Текст книги "Стая"

8

Свен покинул «Бьерн и Со» и направился по наводке Бьерна, но перед этим забрал из дома отцовское пальто. Элену Ханнсманн найти оказалось не так-то просто. Во время работы с Эрикой, она ещё не была замужем. Сейчас же всё осложнилось. Она сменила фамилию и адрес. Соседи по её старому дому были не слишком полезны в поисках. Они долго вспоминали Элену по описанию двадцатилетней давности. Наконец Хальстрёму удалось узнать, что Элена вышла замуж за Лютера Шильде. Соответственно теперь нужно было искать Элену Шильде. Стало несколько проще.

Пользуясь старыми связями, Свен обзвонил пару коллег. Они не особо хотели напрягаться, но он буквально вынудил их это сделать. Его знакомый Хайнлих оказался самым полезным:

– У тебя есть что-то на семью Шильде? Муж Лютер и жена Элена.

– Если у них были приводы или на них кто-то жаловался, то да.

– Поищи. Мне нужен адрес их дома.

– Ок. Посмотрю, но ничего не обещаю. Пробью по электронной базе. Если там нет, то надо будет рыться в бумажках. Этим я вообще-то не собирался сегодня заниматься. Так что надейся, что мне повезёт с базами.

Свен закончил вызов и стал ждать. За окном машины было холодно, и даже уставшие ноги не могли вынудить его выйти размяться. В авто было довольно тепло и он дал себе возможность расслабиться. По радио играла музыка. Он вдруг довольно улыбнулся. Играла мелодия, которую ему довелось услышать в детстве. Инструменты он тогда не особо различал, но ему очень уж пришлась по вкусу сама шумность и грациозность. Это был отрывок из «Времён года» Вивальди. Его самая любимая часть «Зима».

Всё в нём трепетало, словно он сам играл эту композицию. Чувства охватывали его с головой, будто он пропускал музыку сквозь себя. Великолепие классики было прервано звонком.

– Свен, это Лютер. Кое-что у меня есть. На её мужа один раз была жалоба. Соседи жаловались, что он слишком шумел или вроде того. Причём неоднократно. Но это всё. Ничего серьёзного он не совершал. Адрес тех, кто писал жалобу «Вальденбрау 40, квартира 43». Ищи их соседей.

– Отлично поработал.

– Слушай, ты же не держишь зла на меня?

– Мне уже плевать. Ты бы ничего не сделал против Готфрида и остальных. Мне не в чем тебя винить.

– Значит, всё-таки злишься.

– Послушай. Я в порядке, не надо оправдываться. С полицией для меня всё кончено. И мне скорее жаль тебя. Эти люди сожрут и тебя. Рано или поздно так будет и ничего не поделать.

– Ты же знаешь, я не могу. У меня семья. Что я скажу жене? Да и потом, в городе ведь порядок, значит всё не так и плохо.

– Тебя уже обработали, как вижу. С меня довольно этого. Эти слова мне говорят мне все вокруг, но это недостойная ложь, – Свен резко оборвал разговор и завёл машину.

С трудом найдя место, где оставить машину, Хальстрём вышел, направляясь к дому номер сорок. Ему пришлось перейти на бег, чтобы не замёрзнуть. Он бежал вверх по лестнице, случайно натолкнувшись на злого пса. Свен извинился и с удивлением узнал Грету из химчистки:

– Это вы. Простите. Удивительное совпадение. Вы здесь живёте?

– Нет. Тут живёт мой отец. Он стар и просит погулять с его собакой каждый раз. Вот я и помогаю.

– Простите, если я предоставил неудобства вам и вашему псу.

– Скорее мне стоит извиниться за его поведение. Он не любит тех, кого не знает, вот и оскалился. Свен, я тут кое-что узнала и как раз собиралась вас найти. К нам заходил следователь и говорил о вашем отце. Его нашли. К сожалению, он погиб. Он пытался вернуться из скандинавских гор, но умер по дороге. Перед смертью он просил передать это пальто в химчистку. Причём именно в ту, где я работаю. Видимо он знал, что вы в неё ходите или предположил, что пойдёте в ближайшую к дому.

– Следователь ещё что-то сказал?

– Говорил, что лично обнаружил Харальда Хальстрёма. Он был с ним в последние часы и сделал что мог. Он вёз его до ближайшего медицинского пункта. Но было уже ничего не исправить. Произошло обморожение.

– Он что совсем не двигался?

– Как я поняла, он лез по какому-то выступу и оступился. Из-за падения он повредил ноги и долго не мог встать. В результате произошло обморожение. Жаль, что всё так вышло.

– Откуда там оказался следователь?

– Похоже, он вёл какое-то дело и случайно заметил.

– Он не оставил информацию, где его найти?

– Сказал, что работает в северном департаменте. Это всё. А на его воротнике было вышито «Зайнер». Похоже, это и есть его фамилия.

– Как мы удачно встретились. Спасибо, что всё рассказали. Оставьте мне свой телефон.

– Тогда и вы свой, – с этими словами она достала из кармана блокнот, вырвала листок и написала цифры номера.

9

Свен сделал то же самое и печально побрёл вверх по лестнице. Да уж, сейчас он совершенно не был готов к таким потрясениям. Всё-таки было бы лучше, если бы он сначала дослушал все кассеты, добрался до того места, где должен был быть отец и только тогда узнал правду.

Он остановился у сорок третьей квартиры и долго, пошатываясь, глядел на тусклый свет за окном подъезда.

И почему всё вышло так? Отчего не он был рядом с отцом, в тот миг, когда Харальд доживал последние минуты? Свен глупо надеялся, что будь он там с отцом, ничего бы не произошло. Ему хотелось верить, что у отца бы хватило сил завершить начатое. Тогда, на том выступе, Свен помог бы ему встать и не дал умереть.

Но надо было собраться. Хальстрём сделал шаг и постучал. Никто не открывал. Свен повторил то же самое около десяти раз. В это время, из соседней квартиры вышла пожилая женщина.

– Их давно уже нет там. Уехали. Там никто сейчас не живёт.

Свена осенила догадка. Пожилая женщина, несомненно, была Эленой Ханнсманн. В целом выглядела она неплохо, хотя возраст сказался на лице и руках. При этом она выглядела довольно жизнерадостной и даже весёлой.

– Вы-то мне и нужны. Вы ведь Элена Ханнсманн?

– Была ей. Теперь я Элена Шильде. Но вас, похоже, интересует моё прошлое?

– Вы проницательны. Я сын Эрики. Вашей подруги. Помните её? – спросил Свен, учтя свои ошибки в разговоре с Бьерном.

– Прошу ко мне. Я налью вам такого чая, какого вы ещё никогда не пили. Оторваться не сможете!

Элена проводила его в квартиру и закрыла дверь. Коридор был узкий, но в нём умещалось множество полезных мелочей. От всего веяло удобством. Вешалки были в стиле шестидесятых. Минимум украшений, зато максимум комфорта и всё под рукой. Обои были с лёгким цветочным орнаментом. Цвет неяркий, чтобы не раздражал глаза. Далее справа располагались комнаты. Убранство в них, похоже, было неизменным с тех времён, когда журналистка была молодой.

Они проследовали на кухню. Элена усадила гостя за стол, но от чая наотрез отказался. Его волновала правда о матери, и он не мог медлить.

– Бьерн сказал, что вы были с ней подругами. Насколько близкими?

– Она часто делилась со мной своими тайнами. А их у неё было не мало. Ты ищешь её, правильно понимаю?

– Да, отец занимался этим. Похоже, её следы ведут далеко в скандинавские горы. Она об этом вам ничего не говорила?

– Могу тебе сказать, что она определённо могла что-то утаить от меня. Хотя она доверяла мне. Я даже была на твоём пятилетии. Не помнишь? Я была куда моложе и симпатичнее, нежели сейчас. Тогда я подарила тебе пластинку. Ты, правда, ещё не умел пользоваться проигрывателем. Но тебе нравилось теребить пластинку. Надеюсь, ты её потом послушал.

– А что на ней было?

– «Времена года» Вивальди. Великолепное произведение, прекрасно выстроенное и сыгранное. Сейчас таких как Антонио не сыщешь. Он был один на миллион. Талант, не то, что эти шарлатаны с гитарами. Как их там…

– «Битлз»?

– Ага. Они ведь с катушек съехали, когда к ним популярность пришла. Я до того момента слушала, а потом перестала. Сейчас аж противно.

– Выходит вы привили мне такой музыкальный вкус. Во втором классе мне подарили проигрыватель, и я переслушал пластинку несколько раз. Моя любимая оттуда «Зима», – немного приободрившись, сказал Свен.

От Элены исходило какое-то невидимое тепло, похожее на то, что он чувствовал от матери. Свен за многие годы одиночества вновь ощутил собственную нужность. На земле есть ещё один человек, которому он не безразличен. И ему захотелось узнать как можно больше, не покидать этого уютного места у окна на кухни.

– Я немного отвлеклась, не сдержалась. Видишь ли, детей у меня нет, и я об этом жалею.

– Вы начали про то, что у вас с моей матерью почти не было секретов.

– Ах да, конечно. Мы вместе трудились над многими репортажами. При всём энтузиазме, твоя мать не дружила с грамматикой, и я помогала ей, корректируя тексты. Но вот придумывать я не особо умела, этим занималась только Эрика.

– А вы знали об её уходе в 1969ом?

– Мы некоторое время не общались. Она долго трудилась над чем-то. Она ушла из издательства и работала сама. Что называется самиздат.

– Значит, о своём уходе она вам сказала?

– Выходит, что так. Я думала, что вы с отцом были в курсе. Странная она была в последнее время. В 1978ом мы даже не виделись. Она сказала, что слишком занята и что это нечто важное. Я даже не знаю, быть может, речь шла не о репортаже, а о чём-то другом.

– Вы сказали, что она была странной. В чём и как это проявлялось? – взволнованно спросил Свен, ожидая узнать нечто полезное для расследования.

– Мне казалось, что она совсем не похожа на себя. Будто она была во власти чего-то. Какое-то ненормальное состояние. Она азартная, это я хорошо знала, но сказать, что она в тот миг была такой, будет неправильно. Эрика словно впадала в какое-то гипнотическое состояние. Мы говорили с ней, а она была где-то не со мной.

– Что бы это могло быть? Может её что-то потрясло? Я признаться честно, почти не интересовался её жизнью.

– Могу сказать точно, что вы с отцом тут не причём. Проблема, похоже, была в том, что она нашла. Сейчас я многого не помню, только обрывочно.

– Вы знаете что-то о пожаре 1965ого?

– А, «Шлезинг». Да, помню, я сама её туда устроила, по её просьбе. Твоя мама выжила, но не любила вспоминать об этом.

– А что там было? Что вам известно?

– По официальной версии был поджог.

– Но вы думаете иначе, ведь так?

– Думаю, кому-то стало мешать это издательство и его быстро прикрыли.

– Но зачем сжигать? Ведь это же сразу натолкнёт на подозрения.

– Может того и хотели, чтобы обвинить соседнее издательство. Это звучит довольно правдоподобно. Есть у меня мысль одна. Быть может, твоя мама что-то знала об этом поджоге. Она ведь работала там некоторое время.

– Бьерн говорил, что ей не по душе проплаченные издания.

– Молодой социалистке они чужды, тут ты прав. Но тогда ей, скорее всего, просто пришлось пойти туда, где хорошо платили.

– Думаете, она так просто продалась?

– Ты плохо знаешь свою мать. Она бы ни за что не стала подчиняться этим из верхушки. Просто ей нужно было помогать твоему отцу, он тогда немного зарабатывал. К тому же она могла выбить себе колонку, где бы выражала свои взгляды. Она бы ни за что, это я тебе точно говорю.

– Что ж. Значит, она пошла туда вынужденно. Повезло вашему мужу. Вы до сих пор хорошо выглядите.

– Мне очень приятно, Свен. Ты очень любезен. Мой муж совсем не такой, он властный и грубый. Его сейчас нет. Он работает, долго не возвращается с работы. Мне порой кажется, что время сделало его каким-то безжизненным. А ведь когда мы познакомились, он был другим. Я бы сказала, что тогда Лютер произвёл на меня впечатление, но это будет неверно. Он буквально ворвался в мою жизнь. Он был настойчив и вспыльчив, но меня это привлекало. Характер у него своеобразный, но в юности мне это нравилось.

– Думаю в мужском характере должно быть место и для доброты. Всё-таки женщина это мать и от неё жизнь. Я всегда думал, что так. Сейчас это осуждают. Но мне это не кажется плохим. Ведь от помощи ещё никто не умер, а стремиться, всё делать самому, отвергая любую поддержку, довольно глупо. Я много лет живу один и знаю по себе.

– Как ты похож на мать. Слова будто с её языка срываются.

– Надеюсь это не всё, что у меня от неё осталось.

– Пожалуй, не всё. Ты вырос, стал частью этой жизни. Эрика много в тебя вложила и Харальд. Не вини их ни в чём. Они оберегали тебя от зла всё это время, и будь им благодарен.

Они попрощались, и Свен вернулся в машину. Он заехал в магазинчик, где продавали бывшие в употреблении вещи. Свен некоторое время ходил, разглядывая вещицы на витринах. Здесь были всевозможные транзисторы, гайки, пластинки и проигрыватели. Наконец он отыскал необходимое. Свен показал продавцу на магнитофон, тот без замедления достал его.

Хальстрём расплатился, несколько удивившись цене. Эта вещь, которой было несколько лет, стоила как новая. Но делать было нечего, не забирать же магнитофон у соседей навсегда. Свен не мог ждать и потянулся на заднее сидение, чтобы достать пальто. Он достал его и проделал уже привычное движение иглой. Хальстрём извлёк из пальто вторую кассету. Он приготовился вновь услышать родной голос отца, вставил кассету и нажал «вкл».

10

«Я нашёл странные надписи. Они были в некоторых пещерах, в которых я ночевал. Это всё наводит меня на мысли о совершенно невероятных вещах. Эти надписи напоминают элементы древней письменности, но возникает вопрос. Годы изменения складчатости, оползни и обвалы не могли оставить эти записи неизменными. И тогда возникает гипотеза о том, что их высекли не так уж давно. Но кто мог это сделать? Я не с первого раза даже смог перерисовать эти надписи. Это скорее рисунки людей далёких от цивилизации. Но как они могли здесь жить? Надписей много и они буквально покрывают всю пещеру, поэтому можно сделать вывод, что эти люди неоднократно целенаправленно наносили эти рисунки. Причём видны следы долбления, что говорит о том, что эти люди смогли имитировать эффект использования древних предметов письменности. Могу предположить, что эти люди родились недалеко и имеют некие специальные приспособления для выживания. Возможно их организм устойчивее к холоду, под действием холода они могли выработать особый иммунитет. На основании этого я могу выдвинуть гипотезу о неком народе, живущем в горных вершинах. Теперь я уже просто не могу отрицать это. Они есть и они рядом. Впереди неизвестность. Мои запасы ещё целы, но многие из них уже почти невозможно употреблять в пищу. На банках намерзает лед, и открыть их становится невозможно. Я и не говорю о том, что холодную пищу почти невозможно есть. Не помню, когда в последний раз наедался досыта. Пару раз мне попадались птицы, но попасть в них было крайне сложно. Животных здесь почти нет, они пережидают в своих жилищах и выживают с помощью запасов. Я подумал даже добыть шкуру одного из них, чтобы сделать более тёплую одежду. Моя куртка уже почти не греет. Мама что-то знала об этом, я уверен. Она, похоже, не раз проходила мой путь пешком или на транспорте. Главное, в чём я могу абсолютно точно быть уверен, так это то, что я совершенно не знал этой стороны её жизни. А что если она часть этой культуры. Может именно она оставила письмена. Думаю, ты уже достаточно знаешь, чтобы понять, как далеко я зашёл. На кассете я нарисовал те рисунки из пещеры. Может кто-то что-то о них тебе и скажет»

Запись перестала играть, и Свен задумчиво посмотрел в окно. У него осталось ещё одно неоконченное дело, а поскольку день ещё не кончился, нужно было попробовать успеть его сделать. Он ехал в архив департамента, чтобы разузнать о пожаре 1965 года. К счастью, со времён работы в полиции, у него остались знакомые в архиве, которые без труда пропустили его. Времени было немного и надо было оперативно отыскать все дела за тот год в том районе.

Полки были забиты кучей папок. Здесь хранилась вся криминальная история жизни Стокгольма. Тут были результаты десятков часов работы всех полицейских города. Информация была крайне важная и секретная, поэтому даже в хранилище дел была охрана. Они странно косились на Свена, не узнавая в нём знакомого сотрудника.

– Эй, вы кто? Я вас первый раз вижу? Что вам тут надо?

– Я твой коллега. Из полиции. Я веду дело. Ищу записи о пожаре

на улице Аустерлиц в 1965ом. Тогда горело издательство «Шлезинг»

– Твоё лицо мне незнакомо.

– Мой напарник Готфрид Кольм. Может слышали?

– А, вот оно как. Напарник Готфрида. Что-то слабо верится. Ты не в форме, без значка. Без оружия. Похоже, ты решил меня обдурить. Давай не будем скандалить. Если

– Просто выйди. Оставь всё это. Я не стану звать подмогу и сообщать никуда.

– Ты, похоже, не совсем понял. Мне тоже не хочется ссориться, но без этих материалов я никуда не уйду.

– Я звоню Готфриду. Молись, чтобы он тебя знал.

Офицер подошёл к стационарному телефону и достал из кармана листок. На нём были номера всех полицейских района. Он отыскал Кольма и набрал номер:

– Привет, Гот. Как жизнь?

– Нормально. Повышение получил.

– О поздравляю. Слушай, тут один тип говорит, что он твой напарник. У меня сомнения.

– Кто?

Свен обошёл офицера сзади и вытянул у него из-за пояса наручники. Мужчина не успел ответить Готфриду. Свен схватил офицера за руки и надел наручники. Трубка осталась висеть, и в ней был слышен удивлённый голос Готфрида:

– Алло, ты куда пропал? Как его имя? Кого ты там увидел?

Свен подошёл к трубке, взял её и проорал в неё:

– Меня зовут Свен Хальстрём, идиот. Запомни, я ещё вернусь, подлая крыса.

Слушать ответ Хальстрём не стал. Офицер попытался встать, но Свен опередил его. Оттащив его в комнату для охраны, Хальстрём забрал у офицера ключи и закрыл его там. Свену было искренне смешно от всего этого. Этот важный тип не смог ничего сделать, хотя работает здесь и получает немалые деньги. Так зачем этому бесполезному куску мяса значок и наручники, если он не способен их применять. Свен оставил ключи рядом на стуле и вернулся в зал.

11

Он обошёл всю полку с 1965ым годом и наконец, нашёл все дела, с пометкой «умышленный поджог». Подобных дел было много, но пожар на Аустерлиц оказался самым разрушительным загадочным. По данным пожарной инспекции все требования соблюдались безукоризненно, и не было ни одной жалобы. Поэтому версия с поджогом была крайне правдоподобна. Подозреваемых было около ста и по каждому допросу был лишь краткий вывод «Ничего конкретного, никаких свидетелей поджога». Проблема была в том, что все свидетели видели пожар, но ничего не знали о его причинах. Здание сгорело полностью и не осталось даже фундамента. Здание было буквально уничтожено, вместе с почти сотней сотрудников.

От этих цифр Свен несколько побледнел и задумался. Мать. Его сейчас волновала её история. Он принялся искать её в числе подозреваемых. На одной из страниц был краткий комментарий к допросу Эрики Хальстрём. «Женщина в тот день не появилась на работе. Поэтому она не погибла. У неё имеется алиби. Она находилась в этот момент у своей подруги Элены Ханнсманн. Это подтвердила сама Элена».

Свен и не сомневался в искренности своей матери, а лишь пытался как-то связать всю картину воедино. Надо было понять, почему в тот день Эрика не вышла на работу. Хальстрём решил схитрить и положил дело во внутренний карман пальто. Он обошёл места с камерами наблюдения и спокойно вышел из здания. Не спеша, чтобы не вызвать подозрений, Свен сел в машину и медленно вытащил дело, после чего положил его на заднее сидение и посмотрел в сторону входа в здание департамента.

Охрана пока ничего не заподозрила, и он довольно ухмылялся глядя на офицера у входа. Наконец Свен завёл машину и уехал прочь. Теперь у него было всё что нужно, чтобы лично заняться расследованием. Он отправился в участок полиции, чтобы навести справки о Зайнере. Хальстрёму повезло, поскольку Готфрида не было сегодня на работе, из-за того что была не его смена.

В приёмной сидел молодой паренёк, похоже, ещё стажёр. Он не знал Свена, и проблем возникнуть не должно было.

– Вы к кому?

– Слушай, ты не знаешь ничего о Зайнере?

– Он не из нашего района. Говорят он вольная птичка. Своенравный, работает один. Лучший следователь, что я знаю.

– Не подскажешь, как его найти?

– Что же. Вот его номер. Он есть в базе. Вам распечатать?

– О нет, не стоит. Не трать бумагу, привыкай к экономии. Лучше прибереги на всякий случай.

– Ладно. Как вы тогда? Запомните?

– Неа. Сам подумай. Сколько у человека в голове цифр. Есть же записная книжка, – сказал Свен и покачав головой улыбнулся.

– Ах да. Я здесь не так уж давно. Научусь.

– О нет. Эту песню я знаю. Тут без вариантов.

– Как вас понимать?

– Просто есть вещи, которым нельзя научиться.

– Например?

– Например, не задавать глупых вопросов. Просто пойми. Ты поработаешь здесь пару лет и поймёшь, что кругом грязь и что самому тебе уже от неё никуда не деться. Учись сам. Будь внимателен и соображай.

– Хорошо.

– Хорошо будет, если это у тебя отложится.

Свен записал номер и покинул участок. Вернувшись в машину, он немного задумался. Его вдруг стала тяготить мысль о будущем того парнишки. Разве он способен защищать кого-то? Он ведь не в силах и сам себя защитить. Его будущее виделось Свену довольно предсказуемым и бесперспективным. Давно прошёл время чести, к несчастью пришло время борьбы. За выживание, за место под солнцем и вряд ли жизнь пощадит слабого.