Текст книги "Генералы подвалов"

Глава 6

– Кто там? – спросила Настя, подойдя к двери.

Звонок разбудил ее. По дороге в прихожую она взглянула на часы – половина первого! Мама еще спала. Надо же. Впрочем, накануне засидевшись допоздна, немудрено, намучилась бедняжка за эти дни, да и хватила лишку на поминках.

– Следователь. Из милиции. Вот документы, – сказал приятный низкий голос за дверью.

Настя посмотрела в глазок и увидела светловолосого молодого мужчину в коричневом костюме. Мужчина смотрел прямо на Настю, поднеся к глазку раскрытое удостоверение.

Настя приоткрыла дверь, не снимая цепочки, и взглянула в глаза неожиданного посетителя.

– Вы – Раиса Сергеевна? – спросил он приветливо.

– Я? Нет, – тут Настя поняла, что следователь принял ее за маму. Вот так так! – Нет. Я – Настя.

– Ах, прошу прощения, Настя, понимаете, я хотел бы с вами поговорить. С вами или с вашей мамой. Повесткой вызывать вас не хочется, лишний раз волновать. Дома оно как-то лучше. Если, конечно, вы не против.

– А в чем дело-то? – хмуро спросила Настя.

– Милов Сергей Сергеевич, – не ответив на вопрос, представился следователь. – Давайте мы без чинов, да?

«Тоже мне начальник, – подумала Настя, – двух слов связать не может. А еще следователь!»

– Настя, – зачем-то повторила она.

– Ну, да...

– Так в чем дело-то?

Следователь начинал ее раздражать. Мялся, мямлил что-то, пыхтел. Недотепа.

– Понимаете, Настя... В таких ситуациях... В этих вот... Как сказать...

– Да ясно, ясно. Давайте дальше.

Милов с удивлением взглянул на нее. У этой девочки была совершенно недетская манера разговаривать со старшими. И в то же время манера эта очень ей шла. Настолько, что даже не хотелось поставить ее на место.

– Дальше... В общем, положено заводить уголовное дело.

– Знаете что, пойдемте-ка в комнату.

Она провела Милова в отцовский кабинет и прикрыла дверь, чтобы не разбудить мать. Почему-то ей не хотелось, чтобы она принимала участие в беседе, самой нужно было разобраться. В чем? В своих подозрениях, возникших в тот момент, когда она увидела пустой компьютер, а потом таинственных псевдоиностранцев.

– Так вот, – Милов остановился посреди комнаты, огляделся. – В общем, дело-то как открыли, так и закрыли.

– Ну и что?

– Да вот в том-то и дело, что дело...

«О, Боже, что же это он, совсем не умеет говорить?» – Настя смотрела на следователя широко открытыми глазами. Ей стало даже любопытно.

– Вы извините меня, – каким-то другим, более нормальным тоном с нотками сочувствия в голосе вдруг сказал Милов. – Я почему-то волнуюсь.

Он наконец подошел к креслу у компьютера, неожиданно ловко и красиво сел в него, быстро крутанулся на пол-оборота и взглянул на Настю.

– Не знаю почему. Вы меня сбили с толку. Так вот, дело закрыли, не разобравшись как следует. И вскрытие... – Он снова бросил на Настю полной тревоги взгляд. – О, извините, Бога ради.

– Да ничего, ничего. Я же понимаю.

– Так вот, и вскрытие провели как-то странно. Ничего конкретного. В таких случаях все гораздо подробнее фиксируется. Ну, я не буду сейчас всю процедуру описывать, вы уж мне поверьте.

– Я верю.

– Да. И вот мне все это кажется странным. Зачем ваш отец оказался у железной дороги? Машину оставил на лесопилке. Что его понесло в глушь, пешком? Вскрытие показало, опять же прошу прощения, что отец ваш был сильно нетрезв. Скажите, он, когда за рулем, имел привычку выпивать?

– Да что вы? – Настя даже привстала со стула. – Никогда. Он водил не очень хорошо и боялся. А нетрезвый к машине даже не подходил. Да и вообще не пил он.

Голос ее предательски дрогнул.

– Хм. Вы успокойтесь, Настя. Простите меня. Дело есть дело... Я скоро уйду.

– Да я в порядке.

– А скажите, только поймите меня правильно, он не кололся?

Заметив, как вытянулось у Насти лицо, следователь поднялся и заходил по комнате.

– Ну, Настя, вы так уж не воспринимайте. Не обязательно наркотики. Может быть, диабет, что-то еще. Витамины какие-нибудь. У него на руке был след укола.

– Нет. Никогда. Он терпеть не мог уколов. Боялся, как первоклассник.

– Хм... А, простите, причин для самоубийства у него не было?

– У папы? Да вы что? Папа... Он... Если когда-нибудь и были, то лет десять назад.

Милов внимательно смотрел на нее. Ничего себе, девочка. Рассуждает, словно ей лет тридцать, как минимум. Спокойно так.

– Он нас из такой нищеты вытащил... Нет, не тот он был человек, чтобы с собой кончать.

– Да... В общем, дело закрыто. А ничего подозрительного в его работе вы не замечали?

– В смысле с налогами что-то не так? – спросила Настя. – Отец часто говорил о налогах, о том, что вся прибыль на них уходит.

– С налогами у них, у него то есть, все идеально. Я первым делом в инспекции справился. Комар носа не подточит. Редкая фирма может этим похвастаться. Не в том дело.

– А в чем?

– А в том... В том... Во-первых, я не верю, что глава преуспевающей фирмы может напиться в одиночку в глухом лесу и потом попасть под поезд. По опыту знаю, такого не бывает. А во-вторых... – Он отвернулся к окну. – Во-вторых, когда пьяного сбивает поездом, его обычно хоронят в закрытом гробу. Извините.

В глазах у Насти потемнело, когда смысл сказанного дошел до ее сознания, но она справилась с волнением и виду не подала.

– Вы хотите сказать...

– Я хочу сказать только то, что сказал. Не больше. А все свои предположения пока держу при себе. Дело закрыли. Вот так.

Он подошел к Насте.

– Не смею вас больше задерживать. И, знаете, если что-нибудь вспомните, что-нибудь странное, подозрительное, позвоните мне по этому телефону. – Он протянул Насте визитку. – Это домашний телефон. Это, – он показал пальцем, – служебный. Звоните, не стесняйтесь.

* * *

Кач стоял в ванной комнате голый и рассматривал себя в зеркале, не обращая внимания на летевшие на него брызги. Душ бил шипящими струями горячей, очень горячей, как любил Кач, воды, но Димка не спешил подставлять под нее свое тело.

Оно и вправду требовало осмотра. На ребрах с правой стороны темнел огромный кровоподтек. Пропустил вчера Кач ботинок этого пидора, хорошо еще, ребра остались целы, врезал этот ублюдок непрофессионально, и на том спасибо. Но уж Кач потом его достал, вспомнить приятно. Как в кино. Летал парень от стенки к стенке, а под конец целый пролет с лестницы прокувыркался. Так и остался лежать, вроде живой, чего-то бормотал, когда Кач уходил.

Но работа сделана, слов нет. Баба этого пидора, и как только бабы могут с такими обсосами вообще возиться, непонятно, вынесла баксы без слов. Как только ее пидор начал кровью харкать и на пол валиться, закричала, руками замахала, побежала в комнату, баксы нашла, отдала. А то «нету, нету»... Знаем мы это «нету». Уроды, одно слово. Не понимают джентльменских отношений. Пока по башне не настучишь, никаких долгов не увидишь. И, вообще, каким надо быть козлом, чтобы таким ослам в долг давать.

Но Качу насрать, кто там и зачем дал этому пидору три тонны бакинских. Две штуки он вчера забрал, тачку забрал, а мудиле этому счет выставлен еще на две. Если через неделю не отдаст, будет три. А там, глядишь, и до его квартирки дело дойдет.

Димка размечтался. Конечно, дойдет дело до квартиры, Моня просто так не стал бы ее упоминать. Значит, у него в плане это дело стоит. Только ему, Димке, один хрен. Ему с этого ничего уже не обломится. Как, однако, эта сука зацепила его ногой, надо же...

– Димон! – это Вовик орал из комнаты. – Скоро ты, блин, подмоешься? Моня пришел.

Димка за шумом воды не слышал, как открылась и захлопнулась входная дверь. Моня – это серьезно. Придется отложить мытье на потом.

Он натянул трусы и выскочил из ванной. Кран даже забыл закрутить, и вода продолжала хлестать из никелированного наконечника длинными горячими иглами.

– Аполлон, бля, – приветствовал его Моня. Он, несмотря на теплый день, был в длинном темном плаще, в нем и сидел на диване, не удосужившись раздеться.

– Здорово, – ответил Кач. Его охватило беспокойство. Чего это он заявился с утра пораньше?

– Дело есть, парни. Поможете мне?

– О чем базар. А что за дело? – спросил Вовик.

«Попробовал бы он сказать, что не поможет, – подумал Кач. – Интересно, что бы Моня с ним сделал?»

Вовик как-то сильно проштрафился перед Моней и остальными. Чуть не залетел по дурости своей, пришлось Моне его отмазывать. Как-никак ценный кадр. Мужик здоровенный, махнет рукой, любого лоха с ног сметет, без напряга. Ему тридцатник уже, а разум как у дитяти малого. Чего от жизни хочет – неизвестно. Все его устраивает. Пойдет, бабу снимет в кабаке, всю ночь вой стоит в квартире, а Вовик счастлив. Больше ни хрена не надо. А вот полез зачем-то квартиры чистить, ломиком двери отжимал, двери-то у многих совсем хлипкие, плечом можно вышибить. Но Вовик не шумел, ломиком цеплял и открывал запросто. И попался. Хорошо хоть не с поличным, по приметам какая-то сучка его вычислила, увидела во дворе, узнала, он, мудила, на одной улице работал в центре. Один дом обнесет, идет в следующий. Его и взяли. Моня отмазал через своих, но говорит, что Вовик по самому краю ходит.

– Что-что... – через плечо, с усмешкой ответил Моня. – Надо тут с пацанами одними разобраться. Димка, ты же машину водишь у нас?

– Ну?

– Держи, – Моня кинул ему какую-то бумагу.

Кач взял ее в руки, прочитал – блин, доверенность на тачку этого фраера вчерашнего!

– Это чего? – спросил он, еще не веря подарку.

– Ничаго, – ответил Моня. – Это не подарок, а средство передвижения. Сейчас поедем с пацанами говорить. Пошли, Шварценеггер.

Димка быстро влез в спортивный костюм, заскочил в ванную, выключил воду, напялил кроссовки.

– Отлично! – Моня оглядел его с ног до головы. – Одет по форме! Самое то. Дорогой костюмчик-то?

– Да херня.

– Угу, – согласился Моня. – Конечно, херня.

На Вовика он не обращал внимания, хотя тот был в таком же «Адидасе».

Когда спустились вниз, Моня кинул Качу ключи от машины.

– Заводи мотор, Рембо.

Старенькая «тройка», в общем-то, и не привлекала Кача. Это не для мужика машина. К ребятам в такой в гости стыдно приехать. Скажут – лох. Но, что там ни говори, это был первый автомобиль в жизни Димки, который, хоть и условно, он мог назвать своим. Ездил он в своей новой жизни много, но без прав, без доверенности, без документов. С опаской косился на ментов на каждом перекрестке, в общем, никакого удовольствия. А сейчас – совсем другое дело. Пусть попробует какой-нибудь зачуханный гаишник тормознуть – все путем, командир. Нет проблем!

«Тройка», хоть и старенькая, а завелась с полтыка. Шла мягко, насколько вообще может «жигуль» идти мягко, особенно по питерским дорогам.

– Держи, – сказал сзади Моня.

Димка покосился на зеркало и увидел, как на заднем сиденье Моня передает Вовику ствол.

– Чего делать-то?

– Приедем на место, увидишь пацанов тех. Сразу выходи из машины и стреляй. Все равно в кого. Они все того стоят.

– А вы?

– Делай, что сказано. Все схвачено.

– Так нас положат, блин, конкретно. Бля буду.

– Да не ссы ты, там наши ребята подстрахуют. Чего бы я поперся на рожон? Мудила ты. Сказано, выходишь и стреляешь первым. Все будет в елочку.

– А что за люди? – спросил Димка. Он чувствовал, как где-то в районе солнечного сплетения запульсировал маленький живой комочек. Нет, это был не страх, это был настоящий восторг. Вот это дело! Не то что сопливого охранника-ковбоя порезать. Это уже мужские разборки.

– А ты не лезь поперек батьки. Все узнаешь, все в свое время.

– Так чего делать-то?

– Что скажу, то и будешь делать, – зло прошипел Моня, и Кач понял, что беседа окончена.

Тон Мони не предвещал ничего доброго. От этого психа всего можно ожидать, ну его на хрен. Лучше помалкивать и делать что скажут. А машину он эту хрен отдаст назад. Лучше вмажет с пацанами, покатается как следует и разобьет. Устроит ралли, блин, сафари.

– Куда дальше-то? – спросил Кач.

Машина неслась по Ленинскому проспекту, Моня помалкивал.

– Прямо. На Корзуна завернешь, пройдешь вперед и увидишь пустырь. Там нас ждут.

Кач выполнил указание. И, миновав ряд пятиэтажек, они действительно увидели пустырь. Кач не любил этот район. Уж больно далеко от центра. И дома древние. Хрущевские развалюхи.

Приятные, легкие мысли вмиг улетучились. На пустыре стояли и сидели на низенькой лавочке человек десять кавказцев. Все, как надо. Молодые, прыткие. С этими драться – один на один, ну максимум против двоих. А с такой толпой... А стволы у них имеются, это дураку понятно. И своих что-то не видно.

Кач тормознул и обернулся, вопросительно глянув на Моню.

– Давай вперед! – скомандовал тот. В голосе Мони зазвучали хорошо знакомые Качу нотки, после чего обычно следовали безумные действия, повергающие противника в растерянность и панику. Интересно, что он на этот раз задумал?

Машина подъехала к кучке кавказцев. В кустах стояло несколько машин, а возле них – человека четыре. «Водилы, наверное, – подумал Димка, – ждут команды».

– Стой! Мотор не глуши!

Машина уже почти подкатила к кавказцам. Они смотрели равнодушно, переминаясь с ноги на ногу, покуривали. Ждали, одним словом.

– Вовик, давай. Выходи и сразу стреляй. Не ссы, все схвачено, наши в кустах. Давай, давай, быстрее, наш козырь – внезапность. Они сразу опухнут.

Вовик тяжело вздохнул, снял «Макарова» с предохранителя и неуклюже вылез из машины.

Туповат Вовик, но исполнитель классный. Этаким увальнем выкарабкался на чахлую траву пустыря, как-то помялся, а потом естественным таким жестом поднял пистолет и начал неторопливо выпускать пулю за пулей в опешивших кавказцев. Вот так, ни здрасьте, ни до свидания, как говорится.

Димка видел, как два кавказца скорчились, один стал заваливаться на спину, второй, словно ссать собрался, скукожившись, топтался на месте. Остальные пришли в себя, пригнувшись, бросились в разные стороны, на ходу вытаскивая оружие.

– Вперед! – заорал Моня. – Дави гадов!

Димка дал газу и рванул машину прямо на не успевших еще разбежаться врагов. С Моней, судя по его тону, лучше было не спорить.

– А-а-а! – заорал Кач, когда чье-то тело в черной кожаной куртке кувыркнулось перед его глазами через капот и улетело куда-то за пределы видимости. Удар был не слишком сильным, или это ему так показалось в запале, но он обернулся, чтобы поделиться удачей с Моней, и, увидев его бешеные глаза, снова надавил на газ, поддав чуть влево и зацепив фарой еще одного бедолагу с пистолетом в руке. Раздался скрежет, и высокий усатый дядька улетел в сторону, а перед глазами Кача мелькнули только ноги в кроссовках.

– А-а-а! – снова заорал Димка, но не услышал собственного голоса за грохотом, раздавшимся сзади. Если бы не ремень безопасности, Кача придавило бы к баранке.

Он снова обернулся, с трудом удерживая руль, упрямо тащивший скачущую по кочкам машину вправо.

Моня развалился на заднем сиденье, прислонившись спиной к дверце, словно собрался после трудов праведных отдохнуть, однако «Калашников», дергающийся в его руках, портил картину мирного отдыха. Димкин шеф сквозь остатки заднего стекла многострадальной «тройки» поливал пустырь длинными очередями. Он водил автоматом из стороны в сторону, посылая пули широким веером, стрелял почти не глядя. Прервавшись на секунду, он повернул потное лицо к Димке и заорал:

– Жми, сука, жми!!!

И Димка жал. Оптимизм оставил его. Во что бы то ни стало нужно было сваливать отсюда. Никакой помощи, никаких «наших» в кустах, естественно, не было и в помине.

«Вот гад, – думал Димка, вертя руль, – опять со своими идиотскими штучками. Ладно сам отморозок, так еще и нас тащит...»

«Да каких, на хрен, „нас“?!» Димка понял, что Вовика никогда больше не увидит и теперь является единственным съемщиком их купчинской квартиры. Бедолага Вовик, простодушный амбал, туповатый неудачливый ворюга, был с легкостью принесен в жертву очередной Мониной придури.

– Вот, вот, за те дома! – орал Моня. – Тормози, мать твою!

Димка остановил машину.

– Вылезай!

Сам Моня, оставив автомат на сиденье, уже выскочил из машины. Димка сорвал ремень, зацепившись ногой за рычаг, и в спешке едва не шмякнулся носом на асфальт.

– Туда! – Моня ткнул его кулаком в спину и, мгновенно оказавшись впереди, рванул за угол. Этот дохлый с виду наркоман бегал куда быстрее, чем Димка, так гордившийся своим тренированным телом. В два прыжка Моня ушел далеко вперед.

Они свернули за угол, и Димка увидел, как оторвавшийся от него Моня запрыгивает в огромный черный джип, ощерившийся между фар мощной лебедкой. Модно это было в больших русских городах. Лучше тарана не придумать.

«Сейчас ведь бросит меня здесь, гад, как Вовика», – мелькнуло в голове. Но дверь джипа оставалась открытой, и Кач, пыхтя, влез в просторный салон.

– Дохловат ты, парень, – заметил Моня. Он дышал ровно, словно и не рвал сейчас как заправский спринтер. – Давно собирался тебе сказать, – продолжал Моня. – Если хочешь нормально работать, займись собой.

Мощный автомобиль летел в сторону Обводного канала.

* * *

Вечером к Волковым приехал Куз. Они сидели на кухне втроем – Настя, мама и пожилой журналист, знавший Аркадия Волкова еще когда он не был женат и Насти не было на свете.

– Налейте мне, – попросила Настя очень спокойно.

Куз не удивился, просто остановил на ней долгий внимательный взгляд. Потом перевел его на Раису. Та пожала плечами:

– Я ничего уже не понимаю. Хочешь пить? Ну, пей.

Настя взяла рюмку, наполненную до половины «Довганью», понюхала. Гадость. Она терпеть не могла водку, но сейчас ей почему-то казалось, что надо выпить. Вот так, по-взрослому, с Кузом и с мамой, молча.

– Ну, давай, Настя, помянем Аркадия, – сказал Куз и выпил свою рюмку.

Настя глотнула прозрачную жидкость, которая ледяным огнем опалила горло и теплой волной разлилась по телу. Схватив бокал, наполненный «Спрайтом», Настя большими глотками залила этот пожар и снова поймала на себе изучающий взгляд Куза.

– Ну, как? – спросил он.

Мать молчала. Насте казалось, что ей уже все равно – пьет дочка водку или не пьет. Она как будто вообще ее не замечала.

– Нормально, – ответила Настя.

А что еще могла она сказать? Что водка – гадость? Глупо.

– Следователь приходил, – помолчав немного, сказала Настя.

– Следователь? – Куз поднял брови. – И что?

Мать продолжала хранить молчание. Визит следователя, видимо, тоже ее не интересовал.

– Не знаю...

Настя вдруг почувствовала ту самую степень опьянения, когда ее начинало нести. Состояние это ей нравилось, только сейчас не к месту были бы разговоры о школе, дружках и музыке, которые обычно после двух-трех бутылок пива она вела с подружками где-нибудь в клубе.

– Спрашивал, то-се, – неопределенно сказала она, думая только о том, чтобы спьяну не наболтать лишнего, не показаться смешной этому потасканному Кузу, который ей чем-то симпатичен. Вообще-то мужик не в ее вкусе, но есть в нем какая-то... взрослость. Настоящая. Не такая, как у ее знакомых великовозрастных рокеров, даже не такая, как у учителей. От учителей, не говоря уже о рокерах, веет каким-то инфантилизмом, их дурацкие поучения и наставления рассчитаны разве что на слабоумных. «Курить вредно». «Наркотики – смерть». «Пьянство – добровольное безумие». Тьфу, идиотизм, да и только! Мысли вроде правильные, а слова унылые, тоскливые, остается лишь хихикать, чтобы не сойти с ума от жуткой пошлости и ханжества.

Куз же был другим. Он не говорил с ней как с равной, просто смотрел своими выцветшими от прожитых лет и водки глазами, и Насте все было понятно. Он действительно считал ее равной, не играл в демократию, как большинство взрослых в Настиной жизни, а все делал по-настоящему. И не было в его глазах оценивающей осторожной похотливости, которую замечала Настя в самые неожиданные моменты даже у тех же школьных учителей, у работников клубов, у милиционеров на улице, у прохожих, у продавцов, у бандитов, у трамвайных контролеров. Она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы иметь такого друга. Именно – друга, с которым можно поговорить обо всем, о тех же наркотиках, к примеру, о парнях, о жизни.

Мама – это все-таки мама, она, чуть что – закатывает истерику, и вся беседа сходит на нет.

– Что значит «то-се»? – спросил Куз, вернув Настю на землю.

– Ну... – она покосилась на маму. Та курила, роняя пепел на стол, поглощенная своими мыслями. – Спрашивал, не замечала ли я чего подозрительного.

– Подозрительного? А что именно его интересовало? Вот интересно. Как стервятники слетаются на... – Он быстро посмотрел на Раису. Она никак не отреагировала. – Извини, – на всякий случай сказал Куз. – Да... Так чего ему там надо было подозрительного?

– Он на убийство намекал.

Эти страшные слова дались Насте без особого напряжения. Она сама удивилась, ожидая, что снова на глаза навернутся слезы. Но их не было. Настя как-то изменилась за последние двое суток.

– Вот как? – Куз придвинулся к ней поближе.

«Ха, да он же журналист! „Делатель новостей“! Это же его хлеб! Вот он сейчас вопьется, аки клещ...» – Настя не успела додумать до конца, когда Куз снова заговорил:

– Только пойми меня правильно, Настя. Я не искатель сенсаций. Но в этом деле надо разобраться. Если следователь прав, то, возможно, и вам грозит опасность.

– Нам? – перешла на крик Раиса. Оказывается, она не выключалась из их диалога. – Нам грозит опасность? Да пошли они все! Суки, твари, ненавижу!

Пришел черед удивляться Насте. Чего это она вдруг?

Куз, напротив, словно ждал подобной реакции и спросил:

– Ты, Рая, кого имеешь в виду?

– Да всю эту сволочь, которая вокруг Аркадия последнее время толкалась. Калмыков этот, главный урод. И его прихлебатели, в рот ему смотрели, только что жопу не лизали.

– Ну, ты, Раиса, держи себя в руках, – Куз покосился на Настю.

– Да ладно тебе, Куз, не будь ханжой. Настька моя и не такое слышала. А эти гады – про них по-другому и сказать нельзя.

– Погоди, не суетись, – Куз слегка хлопнул ладонью по столу. Потом налил себе водки, подумал мгновение и долил Раисе. Глянул на Настю, та кивнула. Куз покачал головой, но плеснул и в ее рюмку. Чуть-чуть. – Рассказывай, в чем там дело? И какое отношение имеет к этому Калмыков?

– Калмыков... – Раиса, словно отрезвев, провела ладонью по лбу. – Марк, а я ведь толком и не знаю, что у них там случилось. Мне известно, что этот Юрий Федорович долбаный пытался впутать Аркашу в какую-то темную историю. За большие деньги, естественно. Аркадий толком мне не рассказывал, только как бы невзначай заметил, что можно обеспечить себя на всю жизнь. Однако такие игры не по нему. А с Калмыковым этим последнее время какие-то бандиты в обнимку ходили, он с ними только что не целовался. Вот Аркадий и вышел из дела, чтобы не бежать с этим быдлом в одной упряжке. Это все, что я знаю. Аркашенька старался нас уберечь от неприятностей, говорил, что дома отдыхать нужно.

– Да-а... – протянул Куз, вертя в пальцах полную рюмку.

– А следователь сказал, что дело закрыто. Несчастный случай.

– Да? И на убийство намекал?

– Ну, он говорил, что это его собственные предположения. Частное, так сказать, дело. Предупредил, что визит неофициальный.

– Именно это мне больше всего и не нравится, – заметил Куз и выпил свою водку.