Текст книги "Европа против России. 1812 год"

Багратион в тот же день 27 июня отправил на усиление платовских сил отряд генерал-адъютанта И.В. Васильчикова 1‑го в составе Киевского драгунского, Ахтырского гусарского, Литовского уланского и пяти егерских полков. Одновременно атаман Платов приказал генерал-майору Кутейникову с его казачьей бригадой прибыть к нему. Главные силы летучего корпуса стали сосредотачиваться на Несвижской дороге. Под Миром оставалось только три полка конницы.

С прибытием отряда Васильчикова 1‑го армейский арьергард атамана Платова становился серьезной силой. Теперь он состоял из тысячи егерей, 4400 всадников иррегулярной конницы и 2500 человек регулярной кавалерии при 12 конных орудиях.

Дивизия Рожнецкого ночь простояла под прикрытием болотистых берегов Уши. Поляки опасались ночного нападения казаков, и потому полки бригады Дзевановского, не участвовавших в бою, встали на прикрытие речных переправ вверх и вниз от плотины. Три уланских полка провели тревожную ночь на конях и без сна.

На 28‑е число командир 4‑го резервного кавалерийского корпуса дивизионный генерал Латур-Мобур предписал Рожнецкому взять Мир и наступать от него на Несвиж, Каминскому следовать за ним, вестфальской бригаде тоже идти на Мир, а кирасирской дивизии Лоржа передвинуться к недалеким Кареличам.

Дивизионный генерал Александр Рожнецкий горел желанием взять реванш у русских. Выступив с рассветом, он во главе уланской бригады Турно, за которой следовали полки Дзевановского, со всеми предосторожностями приблизился к Миру. Местечко оказалось пустым: казачьи полки ушли от него по Несвижской дороге. Местный ксендз сообщил, что русские от Мира далеко не ушли и находятся в засаде не далее полумили от него.

Предупреждение ксендза не остановило Рожнецкого. Собрав с жителей местечка продовольствие и фураж для своей дивизии, дав людям пообедать и накормить лошадей, он двинулся по Несвижской дороге, имея впереди все ту же бригаду Турно. Рожнецкий не хотел, чтобы «дышавшая» ему в спину бригада генерала Тышкевича из дивизии Каминского опередила его.

Когда была пройдена деревня Симакова, шедший в авангарде 15‑й уланский полк увидел перед собой казачьи пикеты на опушке небольшого леса, через который вела дорога. При первых выстрелах из леса появилось сотни две казаков, которые затем вместе с дозорными исчезли за лесом.

Обеспокоенный Рожнецкий остановил дивизию. Полки перестроились в линию эскадронных колонн, ожидая нападения противника. 7‑му уланскому полку полковника Завадского было приказано занять позицию на лесной опушке и прикрыть расположение дивизии.

Местность была холмистая со многими перелесками. Высланные вперед от полка дозоры встретили казачьи партии, которые своими действиями старались заманить поляков еще дальше. Полковник Завадский построил было полк для атаки, но был остановлен приказом прибывшего к нему начальника дивизионного штаба.

Вскоре возвратились уланы-разведчики: они обнаружили впереди за густым дубняком массу русской конницы числом до пяти тысяч всадников. Та, будучи обнаружена противником в засаде, тотчас отступила за возвышенность.

Успокоенный Рожнецкий приказал бригаде Дзевановского спешиться и держать коней на поводу, бригаде Турно кормить коней, а уланам варить себе пищу. Едва это приказание стало выполняться, как из авангардного 7‑го полка прискакал офицер с вестью о том, что русские наступают с трех сторон. В эти минуты казачья артиллерия начала обстрел позиции полка Завадского.

Атаман Платов, поняв, что вовлечь «в вентерь» второй раз под Миром польскую кавалерию не удастся, и разведав, что дивизия Рожнецкого не имеет близкой поддержки сзади, пошел в атаку. Вся равнина перед деревней Симаково покрылась скачущей казачьей конницей. Она атаковала 7‑й уланский полк и бригаду Турно.

Полк Завадского отразил две казачьи атаки, но в третью на него пошли два эскадрона ахтырских гусар во главе с майором Давыдовым. Польские уланы были сбиты с позиции и стали в беспорядке отступать через лес к главным силам своей дивизии.

Первую атаку казаков бригада Турно отразила. В это время к дивизионному генералу Рожнецкому поступил приказ держаться до подхода бригады Тышкевича с конной батареей, которая находилась в версте от Мира и теперь спешила в бой «на крупных рысях». Рожнецкий стал перестраивать свои полки для продолжения боя, отправив дивизионные тылы к местечку.

Кавалерийский бой принял самый упорный характер. Платов ввел в дело, помимо ахтырских гусар, еще и киевских драгун. К полю боя стали подходить егеря. Положение дивизии польской легкой конницы становилось все тяжелее: по трем сигнальным пушечным выстрелам русские начали новую атаку. В девятом часу вечера на левый фланг позиции Рожнецкого с ходу, вся в облаках дорожной пыли, обрушилась казачья бригада Кутейникова, спешившая к месту боя.

Несколько уланских эскадронов с места попытались контрударом парировать эту атаку, но эта попытка закончилась для бригады Дзевановского катастрофой. Казаки Кутейникова выбили 11‑й уланский полк, а затем обрушились на 2‑й уланский полк, прорвали его строй и отбросили к Миру. В это время Платов вновь атаковал бригаду Турно и привел ее в беспорядок.

Поле битвы покрыла пыль. Уланы, перемешавшись с казаками, в «диком беспорядке» неслись к местечку. В относительном порядке отступить удалось только части бригады Турно под личным начальством дивизионного командира.

От полного разгрома дивизию Рожнецкого спасло появление бригады Тышкевича. Он с высот сумел понять всю картину боя, укрепил окраину Мира двумя эскадронами конных егерей, а атакующих казаков встретил картечными выстрелами подоспевшей полубатареи. Преследователи, в предвечерних сумерках развернувшись в обратную сторону, укрылись от беглого пушечного огня за ближайшим лесом. Быстро наступившая ночь прекратила кавалерийский бой под Миром.

В этом деле со стороны русских участвовало 11 казачьих, Ахтырский гусарский и Киевский драгунский полки, всего 6500 конников и 12‑орудийная рота Донской конной артиллерии. Со стороны поляков – легкая кавалерийская дивизия Рожнецкого (6 уланских полков), два эскадрона конных егерей и 3‑орудийная полубатарея, всего 3600 конников.

Потери сторон в кавалерийском бою 28 июня под Миром неизвестны. Корпусной командир Латур-Мобур определял потери дивизии Рожнецкого в тот день по крайней мере в 500–600 человек. Потери русской стороны были несомненно меньше. Известно лишь, что ахтырские гусары и киевские драгуны (вместе около 1500 всадников) потеряли 44 человека. Поляков в том бою попало в плен 12 офицеров и 163 нижних чина.

В донесении о победном кавалерийском бое под Миром 28 июня атаман М.И. Платов писал генералу от инфантерии князю П.И. Багратиону:

«Поздравляю ваше сиятельство с победою редкою над кавалериею. Что донес вам князь Меньшиков, то было только началом. После того сильное сражение продолжалось часа четыре. Грудь на грудь; так что я приказал придвинуть гусар, драгун и егерей. Генерал-майор Кутейников подоспел с бригадою его и ударил с правого фланга моего на неприятеля, так что из шести полков неприятельских едва ли останется одна душа, или, быть может, несколько спасется, а вашему сиятельству описать всего не могу – устал и лежачий пишу на песке. Донесу, соображаясь, засим, но уверяю, будьте о моем корпусе покойны.

У нас урон не велик по сему ретивому делу, так что грудью в грудь. Генерал-майор Иловайский получил две раны: сабельную в плечо легко и в правую ногу пулею, но он докончил свое дело. Генерал-майор и генерал-лейтенант Императорский Васильчиков отлично в моем виде и с первыми эскадронами ударил в лицо неприятелю и во все время удивительно храбро сражался. О коем, как пред Богом, так и пред начальством, должно отдать справедливость. Генерал Краснов способствовал много в сей победе…»

…День 29 июня атаман Платов оставался под Миром, издали наблюдая за тем, как в местечке сосредотачивается вся кавалерия короля Вестфальского Жерома Наполеона. Поле боя сторожили казачьи дозоры. Прибыл в Мир и батальон вольтижер. Вечером Платов отступил от Мира и арьергардным отрядом последовал за 2‑й Западной армией, отступавшей к Бобруйску, и 1 июля достиг Романова.

Наполеоновский 4‑й резервный кавалерийский корпус последовал следом. Латур-Мобур получил приказ от короля Вестфальского идти вперед и прорвать казачью завесу, скрывавшую расположение, силы и маршрутное движение армии Багратиона.

Рано утром 1 июня корпус Латур-Мобура, имея в голове дивизию Рожнецкого, подошел к Несвижу. Корпусной командир имел неосторожность со своим конвоем и передовым уланским эскадроном двинуться дальше по Бобруйской дороге. Оставленный Платовым в арьергарде Карпов 2‑й со своим Донским полком и полком Денисова 6‑го дал полякам отойти от города на три-четыре версты, стремительно атаковал их.

Только прибытие к месту боя галопом 2‑го уланского полка и появление на дороге всей дивизии Рожнецкого заставило донцов прекратить бой, и это спасло Латур-Мобура от печальной участи быть сраженным казачьей пикой или попасть в плен.

На этом беды кавалерии короля Вестфальского Жерома Бонапарта не кончились. Шедший в голове корпусной колонны 1‑й конно-егерский полк полковника Пшепендовского попытался у Романова настичь отряд Карпова 2‑го. Густая цепь конных егерей завязала перестрелку с казачьими дозорами и стала их теснить к Романову, стоявшему на левом берегу болотистой, с медленным течением реки Меречи. Переправа через нее состояла из моста и узкой, недлинной плотины.

Карпов 2‑й донес атаману Платову о том, что к Романову подходит один единственный кавалерийский полк неприятеля, пока не имеющий поддержки сзади. Платов немедленно перевел на правый берег Меречи четыре Донских казачьих полка (Атаманский, Иловайского 4‑го, Иловайского 12‑го и Мельникова 3‑го). Густой кустарник на берегу частично скрывал расположение и передвижение русской конницы.

Часть казаков спешилась и завязала с конными егерями оживленную перестрелку. Полковник Пшепендовский, поняв, что перед ними значительные силы противника, решил отступить. Тут на поляков и обрушились одна за другой несколько казачьих лав. 1‑й конно-егерский полк оказался наголову разгромленным, потеряв из 800 человек только пленными 17 офицеров и более 350 рядовых.

Когда 4‑й резервный кавалерийский корпус Латур-Мобура главными силами приблизился к Романову, с противоположного берега Меречи он был встречен огнем казачьих орудий и ружейным огнем. Платовский арьергард, простояв на месте боя весь день 3 апреля, ночью отступил на Слуцк. Неприятель не решился пойти в преследование.

Кавалерийские дела под Миром и Романовом, победно закончившиеся во многом благодаря военному таланту М.И. Платова, известному в отечественной истории как «атаман-вихрь», имели в начальный период Отечественной войны 1812 года большое звучание. А.П. Ермолов в своих «Записках» отмечал:

«Генерал Платов наказал польскую кавалерию при местечке Мире и при местечке Романове, дерзнувшую сразиться. Судьба сохранила нам врожденное превосходство над поляками; казакам первым предоставила честь возобновить в сердцах их сие чувство».

…Пока 2‑я Западная армия отступала, надежно прикрывшись арьергардом – летучим корпусом атамана Платова, продвижение вперед главных сил Великой армии приостановилось. Прежде всего, стали сказываться российские дороги, размытые дождями. Отступавшие русские войска разрушали за собой речные переправы и гати через болотистые места. Это стало настоящим бедствием для французской артиллерии и армейских обозов.

В ходе отступления сжигались провиантские магазины, портились мельницы, угонялся скот и лошади. Оставшихся лошадей местное население прятало по лесам. Вся переписка наполеоновских генералов летом 1812 года была наполнена неподдельной заботой о поисках продовольствия для подчиненных и жалобами на его недостаток. Все больше воинских команд отряжалось на фуражировку. Процветало мародерство.

Наполеона и его военачальников поражало то, что им все чаще приходилось занимать города и селения, из которых от завоевателей бежала на восток или в леса немалая часть гражданского населения. Преподаватель физики, математики и русского языка в Борисовском училище И.И. Сухецкий оставил потомству «Воспоминания о 1812 годе». В них рассказывается о том, как жители покидали города вместе с отступающей русской армией:

«Борисовский лицей, видя, сколько граждан удаляется из Гродно, Минска, Белостока вовнутрь России, спрашивал совета у генерал-майора Грессера, главнокомандуюего всеми около Борисова местами – как ему надлежит поступать, удалиться ли ему тоже вовнутрь России или остаться на месте?

На что упомянутый генерал отвечал, что поелику учителя не принадлежат к военному сословию и что вообще ученое сословие пользуется уважением всех образованных народов, и посему чиновники Борисовского лицея могут спокойно оставаться на своем месте и исполнять возложенную на них обязанность. Однако же, несмотря на то, когда неприятельское войско приблизилось к Борисову, большая часть поспешно оставила город».

…Во время пребывания в Вильно император французов стремился административно закрепить за собой завоеванные литовские провинции Российской империи. Это свидетельствовало о том, что в случае победного завершения Русского похода он не собирался возвращать их императору Александру I. Создавалась новая администрация, полиция и литовские войска из местных шляхтичей. В Вильно, Ковно и Гродно поставили гарнизоны. Так, виленский гарнизон состоял из 8 батальонов пехоты, 2 рот артиллерии и 2 рот сапер.

Было создано Литовское генерал-губернаторство. Оно делилось на четыре губернаторства – Виленское, Гродненское, Белостокское и Минское. Ими были поставлены управлять так называемые губернские комиссии под председательством французских… интендантов.

Зная бедственное положение Великой армии с провиантом, Наполеон постарался из Литвы решить эту проблему, от которой зависела дееспособность собранных им для Русского похода воинских сил. В Вильно устроили пять больших полевых хлебопекарен. К хлебопечению за плату привлекли немало обывательских семей. В итоге ежедневно выпекалось до 100 тысяч рационов хлеба. Но этого было мало, и половинные рационы хлеба стала получать даже императорская гвардия.

Наполеоновская армия стала нести ощутимые санитарные потери. Холодная и дождливая погода сменила жаркие дни. На человеческий организм стали действовать недостаток в питании и изнурительные марши по плохим дорогам. В войсках развился кровавый понос, и полковые врачи оказались бессильны в борьбе с ним.

Уже через десять дней после перехода через Неман маршал Удино обратился к императору за разрешением оставить в тылу свой понтонный парк под прикрытием… португальской бригады. Такую просьбу он объяснил тем, что солдаты-португальцы предаются такому бродяжничеству, что в походе от них нет никакой пользы.

Общеевропейская Великая армия расстраивалась. Император Наполеон был вынужден отдать распоряжение об остановке на отдых 2‑го и 3‑го корпусов, части сил Мюрата. Сам он задержался в Вильно на 18 дней. Но за это время его главные силы, прежде всего 1‑й корпус маршала Даву, вошли клином в коммуникации армий Багратиона и Барклая де Толли и еще более разъединили их после занятия Минска.

Когда стало известно, что русская 2‑я армия отвернула в своем отступлении на Бобруйск, полководец Наполеон Бонапарт изменил свой план на войну, решив перенести основные усилия на армию Барклая де Толли. Но та 5 июля оставила Дрисский укрепленный лагерь и продолжила отступление в юго-восточном направлении. При этом со стороны французов не виделось никакой опасности, которая могла бы заставить ускорить походное движение.

К тому времени неприятель попытался выйти на дальние подступы к Дрисскому лагерю. Это было сделано маршалом Мюратом, на крайнем левом фланге фронта его кавалерии шла 2‑я легкая кавалерийская дивизия дивизионного генерала графа Себастиани из 2‑го резервного корпуса Монбрэна. Сильный бой конницы произошел у местечка Друя, на левом берегу Западной Двины, в месте, где в нее впадает речка Друйка.

Обстоятельства этого дела были таковы. Здесь стоял авангард 1‑го пехотного корпуса генерал-лейтенанта П.Х. Витгенштейна под командованием генерал-майора Я.П. Кульнева. Он имел приказ «не входить в серьезное дело на левом берегу» Западной Двины. Однако стало ясно, что неприятель ведет себя на войне беспечно, сторожа берег реки только конными разъездами и постами. Это привело Витгенштейна к мысли, что неожиданная атака французов может иметь успех.

Кульневу с его отрядом приказывается перейти на левобережье. В ночь на 3 июля русские навели мост через реку у местечка Придруйск и к пяти часам утра оказались на противоположном берегу. Кульнев, оставив пехоту для прикрытия моста, а сам двинулся с двумя полками – Донским казачьим подполковника Платова 4‑го и Гродненским гусарским, которому суждено будет впоследствии стать в ряды российской лейб-гвардии.

Дело под Друей началось с того, что донцы сбили посты 11‑го польского гусарского полка и пошли в преследование. У местечка Оникшты казаки совместно с гродненскими гусарами подполковника Ф.В. Ридигера атаковали бригаду дивизии Себастиани, состоявшую из полка польских гусар и полка конных егерей.

Преследование разбитой неприятельской кавалерийской бригады велось на протяжении 10 верст. Всего в том бою поляки и конные егеря потеряли до 200 человек, в том числе в плен попало три офицера и 139 нижних чинов (больше половины из них были ранены). Среди них оказался и бригадный командир генерал Сен-Женьес, который был пленен корнетом Глебовым. Потери победителей составили 12 человек убитыми и 63 – ранеными.

После боя Кульнев отвел свой отряд на противоположный берег Западной Двины, оставив на левобережье «для наблюдения» за французами казачий полк. Бой при Друе получил широкую известность: это была первая удача российских войск в войне, в плен попал первый наполеоновский генерал. Имя георгиевского кавалера генерал-майора Я.П. Кульнева стало популярным в русской армии…

События Отечественной войны 1812 года продолжали развиваться своим ходом. От 1‑й Западной армии отделяется сильный по составу 1‑й пехотный корпус генерал-лейтенанта П.Х. Витгенштейна, которому ставится задача прикрытия санкт-петербургского направления.

6 июля император Александр I обратился к народу с воззванием о сборе внутри государства. На следующий день он под уговорами своего окружения (представление сделали три государственных сановника – генерал от артиллерии граф А.А. Аракчеев, министр полиции А.Д. Балашов и государственный секретарь адмирал А.С. Шишков) оставил действующую армию и отправился в Москву, а оттуда отбыл в северную столицу на берегах Невы.

Интересны доводы трех этих государственных мужей, которые желали удалить своего самодержавного монарха с театра войны. Здесь он подвергался и личной опасности, и опасности оказаться в неприглядной роли проигравшего. Составляя верноподданнейшее письмо, Аракчеев, Балашов и Шишков приводили и такой довод тому, чтобы император оставил действующую армию:

«Примеры государей, предводительствовавших войсками своими, не могут служить образцами для царствующего ныне государя императора, ибо на то будут побудительные причины.

Петр Великий, Фридрих Второй и нынешний наш неприятель Наполеон должны были делать то: первый – потому, что заводил регулярные войска; второй – потому, что все его королевство было, так сказать, обращено в воинские силы; третий – потому, что не рождением, но случаем и счастием взошел на престол.

Все сии причины не существуют для Александра Первого».

На отъезде императора из действующей армии настаивала и его любимая сестра Екатерина Павловна, немало влиявшая в ряде случаев на государственные дела. Она писала ему впоследствии о той ситуации с «великой долей правды»:

«Если я хотела выгнать вас из армии, как вы говорите, то вот почему: конечно, я считаю вас таким же способным, как ваши генералы, но вам нужно играть роль не только полководца, но и правителя.

Если кто-нибудь из них дурно будет делать свое дело, его ждут наказание и порицание, а если вы сделаете ошибку, все обрушится на вас, будет уничтожена вера в того, кто, являясь единственным распорядителем судеб империи, должен быть опорой…»

Александр I из действующей армии уехал не в северную столицу, а в Первопрестольную Москву. Там он встретился с губернским дворянством и городским купечеством; речь шла о сборе добровольного ополчения и денежных пожертвованиях. Московский губернатор и главнокомандующий граф Ф.В. Ростопчин в своих мемуарах «Ох, французы!» так описывал эти события;

«Государь, по прибытии в Слободской дворец, оставался несколько минут в своих апартаментах, куда и я пришел, чтобы доложить ему обо всем, что происходило. Мы говорили об ополчении; но между тем, как он рассчитывал только на 10 000 чел., я был вполне уверен, что наберется больше.

После этого государь вошел в дворцовую церковь, где служили молебствие, а по выходе оттуда отправился в залу дворянства. При входе туда он имел вид озабоченный, так как шаг, который ему приходилось делать, должен быть тяжел для всякого властителя. Он милостиво поклонился присутствующим; а затем, собравшись с духом, с лицом воодушевленным, произнес прекрасную речь, полную благородства, величия и откровенности.

Действие, ею произведенное, было подобно действию электричества и расположило всех к пожертвованию части своего имущества, чтобы спасти все.

Фельдмаршал Гудович, как старейший по своему званию, заговорил первый и тоном старого, верного слуги отвечал, что государь отнюдь не должен отчаиваться в успехе своего дела, священного для всей России; что все они, дворяне, готовы пожертвовать всем имуществом, пролить последнюю каплю крови. И в конце предложил государю одного человека с 25‑ти, снабженного одеждой и месячным продовольствием.

Только что успел фельдмаршал окончить свою речь, как несколько голосов закричало:

«Нет, не с 25‑ти, а с 10‑ти по одному человеку, одетому и снабженному провиантом на три месяца».

Крик этот был подхвачен большей частью собрания, которое государь благодарил в весьма лестных выражениях, восхваляя щедрость дворянства, а затем, обратясь ко мне, приказал прочесть положение об организации ополчения…

Государь… раскланялся с собравшимися дворянами и, пройдя в залу, где находились купцы, сказал им несколько слов, сообщив им о предложении дворянства и, приказав мне прочесть им правила… сел в карету, и уехал в Кремль.

Я не дал времени купечеству остыть. Бумага, чернила, перья были на столе, подписка началась и, менее чем в полчаса времени, дала 2 400 000 руб. Городской голова, имевший всего 100 000 капитала, первый подписался на 50 000 руб., причем перекрестился и сказал:

«Получил я их от Бога, а отдаю родине».

Я возвратился в Кремль с известием о сборе 2 400 000 р(ублей) …»

Единый главнокомандующий русскими армиями в войне продолжал отсутствовать. Барклай де Толли, Багратион и Тормасов «обратились» после отъезда государя с театра военных действий в совершенно самостоятельных главнокомандующих отдельными армиями. Единство действий их в войне теперь основывалось на их доброй воле, взаимном уважении друг к другу и общих указаниях монарха, приходивших, порой с опозданием, с далеких берегов Невы.

Думается, что полководец Наполеон «прочувствовал» такую ситуацию в стане противника, что и придавало ему определенную уверенность в продолжении Русского похода. Особенно тогда, когда решался вопрос: идти или не идти на Москву?

6 июля войска генерала от инфантерии князь П.И. Багратиона собрались в Бобруйской крепости, которую оставили через два дня отдыха. Из Бобруйска главнокомандующий 2‑й Западной армии отправил императору Александру I рапорт о порядке своего дальнейшего следования. В рапорте сквозило желание драться, а не отступать:

«Всемилостивейший государь!

Долговременное бездействие первой армии дало повод неприятелю совокупить несколько свои силы противу оной и усугубило его дерзость…

Не имея счастия получить высочайшего вашего императорского величества повеления, какое направление принять я должен от Бобруйска, но при взгляде на здешние местоположения, неудобные к действиям, при внимании к изъявленному вашим императорским величеством опасению, чтобы неприятель не сделал вторжения к Смоленску, чтобы не подпасть и паки окружению со всех сторон несравненных превосходством неприятельских сил, и чтобы наконец не отступить от единственной моей цели соединиться с первою армиею или открыть действия на неприятеля, противу оной состоящего по соображению с ее движениями, я решился следовать к Могилеву. И оттоль далее по обстоятельствам, о коих в свое время буду доносить вашему императорскому величеству…

Прибытие к Могилеву покажет мне новый путь, на который равно иметь буду в виду поражение неприятеля, впадающего во внутрь России, и соединение с первою армиею…

Марши мои были бы гораздо быстрее, и я бы ускорил соединение и в предстоящем пространстве, но лошади кавалерийские изнуряются, а под артиллериею и обозами того более, что, останавливая меня, не делает удовлетворения тому желанию, с которым желал бы повергнуть себя к стопам вашего императорского величества.

Генерал от инфантерии князь Багратион».

Покидая Бобруйск, имевший статус крепости 1‑го класса, главнокомандующий 2‑й Западной армии присоединил к себе из состава гарнизона, которым командовал генерал-майор Г.А. Игнатьев, 6 пехотных батальонов. В крепости, имевшей на вооружении 344 различных орудий, оставались 13 батальонов пехоты, казачья сотня и 600 оставленных на излечение раненых.

Наполеон так и не сделал попытки овладеть Бобруйской крепостью. Сперва за ней «присматривал» 4‑й резервный кавалерийский корпус Латур-Мобура, а затем его сменила польская пехотная дивизия дивизионного генерала Я.Х. Домбровского, усиленная 12 кавалерийскими эскадронами. Крепость на белорусской земле просуществовала до 1897 года, когда была упразднена.

…8‑го июля продолжавший действовать активно маршал Даву занял город Могилев. В тот же день 1‑я Западная армия выступила из города Полоцка к Витебску.

О том, что дивизии корпуса маршала Даву заняли Могилев, Багратион узнал на марше. Силы его войск, как казалось, были на исходе. Главнокомандующий 2‑й Западной армии писал в донесении императору Александру I:

«…Всемилостивейший государь! Удостойте принять справедливое мое удостоверение, что быстроте маршей 2‑й армии, во все время делаемых по самым песчаным дорогам и болотистым местам, с теми тягостями, которые на себе ныне люди имеют, и великий Суворов удивился бы.

Шестьсот верст самого невыгоднейшего местоположения перейдены в 18 дней. Имея чрез все почти время сильного на плечах неприятеля, всех больных, пленных и обозы, почти на 50 верст делавшие протяжение армии, могу сказать, что одно непомерное желание в людях драться поддерживает доколе их силы. Но лошади не только под артиллериею, обозами, даже и под кавалериею, сколь ни хороши были при начавшихся движениях и сколь не выгодное имели продовольствие, но уже приходят в изнурение.

И я начинаю бояться за людей, чтобы не потеряли доброй готовности, и того более, чтобы при подобных теперешним маршам не начали изнемогать в своих силах.

Князь Багратион».

…Продолжая действовать энергично, император Наполеон подчиняет одному из своих лучших маршалов – Даву новые войска, в том числе и силы своего венценосного брата Жерома. Король Вестфальский, оскорбленный таким решением, покидает ряды Великой армии и уезжает в свои германские владения, в город Кассель.

Император французов решает обойти 1‑ю Западную армию с ее левого (северного) фланга. С этой целью он переправляется через Западную Двину недалеко от Полоцка, ведя за собой гвардию, 4‑й и 6‑й армейские корпуса. Мюрату предписывается стать заслоном на пути движения войск Барклая де Толли. Наполеон надеялся навязать противнику генеральное сражение. В ином случае он ожидал, что главные силы русских станут отходить для прикрытия направления на Санкт-Петербург, и тогда их можно будет атаковать на марше. Московское направление в войне тогда еще не просматривалось.

Исследователи приходят к выводу, что, составляя такой план, Наполеон еще не предвидел затяжной войны в России. Его Великая армия при всех невзгодах Русского похода продолжала иметь ощутимый перевес над разобщенным на четыре отдельные армии противником. Он не знал, что, покидая театр войны, император Александр I предписал генералу от инфантерии М.Б. Барклаю де Толли следующие действия:

«Вся цель наша должна к тому клониться, чтобы выиграть время и вести войну, сколько можно продолжительную…»

Барклай де Толли имел намерение на какое-то время остановиться со своей армии в древнем Полоцке. Город прикрывал путь на Витебск, к которому должна была подойти на соединение багратионовская армия. К тому же от Полоцка вели дороги на Санкт-Петербург через Себеж и Невель.

Но уже на второй день пребывания в Полоцке стало известно, что Наполеон с «превосходными» силами форсированными маршами движется к городу. Тогда 1‑я Западная армия выступила к Витебску двумя походными колоннами. Обозы были отправлены по третьей дороге, более удаленной от Западной Двины. 11 июля все корпуса Барклая де Толли соединились в Витебске. Туда же в преследование двинулся и Наполеон.

В ходе перехода главной русской армии от Полоцка к Витебску начались ожесточенные столкновения с французами. Те спешили и делали все, чтобы не допустить соединения 1‑й и 2‑й Западных армий. 9 июля отряд донского казачьего полковника Сысоева 3‑го разбил у города Могилева полк конных егерей, взяв в плен 9 офицеров и 206 рядовых, в том числе и полкового командира.

Большое столкновение произошло у Салтановки и Дашковки, в 12 километрах к югу от Могилева. Здесь произошел бой между 7‑м пехотным корпусом 2‑й Западной армии генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского и частью сил 1‑го корпуса Великой армии маршала Даву, который продолжал в движении вклиниваться в сходящиеся направления походных движений войск Барклая де Толли и Багратиона. События у Салтановки начались 10 июля.

Под вечер того дня русский корпус (26‑я и 12‑я пехотные дивизии, Ахтырский гусарский полк) сосредоточились у Салтановки. Раевский имел около 17 тысяч человек при 84 орудиях. В ночь на 11‑е число Багратион приказал корпусному командиру провести «усиленную рекогносцировку». От ее результата зависели дальнейшие действия 2‑й Западной армии: или идти к Могилеву, или переправляться через Днепр южнее города. В то время армия Барклая де Толли была уже у Витебска.