин приблизил к себе. Звали человека, по разным сведениям, или Ивойей, или Ивееном.

– Милтийское имя.

– Да. Но опять не могу сказать, насколько мои слова верны.

– И чем же нам интересен этот человек?

Она испытующе посмотрела на меня:

– Тем, что при загадочных обстоятельствах скончался Август. Тем, что Константин отправил к Каньону теней несколько экспедиций. Якобы для поисков правды о том, как умерли воины, и возвращения золотого орла легиона – ни одна отправленная группа, кстати говоря, так и не вернулась. И тем, что у Константина появилось два темных клинка.

– То есть сейчас мы говорим о загадочном человеке, который принес новому императору необычный дар? Такой, каким, вполне возможно, убили Августа?