Текст книги "Давайте ничего не напишем"

– Конечно. И каждый человек рано или поздно приходит к этому утверждению.

– Ага. И бросается в воду. Лицемерка. Иди, топись. Ну что ты? Пули на тебя жалко. Сама утопишься от своей безысходности. Давай, ступай.

Даша встала, но сумочку забыла на лавочке. Она оглянулась на Егора – тот слащаво ухмылялся, но почему-то не выглядел презренным антагонистом. Скорее, лицо Егора напомнило Даше клеймо-полумесяц царя Александра, который покорил полмира, но так и не смог поймать собственную тень.

Неторопливым шагом, оставляя за собой чётко выраженные следы, она подошла к пруду и присела на корточки.

Егор увидел, как Даша медленно и аккуратно завязала руки за спиной, а затем, не оборачиваясь, зашла в пруд и моментально скрылась под водой.

Глава 3. Чапаев и шантрапа

«Не всё то золото, что хрустит».

Герцог Ламброз де ла Круа, казначей Её Величества

В этой главе, по первоначальной авторской задумке, должно было быть всё то, что описывалось в главе предыдущей. А в предыдущей на самом деле должно было быть совсем другое.

В результате в этой главе будет то, что должно было быть в главе номер пять – то бишь продолжение сюжетной линии под условным названием «Егор и Даша». Заметим также ещё раз, что сюжетной линии под условным названием «жизнь Юрика» в этой книге не будет. Поклонников экзистенциальных драм убедительно просим поскорее выйти за пределы экранов наших телевизоров.

Да, кстати, о трупах – они будут. Конечно, читатель уже проникся уважением к одному из двух героев (выбор, увы, невелик), и будет наверняка жалко, если, например, Даша, не успев как следует разойтись, отойдёт в мир иной. Или Егор, не выдержав накала лампочки печального зрелища, возьмёт и кинется-таки подо что-нибудь, например, под бисиклет режиссёра «Софистики в кулуаре». Так что необъяснимые исчезновения обязательно будут. Читатель – он ведь не глупая беззубая обезьянка, правда? Ему не надо ничего разжёвывать и впихивать в уши. Автор всегда верит в своего читателя, несмотря на противоположное мнение издателя, который верит только слезам оптовиков.

Что ж, вернёмся на Чистые Пруды. Это поистине шикарное московское тесто сыграет первостепенную роль в дальнейшем пироге повествования.

Итак, Егор почувствовал, что захлёбывается. Создалось впечатление, что он просто опечатался при наборе своего приговора.

Закашлявшись, он открыл глаза. В руках находилась пластиковая бутылка «Кока-колы», а над ним возвышалась человечина в красном свитере и бейсболке с логотипом. На шее блондинки висел лоток с фирменными бутылками и банками.

Егор выплюнул на асфальт добрую порцию химической воды, едва не забрызгав при этом асфальт.

– Она всё ещё ждёт сдачи, – произнёс щебечущий голос справа.

– Чего? – поморщился Егор, взглянув сперва на Дашу, а затем на секретного агента «The Coca-cola company».

– Бутылка стоит двадцать пять рублей. Вы взяли мою еду и теперь должны вымыть стекло, – пояснила блондинка.

– Сдачу полагается давать не мне вам, а вам мне, – запутался Егор.

Даша распахнула конопляный кошелёчек, вытащила оттуда двадцать восемь рублей и протянула со словами:

– Это за всё.

Довольная кокакольщица отправилась восвояси. Егор ещё некоторое время фыркал, бекал, мекал и кукарекал. Даша внимательно наблюдала за ним – через перископ. Наконец, будто бы отчаявшись, Егор взял недопитую бутылку за горлышко, размахнулся и, вложив всю мужскую силу, швырнул в пруд. Стеклянный предмет гордо шлёпнулся на бережную гладь не слишком кошерного водоёма.

Несколько секунд после этого Егор покачивался, держась липкими руками за пошатнувшееся лицо, молчал, как рыба-партизан, и покашливал. Затем вытащил из кармана огромное портмоне, в котором помещались американские доллары, французские франки, немецкие марки и русские рубли наряду с немереной кучей проездных, визиток, кредитных и дисконтных карточек. Отсчитав двадцать восемь рублей, он протянул их Даше со словами:

– Больше я тебе ничего не должен.

– Ты мне и так ничего не должен, – ответила Даша, отклонив протянутую руку.

– Возьми. Иначе я почувствую себя оскорблённым.

– Значит, мы квиты. Взять эти деньги – оскорбление для меня.

Егор ссыпал мелочёвку обратно, вытянул банкноту в одного Франклина и сказал:

– Всё дело – в цене. Поторгуемся?

– Нет.

– Ты что, хиппи? Денег за услуги не берёшь?

– Нет, не беру.

– Ну и глупо. Глупо отказываться от помощи, когда её предлагают. Возьми, – Егор сжал банкноту между большим и указательным пальцами и завертел ей, как игральной картой. – Возьми, купишь себе подарок на день рождения. А я ещё заработаю, мне не трудно.

Даша улыбнулась уголками узких глаз, аккуратно взяла сто долларов и положила их на ладонь, чтобы затем бережно разгладить.

– Ну, вот и правильно. Все женщины одинаковы. Разница только в цене.

Безмерно довольный собой, Егор спрятал портмоне, закурил и перекинул правую ногу через левую. Его интерес к собеседнице улетучился вместе с первыми кольцами американского дыма.

Даша выудила свою книгу, раскрыла на середине и ласково скользнула по страницам внутрь.

Извечное, но не имеющее продолжения молчание обрушил пахнущий тройным одеколоном мужчина полусредних лет в помятых джинсах и клетчатом пиджаке на голое тело. Неустойчивой походкой он фланировал мимо лавочек, заглядываясь на оккупировавших вакантные места пассажиров. Дойдя до лавочки, населённой Егором и Дашей, он робко остановился и неуверенно-патетично произнёс:

– Граждане! Помогите русскому поэту!

После чего, красиво шепелявя и с солнцем в глазах, прочитал примерно такие стихи:

 
Рябины куст цветёт устало,
За тыном тело прячет гусь.
Люблю коптить в духовке сало,
Моя украинская Русь!..
 

На середине мелодекламации Даша вытащила из книжки сотенную долларовую купюру и протянула поэту. Тот запнулся на фразе «православные пауки», прихрюкнул от неожиданности, забыл о том, что такое трёхкратный четырёхдольник с тремя метрическими акцентами в периоде – два на слогах и один на паузной эпикрузе, – схватил деньги и бросился наутёк. Только штампы и видели его довольные пятки.

– Э-э-э… э-э, ты чего?! – очнулся Егор. – С ума сошла?! Он же их пропьёт!

– Пусть. Тебе обидно?

– Ну и стерва ты. Были бы твои деньги, вот ни за что бы не отдала! Вот клянусь тебе – ни за что бы!

Егор трижды перекрестился и прочитал про себя «Кодекс банкира». Даша кивнула:

– Легко пришло – легко ушло.

Егор поднял руки и яростно отметил:

– Женщины – вы ужасны! Вы даже не способны по достоинству оценить тот адский капиталистический труд, который мы, мужчины, вкладываем во все ваши шмотки, косметику, диеты и папильотки. Всё, что вам достаётся просто так, вы принимаете как должное, и никогда в жизни четыре пальца об три коленки не ударите, чтобы сказать «спасибо»!

Даша оскалилась, словно акула, и спросила:

– Кстати, а зачем ты бутылку в пруд выбросил?

– Чего-чего? Какую бутылку?!

– Изподкокакольную.

– Ну, захотел – и выбросил. Ты что это, упрекаешь меня бутылкой, а сама деньгами разбрасываешься?

Даша часто-часто закивала, глядя прямиком в грустные глаза Егора. Тот запнулся, квакнул и похлопал себя по карманам. Похоже, его опять надули.

– Ну ладно, ничья? – завидуя бездомному поэту, он протянул ладонь.

– Ни твоя точно, – Даша легко пожала её.

– Тогда вернёмся к женщинам?

Даша отрицательно закивала.

– Тогда слушай сюда, королева, – Егор вновь вооружился переносным складом ценных бумаг и картона. – Вот, всякие там ливерпульские жуки утверждают, что «любовь не купишь», «друзья не продаются», и вообще, вся эта ваша недобитая метафизика не имеет денежного эквивалента. Но утвержденцы эти хреновы до сих пор не разобрались, что же такое ихняя неземная любовь, космическая морковь и трансцендентные помидоры. Ну, представь вот: какой-нибудь улыбчивый таджик на базаре будет кричать: «Хрюмзики! Хрюмзики! Только здесь и совершенно бесплатно! Лучшие хрюмзики из Хрюмляндии!» «А что такое хрюмзики?» – спросит проходящий мимо любопытствующий. «Не знаю! – ответит таджик, – Но хрюмзики – это прекрасно! Это вкуснее всего на свете! Берите хрюмзики бесплатно!»

Егор сжал свой пуленепробиваемый сейф и поднял его над головой, как Чапаев – монгольский флаг.

– Я не спорю с тем, что хрюмзики, возможно, не продаются, подобно белорусским партизанам. Но скажите же мне, наконец, что это такое и чем их поливать. И ещё, Даша, позволь пару абзацев. Была такая замечательная (тебе уж точно понравится) история про миллиардера, заплатившего мужчине миллион баксов за ночь с его жёнушкой. Ей это очень понравилось (тебе бы тоже понравилось), но затем мужчина потратил свой миллион на покупку бегемота, а миллиардер-глупышка сообразил, что морковь не продаётся, и отпустил девочку к своему мальчику. И она вернулась – и море романтических соплей в финале! Меня в этой правдивой истории смущает лишь одно: почему богач обратился к мужу, чтобы тот продал ему свою жену на одну ночь? Почему он сразу же не заплатил самой жене? Получается, жена – собственность мужа, так? И побыв немного потаскушкой при тугом кошельке…

Егор как следует позвенел тем, что сжимал в руках.

– И побыв немного кошельком при тугой потаскушке, она вернулась к прежней роли – корявой собственности в гнусных лапах мужского шовинизма. Таким образом, историю под названием «морковь не продаётся» втюхивают нам под активно фиктивным соусом. Я, хоть и мужчина, но не такой идиот, чтобы не различать, где женщина, которая всё же человек, хоть и с прибабахами, а где холодильник, который всё же вещь, хотя и без этих самых. Так вот, Даша, докажи мне обратное, и я пойду домой!

Егор выдохнул, вдохнул и раскланялся.

– Доказать? Хм. – Даша пожала глиняными плечиками. – Мне иногда кажется, что ты сам себя не понимаешь, особенно когда мучительно пытаешься. Но это не страшно. А вот история твоя – противная. Потому как деньги имеют куда меньше власти над людьми, нежели наркотические привязанности друг к другу. А любовь… не о ней, вообще-то, речь. Ты перепутал главы.

– Ну хорошо, только ответь – ты бы пошла за миллион баксов с незнакомым мужчиной типа меня в постель? Ответь, и мы будем квиты.

– Извини, Егорушка, но сама постановка вопроса идиотская. Такое впечатление, что секс – удовольствие, придуманное природой – должен ещё и оплачиваться в принудительном порядке. Ты прав в том, что проституция – порождение браков, то есть связей, основанных на чувстве собственности. Всё остальное – бред. Понимаешь, милый? Только в твоём извращённом обществе могла возникнуть эта история. И, похоже, твоё странное общество изрядно утыкано густыми аберрациями и мутными перверсиями. Правильно? Что скажешь?

– Скажу тебе, социолог хренов, что в семье циклопов – не без Кутузова. Деньги и власть – два краеугольных чемодана моего мира. Забудь про секс. Тебе предлагается миллион долларов – без дополнительных удовольствий! Просто психологический тест. Игра такая! Я знаю, ты возьмёшь деньги. На что потратишь? Ты же у нас вся дооообренькая, шмооообренькая такая! Отдашь на исцеление бедных тюленей в Бискайском заливе, рыбки для них купишь на Чукотке и привезёшь, и накормишь с рук.

Егор разошёлся. Его лицо приняло македонский оттенок.

– Терпеть не могу психологическое тесто, – Даша артистично всхлипнула и утёрла ложно выпавшие слёзы.

– Эх ты, а ещё Эвридика! Тоже мне, мисс Толерантность! Терпимее надо быть к своему калеке по перу!

Егор извлёк из потайного кармана прозрачную капсулу, наполненную ядовитым газом. Заткнув рот, нос и уши, он отломил стеклянный кончик капсулы, и, зажмурившись, вытащил изнутри свёрнутый в трубочку лист бумаги. После чего, выкинув стекло в урну, развернул листок и авторучкой с позолоченным колпачком каллиграфически вывел: «Один миллион долларов».

– Что это? – спросила Даша, обронив очередную фальшивую слезу.

– Это тебе, корова! Чтобы не упрекала меня игрой в «если бы». Знаю я вас, духовных мародёров. Снегом зимой не корми – дай только поиздеваться над честно отрабатывающими свою морковку психологами.

– Спасибо, – Даша приняла предложенный миллион.

– Ну? Давай, пиши, куда девать будешь.

Егор насильно вручил собеседнице перо. Даша подложила под листок книжку и принялась за работу, усердно царапая мелким неразборчивым почерком косые и кривые буковки на папиросной бумаге. Егор, подобно двоечнику, пытался вытянуть жирафью шею и подсмотреть, но Даша, подобно хорошистке, прикрывала записи рукой и кокетничала: «Не подгля-адыва-ай!»

Она выписывала примерно следующее: «Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов отдам Егору и предложу пройти психологический тест…»

В этот момент Егор разглядел на носу Даши самые обыкновенные дешёвые очки в простенькой оправе.

Человек в очках выглядит безапелляционно. Человеку в очках невозможно причинить вред, потому что он априори слабее своего оппонента. Его нельзя обидеть, потому что, обижая более слабого, обидчик выпячивает напоказ свой несчастный комплекс неполноценности. Очки погружают незавершённого человека в реку целостности, а завершённому добавляют щепотку солёного несовершенства. Через очки на мир смотрят глаза, а во Вселенной нет ничего красивее человеческих глаз. Особенно прекрасна женщина в очках… ведь женские глаза – это два Бога.

Егор вздрогнул и прогнал постыдные мысли прочь, густо покраснев до самых кончиков бровей. Чтобы Даша не заметила, он прикрыл лицо каской Полишинеля.

Прошло пятнадцать минут тридцать три секунды.

Пока Егор пытался посредством левого полушария мозга затолкать свои мысли в правое, Даша изрисовала миллион долларов меандрами. Наконец, она вернула испорченный тест на беременность Егору и вынула из сумки сиреневый очечник.

Егор прочитал и выругался про себя пятиэтажным мамонтом. Закончила Даша так:

«Один доллар я возьму себе на чай (куча смайликов)».

Его первой здравой мыслью было отписать всё то же самое: «Девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто восемь долларов я отдам Даше…». Но это равнозначно проигрышу – и вторая здравая мысль затолкала-таки первую куда не надо. Написать так – значит, во-первых, воспользоваться идеей оппонента, во-вторых, всегда не успевать за ним на один шаг, а, в-третьих, Егор совсем не хотел отдавать миллион Даше. Что же делать?

Цугцванг – такое смешное положение фигур на доске, когда любой твой ход приведёт к ухудшению ситуации. Абсурд? Конечно, абсурд. В жизни цугцвангов не бывает – а всё потому, что жизнь, в отличие от шахмат, нелогична.

Однако Егор обожал шахматы и терпеть не мог игральные кости. Он знал, что за любым ухудшением всегда следует улучшение. Всегда можно пожертвовать королевой ради короля – но никогда наоборот.

Даша слизала всё, что нужно, с лица Егора, сияющего всеми возможными RGB-цветами. Если бы его сейчас неожиданно окунули в пруд – он бы встал, отряхнулся и продолжил партию. Вот только ходить некем, а своего коня Егор променял на счастливое детство.

– Ты даже не можешь управлять самим собой, – обронила она.

– Что ты говоришь! Это же тело, инстинкты! Ты тоже не можешь, – подобрал он.

– Но при этом я не стремлюсь компенсировать бессилие перед собой насилием над другими. Вот сейчас ты не знаешь, как быть с миллионом, и это тебя раздражает. Сейчас ты сотворишь какую-нибудь глупость, которая поможет тебе снова обрести уверенность в себе с помощью унижения меня. При этом ты всё время забываешь, что я очкарик.

– Да подавись ты своим миллионом! – Егор скомкал бумажку с меандрами и кинул в Дашу. – Сама, между прочим, только что унизила меня своим глупым пассажем про моё желание унизить тебя. Я, конечно, понимаю, что женщине логика противопоказана, ибо вызывает состояние чебурашек в ногах и тремора мозжечка, но только женщины могут всё поставить с ног на изнанку и вывернуть через одно место! И при этом всем на свете будет ужасно плохо, и только ей одной ужасно хорошо! Как же всё же замечательно, что однажды нашёлся настоящий мужик, который понял, что женщина – шишка на лбу человечества, и отобрал у неё голодного змея!

Егор шершаво зашипел. Даша защёлкала пальцами, и сделала вид, будто бы перебирает костяшки счёт. Она была настроена без камертона.

– Пару фраз назад ты утверждал, что я – не холодильник с прибабахами. Теперь ты равняешь меня с китайскими великодержавными сувенирами. Завтра ты переедешь меня эстонским катком и даже не хрюкнешь от удовольствия!

– Правильно. Я так и сделаю, доказав тебе, что моя власть – не иллюзия.

Егор медленно встал с лавочки и опять загородил собой небо, деревья, «Аннушку» и Чистый Пруд. Даша аккуратно расправила миллион долларов на коленках и даже не удостоила Егора прощальным взглядом.

– Что теперь скажешь, корова?

Даша положила лёгкий листочек-денежку на ладонь, подняла руку, как поднимают жалюзи после искусственно созданной темноты, и чиркнула спичкой. Но листок не вспыхивал.

– Ничего не скажу, – Даша смешно улыбнулась и раскрыла то, что читала.

Егор резко выхватил книгу, и, не глядя, размахнулся. Он успел заметить, что белые, даже нелинованные, листы книги не содержали никакого намёка на текст; однако пустота не стала помехой. Раздался тяжёлый всплеск, и Чистый Пруд стал более грязным ещё на один предмет, ни капельки не предназначенный для обитания в нём.

Даша наблюдала, как книга, подобно невзначай подожжённому параплану, рассекла маринованный московский воздух и плавно, будто ласточка, плюхнулась в Чистый Пруд, забрызгав единственную спасшуюся от голодных бомжей утку.

Егор уткнул руки в боки с окрепшим чувством превосходства, возникающим у чекиста, собственноручно расстрелявшего из трофейного пулемёта десять с половиной врагов Родины. Даша всё ещё держала на ладони миллионно-долларовый листок.

– Ненаписанная книга бессмертна, – сказала она, а затем, сделав паузу для тех, кто конспектирует её афоризмы, спросила: – Кого ты пытаешься убить?

Миллион мгновенно вспыхнул у неё на ладони. И в тот же миг Егор, уже отметивший свой триумф пьянкой в терновнике, задымился и запрыгал на тротуаре, будто вошь на сковородке.

Глава 4. Византийский эндшпиль

«Бесчисленное множество вещей находится в одной точке, и эта точка – человеческое сердце».

Кучка Мормышек, чешская писательница

В этой главе мы начинаем бороться с дурацкой привычкой – начинать каждую главу со слов «в этой главе». Будто бы нельзя начать главу с каких-нибудь других слов! Будто бы слов на свете мало! Однако лучше мы начнём с отсутствия слов – это, пожалуй, пооригинальнее будет. Посему глава четыре начинается с гробового молчания (это такой литературный штамп). А чтобы не использовать штампы, можно начать с грибового молчания – представим, что все грибы в лесу в одночасье потеряли дар речи. Правда, MS Word утверждает, что слова «грибовой» не существует. Но поэт – на то и поэт, чтобы полировать грани синтаксиса, раздвигать рамки лексикона и протирать кавычки грамматики великаго рускаго языка (это тоже литературный штамп). К слову, с таким количеством штампов мы обрушим любой загс!

Короче, здесь планировалось описать дальнейшие злоключения Юрика, а именно, его увольнение с работы. Юрик нахамил начальнику и сказал, что человечинка – это звучит некузяво. После чего отказался принять в подарок родительские деньги и многокомнатную квартиру, которые ему пообещали в случае женитьбы на Кире. Юрик гордо заявил маме с папой, что домой не вернётся, ткнул пальцем в небо, и тут ему неплохо так срикошетило, потому как сверху посыпались схоластические знаки, эсхатологические знамения и манна небесная. И Юрик стал чуять, что делает верный выбор, хотя далеко ещё не научился трактовать расклады Таро. И мимо рекламных плакатов он по-прежнему проходил, матерясь недовольной ухмылкой.

Но, увы, ничего этого не будет – и не уговаривайте! Лучше продолжим унылую сагу нечленораздельных препирательств Егора и Даши, не имеющих никакого смысла на фоне вечности. Однако лавочка, на которой они галдят, может оказаться свежепокрашенной, а значит, в конце книги нас ждут две изумлённые физиономии двух наступивших на традиционные грабли садовников.

И пока Даша с видом узнавшей о воскрешении мужа вдовы наслаждалась видом сгорающего на рабочем месте Егора, с растущей неподалёку липы спустилась лохматая синица. Она внимательно посмотрела на пышущую смехом Дашу, затем перевела взгляд на танцующего сарабанду Егора, пожала плечами и улетела.

Егор вынул из внутреннего кармана объятое пламенем портмоне, шлёпнул его на асфальт и принялся затаптывать огонь лакированными туфлями, обутыми в дорогие ноги. Даша вынула из сумочки-коноплянки книгу, разложила её на коленях и сделала пометку на полях.

– Бр-р! Бр-р! Бр-р! – кудахтал Егор. – Наверно, зажигалка прохудилась, а от статического электричества вспыхнул бензин. И почему От Кутюр не делает пиджаки со встроенным громоотводом?

Наконец он справился с огнём, однако в прах превратилась вся Егорова наличность, все кредитки, дисконтные карточки и записная книжка с телефонами, гарантирующими любые связи в государственной Думе на всякий пожарный случай. Неожиданный порыв ветра подхватил обугленные остатки кожебумаги, взвинтил их смерчем на несколько метров ввысь и опустил прямо в самый центр Чистого Пруда, где дядя Эдик как раз разворачивал подопечную гондолу.

– Чёрт! – выругался Егор. – Как я нелеп, наверное! – он окунул в омут внимания Дашу. – Хорошо, хоть ты надо мной не смеёшься. Сидишь себе, почитываешь спокойненько.

– Извини, – Даша оторвалась от книги. – Что ты спросил?

– Что, что! Несчастный случай, самовозгорание. Пирокинез.

Егор сел, стряхивая с пиджака золу. Сказать, что он был крайне недоволен сложившейся ситуацией, означало плюнуть ему в душу. Совсем неизвестно, что помогало мужчине сдерживать революционную ярость и не растерзать сидящую рядом женщину в приступе змеиной вендетты.

– Несчастных случаев не бывает, – с этими недвусмысленными словами Даша извлекла из потайного кармашка на груди колоду карт.

– Ага! Я что-то такое в тебе подозревал! Ты шарлатанка! – Егор жалобно потёр руки. – Ну-ка, давай, доказывай мне будущее! Или лучше предскажи прошлое! Ха-ха-ха!

Прекрасно видя, что Егор хочет разоблачения и не согласится даже на французский поцелуй в качестве альтернативы, Даша быстро вытащила одну карту. Это были «Влюблённые». Даша нежно спрятала эту карту в тут же появившемся по такому случаю зелёном рукаве.

– Как я могу доказать тебе то, во что ты не веришь?

– Сперва докажи, что не верю.

– Хорошо, – Даша лёгкими воздушными движениями перетасовала колоду. – Загадывай желание.

Хитренько прищурившись, Егор настороженно кивнул. Даша выбила из колоды три карты и разложила их перед Егором смирительными рубашками вверх, после чего с улыбкой скорпиона предложила выбрать. Не долго думая, Егор ткнул в ту, что находилась в центре – между двумя крайними. Это оказался «Дьявол».

– Как минимум, сбудется, – моментально отреагировала Даша и открыла левую карту. – Здесь «Справедливость», но она перевёрнута. Видишь? Значит, от твоего решения ничего не зависит. Теперь посмотрим, что справа. «Колесо Фортуны». Это значит, что твоё желание сбудется в ближайшие полчаса. Вопросы, предложения, критика?

– Хочешь сказать, что все наши желания сбываются, вне зависимости от расклада карт? Или хочешь сказать, что гадалка говорит то, что хочет услышать клиент? Или хочешь сказать, что то, что ты хочешь сказать, будет тем, что я услышу впервые? – Егор взял «Дьявола» и недоверчиво посмотрел ему в глаза. – Симпатичный сукин сын. «Готик Таро», вот даже как! Что-то ты совсем не готична! Позволяешь чужому человеку лапать свои карты без разрешения. Небось, ещё и колода не высижена по всем женским правилам! И почему только старшие арканы? Что это ты, а? Прокалываешься на рабочем месте!

– Позволь? – Даша бережно отобрала центральную карту и смешала её с остальными. – Я отвечу по порядку. Все наши желания давно уже сбылись, иначе бы мы не смогли их загадывать. Гадалка никогда не вмешивается в судьбу клиента. Обычно клиент приходит не для того, чтобы что-то узнать, а для того, чтобы избавиться от страха. А меркантильные гадалки вместо того, чтобы избавить, нагоняют пуще прежнего.

Егор поёжился, как бутылочный ёрш. Даша продолжала:

– Ты можешь лапать сколько хочешь. Моя колода защищена печатью Демиурга и может безболезненно ходить по любым рукам. Всем желающим сломать инструмент посредством вставления палок в колесо Фортуны или сжиганием меня на костре… – Даша демонстративно кашлянула и скептически понюхала пепельного Егора, – …советую обращаться к милосердным весталкам Спасо-Преображенского монастыря на Ходынке. Они тебе и колоду высидят, и спички намочат, и отдадутся почём зря.

Ничего более нелепого Егор в жизни не слыхивал. Идиотский юмор, основанный на игре слов с элементами сленга и произносимый устами Даши – тихим тонюсеньким голоском, похожим на лепет первокурсницы у ног декана – неимоверно раздражал его. Уж насколько умному изысканному образу Даши не шло владение готическими картами (причём нарисованными от руки) – настолько же не бежало кривое подражание Егоровой манере изъясняться.

– Ещё вопросы ко мне? Или, может, есть вопросы к миру? – Даша перетасовала колоду. – Сними, пожалуйста, левой рукой к себе с закрытыми глазами.

– Есть вопросы, – Егор снял маску идиота. – Вернее, есть ситуация. Два человека разных полов. У них проблемы – один человек хочет секса, а второй делает вид, что не хочет, или не хочет по-настоящему, или просто боится. Мне нужен прогноз – чем дело кончится, кто кого первый трахнет.

– Мужчина хочет, а женщина нет? – уточнила Даша.

– Ну да, стандартно, – новоиспечённый клиент кивнул два раза. – Романтику, петух её раздери, в расчёт не берём. Похоть на похоти сидит и хорошо ещё без перхоти.

Даша вновь, как и в первый раз, разложила карты: одну в центр, две другие – чуть ниже, по краям.

– Это называется расклад египетской принцессы, – пояснила хозяйка. – Жила она Тот знает когда, и звали её Эфеменида Четвёртая. Каждый вечер на протяжении своей недолгой жизни она совершала обряд разложения карт по тройкам, а в те времена старших арканов было всего 21 – отсутствовал «Шут», и к гаданиям относились очень серьёзно. У принцессы, таким образом, получалось семь троек, и каждая из них отражала определённый этап жизни – три года. И принцесса умерла в день своего 21-летия.

– Ну, и чем же он так хорош, твой расклад?

– Он считается самым древним из известных в картомантии. Трактуя его, мы получаем наиболее объективную картину окружающего мира.

– Ну, допустим. Так что же с моими сексуальными кроликами?

– Откроем центр, он называется «агон»… и видим «Шута»! – Даша заулыбалась так, будто бы из Егора вылетела птичка. – «Шут» в раскладе принцессы имеет максимальное количество вольных трактовок. От стандартных «предостережения», «обнуления», «возвращения» до совсем уж замороченных, вроде «скорейшего изъятия знаковых предметов из собственного гардероба и подкидывания их тому, кто сотрудничает с вашими врагами».

– Ты не учи гадать, ты мне результат давай, – потребовал вопрошающий.

– Прогноз самый благоприятный. Желающий обретёт желаемое, но в иной форме.

– Что же здесь благоприятного? Если я хочу, например, женщину, а вы мне подсовываете, например, сову, то извините, лажа выходит у Господа Всемогущего. Перепутал бандероли, так сказать.

– Это тебе так кажется. На самом деле, милый мой дружочек, если наши желания сбываются буквально, это приводит к разочарованию, а если они сбываются метафорически, это приводит к радости. Теперь посмотрим на форму, – Даша вскрыла левую карту. – Эта карта называется «эпигон». В «эпигоне» «Солнышко» выпало, но перевёрнутое. Значит, желающий секса получит его от первой встречной, причём она сама предложит желаемое. Теперь вскроем правую карту – «прогон» – и определимся со временем… В «прогоне» у нас перевёрнутая «Жрица». Замечательно! – Даша прохлопала в ладоши аж целых три раза. – Поздравляю тебя, Егор, потому что случится чудо. В тот момент, когда человек этого не ждёт, и появится прекрасная незнакомка. Обычно таких моментов за один день набирается около сотни… Что ж, можешь передать хороший прогноз своему другу и поблагодарить его за вопрос.

Даша вполне земным движением собрала карты и упрятала их в расшитый белым бисером конопляный чехол. Егор неискренне хмыкнул:

– Позолотить колпачок твоего «Паркера» не предлагаю, всё равно ты займёшься расточительностью под маской благотворительности. Деньги для тебя – презренная бумага, ага? Даже гадаешь бесплатно.

– Я просто не придаю им того катастрофически серьёзного значения, которым спекулируют адепты твоего общества.

– Ну да, ну да. Ты у нас вся такая изнеженная и воздушная, хоть кол на голове теши. Ну а секс? Ты тут упоминала про какое-то бескорыстное наслаждение. По-моему, ты себе противоречишь, ведь сексу в моём презренном обществе придаётся такое же ураганно серьёзное значение, как и деньгам! Оглянись вокруг – посмотри в глаза своим никчёмным людишкам! Все они бегут, бегут, бегут куда-то, не различая сигналов светофора, а зачем? За деньгами и за сексом. И я… – Егор выправил осанку, вздёрнул ястребиный нос, смахнул невидимую пыль с короткой чёлки. – И я ничуть не лучше их! И я имею мужество в этом признаться, в отличие от тебя. А ты женственность свою не имеешь и признаваться не хочешь!

– Ошибаешься. Деньги – человеческое изобретение, а секс – божественное. Егорушка, отдели, пожалуйста, мух от яичницы в своём оскорблении!

– Ага! Ну ты корова! Боишься признаться, что ты такая же, как все? Ну хоть раз будь ты нормальным человеком, а?

– Ну прямо вся в тебя, – Даша, аристократически сцепив кисти на груди, упёрлась в них направленным взрывом. – Я ничуть не против секса, потому что секс – природа наших тел. Но я знаю, что я – не тело, поэтому я секс не выбираю.

– Блять! – Егор не выдержал такого хамства. – Да что же ты выбираешь тогда?

– Я выбираю любовь.

– Без секса? Платоническую что ли?

– Я не против секса. Но выбираю любовь. Понимаешь?

– Ни хрена я не понимаю. Выбор – всегда из двух. Либо одно, либо другое. А ты опять хочешь и в японском ресторане отобедать, и сделать себе харакири. И что? Кишка тонка!

– Когда-нибудь поймёшь… – Даша артистично зевнула, прикрыв рот ладонью, и наморщилась, после чего её лоб обзавёлся неприятными складками.

Егор ответил на это пикирующим взором, направленным точно мимо Даши в пустоту.

– Лучший способ выйти из интересного положения, – заявил он, – это плюнуть на прихожан с высокой колокольни и сказать, что вам, сирым и убогим, никогда не понять моих великих духовных идей. А вот я не выпендриваюсь на пустом месте и честно говорю, что я – нормальный мужик!