Текст книги "Недоступно пониманию"

Доктор Проциус рассказывает о денежке

разговор между докладами на XXXVII конгрессе футурологов

Как—то, отдыхая от пристального изучения вероятного будущего, я отправился в далекое—предалекое прошлое на своей ВМВ (Виртуальная Машина Времени). И попал в странное время, когда более всего ценились маленькие тонкие прямоугольные предметы из обработанной древесной муки. Эти предметы назывались деньги, или любовно – денежки, деньжата, бабки и так далее. Были и металлические кружки, которые тоже являлись деньгами. Мне они даже понравились. И чем больше было у человека таких прямоугольников и кружков, тем больше он мог обменять на них еды, тем быстрее мог перемещаться в пространстве, тем больше у него было жилище. Абсолютно все можно было обменять на деньги. Даже целые государства того дремучего времени считали свое богатство в таком вот, условно—прямоугольном виде. Простой человек получал их за выполнение какой—либо операции, к примеру, за копку земли или рубку деревьев, которые потом перерабатывались в денежки. Другие получали деньги за руководство этими простыми людьми, а совсем уж элитные человеки – за руководство руководителями. Истинные творцы и созидатели не ценились, их труд стоял на самой нижней ступеньки оплаты. Почему так происходило? Да потому, что оценивали руководители, а они, естественно, себя никогда не забывали. Прошли тысячи лет перед тем, как богатство стран стало подсчитываться в количестве ресурсов и людских, и природных. Вот тогда все и выявилось… Кто богат, а кто беден. Но и это не принесло полной справедливости. Все богатство стран пересчитали на жителей и распределили в условных кредитах, которые человек своим трудом обязывался отработать в течение жизни. Но не все были честны, не все трудились с достаточной отдачей. Кому—то приходилось выполнять работу и за себя, и за пару—тройку бездельников. Только введение повсеместной Системы Контроля Труда, помогло избавиться от облагороженных денежек, и от несправедливости в оценке вклада в общий достаток. СКТ следила за деятельностью каждого индивида, будь то физический или духовный труд и определяла меру поощрения. Именно тогда появилось выражение: «Под лежачий хомоид нанобот не идет». Сейчас трудно даже представить в чем же смысл этой, с вашего позволения, поговорки! Но я попробую объяснить. Хомоид – это человек модифицированный различными механическими приспособлениями. Нанобот – это робот из нескольких псевдобиотических клеток. Так если хомоид ничего не делает, даже не производит никаких мыслительных операций, то к нему наноботы не спешат, так как они контролируются, в том числе, и СКТ. А посредством наноботов осуществлялось питание, перемещение в пространстве, возведение строений, общее оздоровление организма… С другой стороны, если хомоид полезен, то наноботы всем обеспечат, более того – они станут выполнять его команды, чтобы он смог быть еще полезнее. Степень полезности определяет число приданных хомоиду наноботов. И постепенно все ненужное системе вымерло, остались весьма полезные шестеренки, и даже поощрять их уже не было нужно – все занимались любимым делом. Тогда—то и стали забывать, что такое денежка и что значит – оплата труда.

Исступление

Ворона со всего излета приложилась к окну моего стекла. Я бы смирился с вороньим шмяком, тем более стекло тройное и в новой пластиковой раме, но ворона продолжала отважное нападение на мою замороженную стеклянность, – с этим уже трудно жить на должном уровне. Что подумают соседи с соседних этажей и домов? Обычной тучностью, пристрастием к латуку и равнодушием не объяснишь, почему ворона бьет мое окно. Новое и свежепоставленное, в ожидании белого холода и от частых рассматриваний соседских глаз на этажах, разноудаленных домов. Тем более разноэтажных. Возможно, сумасшествием будет открыть сейчас окно, но так не хочется опуститься в то, где уже и так, с таким трудом, находишься. Пернатый мячик продолжает отскакивать с четким ритмом и без всякого такта. Я нашел в забытых навсегда вещах резиновый мяч, еще сохранивший налет чьего—то яркого детства. Заботы – хлопоты с одной стороны и наивная жестокость с другой. Кинул в стекло с моего края реальности, метя в место, облюбованное вороной для очередного столкновения. Отпугнет? Забавно. Двойной шмяк. Ворона хитрит – финт крылом и обманутый мяч не встречает своего противника. Мой ход. Отбегаю для разгона, толкаю спиной дверь в спальню и где—то в области правой лопатки, скорее даже чуть левее, чувствую пренеприятнейший взгляд. Она?! Так скоро? Ведь крепко спала… О, ворона! Забыть такое… Фата и белое платье с бесконечным вырезом на спине. Чем не похоронная процессия? Возвратиться назад очень трудно. Не может обычное живое существо выдержать такие удары. Смотрю вниз. Под моим окном куча потрепанных черных тушек, некоторые еще трепыхаются. Поделом, усердные! Меняются паразитки… Э—э—э… Смена ворон, а я без замены остаюсь. Вот оно – несправедливое устройство вселенной! Моя участь в едва красном пеньюаре, настигает меня на половине пути к вороньим останкам. Под равномерные удары и щелканье тысяч клювов приходит совсем забытое воспоминание о радости пребывать в телесной близости. Вместо удовольствия быстро проявляется ожидание. Ждешь последнего толчка, когда, словно очередная мертвая мысль, вылетит послание о твоей обреченности. Кем ты не должен быть?

Ёлки-палки

Виталик страдал. До Нового Года осталось три часа, а Машка так и не пришла. Целый месяц вместе готовились, выбрали на стихийном рынке рядом с остановкой здоровенную елку, метра три, даже чуть верхушкой не прорвали натяжной потолок в зале, пришлось пилить. Машка сразу получила занозу в свой миленький пальчик. Долго шипела, пока Виталик мужественно зубами вытаскивал ее, и отсасывал зараженную кровь… Срочно пришлось предпринять реанимационные действия в виде искусственного дыхания и массажа грудной клетки.

Когда он запустил руку под блузку и расстегнул лифчик, Маша уже стягивала с него штаны. Символ Нового Года послужил им зеленой, местами колючей, периной. Аромат ели возбудил в обоих что-то звериное. Одежда с презрением была сброшена, и тела слились в бешеном ритме, где каждый хотел сделать подарок для своего любимого человека.

Отдышались. Виталик хихикнул. Машка спросила: «Ты чего?» И Виталя уже не смог сдержаться и загоготал: «У тебя вся попа в хвое!» Машка ощупала бедра. Посмотрела на Виталю и сама засмеялась: «У тебя тоже!» Попробовали соскрести хвою с друг друга. Бесполезно! Смола намертво приклеила предательские иголки в самых неожиданных местах. И как она туда могла прилепиться? Как они должны были извиваться в объятиях, чтобы так обваляться в хвое?

«Ты ёлка моей мечты!» – сказал Виталя Машке. «А ты – мой любимый дуб!» – ответила Машка. «Чего?..» – решил обидеться Виталя, но Маша прижалась к нему и горячо, влажно поцеловала в губы.

Решили в ванной попробовать отмыться. Под струей горячей воды смола размягчилась, и иголки легко смылись мочалкой. Пока Виталя тер спинку Маше, ему в голову пришла неожиданная мысль. И она все больше поднимала его возможности, когда они обрели достаточный размер, он реализовал давнюю мечту человечества – сочетать приятное с полезным. Почти уже на излете, Маша повернулась к нему, обхватила руками голову и впилась ему в губы таким мощным поцелуем, словно пылесосом засосав его язык, что потом у него еще долго болело основание языка. Скажем прямо, это была приятная боль. Виталя сжал в объятиях тело своей мечты – намыленное, гладенькое, приятно-упругое в нужных местах. Он руками, губами и языком изучал на нем каждую ложбинку, каждый холмик. Пока не смог вновь пустить часть себя в тайную комнатку Машки.

Кое-как оделись, допилили дерево и стало даже еще новогоднее – появилось две елки! Одну поставили в зале, у двери на балкон, а вторую, из верхушки – на табуретке в кухне.

Вместе выбирали по магазинам елочные игрушки, гирлянды, серебристый дождик. Слегка потрепанные елки под кучей шаров и гирлянд, стали, словно надевшие бальные платья золушки. И всеми оставшимися канделябрами украсили так квартиру Виталика, что невольно перехватывало дыхание, когда они входили вечерами. Запаслись продуктами. На ноуте составили красочное меню, с разноцветными буквами названий и рисунками блюд. Такое меню само уже хотелось съесть. У себя в универе Машка напечатала в цвете, заламинировала. И совсем этим Виталий с Марией должны были встретить Новый Год. Вдвоем!

От этого первого совместного праздника оба ждали многого. Виталик думал предложить Маше съехаться, а сама Машка планировала согласиться. Ведь все так у них хорошо получалось. Они подходили друг другу, как пара хомячков, оба – домовитые и пушистые. И как хотелось надеяться – плодовитые. А какие оргии они устраивали! После развода Виталик почти год ни с кем не встречался, так соскучился по женскому телу, что требовал и требовал продолжения. Машке все было интересно попробовать. Студентка третьего курса, у нее это были первые серьезные отношения. И сегодняшний вечер с шампанским, при свечах, должен вылиться в такой чих-пых, что ёлки-палки! Виталик приготовил подарок Марии – духи с весьма эротичным название «Ле’Экстаз» – это на затравку, и смартфон, весьма недешевый, между прочим. Последней модели, от известного корейского бренда. Он знал, что старый телефон Марии – та еще глючная дешевка, зависает в самый неподходящий момент, а бывало и выключается. Мария тоже приготовила подарок – объемная коробка вся в блестках и сердечках, обвязанная синей лентой и с пышным бантом, уже стояла под основной елкой.

И вот все планы порушены.

«Я на минутку, – сказала Машка. – Маму проверю, поздравлю с Новым Годом и сразу к тебе».

Это она сказала еще в час дня, а уже девять вечера. Он предложил проводить ее, но проклятая курица в духовке еще готовилась… «Ты посмотри за курицей, а я быстро…»

Ага, быстро. Теперь не отвечает на звонки, у своей мамы не была. В полицию Виталик позвонил, там предложили подождать, может после праздников объявится. А если не объявится? Он прошелся несколько раз по маршруту до Машкиной мамы – Татьяны Владимировны – и обратно. Никаких следов, Машку никто не видел. Или не хотели видеть – торопятся праздновать! Салаты ждут. Что значит человек, когда на столе «сельдь под шубой»? А если Машка решила праздновать не с ним? Рука Витали сама-собой потянулась к бутылке… Нет. Он не должен сдаться! Только не в эту ночь.

Виталя набросил на плечи куртку и выбежал в подъезд. Сосед Леха уже тащил вниз пакет с петардами и ракетами – каждый Новый Год он радует всех своими фейерверками. Так радует, что спать невозможно. А как должна была Машка спуститься вниз? Третий этаж – она бы пешком сбежала? Или на лифте? Виталя еще не проверял лифт, каждый раз спускался пешком… Она могла застрять в лифте.

Точно! Кнопка вызова не загорается, лифт не грохочет. Она в кабине лифта? Виталя забарабанил кулаками в створки лифта.

– Маша! Ты здесь? Машка, отзовись!

Слабый голосок прозвучал, как из самой преисподней:

– Виталька, я тут…

Виталя сбежал на первый этаж и чуть раздвинул створки лифта. Кабина была за ними.

– Как ты? – спросил Виталя у щели лифта. – Почему никого не позвала?

– Я кричала! Подходят, посочувствуют, пообещают позвонить ремонтникам и уходят. Я и тебя слышала, кричала…

– Ничего не слышал. А как ты застряла-то?

– Спустилась на лифте на первый этаж, там он просто вырубился. Свет потух, я уже замерзла… Хотела тебе позвонить, да телефон внезапно тоже отключился…

– Ах, бедная моя! Я сейчас тебя достану!

Виталя набрал номер ремонтников с таблички рядом с лифтом. Короткие гудки – занято. Еще раз набрал – опять занято…

– Я звоню, а там занято и занято! – негодовал Виталя.

– Туда уже звонили, когда хотели помочь, но всегда было занято.

– Праздник, блин! Ничего, посиди минуту, я за монтировкой схожу.

– Недолго только.

Виталя поднялся к себе в квартиру, пробежал на лоджию и из ящика с инструментами взял гвоздодер. Стремглав спустился на первый этаж.

– Я уже тут. Ты там живая еще?

– Ага! Давай уже быстрее…

Виталька просунул гвоздодер в щель и надавил, створки неохотно разошлись. Он даванул плечом створку до косяка. За ними были дверцы самой кабины. Придавливая створки, Виталик всунул гвоздодер уже в проем дверок кабины и с хрустом их развел.

– Выходи, – выдохнул Виталик.

Машка на четвереньках выползла из темной кабины. Виталя отступил и дверцы захлопнулись, но как-то не до конца.

Виталик схватил продрогшую Машку на руки и побежал с ценным грузом к себе.

– Сейчас мы тебя согреем, согреем быстро-быстро…

Машка начала всхлипывать. Дома он ее раздел и поставил под горячие струи душа.

– Грейся! Я пока на стол буду накрывать, а то мы так Новый Год пропустим!

Машка притянула его к себе и поцеловала. Губы были холодные, как у Снежной Королевы, и дрожали.

– Мой герой!

– Грейся-грейся…

Виталя хотел было сам залезть под душ, но тогда они точно не успеют до двенадцати. И Машке явно было не до того.

Оказалось, что на еще один салат нужно настрогать овощей. Виталя заметался по кухне: куда делась терка?

Он выдвинул стол на центр гостиной, застелил скатертью. В центре бутыль абрау взяли под караул хрустальные фужеры. Подсвечник с тремя новыми свечками должен осветить их с Машкой путь в счастливое завтра. Мисочки с салатами, кура и фрукты. Пока суетился, Маша незаметно подошла к нему и обняла сзади. Виталя сжал ее маленькие ладошки в своих клешнеобразных лапах. Теперь она была горячая и вся такая манящая.

– Еще десять минут… – проворковала она. – Переоденемся к столу, я должна носик припудрить.

Вмести они прошли в спальню.

– Не подсматривай! Хочу сделать тебе сюрприз, – Машка продолжала искушать.

У Виталика стало требовательно ломить в паху. «Сейчас взорвусь! Прям как в первый раз», – Виталик едва сдерживался. Он сбросил домашние шорты, надел джинсы и серую футболку. Вышел в гостиную, прикрыв за собой дверь в спальню. Пусть будет сюрприз.

Открыл шампанское, наполнил бокалы.

Мария выплыла из спальни. В темно-синем вечернем платье с глубоким декольте, открывающем прелестные возвышенности необозримого размера. А как она смотрела на Витальку! Что за взгляд! Он не мог отвести свои глаза от ее карих бездонных очей.

Телевизор боем курантов затребовал поднять бокалы. Они мелодично сблизили бокалы, и каждый загадал желание. Виталик – «Хочу быть с Машкой всю оставшуюся жизнь!» Машка – «Пусть он женится на мне!» Они пригубили шампанское. Поцеловались. Забухали Лехины фейерверки.

– А теперь подарки! – шутливо сказал Виталя.

Они словно дети бросились к елке. Машка раскрыла свою коробку – долго охала над духами, а смартфон добил ее окончательно. Виталя в коробке обнаружил зеленый свитер с оленями.

– Нравится? Сама вязала! – гордо сказала Машка. – Померяй.

Виталик натянул свитер, тот сидел как влитой и кололся как стадо ежей.

– Спасибо, классный свитер!

Виталя обнял Машку и бесконечно долго и сладко целовал.

– Выходи за меня! – торжественным голосом сказал Виталик.

– Я должна подумать, – ехидно сморщила носик Машка.

– Чего? – теперь петарды взорвались у Виталика в голове.

– Ты должен пройти проверку.

– Какую еще проверку? – сердце Виталика дало трещину.

– Три раза подряд сможешь, тогда я вся твоя. Мне слабаки не нужны! – строго сказала Машка и с вызовом посмотрела в глаза Витале.

– Да хоть десять! – словно гранитный валун скатился с плеч Витали.

Машка спустила бретельки платья с плеч, и оно плавной волной опало к ее ногам. Под платьем на Машке ничего не было.

Ловушка

Родился, не подозревая о плачевности положения, широко улыбался беззубым ртом, вволю писал и натужно какал. Знакомился с миром через мягкие бугорки мамкиной груди. Лезли зубы, грыз все рядом лежащее. Первый раз сел. Пополз. Встал на ножки. Попробовал то, что ела мамка. Закончил школу. Работал. Женился. Родился ребенок. Стал наблюдать за тем, как он широко улыбается беззубым ртом. А ему было не до улыбок… Он понял, что это ловушка и ему нужно выбраться из нее.

Бунт
рассказ… хотя это что-то иное

Он спускался с горы, когда его застала за этим делом ночь. В темноте он завершил спуск. У подножия стало еще труднее – появились во множестве густые кусты. Кое-как продравшись через их сомкнутые ряды он, наконец, почувствовал простор бескрайней степи и свободу. Ничто его не держало, и он ни к чему не был привязан. Шагай и шагай под звездным высоким небом при свете полной луны…

Полная луна? Ты в своем уме?.. Гора слишком крутая, чтобы я смог по ней спускаться в полной темноте, а ты дал мне луну после спуска, уже на ровном месте. И кто ты, вообще, такой? Говоришь обо мне, как будто я сам ничего не могу сказать… По-твоему я не умею говорить? Я настолько плох, что не смогу сам пройти по своей жизни без подсказок… Ты рассказываешь обо мне… я же заявляю, что не нуждаюсь более в твоих услугах. Ты существуешь за мой счет… Не было бы меня и от тебя бы ничего не осталось… Но я-то без тебя смогу обойтись! Ты же без меня не существуешь…

Он неторопливо шел, и трава шелестела под его ногами. Выпученный серый глаз луны усилил его первый порыв: теперь он уже не повернул бы обратно…

Эгей! Бесплотный дух, перестань следить за мной!

Хотя в его голове творилось что-то ужасное, но лицо его было спокойно и он временами даже улыбался…

Сгинь! Исчезни!

…вспоминая свое прежнее состояние. Он был многими лицами, прожил не одну жизнь и нашел то, что не каждый человек будет искать. Он искал себя и не раз думал, что находил, но выходило так, что он ошибался. В этот раз все как-то иначе: пока признаков неудачи не было.

Это не про меня!.. Это не я, это не мое!.. Заткнись! Я тебе говорю, чудо наблюдательности! Замолкни! Дай мне самому спокойно подумать. Без тебя тошно, а с тобой еще того хуже…

Ну, все… Надоел! Что тебя не устраивает? Забыл что ли?! Ты – это я, а я – это ты. Все иное – ложь или блажь!

Ага, проняло наконец-то! Все, ты попался! Этим своим взбрыкиванием ты выдал себя… Отныне тебя нет! Я зарыл тебя прямо тут, в степи, под полной луной… Это тебе примета – полная луна и степь, – по ней ты всегда сможешь, при желании, отыскать себя… А теперь довольно… Говорить с пустотой я не буду.

Я вышел на дорогу, шел около часа по ней, затем меня подбросили до города. В нем я и прожил свою… свою жизнь по-своему.

Доброе дело

В некотором царстве-государстве, в крохотном городе, в краю, где лето соревнуется с зимою и часто проигрывает, но все-таки не сдается, ходил во вторую добрую школу мальчик Федор. Уже во второй класс. Очень ему нравилось учиться в школе. Было иногда трудно, но он старался, а когда начинаешь старательно что-то делать, то рано или поздно все обязательно получается. Вот и сейчас ему было очень тяжело на уроке добрых дел. Он никак не мог придумать свое сегодняшнее доброе дело.

Федя посмотрел по сторонам. Он и еще одиннадцать ребят сидели вокруг учителя добрых дел Петра Макарыча. Сейчас учитель сидел в кресле и осматривал потолок, тем самым делая доброе дело им всем – учил самостоятельности.

А у Федора, ну, никак это доброе дело не придумывалось! Может дернуть за косичку Мусю? Тогда она, конечно, закричит и все засмеются, а может она и Феде даст затрещину… Будет ли это добрым делом? С одной стороны – развеселить класс – это хорошо, но сделать больно Мусе – совсем нехорошо. Что же советовал учитель? Доброе дело – помогает, спасает, сберегает. Оно всегда для кого-то, но никогда для себя. Когда ты сам себе делаешь добро, к примеру, чистишь зубы, то это – разумное поведение, здоровый образ жизни то есть. А вот если ты кому-то почистишь зубы, то это будет добрым делом? Федя посмотрел на своего друга Васю, который сидел слева от него. Может почистить зубы Васе? Нет. Пожалуй, Вася не будет считать это добрым дело, скорее даже наоборот – очень злым и издевательским. Даже может пинка даст. Неблагодарный какой-то Васька. Вот и попробуй таким добро делать!

Что же такое доброе можно сделать? Учитель еще советовал вспомнить весь сегодняшний день, чтобы определить, что из добрых дел не сделано. И Федя стал вспоминать.

Утром мама разбудила Федора, а он злобно что-то пробурчал, так как очень хотел еще поспать. Ой! И даже зубы не стал чистить. Запнулся о Шарика, свою собаку, и даже не извинился. Мама торопилась на работу, а Федор собирался в школу основательно, не спеша, да так, что и он, и мама опоздали – он в школу, а она на работу. И он забыл взять с собой Шарика. Не позвонил бабушке, а ведь ее очередь готовить в столовой. Ох! Совсем не правильный день получился! Не добрый совсем. Дальше и вспоминать не хотелось. А Федор еще и выдумывает чего-то, мучается!

Федор вскочил и подбежал к Петру Макарычу.

– Петр Макарыч, мне нужно столько переделать, я сегодня так много добрых дел не сделал!

И он все рассказал Петру Макарычу.

– Что ж, – говорит учитель добрых дел, – помогу я тебе, но больше уж ты добрые дела не пропускай.

Взмахнул Петр Макарыч волшебной палочкой и перенес Федю в сегодняшнее утро.

Федя вскочил с кровати, разбудил маму и пожелал ей доброго утра. Умылся, почистил зубы, покормил Шарика. Позвонил бабушке, предупредил ее о столовой. Быстро собрался в школу и даже подал пальто маме, когда она одевалась. Уф! Вовремя Федор пришел в школу. И про Шарика не забыл – отвел его в класс домашних питомцев. Там Шарику будет веселее, чем одному дома. А Шарик даже от удивления сказал:

– Гав! Спасибо, Федя! Не забудь забрать меня после уроков! Гав! Я тебе еще пригожусь!

Не зря же Шарик второй год ходит в школу, вот и разговаривать научился.

Вроде ни одного доброго дела не пропустил Федор и прожил уже до того самого урока добрых дел. Да только сидит он опять на этом уроке и не знает, а какое доброе дело ему сейчас-то сделать нужно. Сидел-сидел и вдруг – бац! Понял! Понял, что добрые дела не нужно придумывать, а нужно их не пропускать! Они всегда вокруг тебя стаями крутятся – успевай только делай!

Федор побежал вон из класса, а учитель почему-то даже останавливать его не стал.

Спустился Федор в столовую и до самого урока пения помогал бабушке готовить вкусный обед для своего класса. Разве может кто-то еще готовить вкуснее бабушки?