Текст книги "Хроника пикирующего района"

Село Пикирово. Центральный Районный Рынок. 5 июля; 8 ч. 59 мин. Автовокзал Пикирово

Виктор Виноградов и Костя Боровой неторопливо продвигались между торговыми рядами сквозь толпу многочисленных, подозрительно возбужденных и встревоженных покупателей, несмотря на ранний час, почти целиком, заполонившими Центральный Районный Рынок. Планерка закончилась минут десять назад, Костя получил в бухгалтерии скромные командировочные для поездки в Жабомоево и решил сходить на Рынок, купить продуктов на дорогу. Виноградов, у которого просто после планерки появилась необоримая потребность выпить, изъявил желание сопровождать своего молодого коллегу и помочь ему дельным советом в выборе необходимых продуктов. Ну и, настроение у Виктора Владимировича, как легко догадаться, сформировалось такое, что захотелось ему не только, в частности, выпить, но и развеяться по большому счету – многопланово и неординарно. Окончание планерки оказалось скомканным по той причине, что Малеванный торопился в Администрацию и тоже был сильно не в духе, и отказался разговаривать с Боровым и Виноградовым, пообещав, что обязательно выслушает обоих позднее, когда вернется из Администрации.

Оба журналиста рассматривали обтекавшую их, со всех сторон гомонящую толпу с чисто профессиональным любопытством, хотя и не без некоторого недоумения. Естественное недоумение нарастало с каждой минутой, подобно весенней снежной лавине, неудержимо катившейся сверху вниз по предательским склонам Сумрачных Гор. Поэтому время от времени они невольно понимающе переглядывались друг с другом, как бы молча, соглашаясь с тем, что истинным индикатором напряженности общественной жизни Пикирующего Района является Центральный Районный Рынок села Пикирово.

– У меня создалось такое ощущение, что завтра начнется третья мировая война, Виктор Владимирович. А у вас?

– У меня – тоже! А, может быть, даже еще и хуже! – несколько рассеянно отвечал Виноградов на вопрос Кости, задумчиво наблюдая, как несколько покупателей, в непосредственной близости от них, скопилось возле овощного лотка и придирчиво выбирали предлагаемую, расторопной и чуть-чуть разбитной или подвыпившей ли, продавщицей, продукцию родного хозяйства, наверняка, привезенную за несколько десятков километров от Пикирово. Внимание журналистов сначала привлекли, как-то сразу бросившиеся в глаза, огромные сочные кроваво-красные помидоры, сложенные аккуратными рядками в правой передней части прилавка, помимо воли заставлявшие приковывать к себе взгляд любого, случайно проходившего мимо человека. В этих удивительно ярких помидорах под, казалось, вот-вот готовой лопнуть от непосильного натяжения, лаково отсвечивающей тонкой кожицей, скрывалась некая пикантная загадка или, может быть, даже, тайна, начинавшая будоражить воображение каждого покупателя, каким бы тупым и приземленным мышлением не наградила того природа. Вполне возможно, что особый ореол едва ли не сказочной таинственности окружал невидимым нимбом эти помидоры из-за пугающей схожести цвета их кожуры с артериальной человеческой кровью, деловито бегущей по аорте от нижних конечностей до головного мозга. Наблюдательный Костя Боровой заметил небольшую картонную табличку, установленную возле основания груды вызывающе смотревшихся томатов, где кто-то вывел красным же фламастером: «Помидоры Былинные. Элитный сорт. Ново-Березовское АПХ». Костя подошел к самому прилавку, легонько отодвинув в сторонку приценивавшихся к помидорам, а может, к огурцам, кабачкам или капусте, мужчину и женщину средних лет и среднего же телосложения, никак не определявшихся в оптимальном выборе нужных им овощей. Они недовольно покосились на бесцеремонного Борового, но ничего не сказали. Разбитная продавщица, напротив, заметно оживилась при виде озабоченного симпатичного лица Кости, вся разулыбалась, как-то странно заподмигивала сразу обоими глазами и живо поинтересовалась:

– Брать что-нибудь будете молодой человек?!

– А что это за сорт за такой: Помидоры Былинные?! Никогда о таком не слышал… – вопросом на вопрос ответил Костя, хмуро разглядывая загадочные помидоры, неожиданно вызвавшие в душе молодого журналиста массу мучительных сомнений, как насчет самих этих помидор, так и относительно, рекламирующей их, продавщицы.

– Как, что за «сорт такой»?! – искренне удивилась и, возможно, немножко обиделась румяная дебелая продавщица. – Знаменитый на весь Район сорт – очень вкусный, по моему, полезный и долгопортящийся!!!

– А почему он так называется?! Почему – «Былинный»?! – вцепился Костя в продавщицу, а сам подумал: «Эх, как не хватает здесь сейчас Пулерманн с ее одноглазием – она бы живо вывела эту продавщицу на чистую воду!».

– Да потому что это очень древний сорт! – победно заявила ничуть не смутившаяся продавщица. – Эти помидоры ели еще былинные русские богатыри, и потому-то не страшна им была никакая «татарва поганая»! Перед битвами ели и после битв ели – и в свежем виде, и в соленом, и в маринованном! Так-то вот, молодой человек! Симпатичный такой, а въедливый какой! С девушкой что-ли своей поругался – а, красавчик?! Потому и настроение плохое такое, а?! Скучно одному с плохим настроением, вот и решил мне, честной женщине испортить его тоже, чтоб компания была, да?!

«Экая ты говорливая!» – подумал Костя, прищурившись, повнимательнее приглядываясь к бойкой продавщице, скорее всего, по каким-то причинам до сих пор остававшейся незамужней и, видимо, не придерживавшейся основ строгой пуританской морали. Безусловно, что он ничуть не осуждал ее, но в поведении жительницы Ново-Березовки мелькали беспокойные, не по совсем здоровому, вызывающие нотки. Продавщица как будто немного чего-то боялась, не в силах скрывать мучившего ее беспокойства.

– Да он не женатый, девушка! – неожиданно вступил в разговор, до сих пор сохранявший молчание Виноградов, и спросил с легким смешком: – Подруги у вас незамужние есть?!

– Да я и сама не замужем! – не растерялась продавщица и весело подмигнула сразу обоим журналистам. – Или не нравлюсь?!

Костя и Виноградов только головами покачали, удивившись той степени сексуальной неудовлетворенности, в какой находилась, в общем-то, достаточно еще симпатичная продавщица из Ново-Березовки. Покачал головой и неизвестный мужик-покупатель, пришедший на базар с женой и бесцеремонно (скорее чисто машинально, чем бесцеремонно) отодвинутый в сторону от прилавка Костей Боровым. Жена же его громко презрительно фыркнула, пробурчав себе под нос что-то типа: «Совсем совесть потеряла, кобылица стоялая!». А мужик ее зло так спросил:

– А помидоры-то у тебя, дорогуша, точно нормальные?!

– Это, в каком смысле – «нормальные»?! Что вы такое говорите, мужчина?! – моментально «взъерепенилась» или «встала в стойку», что, в принципе, означает одно и тоже, продавщица, одарив мужика испепеляющим взглядом выпуклых синих глаз.

– А в том самом смысле, дорогуша, что запомнил я тебя, и помидоры твои гребаные очень даже хорошо еще с прошлого года!!! – яростно проорал вдруг мужик, брызгая слюной и страшно пуча глаза на опешившую продавщицу. – Ты же, сучка, всю семью мою едва на тот свет не отправила своими помидорами!!! Они же у тебя… Ворованные!!!… – тут мужик побагровел, как будто подавился то ли базарным воздухом, то ли теми словами, которые собрался произнести вслух, повел вокруг себя в какой-то тошной муке, налившимися дурной кровью, глазами, как бы приглашая стоявших рядом людей стать свидетелями сделанного им страшного открытия. – Это же… – Помидоры Кудыкиных Гор!!!…

Виноградов без особого замаха резко и гулко ударил мужика плашмя раскрытой ладонью между лопаток, отчего тот поперхнулся собственным заполошным криком, сильно качнувшись головой вперед.

– Не ори так, идиот! – доверительно сказал ему Виноградов. – Создашь сейчас панику, наклевещешь на, ни, в чем не повинную женщину, на все «Ново-Березовское АПХ», заработаешь уголовную статью!

– Пьяный что ли?! – искренне возмутилась продавщица овощей. – Или – психический?!

– Коля, Коля, кончай бузить! – испуганно принялась урезонивать мужика и жена. – Пригрезилось тебе, что ли после вчерашней пьянки!

Но все предупреждения оказались запоздалыми – вокруг журналистов, психически неуравновешенного Коли, его жены и продавщицы овощей из «Ново-Березовского АПХ», начала собираться любопытная толпа, с самого момента открытия рынка, маявшаяся от отсутствия скандальных происшествий.

– Послушайте, мужчина! – доверительным тоном быстро и негромко заговорил Костя мужику на ухо. – Я корреспондент газеты «Хроника Пикирующего Района» и поэтому предлагаю вам сейчас пойти со мной в базарное кафе, взять по кружке пива, я угощаю, и в непринужденной обстановке все мне рассказать об этой истории с помидорами! Согласны?!

Мужику предложение Кости пришлось по душе, да и сама ситуация развивалась далеко не в его пользу, тем более что невдалеке появился наряд хмурых милицейских сержантов, подозрительно разглядывавших поднявшуюся вокруг овощного лотка, арендуемого «Ново-Березовским АПХ», нездоровую суету. У мужика, видимо, не было никакого желания, по каким-то одному ему известным причинам, вплотную сталкиваться с милицией, и он с жадностью ухватился за предложение журналиста, как за спасительную соломинку. Да, наверное, и выпить он любил.

– Конечно, пойдемте, товарищ! – сразу согласился мужик, которого, кажется, начало легонько потряхивать от переживаемого им сильнейшего приступа непритворного волнения. – Я расскажу вам все, если вам так интересно, про эту продавщицу и про ее помидоры! Это точно – она!

Боровой незаметно кивнул Виноградову, крепко взял мужика под локоть и повел его из собравшейся толпы поскорее на открытое пространство в сторону базарной харчевни «У домашнего камелька», где всегда продавалось холодное свежее пиво, и неплохо готовили горячие мясные блюда.

Виноградов, полуобернувшись и поймав встревоженный взгляд продавщицы овощей, бросил ей:

– Присоединяйтесь к нам в харчевне побыстрее – торговлю на время прикройте. Надо срочно поговорить, иначе у вас могут возникнуть проблемы.

Продавщица прекрасно поняла Виноградова, согласно ему кивнула и что-то сказала находившемуся тут же рядом своему водителю. Впрочем, положение в какой-то степени спасло то обстоятельство, что перед ее прилавком оказались не только праздные ротозеи, но и реальные покупатели, проявившие серьезный практический интерес к кроваво-красным сочным помидорам, так сильно смахивавшим на легендарные «помидоры Кудыкиных Гор»; ярко-зеленым, причудливо изогнутым, огурцам, достигавшим в длину не менее полуметра, хорошо известным населению Пикирующего Района под названием «бешеные огурцы»; нежно-оранжевым, так называемым, «финикийским патиссонам», обладающим сильным глистогонным эффектом, но применяющимися почему-то, в основном, как противо-парапроктическое средство. Предлагало «Ново-Березовское АПХ» покупателям и другие виды выращиваемой на своих угодьях сельхозпродукции: черную калированную редиску двух основных сортов: «байбург некрасивый дымчатый» и «ложная кровь мугабицы», продолговатые горько-соленые дыни известнейшего сорта «слезы колхозника», годные для употребления исключительно в вяленом виде, розовая десертная капуста с совершенно загадочным наименованием «спич интеллектуала», и еще, примерно, с десяток видов уродливых и странных овощей, наделенных удивительными, можно даже смело уточнить – парадоксальными гастрономическими и лечебными свойствами.

Большая шумная компания молодых людей – юношей и девушек, собравшаяся, очевидно, куда-то на праздничный пикник, купила сразу десять килограммов подозрительных помидор и столько же «бешеных огурцов», так что настроение у продавщицы заметно приподнялось, и она почти забыла о ненавязчивом приглашение Виноградова присоединиться к ним в харчевне.

А в харчевне оба журналиста, Коля и его жена, к этому моменту уже пили холодное пиво вприкуску с круто засоленными горбатыми окунями. Коля после первой же кружки, и до того постоянно порывавшийся что-то особенное поведать о Помидорах Кудыкиных Гор, начал чувствовать себя достаточно раскованно и настоятельно попросил всеобщего внимания, чтобы рассказать, наконец, душещипательную историю, происшедшую два года назад с ним и с его ближайшей родней. Опохмелившемуся Виноградову было все равно, что слушать, а Костя уже давно мечтал взять интервью у человека, непосредственно сталкивавшегося со знаменитыми Помидорами. Единственное, о чем он сильно жалел, так это об отсутствии Пулерманн, оказавшейся бы сейчас очень кстати. Но, как бы там ни было, он приготовил диктофон и попросил Колю поведать страшную семейную тайну, связанную с этими знаменитыми помидорами. Коля не ломался, как красная девица, и польщенный оказанным ему вниманием со стороны таких уважаемых людей быстренько выпалил то, что его давно уже сильно мучило. В последующей литературной обработке Кости Борового рассказ Коли выглядел следующим образом:

«…Дело, значит, было так. Жил Коля с женой со своей всегда небогато, как и вся его многочисленная родня – братовья, в основном, родные, да двоюродные, с женами, да с детьми, тетки да дядьки там, тоже родные да двоюродные. Все работали на разных работах, кто, даже, сразу на двух, а то и на трех работах ухитрялись, потому, как денег всегда катастрофически не хватало ни на что по пути-то, если разобраться. Грубо говоря, херовато жилось многочисленной Колиной родне, несмотря на все предпринимаемые усилия, как, впрочем, и подавляющему большинству населения Пикирующего района. Бесконечные мелкие и крупные проблемы сыпались на голову Коли и головы его родни, как осенние листья на побитую ранними заморозками жухлую траву. Не было настоящих праздников у Колиных родственников, и у самого Коли с женой тоже все, как бы «через пень колоду» или, если грубее выразиться, все «прискоком через жопу» шло и ехало. Никто из них не мог похвалиться, что живет интересной, полноценной, счастливой жизнью, ежеминутно ощущая себя обитателем земного рая. Единственными, пожалуй, кратковременными периодами, если не счастья, то, своего рода, счастливоподобными промежутками забытья, являлись большие семейные праздники, проводившиеся два-три раза в год, когда многочисленные родственники собирались все вместе под одной крышей.

И вот однажды, в один из ненастных ноябрьских дней прошлого года у взрослого Колиного сына состоялась свадьба. Невеста тоже была местная – жабомоевская (жителями села Жабомоево оказались Коля и жена его – того самого села, куда и нужно было сегодня ехать Косте в командировку) и тоже с многочисленной, бедной, неустроенной родней, ищущей утешения от проклятой убогой жизни вот в таких же вот редких шумных праздничных семейных застольях, где рекой лилась самогонка и столы ломились от безыскусных мясных и рыбных закусок, традиционных семейных салатов и винегретов, маринованных грибов, квашеной капусты, соленых огурцов и …, что самое плохое, помидоров (неважно каких – соленых, маринованных или свежих).

В тот злополучный ноябрьский день, на который была назначена свадьба, на праздничном столе не хватало, как раз помидор. И выяснилось это неприятное обстоятельство часа за два до начала торжественного застолья. По мнению организаторов праздника – нескольких пожилых авторитетных тетушек, красочное оформление пиршественного свадебного стола без нескольких ваз из дешевого ширпотребовского хрусталя и фарфора, наполненных красными и желтыми, солеными, мочеными или маринованными помидорами, будет, мягко говоря, не полным, не радующим, так сказать, глаз и согревающим душу гостей. В погребе, почему-то, нужного продукта не оказалось – черт его знает даже совсем, куда они могли подеваться (хотя жена Коли Люба насолила и намариновала литров шестьдесят томатов в конце лета, не меньше). В общем, организаторы праздника, угорело пометавшись по соседям в поисках помидорных закусок и отовсюду, что говорится, вернувшись, «не солоно хлебавши» и везде получив «от ворот поворот» (жители Жабомоево по одной очень серьезной геопатологической причине ненавидели друг друга уже много десятков лет), психологически настроились было праздновать свадьбу без помидоров на столе, как чья-то могучая нелегкая принесла на рыночную площадь Жабомоево огромный грузовик, чей открытый кузов был полон великолепно смотревшихся, отборных, свежих (!), блестящих ярко-красных помидор, подобранных один к одному. Слух об этом моментально распространился по селу и окрыленный Коля, прихватив, совсем было павшую духом, жену Любу, помчался покупать свалившиеся с неба спасительные помидоры. Бедняга и понятия не имел, насколько фатально он ошибался относительно определения удивительных помидор – как выяснилось спустя несколько часов, они свалились вовсе не с неба, а, скорее, оказались низвергнутыми из самой глубокой преисподней, и спасительного в них было не больше, чем в бледных поганках.

Базарную площадь от большого Колиного дома отделяло каких-нибудь шестьсот метров и он, вместе с полновато-рыхловатой Любой, промчался это расстояние, как если бы у него на плечах какой-нибудь добрый волшебник установил сказочный алый парус – в радостно-лихорадочном состоянии, совсем не чувствуя ног под собою, а лишь ощущая слабое, почти призрачное, тепло, разливавшееся по коже свежевыбритых щек вместе с несмелыми лучами грустного, словно бы подернутого темно-золотым лаком, остывающего ноябрьского солнца. Коля не замечал в окружавшем его ландшафте никакого зловещего подтекста. Ничто, против всякой логики и здравого смысла не нашептывало ему в это безветренное солнечное ноябрьское утро о близкой грядущей страшной беде, подкравшейся не к кому-нибудь, а – к единственному Колиному родному сыну.

Они с Любой купили пятнадцать килограммов этих проклятых помидор и с трудом доперли две тяжеленные сетки вожделенных овощей до дома, где их с нетерпением ждали многочисленные гости. Гости искренне обрадовались такому количеству великолепно смотревшихся свежих ярко-красных томатов. Все, кроме одной старушки, к которой все окружающие почтительно обращались не иначе, как: «тётя Капа». Тетя Капа начала моментально подозрительно щуриться на дольки помидоров быстренько заполнившие железные и фарфоровые миски, поставленные расторопными тетушками – теми самыми всезнающими организаторшами торжества, перед каждым из гостей, в том числе и перед ней. Свою миску она отодвинула решительным жестом в сторону и усиленно начала морщить и, без того морщинистый лоб, словно бы отчаянно пытаясь вспомнить нечто очень важное. А все остальные гости, между тем, начали пожирать купленные Колей и Любой помидоры, с какой-то невероятной, выглядевшей со стороны, откровенно патологической, жадностью. Словом сказать, только хруст за ушами стоял, даже разговоры всякие прекратились – до того целеустремленно гости принялись за удивительные помидоры. Жених и невеста, сидевшие во главе праздничного стола (вернее, нескольких, тесно сдвинутых, всех нашедшихся в доме, столов) также, как и остальные приняли «самое горячее участие» в деле поедания свежих (самых настоящих «дьявольских» – по твердому убеждению тети Капы) помидор. Особенно преуспел в этом «дурном и нехитром деле» жених, Боря!…».

У слушавших Колин рассказ Виноградова и Борового лица постепенно начали выражать, то ли скуку, то ли явное недоумение, так что, житель Жабомоево, Коля, заметив это, ускорил, или, «пришпорил», как мог свое «тягомотное», словно бы вязнущее в зубах самого рассказчика, повествование, после продолжительной паузы, сразу перейдя к его трагической финальной части, разыгравшейся, непосредственно, в разгар первой брачной ночи любителя сырых помидор, Бори.

«… В общем, дурак мой, сын Борька умял этих помидор килограмма два, не меньше! Помню еще, как Люська – невеста его, как-то странно смотрела на то, как он жрет эти помидоры! Как голодная свинья он их „метал“, вот не вру нисколько! Словно чувствовала что-то или предчувствовала – будто беда какая-то обязательно должна случиться оттого, что Боря „пережрет“ этих самых бл… х томатов!!!» – рассказчик опять сделал продолжительную вынужденно-уважительную паузу, обусловленную необходимостью присосаться на пару-тройку продолжительных булькающих глотков, к литровой кружке с холодным пивом.

– Ну, так чем дело то, все-таки, кончилось, уважаемый?! – нетерпеливо поинтересовался Костя, не дав тому даже пиво до конца проглотить. – А то нам с коллегой уже пора на работу двигать, а рассказу вашему, несомненно, интересному и поучительному, все, как будто, конца-краю не видно!

– А-а, да вот я уже и до конца-то и дошел! Две минуты осталось – больше вас не задержу! – глухим голосом, преисполненным безнадежного пьяного отчаянья, проговорил Коля, с громким стуком ставя опустевшую пивную кружку на деревянный стол: – Умерла молодая жена его – дурака, сына моего, Борьки прямо этой же первой брачной ночью! Может, даже, и женой то не успела сделаться, а так невестой и померла!

Виноградов и Боровой удивленно вытаращили на сильно опьяневшего рассказчика глаза.

– Прямо-таки взяла и померла в первую брачную ночь?! – не мог не уточнить импульсивный и эмоциональный Боровой.

– Помидорами что ли этими отравилась?! – тоже не смог промолчать Виноградов.

– Именно помидорами и отравилась, но не сама – а через Борькину ж…у! – зло и обиженно ответил сразу им обоим несчастный Коля.

– Как это?! – в один голос заинтересованно воскликнули оба корреспондента.

– А так это! – еще злее и обиженнее начал объяснять Коля. – Заворот кишок или еще там что-то у Борьки случилось после двух килограмм этих помидор – врач потом патологоанатом что-то такое мудреное объяснял, не помню уже я ни черта из тех его объяснений, да и тогда не понял! «Неконтролируемый метеоризм» у Борьки начался во сне, короче напердел он полную спальню и Люська во сне то и задохнулась насмерть! Вот такие вот, братцы, дела веселые и получились у сына моего в первую брачную ночь!

– Тьфу ты, бл… ь!!! – в сердцах, «от души» символически сплюнул Виноградов себе под ноги. – Делать нам, Костя с тобой больше нечего было, как слушать эту «засран… ю» историю! Пойдем скорее на свежий воздух, а то здесь завоняло, как в сортире! Знал бы я, Коля, что ты нам не «песнь о Роланде», а такую «просортирную» «херню» «впаривать» будешь, то я бы тебя самолично прямо на базаре дежурным «ментам» бы «сдал»!

– Да погодите вы, Виктор Владимирович – не горячитесь так раньше времени! – неожиданно заступился за беднягу Колю, Костя Боровой и сразу задал конфузливо умолкнувшему рассказчику, наиболее естественно для данной ситуации, прозвучавший вопрос: – А Борька то ваш, Николай – почему не помер?! Он из другого «замеса» что ли оказался сделан?! Может, невеста то не от удушья скончалась, а от чего-то другого?!

– От удушья! – неожиданно вмешалась в мужской разговор, молчавшая до сего момента Колина жена Люба. – Вскрытие точно установило! Синяя она вся была утром и страшная очень. Врач сразу сказал – задохнулась! А Борьке нашему – хоть бы «хны»! Врач потом сказал, что организм у Борьки как-то там перестроился неожиданно и противоестественно, и, если Борька нечаянно где-нибудь хотя бы просто один раз пернет, то те, кто будет стоять рядом с ним в тот момент, легко могут потерять сознание! Он лечился потом долго…

– Кто – Борька? – уточнил Боровой, твердо решивший для себя написать сенсационный репортаж на эту неприятную, но экзотическую тему, по укоренившейся высокопрофессиональной привычке автоматически начав подыскивать к нему наиболее «удобоваримое» название.

– Борька – кто же еще! – ответила Люба.

– Ну и как – вылечился?! – с ядовитой иронией спросил Виноградов, насмешливо прищурив на Любу глаза.

– Вылечился, слава Богу! И недавно даже женился второй раз!

– И кто же это такая смелая оказалась?! – продолжал «ерничать» Виноградов.

– Танька Ермолаева! – вместо Любы ответил Коля. – Соседка наша по дому! С Борькой десять лет в одном классе проучилась и все его дурака любила! Вот и дождалась своего часа!

– А Танька эта знала, отчего умерла Люська? – задал «репортажный» вопрос Костя.

– Да знала, конечно! Об этом на следующее утро все Жабомоево знало!

– Так как же она тогда не побоялась-то повторить печальную судьбу Люськи?!

– Да в противогазе она спит просто каждую ночь – только и делов-то! – объяснил Коля. – Ночью то ведь темно и Борьке моему все равно – противогаз на морде у Таньки или нет?! А по мне лично так, что лучше бы она противогаз, вообще, не снимала – в противогазе ей больше идет, чем без него! Носяра то у ней ничем от шланга гофрированного притовогазного не отличается!

– Понятно, в общем! – задумчиво и двусмысленно протянул Боровой.

– А Люську свою Борька до сих пор забыть не может! – опять, ни у кого не спросясь, и «ни с того, ни с сего» вторично вступила в разговор Люба. – Портрет ее в траурной рамке у них с Танькой над супружеской кроватью висит. Танька сколько раз порывалась его выбросить, да Борька однажды по морде ей за это надавал, так с тех пор она и не рыпается!

Виноградов опять не выдержал и негромко расхохотался:

– Ой, не могу я больше всю эту «клоунаду» выслушивать, Костик! Пойду я на улицу, там лучше тебя подожду! – и, продолжая тихо безудержно смеяться, заведующий Отделом «Патологии районного животноводства» покинул помещение харчевни, провожаемый хмурыми обиженными взглядами Коли и Любы.

– Не берите «близко к сердцу» бестактное поведение моего коллеги – он, просто, много выпил и вчера, и сегодня, да и у самого у него жизнь, поверьте мне, тоже – не «сахар»! – извиняющимся тоном, и, даже, приложив правую руку к сердцу, торопливо заговорил интеллигентный, мягкий и тактичный Боровой. – Я сегодня вечером буду в Жабомоево и, если вы не будете против, то я бы попросил у вас ваш адрес. В домашней обстановке у нас, я полагаю, состоялся бы более доверительный и обстоятельный разговор на эту вашу главную «больную» семейную тему, которая, как ни странно, чем-то «зацепила» и меня!

Люба быстренько записала на каком-то обрывке свой домашний адрес, отдала его Боровому и «строго-настрого» наказала, чтобы он обязательно к ним с Колей зашел, и, что они будут ждать его с нетерпением. Костя Любу искренне поблагодарил и на том они и, достаточно тепло, и распрощались.

Выйдя из заведения, Костя застал Виноградова у самого входа – Костиного начальника продолжал распирать тихий хохот. Косте, собственно, тоже было смешно, и он непроизвольно присоединился к Виноградову.

– Пошли отсюда скорее, пока эти «чудики» не вышли, а то опять придется с ними в беседу ввязываться! – сквозь смех проговорил Виноградов Боровому и зашагал прочь от харчевни по направлению к рынку, скорее всего – к тому самому «Ново-Березовскому» овощному лотку, где бойкая расторопная продавщица продолжала торговать своим эксклюзивным экзотическим товаром.

Чем дальше уходили друзья от харчевни, тем менее «смешливым» делалось их настроение, и, когда они вновь оказались в привычной толчее Центрального Пикировского рынка, им обоим уже было совсем-совсем не до смеха. Боровой целиком и полностью погрузился мыслями в свою предстоящую командировку – автобус до села Жабомоево отходил у него с Пикировского автовокзала, примерно, через час. Костя точно знал, что это будет очень и очень, мягко говоря, непростая командировка, и он заранее морально давно уже к ней тщательно подготовился. И вот эти вот, столь неожиданно подвернувшиеся Коля с Любой, вполне могли ему пригодиться в Жабомоево – мало ли как там могут у него развернуться дела?!

В какой-то момент Косте даже показалось, что он специально медлит покинуть территорию рынка, чтобы как можно подольше потереться среди снующей толпы покупателей, внезапно, почти поголовно начавших казаться ему близкими и родными людьми – во всяком случае, гораздо ближе и роднее, чем «лошади-убийцы», скорой встречи с которыми в окрестностях села Жабомоево ему навряд ли удастся избежать! И вспомнилась ему вдруг совсем уже неожиданно корреспондентка Лариса из «командировочного сна». Вспомнилась не просто так, а во всех деталях – как живую он ее, другими словами, увидел перед собой и совсем рядом, назло всем бесконечным наслоениям сложно устроенных пространства и времени его родного несчастного и уродливого «пара» -мира. Наиболее любопытным в самом факте этого неожиданно и ненавязчиво родившегося воспоминания следовало признать одну принципиально важную деталь – до сих пор лица людей из «командировочных снов» совершенно не запоминались Константину, почти сразу после возвращения его обратно в «родное» Пикирово, превращаясь в размытые неясные образы, вскоре начисто стираясь из памяти. А здесь что-то «засбоилось» и Костя испытал настоящую сладкую ностальгическую тоску по этой самой худенькой темноглазой девушке Ларисе, подстриженной под почти мальчишеское «каре», одетую в белый вязаный свитер и тугие темно-синие джинсы. Она показалась ему умной и доброй – это были те два основных качества, которые он всегда ценил у своих знакомых женщин и девушек в первую очередь. Трезвый голос «пара» -разума тут же сурово произнес на ухо своему хозяину: «Оставь эту несусветную „блажь“, потому что ты для нее – призрак! Думай лучше о „лошадях-убийцах“!». Костя невольно печально улыбнулся, грустно взглянув на Виноградова, который тоже о чем-то тяжело задумался. Перехватив затуманившийся взгляд Борового, тот сразу спросил:

– О чем задумался, Константин?! Не впадай в отчаяние – настраивайся на «позитив»! Ведь даже, в «лошадях-убийцах» можно найти положительные стороны!

Вот этим словам Виктора Владимировича Костя искренне и от души расхохотался:

– Вы мне, Виктор Владимирович, действительно, подняли настроение!

– Я искренне рад это слышать, Костя! У тебя через сколько автобус?

– Через пятьдесят минут.

– Ты «командировочные» получил?

– Получил. Надо теперь оперативно что-нибудь пожрать взять в дорогу и отваливать – тянуть с отъездом больше времени нет!

– Да, пожалуй, ты прав! – тяжко как-то откровенно вздохнул Виктор Владимирович, с сочувствием посмотрев на своего молодого сотрудника, отправлявшегося на очередное редакционное задание – опаснейшее для его молодой жизни.

– Полагаю, что все будет нормально! – все же не смог не добавить Виноградов, как можно более уверенным голосом, посмотрев прямо в глаза Боровому ободряющим профессиональным взглядом настоящего «комсомольского вожака» и даже подмигнул ему.

Костя расценил «подмигивание» старшего товарища по своему, и заговорщическим тоном весело спросил у него:

– Что – вы предлагаете еще на «посошок»?!